бросил долгий многозначительный взгляд на неуклюжего человека, сидящего
на скамье подсудимых, опустив глаза, в новом казённом комбинезоне,
похожем на само проклятие. Рядом с собакой Клаус и Хови нашли кусочек
жареной колбасы. По версии, и довольно правдоподобной, не сомневаюсь,
Коффи сначала подманил пса колбасой, а потом, когда Баузер уже доедал
последний кусочек, протянул руки и свернул ему шею одним мощным
движением. За сараем находилось северное пастбище Деттерика, где в тот
день коровы не паслись. Трава была покрыта росой и на ней отчетливо
выделялась дорожка следов, уходящая по диагонали к северозападу.
Даже в состоянии, близком к истерике, Клаус Деттерик засомневался,
идти ли следом. Он не испытывал страха перед теми, кто похитил его
дочерей, он боялся, что, преследуя похитителя по его следам, может пойти
в обратном направлении и потерять время, когда дорога каждая секунда.
Хови разрешил его сомнения, сняв с куста, сразу за территорией двора,
клочок желтой материи. Клаусу показали этот клочок, когда он сидел за
столом свидетелей, и он, заплакав, сказал, что узнал в нем клочок
пижамных шортиков своей дочери Кейт. Шагов через двадцать они сняли с
ветки можжевельника кусочек бледно-зеленой ткани, такой же, как ночная
рубашка Коры, в которой она целовала маму и папу перед сном.
Отец и сын Деттерики пустились почти бегом с винтовками наперевес,
как солдаты в атаке под сильным огнем. Что меня удивляет из всего
случившегося в тот день, так это то, что мальчик, отчаянно бегущий за
отцом (а он ведь мог совсем отстать и потеряться), не упал и не пустил
пулю в спину Клауса Деттерика.
Ферма была подключена к телефонной станции, и это еще раз говорит о
том, что Деттерики, хотя и скромно, но были вполне обеспечены в те
ужасные времена. Марджори через коммутатор обзвонила всех соседей,
имевших телефоны, и рассказала о несчастье, обрушившемся на них, как
гром среди ясного неба, зная, что от каждого звонка пойдут слухи, как
круги по воде от брошенных плоских камешков. Потом она сняла трубку в
последний раз и произнесла слова, бывшие почти паролем во времена первых
телефонных систем, по крайней мере в сельских областях Юга: "Алло,
станция, вы меня слышите?" Станция слышала, но в первые минуты не могла
вымолвить ни слова: почтенная женщина на коммутаторе сгорала от
любопытства. Наконец она смогла выдавить:
- Да, мадам, миссис Деттерик, я уверена, Боже милостивый, я молю Бога
сейчас о том, чтобы ваши маленькие дочки были живы и здоровы...
- Спасибо, - сказала Марджори. - Только, пожалуйста, пусть Бог
подождет, пока вы меня соедините с офисом главного шерифа в Тефтоне,
ладно? Главный шериф графства Трапингус был немолодым, с красным носом
пропойцы человеком, с огромным, как корыто, животом и такими волосами,
что голова напоминала ершик для мойки бутылок. Я хорошо его знал, он
много раз приходил в Холодную Гору, чтобы посмотреть, как "его
мальчики", (так он называл их) отправляются в мир иной. Свидетели
исполнения смертного приговора обычно сидят на раскладных стульях, вы и
сами, наверное, пару раз сидели на таких во время похорон, церковных
причастий или в фермерских клубах (мы тоже брали их в клубе № 44
"Таинственный узел"), и каждый раз, когда шериф Хомер Крибус садился на
стул, я ожидал услышать сухой треск, означающий падение. Я боялся этого
дня и в то же время надеялся на него. Но этого так и не произошло.
Вскоре - где-то через год после похищения девочек Деттерика - с ним
случился сердечный приступ прямо в офисе, вероятно когда он развлекался
с семнадцатилетней негритянкой по имени Дафна Шэртлефф. Об этом много
говорили. Хотя он гулял направо и налево, имея жену и шестерых сыновей,
во время выборов Хомер Крибус был непобедим. Такие были времена.
