Эдди можно было принять за зрелого мужчину - исключение составляли те три
или четыре раза, когда Эдди прошел совсем рядом с Деттой (один раз он
подошел так близко, что она, проворно высунув руку, могла бы схватить его
за лодыжку). Стоило Эдди приблизиться, и вы видели: это по-прежнему
всего-навсего пацан, и притом уставший, как собака.
Одетта пожалела бы его. Детта чувствовала только спокойную, подобную
сжатой пружине, готовность настоящего хищника - хищника по природе.
Когда она только заползла сюда, то почувствовала: под руками что-то
тихонько потрескивает - так, как хрустят старые осенние листья в дупле
лесного дерева. Глаза привыкли к темноте, и Детта увидела, что это не
листья, а крошечные косточки мелких зверюшек. Когда-то здесь было логово
хищника, ласки или хорька, давно сгинувшего, если древние пожелтевшие
остовы не лгали. Быть может, по ночам он выходил и шел туда, куда вел его
нос - вверх по холмам, к Оврагам; туда, где деревья и подлесок были
гуще... шел, ведомый нюхом, к жертве. Он убивал свою добычу, насыщался,
остатки же приносил сюда, чтобы было чем перекусить на следующий день,
лежа в ожидании ночи, с которой придет время новой охоты.
Сейчас в расщелине находился более крупный хищник. Сначала Детта
думала поступить вполне в духе предыдущего обитателя берлоги: дождаться,
пока Эдди уснет (что он должен был сделать почти наверняка), убить его, а
труп затащить сюда. Затем, завладев обоими револьверами, снова дотащиться
до двери и подождать возвращения Настоящего Гада. Первой ее мыслью было,
разделавшись с Эдди, сразу же прикончить тело Настоящего Гада - но это
ничего не давало, не так ли? Если Настоящий Гад лишится тела, в которое он
мог бы вернуться, Детте ни за что не выбраться отсюда в свой мир.
Можно ли заставить Настоящего Гада забрать ее обратно?
Возможно, нельзя.
Но, быть может, все-таки можно.
Быть может, если Настоящий Гад поймет, что Эдди еще жив...
И это навело Детту на гораздо лучшую мысль.
Детта была очень и очень хитра, однако (пусть она жестоко посмеялась
бы над всяким, кто посмел бы высказать подобное предположение) не только
очень хитра - она была к тому же очень неуверенна в себе и по причине
последнего приписывала первое каждому встречному-поперечному, чей
интеллект, как ей казалось, по уровню приближался к ее собственному. В том
числе и стрелку. Услышав выстрел, она посмотрела и увидела дымок,
поднимавшийся от дула оставшегося у Роланда револьвера. Уже совсем
собравшись пройти в дверь, стрелок перезарядил его и перебросил Эдди.
Детта понимала, что этот выстрел должен означать для Эдди: отсырели
не все патроны, револьвер его защитит. Что выстрел должен означать для нее
(ведь Настоящий Гад, разумеется, знал, что она следит за ними - даже
проспи она начало ихнего с Эдди трепа, выстрел разбудил бы ее), она тоже
понимала: "Держись от парня подальше. При нем пушка".
Но бесы, бывает, способны действовать тонко.
Раз это маленькое представление устроили ради нее, не было ли у
Настоящего Гада на уме и другой цели - цели, понять которую ни она, ни
Эдди не должны были? Уж не думал ли он, что если она увидит, что этот
револьвер стреляет хорошими патронами, то решит, будто так же дело обстоит
и с другим, с тем, который ей отдал Эдди?
Но, предположим, он сообразил, что Эдди задремлет? Разве он не
догадается, что того-то она и ждет; ждет, чтобы стянуть револьвер и
медленно уползти вверх по склонам, в безопасность? Да, возможно, Настоящий
Гад все это предвидел. Для беложопого он был смекалистым. Достаточно
умным, чтобы понять: Детта намерена взять верх над белым мальчоночкой.
