захотелось, чтобы шланг действительно зашевелился - по крайней мере,
Дэнни, наконец, получил бы уверенность, понял бы. Сделав еще один шаг, он
очутился в зоне досягаемости. "Не бросится же он на меня, - истерически
подумал Дэнни. - Как он может броситься... укусить, если это всего только
шланг?"
А может, в нем полно ос?
Ртуть внутреннего термометра Дэнни юркнула к десяти градусам ниже
нуля. Он, как зачарованный, не сводил глаз с черного отверстия в центре
наконечника. Может, там действительно полно ос... затаившихся ос, чьи
коричневые тельца напоены осенним ядом, так полны им, что с жал стекают
чистые капли.
Вдруг Дэнни понял, что прямо-таки оцепенел от ужаса; если сейчас он
не заставит себя пойти, ноги прирастут к ковру и он останется здесь
таращить глаза на дыру в центре латунного наконечника, как птица глядит на
змею; он останется здесь до тех пор, пока его не найдет папа, и что тогда?
Тоненько застонав, мальчик заставил себя побежать. Когда он
поравнялся со шлангом, свет упал так, что ему показалось, будто наконечник
шевелится, вращается, изготовившись ударить, и Дэнни, высоко подпрыгнув,
приземлился по другую сторону шланга. В панике ему показалось, что ноги
унесли его чуть не под потолок, а жесткие волосы чубчика ощутимо мазнули
штукатурку потолка коридора, хотя позже он понял, что такого быть не
могло.
Перепрыгнув через шланг, он побежал, и вдруг услышал - тот гнался за
ним, латунная змеиная голова быстро скользила по ковру с тихим, сухим
свистом, словно гремучая змея пробиралась по заросшему сухой травой полю.
Он гнался за Дэнни, и лестница вдруг показалась такой далекой, будто с
каждым скачком, который мальчик к ней делал, отодвигалась назад.
Он попытался крикнуть: "Папа!", но сжавшееся горло не пропустило ни
слова. Он был один. Звук за спиной делался громче - по сухому ворсу ковра
с шелестом, извиваясь, скользила змея. Она гналась за ним по пятам, а
может, стала на хвост и по латунному наконечнику стекал чистый яд.
Дэнни достиг лестницы и, чтоб сохранить равновесие, ему пришлось
бешено замахать руками. На миг он уверился, что опрокинется и кубарем
скатится вниз.
Он быстро оглянулся через плечо.
Шланг не шелохнулся. Он лежал, как лежал, один виток отмотался с
рамы, на полу коридора - латунный наконечник, наконечник, равнодушно
отвернутый от него. "Видишь, глупый? - укорил он себя. - Все это ты
выдумал, бяка. Это все твое воображение. Бяка, бяка".
Он прижимался к перилам - ноги от пережитого дрожали.
(Вовсе он за тобой не гнался)
подсказал рассудок, и, ухватившись за эту мысль, мальчик снова и
снова возвращался к ней.
(вовсе не гнался за тобой, вовсе не гнался за тобой, вовсе нет, вовсе
нет)
Бояться было нечего. Да что там, вздумай Дэнни, он мог вернуться и
повесить шланг на место. Мог - но не считал, что пойдет на такое. Ведь
что, если шланг гнался за ним, а на место вернулся, когда понял, что
действительно... не может... догнать его?
Шланг лежал на ковре и, казалось, спрашивал: может, вернешься,
попробуешь еще разок?
Дэнни с топотом побежал вниз.
20. БЕСЕДА С МИСТЕРОМ УЛЛМАНОМ
Сайдвиндерская публичная библиотека оказалась небольшим ветшающим
строением в одном квартале от деловых районов города. К дверям скромного,
увитого виноградом дома вела широкая бетонная дорожка, обсаженная цветами,
с лета превратившимися в сухие остовы. На газоне расположился большой
бронзовый памятник генералу Гражданской войны, про которого Джек никогда
не слышал, хотя подростком здорово увлекался Гражданской войной.
Подшивки газет хранились в подвале. Их составляли сайдвиндерская
"Газетт", обанкротившаяся в шестьдесят третьем году, "Эстес Парк Дэйли" и
боулдерская "Камера". Денверских газет не было вообще.
Вздохнув, Джек остановился на "Камере".
