задумавшись, вышел вперед, повинуясь столь глубинным и непостижимым
рефлексам, что они превратились почти в инстинкты.
И в это мгновение в голове у него вдруг мелькнула жуткая и в то же
время ироническая мысль: что, если телесная оболочка, в которую он вошел,
по своей природе тело человека в черном? Что, если стремглав ринувшись
спасать мальчика, стрелок увидит, как его, Роланда, руки протягиваются
вперед и толкают? Если ощущение, что он владеет ситуацией, лишь иллюзия, и
последняя веселая шутка Уолтера в том, что Роланд сам убьет мальчика?
На один-единственный миг Джек Морт потерял тонкую крепкую стрелу
своей сосредоточенности. Он, уже готовый прянуть вперед и столкнуть
мальчишку в поток машин, испытал некое ощущение, которое его сознание
истолковало неверно - так порой тело относит острую боль, источником
которой служит одна его часть, на счет совсем другой.
Когда стрелок выступил на первый план, Морт подумал, что ему на шею
села какая-то букашка. Не пчела, не оса - ничего, способного по-настоящему
ужалить - просто какое-то насекомое, укус которого вызывает зуд. Возможно,
комар. В этом он и усмотрел причину того, что в решающий момент его
сосредоточенность ослабла. Пришлепнув букашку, Джек Морт вернулся к
мальчишке.
Все, как ему показалось, произошло в мгновение ока; в
действительности прошло семь секунд. Морт не почувствовал ни быстрого
продвижения стрелка вперед, ни его столь же быстрого отступления; никто из
прохожих (люди с еще припухшими от сна лицами и обращенными внутрь
полусонными глазами шли на работу; главным образом - с расположенной в
соседнем квартале станции метро) не заметил, как за очками в строгой
золотой оправе всегда темно-голубые глаза Джека посветлели. Никто не
заметил и того, как они вновь потемнели до своей обычной синевы. Однако
это произошло и, вновь сосредоточив свое внимание на мальчике, Морт с
острой, словно колючка терна, яростью разочарования понял, что случай
упущен. Свет сменился.
Проводив глазами мальчишку, переходившего улицу вместе с прочими
баранами, Джек и сам повернул назад той же дорогой, что пришел,
проталкиваясь против течения сквозь подобный океанскому приливу поток
пешеходов.
- Эй, мистер! Смотреть надо, куда...
Девчонка-подросток с кислой физиономией - Джек ее и не заметил. Он
грубо, сильно отпихнул ее в сторону. Целая охапка книжек разлетелась,
обозленная девчонка принялась скликать на голову Джека все беды и
несчастья - но он не оглянулся. Он, не останавливаясь, шагал по Пятой
авеню, уходя от Сорок третьей улицы, где сегодня назначил мальчишке
умереть. Он шагал, нагнув голову и так крепко сжав губы, что казалось,
будто у него вовсе нет рта и только повыше подбородка - шрам от давно
зажившей раны. Пробравшись через затор на углу, Морт не пошел медленнее,
а, напротив, прибавил ходу, широким шагом пересекая Сорок вторую, Сорок
первую, Сороковую улицы. Где-то в середине следующего квартала он миновал
дом мальчишки и едва взглянул на него, хотя в течение последних трех
недель по учебным дням каждое утро шел отсюда следом за мальчишкой; от
дома на Пятой авеню Морт вел его три с половиной квартала до того угла,
который в мыслях называл просто "Местом События".
Девчонка, на которую он налетел, что-то визгливо кричала ему вслед,
но Джек Морт этого не замечал. Это занимало его не больше, чем
какая-нибудь заурядная бабочка занимает энтомолога-любителя.
В своем роде Джек очень напоминал энтомолога-любителя.
По профессии он был преуспевающим бухгалтером-ревизором.
Толкать было только его хобби.
Стрелок вновь отступил вглубь сознания этого человека и там лишился
чувств. Если он и испытал какое-то облегчение, то лишь потому, что этот
человек не был человеком в черном. Это не был Уолтер.