А значит, Настоящий Гад попросту мог нарочно зарядить револьвер
плохими патронами. Однажды он уже одурачил Детту; почему бы снова не
обвести ее вокруг пальца? На сей раз Детта не поленилась проверить, чем
заполнен барабан - пустыми стреляными гильзами или чем-нибудь посерьезнее
- и пули показались ей настоящими, да; однако это не означало, что так оно
и есть. Ведь Настоящий Гад не мог рискнуть даже тем, что хоть один патрон
окажется достаточно сухим, чтобы выстрелить. Быть может, он что-то с ними
сделал (в конце концов, револьверы - его бизнес). Зачем? Ну как же -
разумеется, чтобы обманом заставить ее обнаружить себя! Тогда Эдди возьмет
ее на мушку того револьвера, который действительно стреляет, и, усталый
или нет, не повторит свою прежнюю ошибку. Собственно, Эдди постарается
избежать этого главным образом именно потому, что устал.
"Хорошая попытка, беложопый, - думала Детта в своем тенистом логове,
в этом тесном, но по непонятной причине успокаивающем темном местечке, где
землю ковром устилали размягчившиеся, гниющие косточки мелких зверюшек. -
Классная попытка, но меня на такое дерьмо не купишь".
В конце концов, стрелять в Эдди не требовалось. Требовалось только
ждать.
Детта опасалась только одного: как бы стрелок не вернулся раньше, чем
Эдди уснет. Однако стрелка все не было. Безвольное тело у подножия двери
не шевелилось. Не исключено, что с добыванием нужного лекарства возникли
сложности... насколько понимала Детта, сложности какого-то иного рода.
Мужики вроде этого находят неприятности так же запросто, как сука в течку
- похотливого кобеля.
Прошло два часа. Эдди бродил вверх и вниз по невысоким холмам в
поисках женщины, которую называл "Одеттой" (о, как Детта ненавидела звук
этого имени), надсаживаясь так, что в конце концов потерял голос и кричать
стало нечем.
Наконец Эдди сделал то, чего она дожидалась: спустился на песчаный
клинышек и, безутешно оглядываясь по сторонам, сел рядом с инвалидным
креслом. Юноша тронул колесо - почти ласково, словно погладил. Потом рука
Эдди соскользнула, и он испустил глубокий вздох.
При виде этого в горле у Детты заныло, появился металлический
привкус; в голове полыхнула-метнулась летняя зарница острой боли;
почудился некий зовущий голос... зовущий, а может быть, настойчивый и
вопрошающий.
"А вот и нет, - подумала она, понятия не имея, кого имеет в виду или
к кому обращается. - Нет, ничего у тебя не выйдет, не в этот раз, не
сейчас. Не сейчас, а может быть, уже никогда". Голову опять вспорола
стрела боли, и Детта сжала кулаки. Ее лицо тоже сжалось в своего рода
кулак, его исказила глумливая гримаса сосредоточенности - выражение
удивительное и приковывающее к себе внимание смесью злобы и почти
блаженной решимости.
Пронизывающая боль не возвращалась. Как и голос - тот, что порой,
мнилось Детте, говорил с ней во время таких приступов.
Она ждала.
Эдди подпер подбородок кулаками, и все равно голова его вскоре начала
клониться на грудь, а кулаки поехали вверх по щекам. Детта ждала; черные
глаза мерцали.
Голова Эдди дернулась кверху. С трудом поднявшись на ноги, молодой
человек спустился к морю и плеснул себе в лицо водой.
"Правильно, молодой-холостой. До смерти досадно, что у них тут нету
таблеток от сна, а то ты бы и их нажрался, верно?"
Эдди, усевшийся теперь уже в инвалидное кресло, очевидно, обнаружил,
что устроился немного слишком удобно. Поэтому после долгого взгляда в
открытую дверь (что ж ты там видишь, сопляк белопузый? Расскажи - получишь
двадцатку, Детта хочет знать, что там) он опять плюхнулся задом на песок.
Снова подпер голову руками.
И вскоре опять начал клевать носом.
На сей раз беспрепятственно. Подбородок Эдди лег на грудь, а храп
молодого человека Детта услышала даже сквозь шум прибоя. Очень скоро Эдди
повалился на бок и свернулся калачиком.