Когда подшивка дошла до 65 года, настоящие газеты сменились катушками
микрофильмов. ("Пожертвование федеральных властей, - радостно сообщил
библиотекарь. - Когда до нас дойдет следующий чек, мы надеемся переснять
материалы с 1958 по 64 годы, но это все делается так медленно, правда? Вы
ведь будете осторожны, да? Знаю, знаю. Будет нужно - позовите") У
единственного аппарата для чтения линзы почему-то оказались повреждены,
так что, когда Венди положила ему руку на плечо (минут через сорок пять
после того, как Джек закончил листать оригиналы газет), у него изрядно
болела голова.
- Дэнни в парке, - сказала она, - но не хочется, чтоб он слишком
долго болтался на улице. Как думаешь, сколько тебе еще?
- Десять минут, - сказал он. Честно говоря, он уже напал на след
последнего этапа захватывающей истории "Оверлука" - лет, прошедших между
бандитской перестрелкой и переворотом, учиненным Стюартом Уллманом с
компанией. Но ему по-прежнему хотелось скрыть это от Венди.
- Кстати, зачем тебе это? - спросила она. Выговорив это, она
взъерошила Джеку волосы, но тон поддразнивал только наполовину.
- Решил покопаться в истории старика "Оверлука", - ответил Джек.
- Есть особые причины?
- Нет,
(ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЧТО ЭТО ТЫ ТАК ЗАИНТЕРЕСОВАЛАСЬ?)
просто любопытно.
- Нашел что-нибудь интересное?
- Не слишком много, - сказал он, и на сей раз ему пришлось приложить
усилия, чтоб сохранить приятный тон. Она лезла не в свое дело - так же,
как вечно совала нос в его дела, еще когда они жили в Стовингтоне и Дэнни
был грудным. Куда ты собрался, Джек? Когда вернешься? Сколько берешь с
собой денег? Поедешь на машине? А Эл с тобой едет? Хоть один из вас не
напьется? И так далее, и так далее. Она, извините за выражение, и довела
его. Он стал пьяницей. Может статься, причина была не только в этом, но,
ради Бога, посмотрим правде в глаза и признаем: и в этом тоже. Она пилила,
пилила, пилила его, пока не возникало желание дать ей затрещину - просто,
чтоб она заткнулась и бесконечный поток вопросов
(Куда? Когда? Как? Будешь ты? Ты что?)
прекратился. Вот уж, действительно,
(Головная боль? Похмелье?)
головная боль. Аппарат для чтения. Проклятая машина искажает текст.
Оттого-то у него эта долбаная головная боль.
- Джек, ты в норме? Ты такой бледный...
Он резко отдернул голову от пальцев Венди.
- ВСЕ НОРМАЛЬНО!
Под его жгучим взглядом она отпрянула, примеряя улыбку, но та
оказалась на размер меньше.
- Ну... если ты... пойду, подожду в парке вместе с Дэнни.
Вот она пошла прочь, улыбка растаяла, уступив место недоуменному,
болезненному выражению. Он позвал:
- Венди?
Она оглянулась от подножия лестницы.
- Что, Джек?
Он поднялся и подошел к ней.
- Извини, детка. По-моему, со мной и правда что-то не так. Эта
машина... линзы искажают. Жутко болит голова. Аспирин есть?
- Конечно. - Венди запустила руку в сумочку и вытащила жестянку
анацина. - Пусть будет у тебя.
Джек взял жестянку.
- Экседрина нет? - Он заметил на лице жены слабое отвращение и понял.
Когда-то, пока он еще не запил так сильно, что стало не до шуток, они
поначалу горько подсмеивались на этот счет. Джек тогда объявил: из всех
лекарств, какие только изобрели для отпуска без рецепта, один лишь
экседрин способен намертво остановить похмелье еще на подступах.
Решительно, это средство - единственное. Он начал мысленно называть свои
утренние страдания Экседриновыми головными болями, партия N 69.
- Экседрина нет, - сказала она. - Извини.
- Да ладно, - отозвался Джек, - твои отлично подойдут.
Конечно, не подойдут, Венди тоже могла бы догадаться. Иногда она
способна быть тупейшей стервой...
- Водички дать? - бодро спросила она.
