библейские изречения ("Господь будет судить народ свой", "Я взыщу и вашу
кровь, в которой жизнь ваша", а также другие подобные ободряющие
сентенции), и продал нам бутерброды и ситро.
Дин искал мелочь в кармане, говоря, что больше не увидит
ВиллиПарохода, что этот проклятый Перси Уэтмор напугал его до смерти,
когда вдруг Тут-Тут спросил: "Что это там, ребята?".
Мы посмотрели и увидели мышонка собственной персоной, семенящего по
центру Зеленой Мили. Он прошел немного, остановился, огляделся вокруг
черными бусинками глаз и отправился дальше.
- Эй, мышь! - сказал Вождь, и мышонок, задержавшись, посмотрел на
него, шевеля усиками.
Честное слово, похоже, это ничтожное создание понимало, что его
зовут. - Ты что, духовный хранитель? - Биттербак бросил мышонку кусочек
сыра, оставшийся от ужина. Он упал прямо перед мордочкой Вилли-Парохода,
но тот, даже не взглянув на него, продолжал свой путь по Зеленой Миле,
заглядывая в пустые камеры.
- Босс Эджкум! - позвал Президент. - Ты думаешь, этот шельмец знает,
что Уэтмора нет? По-моему, знает, клянусь Богом!
Я тоже так думал... Но мне не хотелось говорить об этом вслух.
В коридор вышел Харри, как обычно подтягивая брюки после нескольких
минут отдыха в сортире, и остановился, открыв рот. Тут-Тут тоже
уставился на мышь, улыбка некрасиво скривила нижнюю часть его дряблого
лица с беззубым ртом.
Мышь остановилась на своем обычном уже месте, обвив хвостиком лапки,
и уставилась на нас. И опять я вспомнил картинки, где судьи выносили
приговор беззащитным заключенным... Впрочем, видел ли кто хоть
когда-нибудь заключенного столь маленького и столь бесстрашного, как
этот? Конечно, он был не совсем заключенным, он мог приходить и уходить
когда вздумается. Но эта мысль не покидала меня, и снова я представил,
что мы все будем такими маленькими перед Божьим Судом, когда жизнь
окончится, но мало кто из нас сможет смотреть так смело.
- Клянусь вам, - сказал старик Тут-Тут, - он видит, словно
Замороженный Билли (Billy-Be-Frigged).
- Ты еще ничего не видел, Тут, - ухмыльнулся Харри. - Смотри.
Он залез в карман и вытащил кусочек сушеного коричневого яблока,
завернутого в вощеную бумагу. Отломив кусочек, бросил на пол. Я подумал,
что сухой и твердый кусочек отскочит, отлетит в сторону, но мышонок
вытянул лапку и небрежно, как человек, гоняющий мух, чтобы убить время,
сбил кусочек на пол. Мы все громко засмеялись в восхищении, такой взрыв
мог бы спугнуть мышонка, но он даже не шевельнулся. Взяв кусочек
сушеного яблока лапками, он лизнул его пару раз, потом уронил и снова
посмотрел на нас, словно говоря:
"Что ж, неплохо, а что еще есть?".
Тут-Тут открыл свою тележку, достал бутерброд, развернул и оторвал
кусочек мяса.
- Не беспокойся, - остановил его Дин.
- Что ты хочешь сказать? - спросил Тут-Тут. - Неужели живая мышь
пропустит мясо, если его можно взять? Ты с ума сошел!
Но я знал, что Дин прав, и видел по лицу Харри, что он тоже знает.
Дежурили временные и постоянные надзиратели. Похоже, мышь понимала
разницу. Невероятно, но факт.
Старый Тут-Тут бросил кусочек мяса вниз, и, конечно же, мышонок не
притронулся к нему, только понюхал и отодвинулся.
- Чтоб я пропал, - обиженно произнес старый Тут-Тут.
Я протянул руку:
- Дай мне.
- Что? Тот же бутерброд?
- Тот же самый. Я заплачу.
Тут-Тут протянул мне его. Я поднял верхний кусок хлеба, оторвал еще
кусочек мяса и бросил его через стол. Мышонок тут же подошел, поднял
мясо лапками и стал есть. Мясо исчезло в одно мгновение.
- Чтоб я сдох! - закричал Тут-Тут. - Дьявол! Дай-ка я!
Он выхватил назад бутерброд, оторвал гораздо больший кусок мяса - не
кусочек, а шматок - и уронил его так близко от мышонка, что
Вилли-Пароход чуть не надел его вместо шляпы. Он снова отошел,
принюхался (уверен, что ни одной мыши не удавалось заполучить такой
лакомый кусочек во время Депрессии - во всяком случае, в нашем штате), а
потом посмотрел вверх на нас.
