неприятной беззубой улыбочкой. - Молюсь за терпение, за чуточку
терпения, чтоб его...
- На самом деле, Биттербак утверждает, что он христианин, - сказал я
им, - и он очень рад, что к нему придет баптист, который был у Тиллмана
Кларка. Его фамилия Шустер. Мне он тоже нравится. Он быстрый, и помогает
им успокоиться. Вставай, Тут. На сегодня хватит молитв. - Иду. Опять
иду, опять иду, да, сэр, иду по Зеленой Миле.
Тут был маленький, и все равно пригнулся, чтобы пройти в дверь в
дальней стене кабинета. Всем остальным пришлось нагибаться еще сильнее.
Для настоящего узника это был больной момент, и, посмотрев на платформу,
где стоял Олд Спарки, а рядом Брут с винтовкой, я удовлетворенно кивнул.
Все нормально.
Тут-Тут спустился по ступенькам и остановился. Складные стулья, около
сорока, уже стояли по местам. Биттербак пройдет к платформе на
безопасном для сидящих зрителей расстоянии, плюс еще шесть охранников
обеспечат безопасность. За это отвечает Билл Додж, У нас никогда не было
случаев нападения приговоренного на свидетелей, несмотря на такой
достаточно примитивный антураж, и я думал, что так и должно быть.
- Парни, готовы? - спросил Тут, когда мы вернулись своим
первоначальным составом к ступенькам из моего кабинета. Я кивнул, и мы
прошли на платформу. Я часто думал, что мы похожи на знаменосцев,
забывших где-то свой флаг. - А что мне делать? - спросил Перси из-за
сетчатого окошка между складом и аппаратной.
- Смотри и учись, - крикнул я в ответ.
- И держи руки подальше от своей сосиски, - пробормотал Харри. Но
ТутТут услышал его и захихикал.
Мы провели его на платформу, Тут повернулся кругом - старый ветеран в
действии.
- Я сажусь, - объявил он, - сажусь, сажусь на колени к Олд Спарки.
Я присел на правое колено у его правой ноги. Дин присел на левое
колено у левой ноги Тута. В этот момент мы были наиболее уязвимы для
физического нападения, если вдруг приговоренный начнет буянить, что они
довольно часто проделывали. Мы оба повернули согнутое колено слегка
внутрь, чтобы защитить область паха. Опустили подбородки, чтобы защитить
горло. И, конечно же, мы старались действовать быстро, чтобы закрепить
лодыжки и нейтрализовать опасность как можно быстрее. На ногах Вождя
будут шлепанцы, когда он совершит последнюю прогулку, но "все может
статься" служит слабым утешением человеку с разорванной гортанью. Или
валяющемуся на полу с яичками, раздувшимися до размера пивной кружки, на
глазах у сидящих на складных стульчиках сорока с чем-то зрителей, среди
которых есть и журналисты.
Мы пристегнули лодыжки Тут-Тута. Застежка на стороне Дина немного
крупнее, потому что в ней раствор, Когда Биттербак завтра сядет на стул,
его левая икра будет выбрита. У индейцев, как правило, немного волос на
теле, но мы не можем довериться случаю.
Пока мы закрепляли лодыжки Тут-Тута, Брут пристегнул его правую
кисть. Харри плавно вышел вперед и пристегнул левую. Когда и с этим было
покончено, Харри кивнул Бруту, и тот скомандовал Ван Хэю: "Включай
первую".
Я услышал, как Перси спросил Джека Ван Хэя, что это означает (просто
не верилось, что он знает так мало, что он ничему не научился, пока был
в блоке "Г"), и Ван Хэй тихо объяснил. Сегодня "включай первую" не
значило ничего, но когда он услышит это завтра, Ван Хэй повернет
рукоятку тюремного генератора блока "Г". Свидетели услышат низкий ровный
гул, и во всей тюрьме свет станет ярче. В других блоках заключенные при
виде слишком яркого света решат, что все уже кончилось, хотя на самом
деле все только начиналось. Брут обошел стул, так что Тут мог его
видеть.
- Арлен Биттербак, вы приговариваетесь к смерти на электрическом
стуле, приговор вынесен судом присяжных и утвержден судьей штата. Боже,
храни жителей этого штата. У вас есть что сказать перед тем, как
приговор будет приведен в исполнение?