Предвыборные лозунги гласили: "Будь баптистом или убирайся", но людям
нравятся лицемеры, это правда, они узнают в них самих себя, ведь так
приятно, когда со спущенными штанами и в полной боевой готовности
застанут кого-то, а не тебя.
Шериф был не только лицемер, но еще и некомпетентным, из тех, кто
любит фотографироваться, со спасенной кошечкой какой-нибудь леди на
руках, хотя герой совсем не он, а помощник Роб Макджи, например, который
действительно, рискуя сломать себе шею, залез на дерево и снял оттуда
любимую кошечку.
Макджи слушал невнятный рассказ Марджори Деттерик минуты две, потом
перебил ее несколькими вопросами, быстрыми и краткими, как точные
короткие удары опытного боксера в лицо, столь короткие и сильные, что
кровь выступает раньше, чем успеваешь почувствовать боль. Получив
ответы, он сказал: "Я позвоню Бобу Марчанту. У него есть собаки. А вы,
миссис Деттерик, сидите дома. И если ваши муж и мальчик вернутся, то
пусть тоже сидят дома. Попытаются хотя бы".
А ее муж и сын тем временем прошли по следу похитителя уже три мили к
северо-западу, но когда после открытого поля начался хвойный лес, они
его потеряли. Они были фермеры, а не охотники, как я говорил, и к этому
моменту уже знали, что преследуют зверя. По дороге они нашли желтую
пижамную кофточку Кейти и еще кусок от ночной рубашки Коры. Обе вещи
были пропитаны кровью, и теперь уже и Клаус, и Хови не торопились так,
как вначале. Какаято холодная определенность остудила их тлеющие
надежды, словно холодная вода, которая опускается ко дну, потому что
тяжелее.
Они зашли в лес, поискали следы и не нашли, зашли в другом месте
также безрезультатно, потом в третьем. На этот раз они обнаружили следы
крови на иглах густой пушистой сосны. Они повернули туда, где, казалось,
шла небольшая тропка. Потом опять начали поиски следов. Дело
приближалось к девяти часам утра, и позади стали слышны голоса мужчин и
лай собак. За то время, что Роб Макджи собрал небольшой отряд, шериф
Крибус выпил бы только чашечку сладкого кофе с бренди. Через час с
четвертью они догнали Клауса и Хови Деттериков, отчаянно мечущихся по
опушке леса. Вскоре отряд двинулся дальше, впереди бежали собаки Боба.
Макджи позволил Клаусу и Хови идти с ними: они бы не вернулись обратно,
если бы даже он приказал им. Несмотря на то, что они страшились
результата, и Макджи, должно быть, это понял, он заставил их разрядить
оружие. "Другие сделали то же самое, - объяснил Макджи, - так
безопаснее". Но он не сказал ни им, ни кому-нибудь еще, что только
Деттериков попросили сдать патроны помощнику шерифа. Сбитые с толку и
жаждущие лишь одного - чтобы этот кошмар закончился, они сделали то, что
он просил. Когда Роб Макджи заставил Деттериков разрядить винтовки и
отдать ему патроны, он, возможно, сохранил Джону Коффи те жалкие остатки
жизни. Лающие, тявкающие собаки тащили их две мили по зарослям мелкого
сосняка все в том же направлении, примерно к северо-западу. Потом они
вышли на берег реки Трапингус, которая в этом месте широкая и медленная
и течет на юго-восток среди низких лесистых холмов, где семьи Крей,
Робинетт и Дюплиси все еще делают мандолины и часто выплевывают свои
гнилые зубы во время пашни. Это дремучая провинция, где мужчины способны
поймать змею в воскресенье утром, а в воскресенье вечером предаваться
плотским утехам со своими дочерями. Я знал эти семьи. Многие из них
время от времени посылали пищу для Спарки. На том берегу реки члены
отряда увидели, как июньское солнце отражается от стальных рельсов
Большой южной магистрали. Справа, примерно в миле ниже по течению,
виднелась арка моста и дорога уходила в сторону угольного бассейна Вест
Грин.
