- Ни больше, ни меньше. И мы вернемся. - Он прямо, в упор, посмотрел на
Эдди. - Только на этот раз мне придется вернуться туда с тобой. В своем
теле.
- Елки-палки, - сказал Эдди. - А ты сумеешь? - И сразу же сам себе
ответил: - Да конечно, сумеешь. А зачем?
- Потому что одному тебе не справиться, - ответил Роланд. - Иди сюда.
Эдди оглянулся на шевелящуюся кучу клешнястых тварей на песке. Джек
Андолини ему никогда не нравился, но его все равно затошнило.
- Иди сюда, - нетерпеливо повторил Роланд. - Времени у нас мало, и
то, что я сейчас должен сделать, мне не по душе. Я еще ни разу не делал
такого. И никогда не думал, что буду. - Губы его горько искривились. - Я
уже начинаю привыкать к таким вещам.
Эдди медленно, все сильнее ощущая, что ноги у него ватные, двинулся к
этой тощей фигуре.
В чуждой тьме его кожа казалась очень белой и словно мерцала. "Кто же
ты такой, Роланд? - подумал он. - Что ты такое? И этот обжигающий жар,
которым от тебя пышет - только лихорадка? Или какое-то безумие? По-моему,
наверно, и то, и другое".
Господи, как же ему нужно вмазаться! Больше того; он заслужил дозняк.
- Чего ты ни разу не делал? - спросил он. - О чем ты?
- Вот, возьми, - сказал Роланд и жестом показал на старинный
револьвер, висевший у него низко на правом бедре. Показал, но не пальцем;
пальца не было, было только что-то большое, замотанное тряпкой. - Мне он
сейчас не годится. И, быть может, больше никогда не пригодится.
- Я... - Эдди судорожно глотнул. - Я не хочу до него дотрагиваться.
- Да я и не хочу, чтобы ты к нему прикасался, - странно мягким тоном
ответил стрелок, - но боюсь, что выбора ни у тебя, ни у меня нет. Будет
стрельба.
- Да?
- Да. - Стрелок безмятежно взглянул на Эдди. - И я думаю, что очень
изрядная.
Балазару становилось все сильнее и сильнее не по себе. Слишком долго.
Они слишком долго там возятся, и там слишком тихо. Он слышал, как где-то
далеко, может быть, в соседнем квартале, какие-то люди орут друг на друга,
а потом до него донеслось несколько громких хлопков, скорее всего -
фейерверк... только, когда занимаешься таким бизнесом, как Балазар, то в
первую очередь думаешь не о фейерверках.
Пронзительный вопль. Или нет?
"Неважно. Что бы ни происходило в соседнем квартале, тебя это не
касается. Совсем уж в старую бабу превращаешься".
И все же это были скверные признаки. Очень скверные.
- Джек? - громко крикнул он через закрытую дверь туалета.
Ответа не было.
Балазар открыл левый верхний ящик письменного стола и достал
пистолет. Это был не кольт-"Кобра", который удобно носить в двустворчатой
кобуре; это был "Магнум".
- Чими! - крикнул он. - Ты мне нужен!
Он захлопнул ящик. Карточная башня рухнула с тихим, как вздох,
звуком. Балазар даже не заметил этого.
Чими Дретто встал в дверях, заполнив весь проем - он весил двести
пятьдесят фунтов. Он увидел, что Иль Боссо достал из ящика пистолет, и
немедленно выхватил свой из-под пиджака в клетку - в такую яркую клетку,
что, если по неосторожности смотреть на этот пиджак слишком долго, можно
было получить световой ожог глаз.
- Мне нужны Клаудио и Трюкач, - сказал Балазар. - Давай их быстрее
сюда. Этот шкет что-то затеял.
- У нас проблема, - сказал Чими.
Балазар на мгновение перевел взгляд с двери туалета на Чими.
- О, у меня их и так выше головы, - сказал он. - Так что за новая
проблема, Чими?
Чими облизал губы. Он и при самых благоприятных обстоятельствах не
любил приносить Иль Боссо дурные вести, а уж когда у него такой вид, как
сейчас...
- Ну, - сказал он и опять облизал губы. - Понимаете...
- Да не тяни ты, еб твою мать! - заорал Балазар.