- Да, - произнес Тут со сверкающими глазами и беззубой счастливой
улыбкой на губах. - Я хочу обед с жареным цыпленком, с картошкой и
соусом, я хочу накакать вам в шляпу, и я хочу, чтобы Мэй Вест присела
мне на лицо, потому что я крутой донжуан.
Брут пытался сохранить серьезное выражение, но это было невозможно.
Он откинул голову и захохотал. Дин сполз на край платформы, будто его
подстрелили, голова в коленях, всхлипывая, как койот, и прижав руку ко
лбу, словно боясь, что растрясет мозги. Харри прислонился к стене и
выдавал свои "ха-ха-ха" так, как будто кусок застрял у него в глотке.
Даже Джек Ван Хэй, не отличавшийся чувством юмора, смеялся. Мне тоже
было смешно, мне тоже хотелось смеяться, но я сдерживал себя. Завтра
ночью все будет понастоящему, и там, где сейчас сидит Тут-Тут, умрет
человек.
- Заткнись, Брут, - сказал я. - И вы тоже, Дин, Харри. А ты, Тут,
смотри, еще одно выступление подобного рода станет последним. Я прикажу
Ван Хэю включить на вторую по-настоящему.
Тут ухмыльнулся мне, словно хотел сказать: "Это было так здорово,
босс Эджкум, правда, здорово". Его ухмылка сменилась выражением
недоумения, когда он увидел, что я не разделяю общего веселья.
- Что с тобой? - спросил он.
- Это не смешно, - отрезал я. - Вот что со мной, и если у тебя не
хватает ума понять, то просто держи свой хлебальник закрытым. - Хотя
было и вправду смешно, и, наверное, это меня и разозлило.
Я посмотрел вокруг и увидел, что Брут все еще улыбается.
- Черт, я, наверное, становлюсь слишком старым для такой работы.
- Не, - отозвался Брут. - Ты в полном расцвете, Поль.
Но я этого не ощущал, как не ощущал и Брут, и дурацкая работа не шла,
мы оба понимали. Тем не менее приступ смеха прошел. И к лучшему, потому
что меньше всего мне хотелось, чтобы завтра вечером кто-то вспомнил
идиотское выступление Тута и стал снова смеяться. Вы скажете, такое
невозможно: охранник умирает со смеху, сопровождая приговоренного на
электрический стул, но, когда люди в стрессовом состоянии, возможно все
что угодно. А о таком люди будут вспоминать лет двадцать.
- Ты замолкнешь, Тут? - прикрикнул я.
- Да. - Он, словно самый пожилой ребенок, надул губы.
Я кивнул Бруту, чтобы тот продолжил репетицию, Он снял маску со
специального крючка за спинкой стула и натянул ее на голову Тут-Тута,
закрепив под подбородком, так что на макушке оказалась большая дыра.
Потом Брут наклонился, вынул круглую мокрую губку из ведра, прижал к ней
палец, а потом кончик пальца лизнул. Проделав это, опустил губку назад в
ведро. Завтра будет не так. Завтра он положит губку в шлем, висящий на
спинке. Не сегодня, сегодня совсем незачем мочить старую голову Тута.
Шлем был стальной, с завязками и напоминал каску пехотинца. Брут
надел его на голову старого Тут-Тута, натянув вниз вокруг дыры в черной
ткани маски.
- Надеваю шлем, надеваю шлем, надеваю шлем, - говорил Тут, и его
голос звучал сдавленно и приглушенно. Завязки не давали открыть рот, и я
думаю, что Брут натянул его чуть сильнее, чем требовалось для репетиции.
Он отступил назад, оглядел пустые стулья и сказал:
- Арлен Биттербак, сейчас через ваше тело пропустят электрический
ток, пока вы не умрете в соответствии с законом штата. Пусть Господь
будет милостив к вашей душе.
Брут повернулся к сетчатому квадрату:
- Включай на вторую.
Старый Тут, пытаясь повторить свой гениальный комический трюк, стал
ерзать и дергаться на стуле, чего обычно клиенты Олд Спарки почти
никогда не делали.
- Я жарюсь, - кричал он. - Жарюсь! Горю-ю! Я жареный индюк!
Я увидел, что Харри и Дин смотрят совсем в другую сторону. Они
отвернулись от Спарки и глядели через пустой склад на дверь, ведущую в
мой кабинет.
