приехал, чтобы увезти тебя домой. Во всяком случае, чтобы увезти
{куда-нибудь}".
Паутина неоновых вывесок и темнеющий бархат неба вызвали в нем
воспоминания о тех днях, когда жизнь Не представлялась такой странной
и не вызывала клаустрофобии, как стены комнаты, которые вдруг начали
сжиматься, грозя расплющить тебя. Когда загорался неон приходила пора
веселья - так было почти всегда на протяжении относительно простых лет
его молодости. Ты находишь место, где неон горит ярче всего, и
проскальзываешь внутрь. Те дни давно миновали, но большинство
полицейских - большинство {хороших} полицейских - знают, как нужно
двигаться после наступления темноты. Как проскользнуть за неоновую
вывеску, как застать врасплох уличную мразь. Коп, неспособный
незаметно двигаться в темноте, долго не живет.
Наблюдая за тем, как проскакивают в окне автобуса неоновые
рекламы, Норман решил, что Каролина-стрит должна уже находиться где-то
поблизости. Он встал с кресла, подошел к выходу и остановился, держась
за поручень. Когда автобус затормозил и двери с шипением раскрылись,
он, не говоря ни слова, спустился по ступенькам и растворился в
темноте.
В киоске при отеле он купил схему города, заплатив шесть долларов
пятьдесят центов, - мародерство, однако цена расспросов может
оказаться еще выше. Почему-то люди хорошо запоминают тех, кто
спрашивает у них, как пройти к тому или иному месту; удивительно, но
иногда лица сохраняются в памяти даже через пять и более лет. Так что
лучше за справками ни к кому не обращаться. На тот случай, если что-то
случится. Скорее всего, все пройдет без сучка и задоринки, но
осторожность никогда не бывает излишней.
В соответствии с картой, Каролина-стрит пересекалась с
Бьюдрай-плейс в четырех кварталах к западу от автобусной остановки.
Непродолжительная приятная прогулка теплым вечером. Бьюдрай-плейс -
это улица, на которой живет еврейчик из "Помощи путешественникам".
Сунув руки в карманы, Дэниелс медленно шагал по тротуару,
по-настоящему наслаждаясь прогулкой. На его лице застыло скучающее и
слегка глуповатое выражение, и никто из встречных прохожих не
заподозрил бы, что все его органы чувств напряжены, как мышцы
спортсмена перед стартом. Он изучал каждую проезжавшую мимо машину,
каждого пешехода, с особым вниманием выискивая взглядом тех, кто
смотрел бы в его сторону. Тех, кто {видел} бы его. Таковых не
оказалось, и это хорошо.
Добравшись до дома Тампера - еще одна улыбка фортуны, потому что
это действительно был отдельный дом, а не меблированная квартира в
пансионе, - он дважды прошел мимо, глядя на машину, стоящую на
подъездной дорожке, и на свет в окне первого этажа. Окно гостиной.
Жалюзи подняты, но шторы задернуты. Через них он видел неясное цветное
пятно работающего телевизора. Тампер не спит, Тампер дома, Тампер
смотрит телевизор и, наверное, хрумкает морковку, прежде чем
отправиться к автовокзалу, где он постарается помочь еще одной или
двум женщинам, слишком глупым для того, чтобы заслуживать помощи. Или
слишком плохим.
Кольца на руке Тампера он не заметил, и по виду тот вообще
напоминал голубого, но лучше перестраховаться, нежели потом сожалеть.
Норман уверенно поднялся по подъездной дорожке и заглянул в "форд"
четырех-или пятилетней давности, пытаясь увидеть в салоне автомобиля
признаки того, что его владелец живет не один. Он не обнаружил ничего,
что внушало бы подозрения.
Довольный, Норман поднял голову и оглядел тихую улицу. Никого.
"У тебя нет маски, - подумал он"- Норман, у тебя нет даже
нейлонового чулка, чтобы натянуть на лицо; ты не побеспокоился об
этом".
Да.