Сандаловая рукоятка револьвера была такой гладкой, что Эдди, взяв
его, первым делом уронил его себе на ногу и зашиб пальцы. Эта штука была
такой огромной, что казалась доисторической, и такой тяжелой, что он
понял: ему придется держать ее обеими руками. "Отдачей меня так швырнет о
ближайшую стену, что я ее насквозь проломлю, - подумал он. - То есть, если
он вообще выстрелит". - И все же что-то в Эдди хотело держать этот
револьвер, соответствовало назначению этого револьвера, выраженному с
таким совершенством, чуяло его туманную и кровавую историю и хотело быть
ее частью.
"Эту прелесть еще никогда не брал в руки никто, кроме лучших из
лучших, - подумал Эдди. - По крайней мере, до сих пор".
- Ты готов? - спросил Роланд.
- Нет, но все равно - поехали, - ответил Эдди.
Он крепко взялся левой рукой за левое запястье Роланда, а Роланд
обхватил голые плечи Эдди своей горячей правой рукой.
Вместе они шагнули через открытую дверь назад, из продутой ветром
тьмы морского берега в умирающем мире Роланда в холодное ослепительное
сияние люминесцентной лампы в личном туалете Балазара в "Падающей Башне".
Эдди заморгал, привыкая к свету, и услышал в соседней комнате голос
Чими Дретто: "У нас проблема", - говорил Чими. - "А у кого их нет", -
подумал Эдди, и тут его взгляд задержался на аптечке Балазара. Ее дверца
была открыта. Он отчетливо вспомнил, как Балазар велел Джеку обыскать
туалет, и Джек спросил, есть ли там какое-нибудь место, про которое он не
знает. Балазар тогда помедлил, а потом ответил: "На задней стенке аптечки
есть маленькая панель. Я там держу кое-какие личные вещи".
Андолини отодвинул металлическую панель, а задвинуть обратно забыл.
- Роланд! - прошипел Эдди.
Роланд поднял свой револьвер и прижал ствол к губам, жестом
показывая: "Тише!". Эдди молча подошел к аптечке.
"Кое-какие личные вещи"... в тайнике лежали: флакон суппозиториев,
экземпляр нечетко напечатанного журнала под названием "Детские Игры" (на
обложке взасос целовались две голенькие девочки лет по восемь) - и восемь
или десять пробных упаковок кефлекса. Эдди знал, что такое кефлекс.
Наркоманы, при своей подверженности инфекциям, как генерализованным, так и
местным, обычно знают такие вещи.
Кефлекс - это антибиотик.
- О, у меня их и так выше головы, - говорил Балазар. Голос у него был
затравленный. - Так что за новая проблема, Чими?
"Уж если эта штука не справится с его болезнью, то ему вообще ничего
не может помочь", - подумал Эдди. Он начал хватать упаковки и хотел было
рассовать их по карманам, но сообразил, что карманов-то у него нет, и
издал короткий лай, даже отдаленно не напоминавший смех. Он начал
выкладывать кефлекс в раковину. Придется забрать его потом... если будет
какое-то "потом".
- Ну, - говорил Чими, - понимаете...
- Да не тяни ты, еб твою мать! - заорал Балазар.
- Это насчет старшего брата того мальчишки, - сказал Чими, и Эдди
замер, сжимая в руке две последних упаковки кефлекса, наклонив голову
набок. Сейчас он еще больше был похож на собачку с этикетки старой
патефонной пластинки.
- Ну, что там с ним? - нетерпеливо спросил Балазар.
- Помер он, - ответил Чими.
Эдди уронил кефлекс в раковину и повернулся к Роланду.
- Они убили моего брата, - сказал он.
Балазар как раз открыл рот, чтобы велеть Чими не приставать к нему со
всякой хреновней, когда у него есть серьезные заботы - ну, вот хоть это
чувство, от которого невозможно избавиться, что мальчишка собирается его
объебать, и никакой Андолини ему в этом не помешает, - когда услышал
мальчишкин голос так же четко, как мальчишка, несомненно, слышал голоса
его и Чими. "Они убили моего брата", - сказал мальчишка.
Балазару вдруг стали безразличны и его товар, и вопросы, на которые
он не нашел ответа, и вообще все, кроме желания немедленно, сию же
секунду, тормознуть эту ситуацию, пока она не стала еще более странной и
жуткой.