Все прочее являлось источником предельного, беспросветного ужаса... и
полного просветления.
Расставшийся со своей бренной оболочкой дух Роланда, его ка, остался
прежним - острым, проницательным и чуждым каким бы то ни было недугам,
однако внезапность, с какой развеялось неведение, подействовала на него,
точно предательский удар в висок.
Знание пришло к Роланду не тогда, когда он выступил вперед, а в тот
миг, когда, убедившись, что мальчик в безопасности, он прокрался обратно.
Роланд познал связь между человеком, в чьем сознании находился, и Одеттой
- слишком фантастичную и все же, к его ужасу, слишком подходящую, чтобы
быть совпадением. Он понял, чем в действительности может оказаться
извлечение троих и кем - сами трое.
Этот человек, Толкач, не был третьим; третьей Уолтер назвал Смерть.
Смерть... но не твоя. Вот что сказал Уолтер, который даже в последние
минуты был умен, как Сатана. Ответ законника... он был столь близок к
истине, что истина могла прятаться в его тени. Смерть поджидала его не для
того, чтобы унести в мир теней - для того, чтобы воплотиться в нем.
Невольник, Владычица.
Третьей была Смерть.
Роланд вдруг исполнился уверенности, что третий - он сам.
Роланд ринулся вперед - снаряд, безмозглая ракета,
запрограммированная лишь на одно: засечь человека в черном и в тот же миг
метнуть в него занятую ею телесную оболочку.
Мысли о том, что может случиться, если он воспрепятствует человеку в
черном убить Джейка - о возможном парадоксе, о свище во времени и
измерениях, который способен зачеркнуть, вымарать из жизни все происшедшее
после того, как он прибыл на постоялый двор - пришли только потом... Ведь,
несомненно, если бы Роланд спас Джейка в этом мире, никакого Джейка там он
бы не встретил, а весь последующий ход событий претерпел бы изменения.
Какие? Невозможно даже строить догадки. В частности, странствию
стрелка мог бы прийти конец, однако эта мысль никогда не приходила ему в
голову. И уж конечно такие запоздалые рассуждения были спорны; заметь
Роланд человека в черном - и никакие последствия, никакой парадокс,
никакой предначертанный судьбой ход событий не смогли бы помешать ему,
пригнув голову занятого им тела, попросту протаранить грудь Уолтера.
Роланд был бы так же бессилен поступить иначе, как револьвер не властен
отказать пальцу, который жмет на курок, отправляя пулю в полет.
Если при этом все шло к черту - черт с ним.
Роланд быстро прощупал взглядом скопление прохожих на углу, заглянув
в лицо каждому (женщин он рассматривал не менее подробно и внимательно,
чем мужчин, убеждаясь, что среди них нету той, которая лишь притворяется
женщиной).
Уолтера там не оказалось
Стрелок постепенно расслабился - так в последнюю секунду может
расслабиться палец, лежащий на спусковом крючке. Нет; Уолтера нигде
поблизости от мальчика не было, и стрелок ощутил неизвестно откуда
взявшуюся уверенность, что это - не то когда. Не совсем то. То когда было
близко (до него оставалось две недели, неделя, даже, может быть, всего
один-единственный день), но еще не наступило.
Поэтому Роланд повернул обратно.
По дороге он увидел...
...и от потрясения свалился без чувств: когда-то - давно - этот
человек, в чье сознание открывалась третья дверь, сидел у самого окна
убогой, покинутой жильцами комнатенки в здании, полном пустующих нежилых
комнат - то есть, если не считать частенько ночевавших там пьянчужек и
помешанных. Алкашню выдавал бьющий в нос отвратительный запах пота и
нездоровый - мочи. Сумасшедших - вонь безумных, спутанных, мутных мыслей.