"Ты забыл об этом, верно?" Да нет,.. не забыл. Просто он подумал,
что завтра, когда взойдет солнце, в мире станет на одного еврейчика
меньше. Потому что иногда неприятности происходят даже в тихих жилых
кварталах вроде этого. Бывает, в дом вламываются грабители, наркоманы,
всякая дрянь, и покой обитателей нарушают события, более привычные для
других районов. "Дерьмо может упасть на любого", как утверждают
надписи на футболках и автомобильных наклейках. И время от времени,
как ни трудно в это поверить, дерьмо падает на головы хороших, а не
плохих людей. Например, на головы читающих "Правду" еврейчиков,
лезущих из кожи вон, чтобы помочь женам удрать от своих мужей. Разве
можно с этим мириться? Разве так следует управлять обществом?
Если каждый примется вести себя подобным образом, общество совсем
перестанет {существовать}.
Такое поведение действительно таит в себе угрозу обществу, ибо
большинство ведущих себя подобным образом добросердечных подонков не
получают заслуженного наказания. Однако большинство этих
добросердечных подонков не совершили фатальной ошибки: они не помогали
его жене... а еврейчик {помог}. Норман знал это так же хорошо, как
свое собственное имя. Еврейчик, мать его, {совершил} эту ошибку.
Он поднялся по ступенькам к двери, еще раз огляделся и нажал на
кнопку звонка. Подождал, потом нажал снова. Его слуха, настроенного на
то, чтобы улавливать даже малейший шорох, достиг звук приближающихся
шагов, не {туп-туп-туп}, а {шуф-шуф-шуф}. Тампер в чулочках, как мило.
- Иду, иду, - крикнул Тампер из-за двери. Дверь открылась. Тампер
посмотрел на него плавающими за линзами очков в роговой оправе
глазами.
- Чем могу вам помочь? - спросил он. Незастегнутая, не
заправленная в брюки рубашка была наброшена на плечи поверх майки -
точно такой же, какие носил Норман, и вдруг его охватила неудержимая
ярость, неожиданно это стало последней соломинкой, той, от которой
сломался спинной хребет старого дромадера, и Норман словно лишился
разума. Вшивый еврейчик не имеет никакого права надевать такую майку!
Майку {белого человека}.
- Сможешь, не переживай, - произнес Норман, и что-то в его
внешности или голосе, - а скорее всего, и в том, и в другом - должно
быть, встревожило Слоуика, потому что его карие глаза округлились, он
попятился от незнакомца, а его рука потянулась к двери, по-видимому
чтобы захлопнуть ее перед носом Нормана. Если так, то было поздно.
Норман оказался проворнее, он схватил Слоуика за ворот рубашки и
втолкнул в глубь дома. Поднял ногу и лягнул дверь, которая
захлопнулась с громким стуком.
- Поможешь, обязательно поможешь, - повторил он. - Думаю,
поможешь, иначе тебе же придется хуже. Я собираюсь задать несколько
вопросов, Тампер, {хороших} вопросов, и посоветовал бы тебе помолиться
своему носатому еврейскому богу, чтобы тот подсказал хорошие ответы.
- Убирайтесь из моего дома! - воскликнул Слоуик. - Иначе я вызову
полицию!
Норман Дэниелс невольно усмехнулся угрозе, затем развернул
Слоуика и заломил ему руку так, что сжатый кулачок еврейчика коснулся
лопатки. Слоуик закричал. Норман сунул руку ему между ног и зажал
яички.
- Затихни, приятель, - велел он. - Замолчи, иначе я раздавлю их,
как виноград. Ты услышишь, как они лопнут, обещаю.
Тампер умолк. Он хватал ртом воздух, временами из его горла
вырывался сдавленный писк, но с этим Норман мог мириться. Он втолкнул
Тампера в гостиную, свободной рукой поднял с кресла пульт
дистанционного управления и включил телевизор на полную громкость.
Не выпуская тонкой руки еврейчика, он увел его на кухню и там
толкнул к холодильнику.
- Прислонись к дверце, - приказал он. - Прижмись задницей к
холодильнику, и, если сдвинешься хоть на дюйм, я оторву тебе губы.
Понял?
- Д-д-д-да, - сказал Тампер. - Кто-кто-кто-кто вы? - Он все еще
походил на дружка Бэмби Тампера, но разговаривал теперь, как
припадочная сова Вудси.