- Будь я проклят, - проговорил Харри, - один из свидетелей явился на
день раньше.
На пороге, аккуратно обвив хвостиком лапки и глядя круглыми
блестящими глазами-бусинками, сидела мышь.
Глава 5
Казнь прошла хорошо, и если вообще можно сказать "хорошая казнь" (в
чем я очень сомневаюсь), то казнь Арлена Биттербака, старейшины совета
ирокезов Ваишта, была именно такой. Он плохо заплел волосы в косы -
сильно дрожали и не слушались руки, - и его старшей дочери,
тридцатитрехлетней женщине, разрешили заплести их ему ровно и красиво.
Она хотела вплести перья в кончики кос - хвостовые перья сокола, его
птицы, но я не разрешил. Они могли загореться. Я, конечно, не сказал ей
этого, просто объяснил, что не положено. Она не возражала, только
наклонила голову и прижала руки к вискам в знак разочарования и
неодобрения. Женщина вела себя с достоинством и этим практически
гарантировала, что ее отец будет вести себя так же. Когда пришло время.
Вождь вышел из камеры без протестов и задержек.
Иногда нам приходится отдирать их пальцы от прутьев решетки - я даже
сломал как-то один или два и никогда не забуду их приглушенный треск, -
но Вождь, слава Богу, был не из таких. Он прямо прошел по Зеленой Миле в
мой кабинет и там опустился на колени, чтобы помолиться вместе с братом
Шустером, который специально приехал из баптистской церкви "Райский
Свет" на своем драндулете. Шустер прочел Вождю несколько псалмов, и
Вождь заплакал, когда Шустер дошел до места, где говорится о том, чтобы
лежать у спокойной воды. Но это была совсем не истерика. Я подумал, что
он представил ту спокойную воду такой чистой и холодной, что ломит зубы
при каждом глотке.
А вообще, мне нравится, когда они немного плачут. Если нет, это уже
тревожит.
Многие не могут подняться с колен без посторонней помощи, но Вождь и
здесь показал себя достойно. Он, правда, слегка покачнулся сначала,
словно у него закружилась голова, и Дин протянул руку, чтобы поддержать
его, но Биттербак уже обрел равновесие сам, и мы пошли.
Почти все стулья были заняты, люди тихо переговаривались между собой,
как обычно в ожидании начала свадьбы или похорон. И вот тут единственный
раз Биттербак дрогнул. Я не знаю, то ли кто-то конкретно из
присутствующих так подействовал на него, то ли все они вместе, но я
услышал, как из горла у него вырвался тихий стон, и сразу же рука,
которую я держал, обмякла. Уголком глаза я видел, как Харри Тервиллиджер
двинулся и отрезал Биттербаку путь к отступлению, если тому вдруг
вздумается уйти.
Я крепче сжал его локоть и постучал по плечу пальцем. "Спокойно,
Вождь, - сказал я уголком рта, не разжимая губ. - Все, что большинство
запомнит о тебе, - это как ты ушел, поэтому покажи им, как Ваишта
умирает". Он взглянул на меня искоса и кивнул. Потом взял одну из
косичек, заплетенных его дочерью, и поцеловал. Я посмотрел на Брута,
который торжественно стоял за электрическим стулом во всем великолепии
своей лучшей синей униформы с начищенными до блеска пуговицами и с
исключительно ровно сидящей на большой голове кепкой. Я слегка кивнул
ему, и он ответил мне, шагнув вперед, чтобы помочь Биттербаку взойти на
помост, если понадобится такая помощь. Она не понадобилась.
Прошло меньше минуты с того момента, как Биттербак сел на стул, и до
момента, когда Брут тихо через плечо скомандовал: "Включай на вторую".
Свет снова слегка потускнел, но только чуть-чуть, вы бы и не заметили,
если бы не ожидали специально. Это означало, что Ван Хэй повернул
выключатель, который какой-то умник назвал феном для волос Мэйбл. Из-под
шлема донесся низкий гул, и Биттербак подался вперед, натянув застежки и
ремень на груди. У стены стоял тюремный врач, глядя безучастно, закусив
губы так, что рот превратился в белую линию. Не было ни дерганий, ни
рывков, которые старый Тут-Тут изображал на репетиции, только это