Всю обстановку комнаты составляли два стула. Джек Морт использовал оба:
один, чтобы сидеть на нем, второй - в качестве подпорки, чтобы не
открывалась дверь, выходящая в коридор. Он не думал, что ему вдруг
помешают, но лучше было не рисковать. Морт сидел достаточно близко к окну,
чтобы выглядывать на улицу, но достаточно далеко от косой границы тени,
чтобы не опасаться случайных зрителей.
В руке у него был крошащийся красный кирпич.
Его Морт выковырял из наружной стены, из-под самого окна, где таких
неплотно сидящих кирпичей было предостаточно. Кирпич был старый,
выветрившийся по углам, но тяжелый. К нему, как ракушки к днищу корабля,
пристали куски допотопной штукатурки.
Джек собирался сбросить этот кирпич кому-нибудь на голову.
Кому - не имело значения. Когда речь шла об убийстве, Джек Морт
становился работодателем, предоставляющим равные шансы всем, независимо от
пола, цвета кожи или вероисповедания.
Чуть погодя внизу на тротуаре появилась семья из трех человек:
мужчина, женщина, маленькая девочка. Девочка шла с внутренней стороны,
вдоль домов, вероятно, чтобы держаться в безопасном отдалении от потока
машин - здесь, так близко от вокзала, движение было весьма оживленным.
Впрочем, автомобили не волновали Джека Морта. Его беспокоило другое: прямо
напротив, на другой стороне улицы, дома уже снесли, оставив пустырь,
усеянный мешаниной обломков досок, битого кирпича и сверкающего стекла.
Высунуться было делом всего нескольких секунд, к тому же глаза Джека
Морта прятались за солнечными очками, а рыжеватые волосы прикрывала не
соответствующая времени года вязаная шапочка. Это было то же самое, что
стул под ручкой двери. Даже когда учтенные опасности тебе не угрожают, не
вредно уменьшить число тех, что остались неучтенными.
Еще Джек надел футболку, которая была ему сильно велика и доходила
почти до середины бедер. Если бы его заметили, такое облачение-мешок
помогло бы скрыть истинные размеры и очертания тела (Джек был очень
худым). Оно служило и иной цели: всякий раз устраивая кому-нибудь "сброс
глубинной бомбы" (ведь Джек всегда думал об этом именно так: "сброс
глубинной бомбы"), он кончал в штаны. Мешковатая футболка заодно закрывала
и пятно, неизменно образовывавшееся на джинсах.
Семья приближалась.
"Не пори горячку, еще рано, погоди, вот и все, погоди..."
Трепеща, Джек подобрался к краю окна, выставил кирпич наружу, отвел
назад, к самому животу, опять выставил, опять убрал (на сей раз, однако,
лишь на половину расстояния), а затем (теперь уже, как всегда в
предпоследний момент, само спокойствие и хладнокровие) высунулся из окна.
Он сбросил кирпич и стал смотреть, как тот падает.
Кувыркаясь, кирпич полетел вниз. В солнечном свете Джеку отчетливо
были видны приставшие к нему ракушки известкового раствора. В такие минуты
все становилось четким и ясным, как никогда, обнаруживало свою точную,
строгую, геометрически правильную суть - вот что выталкивал в реальность
Джек Морт; так скульптор, взмахнув молотком, опускает его на стамеску,
меняя камень, творя из неодушевленной грубой кальдеры [кальдера -
котлообразная впадина с крутыми склонами, образовавшаяся вследствие
провала вершины вулкана] некую новую сущность; возникала самая
замечательная вещь на свете - логика, которая одновременно была и
экстазом, исступлением, безудержным восторгом.
Порой Джек промахивался или задевал жертву по касательной - ведь
скульптор, случается, ваяет скверно или впустую, - но сегодняшний бросок
был безупречным. Кирпич попал девчонке в ярком полосатом льняном платьишке
прямехонько в голову. Морт увидел брызнувшую кровь (она была ярче, чем
кирпич, но в конце концов должна была засохнуть до такого же темного
бордо). Услышал, как пронзительно закричала мать девочки. В следующий
момент он сорвался с места.
Он пересек комнату и отшвырнул в дальний угол стул, подпиравший дверь