Почувствовав внезапный укол жалости к лежащему внизу белому парню,
Детта была удивлена, раздражена и испугана. Эдди походил всего лишь на
маленького нахала, который в новогоднюю ночь силился не заснуть до
полуночи, но сошел с круга. Потом Детта вспомнила, как этот сопляк с
Настоящим Гадом пытались заставить ее проглотить отравленную еду и
дразнили своей, хорошей, всякий раз в последнюю секунду выхватывая кусок у
нее из-под носа... по крайней мере до тех пор, пока не перепугались, что
она может отдать концы.
Если они испугались, что ты можешь умереть, почему прежде всего они
попытались отравить тебя?
Вопрос напугал Детту не меньше, чем мимолетное чувство жалости. Она
не привыкла задавать себе вопросы, и более того, звучавший у нее в голове
вопрошающий голос, кажется, вовсе не походил на ее собственный.
"Стало быть, ухандокать меня этой отравленной жратвой они не хотели.
Хотели, чтоб мне поплохело, вот и все. Чтоб сидеть тут и ржать, покамест я
буду блевать да стонать, вот чего".
Выждав минут двадцать, она двинулась вниз, к песку, цепляясь пальцами
за землю, подтягиваясь на сильных руках, по-змеиному извиваясь и ни на
секунду не спуская глаз с Эдди. Она предпочла бы подождать еще часок, даже
полчаса: лучше бы сопливый гаденыш углубился в царство снов не на одну-две
мили, а на десяток. Но Детта просто не могла себе позволить такую роскошь,
как ожидание. Настоящий Гад мог вернуться в любой момент.
Приближаясь к тому месту, где лежал Эдди (он все храпел; звук
напоминал жужжание циркулярной пилы, которая вот-вот сдохнет), она
подобрала обломок камня, подходяще гладкий с одной стороны и подходяще
зазубренный - с другой.
Ее ладонь обхватила гладкий бок камня, и Детта, с тусклым блеском
убийства в глазах, ползком двинулась дальше, туда, где лежал Эдди.
План действий Детты был жесток и прост: изо всех сил бить Эдди
зазубренной стороной камня до тех пор, пока и он не станет таким же
мертвым, бесчувственным и недвижным, как камень. Тогда она заберет
револьвер и дождется возвращения Роланда.
Когда его тело примет сидячее положение, Детта предоставит Роланду
выбирать: вернуть ее в ее родной мир или отказаться и быть убитым. "Тебе
со мной все равно подыхать, заинька, - скажет она. - А хахаль твой
приказал долго жить, стало быть, из того, про что ты тут языком махал -
дескать, хочу то, хочу се - ничего боле не выйдет".
Если бы револьвер, который Настоящий Гад дал Эдди, не сработал (такая
возможность существовала - Детта никогда не встречала человека, которого
бы боялась и ненавидела так, как Роланда; она считала его способным на
любую низость, на любое коварство), она бы все равно разделалась со
стрелком, прикончив его камнем или же голыми руками. Стрелок был болен, у
него недоставало двух пальцев - Детта сумела бы справиться с ним.
Но когда она приблизилась к Эдди, ей в голову пришла тревожная мысль.
Это был еще один вопрос, и его опять задал голос, показавшийся чужим.
А что если он узнает? Если в ту же секунду, как ты убьешь Эдди, он
узнает, что ты сделала?
"Ни фига он не узнает. Больно уж занят тем, чтоб надыбать свое
лекарство. И перепихнуться, насколько мне известно".
Чужой голос не ответил, однако семя сомнения было заронено. Детта
слышала, как они толковали, думая, будто она спит. Настоящему Гаду
непременно нужно было что-то сделать. Что именно - Детта не знала. Ей было
известно одно: это имеет какое-то отношение к какой-то башне. Не
исключено, что Настоящий Гад считал эту башню полной золота, или
брильянтов, или чего-то в этом роде. Чтобы добраться до башни, сказал он,
ему необходимы Детта, Эдди и кто-то еще. Детта догадывалась, что,
наверное, так и есть. Иначе что здесь делать этим дверям?
Если это было колдовство, то, убей она Эдди, Настоящий Гад мог узнать
об этом. Детте казалось, что, похерив дорогу к башне, она, возможно,