- Джек, кончай его! - крикнул он.
Ответа не было. Потом он услышал, как мальчишка повторил: "Они убили
моего брата. Они убили Генри".
Балазар вдруг понял - понял - что мальчишка разговаривает не с
Джеком.
- Зови сюда джентльменов, - приказал он Чими. - Всех до одного. Мы
ему будем жопу палить, а когда он сдохнет, мы оттащим его в кухню, и я сам
лично отрублю ему голову.
"Они убили моего брата", - сказал невольник. Стрелок ничего не
ответил. Он только смотрел и думал: "Бутылочки. В раковине. Это то, что
мне нужно, или то, что по его мнению мне нужно. Пакетики. Не забудь. Не
забудь".
Из соседней комнаты: "Джек, кончай его!"
Ни Эдди, ни стрелок не обратили на это никакого внимания.
"Они убили моего брата. Они убили Генри".
Теперь Балазар в соседней комнате говорил, что голова Эдди будет его
трофеем. Это как-то странно утешило стрелка: видимо, не во всем этот мир
отличается от его мира.
Тот, которого звали Чими, стал громко, хрипло звать остальных.
Послышался отнюдь не джентльменский топот бегущих ног.
- Ты хочешь что-нибудь предпринять по этому случаю или так и
собираешься здесь стоять? - спросил Роланд.
- А как же, хочу предпринять, - сказал Эдди и поднял револьвер
стрелка. И, хотя всего несколько минут назад он считал, что не сумеет
сделать этого одной рукой, сейчас оказалось, что это очень легко.
- И что же ты хочешь предпринять? - спросил Роланд, и ему показалось,
что собственный голос доносится до него издалека. Он был болен, его
сжигала лихорадка, но то, что происходило с ним сейчас, было началом
совсем другой лихорадки, очень хорошо знакомой ему. Это была лихорадка,
охватившая его в Талле. Это был жар битвы, туманящий все мысли,
оставляющий лишь потребность перестать думать и начать стрелять.
- Я хочу воевать, - спокойно сказал Эдди.
- Ты не знаешь, о чем говоришь, - сказал Роланд, - но скоро узнаешь.
Когда будем проходить через дверь, ты иди справа. Я должен идти слева.
Из-за руки.
Эдди кивнул. И они отправились воевать.
Балазар ожидал, что увидит Эдди, или Андолини, или обоих вместе. Он
не ожидал, что увидит Эдди и совершенно незнакомого человека, высокого, с
посеревшими от грязи черными волосами и лицом, словно высеченным из
неподдающегося камня неким свирепым богом. Секунду он не мог решить, в
кого выстрелить.
А вот у Чими такой проблемы не было. Иль Боссо был зол на Эдди. Ну,
значит, он сперва шлепнет Эдди, а уж потом начнет беспокоиться о другом
каццарро. Чими грузно повернулся к Эдди и трижды нажал спуск своего
автоматического пистолета. В воздух, сверкнув, полетели осколки панелей.
Эдди увидел, как этот амбал поворачивается, и отчаянно заскользил по полу,
метнулся, словно какой-нибудь сопляк на дискотеке, сопляк, обкуренный до
того, что не соображает, что оставил где-то свой прикид под Джона
Травольту, включая нижнее белье; при этом все его мужские прелести
болтались, а коленки от трения сперва нагрелись, а потом их обожгло. Над
самой его головой в пластике, имитировавшем сучковатые сосновые доски,
появились дыры. Куски пластика посыпались ему на плечи и на волосы.
"Боже, не дай мне умереть голым и без дозняка, - молился он, понимая,
что такая молитва - более, чем богохульство, что она - абсурд. Но все
равно не мог перестать. - Я умру, но пожалуйста, позволь мне еще один
разочек..."
Прогремел револьвер в левой руке стрелка. На открытом месте, у моря,
его звук был просто громким; здесь он оглушал.
- Ой, мама! - сдавленно, с придыханием вскрикнул Чими Дретто.
Удивительно было, что ему удалось вскрикнуть. Его грудь внезапно
ввалилась, точно кто-то стукнул по бочке кувалдой. На его белой рубашке