(Нет, я просто хочу что бы ты выкатилась отсюда к ЕДРЕНОЙ МАТЕРИ!)
- Попью из фонтанчика, когда буду подниматься. Спасибо.
- Ладно. - Она пошла вверх по лестнице; под короткой желто-коричневой
шерстяной юбкой грациозно двигались красивые ноги. - Мы будем в парке.
- Договорились.
Он рассеянно сунул жестянку анацина в карман, вернулся к машине для
чтения и включил ее. Уверившись, что жена ушла, Джек и сам отправился
наверх. Господи, какая мерзкая головная боль. Раз человеку пришлось иметь
дело с такой вот глазоломкой, так ему должны разрешить законное
удовольствие пропустить несколько стаканчиков - чтоб восстановить
равновесие.
В наисквернейшем расположении духа Джек попытался выбросить эту идею
из головы, которая в жизни еще так не болела. Вертя в пальцах спичечный
коробок, на котором был записан номер телефона, он подошел к столу
главного библиотекаря.
- Мэм, у вас есть таксофон?
- Нет, сэр, но вы можете воспользоваться моим, местным.
- Простите, но это междугородний звонок.
- Ну, тогда, наверное, лучше всего вам пойти в аптеку. У них есть
таксофон.
- Спасибо.
Он вышел наружу, прошел по дорожке мимо безымянного генерала
Гражданской войны и зашагал к деловому кварталу, сунув руки в карманы, с
гудящей как свинцовый колокол головой. Свинцово-серым было и небо,
наступило уже седьмое ноября и с началом нового месяца погода стала
угрожающей. Уже несколько раз шел снег. В октябре он тоже выпадал, но
таял. Новый снежок остался, все покрыла легкая изморозь, сверкавшая на
солнце, подобно прекрасному хрусталю. Но сегодня солнца не было, более
того, когда Джек подходил к аптеке, небо снова заплевалось снегом.
Телефонная кабина находилась в дальнем конце помещения, и Джек,
позвякивая в кармане мелочью, добрался было до середины прохода среди
патентованных средств, когда ему на глаза вдруг попались белые коробочки с
зелеными буквами. Он взял одну, отнес кассиру, заплатил и пошел обратно к
телефонной кабине. Плотно закрыв дверь, Джек положил на полочку мелочь и
спичечный коробок и набрал "О".
- Прошу номер абонента.
- Оператор, Форт Лодердейл, Флорида, - он назвал номер абонента и
номер таксофона в кабине. Когда оператор сообщила, что первые три минуты
обойдутся в доллар девяносто центов, он кинул в щель восемь четвертаков,
морщась каждый раз, как в ухе раздавался гудок.
Потом Джек, чье уединение нарушало лишь отдаленное пощелкивание и
лепет устанавливающейся связи, извлек из коробочки зеленый флакон с
"Экседрином", отвинтил белый колпачок и бросил на пол оказавшийся под
крышкой комочек ваты. Зажав трубку между ухом и плечом, он вытряс три
белых таблетки и разложил на полочке рядом с оставшейся мелочью. Снова
завинтив флакон, Джек сунул его в карман. Трубку на другом конце провода
сняли после первого же гудка.
- Курорт "Серф-Сэнд", чем можем помочь? - спросил веселый женский
голос.
- Я хотел бы поговорить с управляющим... пожалуйста.
- Вы имеете в виду мистера Трента или...
- Я говорю о мистере Уллмане.
- По-моему, мистер Уллман занят, но, если хотите, я посмотрю...
- Хочу. Скажите ему, что звонит Джек Торранс из Колорадо.
- Минутку, пожалуйста.
Она не повесила трубку.
На Джека вновь нахлынула волна отвращения к этому дешевому хрену,
задаваке Уллману. Взяв с полочки таблетку экседрина, он недолго
разглядывал ее, потом сунул в рот и медленно, с удовольствием, стал
жевать. Вкус вернул воспоминания, от удовольствия, мешающегося с горечью,
в рот брызнула слюна. Вкус горький, сушащий, но непреодолимо подчиняющий
себе. Скривившись, Джек глотнул. Привычка жевать аспирин появилась у него
в те дни, когда он пил; бросив пить, он начисто позабыл ее. Но когда
голова просто раскалывается - с похмелья или как у него сейчас, - кажется,