- Ирвинг Левин из телекомпании Эн-Би-Си, - ответил Норман. - Так
я провожу свободное время.
Он принялся выдвигать все подряд ящики и раскрывать дверцы, не
сводя при этом глаз с Тампера. Он не думал, что старик Тампер
предпримет попытку к бегству, но как знать. После того, как страх
превышает некую отметку, от людей можно ждать чего угодно. Они
становятся непредсказуемыми, как торнадо.
- Что... я не знаю, что...
- А тебе и не {нужно} знать, - перебил его Норман. - В том-то вся
прелесть, Тамп. Тебе не нужно знать ничего, кроме ответов на несколько
крайне примитивных вопросов. Все остальное поручи мне. Я профессионал.
Можешь считать меня представителем организации "Хорошие руки".
Он обнаружил то, что искал, в пятом, последнем ящике: пару
рукавиц с вышитыми на них цветочками. Какая прелесть. То, что
маленький хорошо одетый кагтавый евгейчик надевает, когда снимает с
гогячей плиты гогячие кастгюльки. Норман натянул рукавицы, быстро
прошелся вдоль ящиков, стирая с ручек отпечатки пальцев, которые могли
там остаться. Затем увел Тампера назад в гостиную, где поднял с кресла
пульт дистанционного управления и вытер его о рубашку.
- Мы немножко побеседуем тет-а-тет, Тампер, - произнес он,
протирая пульт. Его горло вздулось; вырывавшийся из него голос казался
почти нечеловеческим даже его обладателю. Норман нисколько не
удивился, почувствовав, что у него возникает эрекция. Он швырнул пульт
дистанционного управления на кресло и повернулся к поникшему Слоуику,
из-под очков которого струились слезы. К Слоуику, одетому в майку
белого человека. - Я хочу поговорить с тобой начистоту. Ты мне веришь?
Мой тебе совет - будь со мной откровенен. Не вздумай юлить, мать твою.
- Пожалуйста, - простонал Слоуик, протягивая к Норману дрожащие
руки. - Пожалуйста, не трогайте меня. Вы ошиблись, я ничего не знаю -
то, что вам надо, вы от меня не узнаете. Я ничем вам не помогу.
Но в конечном итоге Слоуик помог, и очень здорово. К тому времени
они спустились в подвал, потому что Норман начал кусаться, и даже
телевизору, выставленному на полную мощь динамиков, не удавалось
целиком заглушить крики еврейчика. Но, как бы там ни было, несмотря на
крики, он все-таки здорово помог ему.
Когда веселье завершилось, Норман нашел под кухонной мойкой
несколько мешков для мусора. В один он уложил рукавицы-прихватки и
свою рубашку, в которой теперь нельзя было показываться на людях. Он
заберет мешок с собой и избавится от него позже.
Наверху, в спальне Тампера, он раскопал единственный предмет
гардероба, который хотя бы приблизительно закрывал его мощный торс:
мешковатый выцветший свитер с эмблемой "Чикаго Буллз". Норман положил
свитер Тампера на кровать Тампера, потом пошел в ванную комнату
Тампера и включил душ Тампера. Ожидая, пока стечет холодная вода, он
заглянул в аптечку Тампера, нашел пузырек ампила и выпил четыре
таблетки сразу. У него болели зубы, у него ныли челюсти. Всю нижнюю
часть лица покрывала кровь, к губам прилипли волоски и кусочки кожи.
Он ступил под душ и снял с полочки мыло Тампера, мысленно
напомнив себе о том, что его тоже нужно будет сунуть в мешок. На самом
деле он не представлял, насколько необходимыми окажутся принятые меры
предосторожности, поскольку не мог судить, какое количество
достаточных для суда улик оставил за собой в подвале. После какого-то
момента его память перестала фиксировать события. Намыливая волосы, он
запел:
- Бродя-а-а-а-ачая роза.., бродя-а-а-а-ачая роза... где ты
бро-о-о-одишь... никто-о-о не зна-а-а-ает... под ве-е-е-етром
холо-о-одным... ты вы-ы-ы-ыросла, роза... и кто-о-о-о же
прижме-е-ется... к колю-у-у-учему стеблю?..
Он закрутил кран, вышел из ванны и посмотрел на свое тусклое