Здесь они нашли широкую вытоптанную поляну, окруженную низкими
кустами. Там было столько крови, что многие мужчины побежали в лес и
выдали назад свои завтраки. На этой же кровавой поляне они обнаружили
остатки ночной рубашки Коры, и Хови, заметно приободрившись к тому
времени, прижался к отцу и чуть было не лишился чувств. Именно на этом
месте у собак Боба Марчанта возник первый и единственный за день разлад.
Их было шесть: два бладгаунда, две голубые гончие и пара похожих на
терьеров помесей, которых приграничные южане назы вают "хитрыми
гончими". "Хитрые" хотели пойти на северо-запад, вверх по течению вдоль
Трапингуса, остальные - в противоположную сторону, на юговосток. Они
запутались в поводках, и хотя в газетах ничего об этом не говорилось, я
могу себе представить, какие ужасные команды выкрикивал им Боб, когда
руками - наиболее "образованной" своей частью - распутывал их. В свое
время я был знаком с несколькими любителями гончих и знаю, что эти
собаки, как школьный класс, похожи друг на друга.
Боб собрал их на коротких поводках в ряд, потом провел перед мордами
разорванной рубашкой Коры Деттерик, словно напомнив, для чего они гуляют
в лесу при температуре около сорока к полудню, когда перед глазами
начинают мелькать чертики. "Хитрые", понюхав еще раз, решили
проголосовать, как все, и с лаем рванулись вниз по течению.
Не прошло и десяти минут, как мужчины остановились, понимая, что
слышат уже не только лай собак. Они слышали скорее вой, а не лай, причем
такого звука собака не способна издавать даже перед лицом смерти. Звук
не походил ни на что слышанное ими раньше, но все вдруг поняли, что это
человек. Так они сами сказали, и я им верю. Я думаю, что тоже сразу бы
понял. Я слышал, как люди кричат именно так по пути на электрический
стул. Не многие, большинство замыкается и либо молчит, либо шутит, как
на школьном пикнике, но некоторые кричат. Обычно это те, кто верит в
существование ада и знает, что он их ждет в конце Зеленой Мили.
Боб снова взял собак на поводок. Они стоили немало, и он никак не
хотел потерять их из-за какого-то психопата, воющего и бормочущего
где-то рядом. Остальные зарядили ружья и щелкнули затворами. Этот вой
остудил их и заставил вспотеть, да так, что капли пота, бежавшие по
спине, казались ледяными. Когда мужчин берет такой озноб, им нужен
лидер, чтобы идти вперед, и помощник Макджи повел их. Он вышел вперед и
бодро направился (хотя я не думаю, что в тот момент он ощущал бодрость)
к зарослям ольхи возле леса справа, остальные нервно семенили, отстав
шагов на пять. Он остановился всего раз и то для того, чтобы показать
самому крупному среди них - Сэму Холлису, чтобы тот шел рядом с Клаусом
Деттериком.
С той стороны зарослей ольхи открывалась поляна, уходящая справа в
лес. Слева шел длинный пологий откос к берегу реки. Вдруг все разом
остановились, словно остолбенев. Я думаю, они бы дорого отдали, чтобы
навсегда стереть из памяти, никогда не видеть того, что открылось перед
ними, но никто из них этого не сможет забыть никогда, словно кошмарный
сон, грубый и дымящийся под солнцем кошмар, прячущийся за приятной и
привычной нормальной жизнью - с церковными причастиями, прогулками по
полям и лугам, честной работой, любовными объятиями в постели. У каждого
мужчины есть хребет, стержень, уверяю вас, он есть в жизни каждого. В
тот день они увидели, эти парни, обратную сторону жизни, они увидели,
что иногда скрывается за ее улыбкой.
На берегу реки в линялой окровавленной рубахе сидел самый крупный
человек из всех, когда-либо виденных ими - Джон Коффи. Он был бос и его
ноги с косолапыми ступнями казались огромными. Голова повязана выцветшим
красным платком так, как обычно сельские женщины покрывают голову в
церкви. Комары окружили его черным облаком. На руках лежали голенькие
девочки. Их белокурые волосы, еще недавно вьющиеся и светлые, как пух
молочая, теперь слиплись и порыжели от крови. Человек, держащий их,
сидел и выл на небо, как "помешанный теленок", по его коричневым щекам