- Ну, давай, ешь! - сказал Тут-Тут еще более обиженно. - Что с тобой?
Дин взял бутерброд и бросил кусочек мяса - теперь это уже стало походить
на странную служебную процедуру. Мышонок взял его сразу и заглотнул.
Потом повернулся и ушел по коридору в сторону смирительной комнаты,
задерживаясь по дороге, чтобы заглянуть в пару пустых камер и проверить,
что там в третьей. Опять мне в голову пришло, что он ищет когото, и на
сей раз я прогнал эту мысль не так скоро.
- Я не буду об этом рассказывать, - произнес Харри. И было не
понятно, шутит он или нет.
- Во-первых, это никому не интересно, а во-вторых, никто и не
поверит. - Он ест только из ваших рук, - изумился Тут-Тут. Он
недоверчиво покачал головой, потом с трудом наклонился, поднял то, что
отвергла мышь, сунул в свой беззубый рот и начался длительный процесс
перетирания. - А почему?
- У меня есть лучше вопрос, - сказал Харри. - Откуда он узнал, что
Перси нет?
- Это простое совпадение, - ответил я. - Случайность, что мышонок
появился сегодня.
Хотя со временем становилось все труднее верить, что это случайность,
потому что мышонок приходил только, когда Перси не было в блоке: тот
находился в другой смене или в другом конце тюрьмы. Мы - Харри, Дин,
Брут и я - решили, что он узнает Перси по голосу или по запаху. Мы, не
сговариваясь, старательно избегали разговоров о самом мышонке, потому
что разговоры могли испортить что-то особое... И прекрасное со всей его
странностью и хрупкостью. В конце концов, Вилли сам нас выбрал, а каким
образом, я и сейчас после всех событий не знаю. Наверное, Харри был
ближе к правде, когда сказал, что не стоит о нем рассказывать другим, не
потому что они не поверят, а потому, что им все равно.
Глава 4
Пришло время казни Арлена Биттербака, который на самом деле был не
вождь, а первый старейшина своего племени в резервации Ваишта, а также
член совета ирокезов. Он убил человека по пьянке, причем пьяными были
оба. Вождь размозжил голову собутыльника цементным блоком. Поводом для
ссоры послужила пара башмаков. Так что семнадцатого июля в то дождливое
лето мой совет старейшин постановил что его жизни - конец.
Часы приема посетителей в Холодной Горе были жесткие, как прутья
решетки, но для обитателей блока "Г" делали исключение. Шестнадцатого
Биттербак был препровожден в длинную комнату рядом со столовой -
"Аркаду". Она была разгорожена посередине сеткой, перевитой колючей
проволокой. Сюда к Вождю придут его вторая жена и те из его детей, кто
хотел еще поговорить с ним. Пришло время прощаться.
Туда его привели Билл Додж и двое временных. У всех остальных была
работа - за час надо было провести хотя бы две репетиции. Или три, если
удастся.
Перси не сильно протестовал, когда его на время казни Биттербака
поставили в аппаратную вместе с Джеком Ван Хэем, он еще не понимал,
хорошее или плохое место ему досталось. Но он знал, что у него будет
квадратное сетчатое окошко, через которое видна, правда, лишь спинка
стула, но все равно это достаточно близко, и можно увидеть летящие
искры.
Прямо рядом с этим окошком на стене висел черный телефон без рычажка
и диска. Телефон мог только звонить, и звонить лишь из одного места
кабинета губернатора. Я столько видел фильмов про тюрьмы, в которых
телефон губернатора оживал как раз в тот момент, когда все было готово к
включению рубильника для казни невиновного, но наш телефон не звонил ни
разу за все годы моей работы в блоке "Г" - ни разу. Это в кино спасение
стоит дешево. Как и невиновность. Платишь 25 центов и соответственно
получаешь. Реальная жизнь стоит дороже, и большинство ответов другие.
В туннеле у нас стоял портновский манекен, чтобы везти его в
рефрижераторе. Для всего остального у нас был старик Тут-Тут. С годами
ТутТут стал традиционной заменой осужденного, такой же ритуальной, как
гусь на столе в Рождество, и неважно, любите вы гусятину или нет.
Большинство охранников его любили, им казался забавным его акцент - тоже
французский, но канадский, а не луизианский, причем смягченный за долгие
годы жизни на Юге. Даже Брут радовался выходкам старика Тута. А я нет.
Мне казалось, что он своего рода старый и потертый вариант Перси
Уэтмора, человека слишком брезгливого, чтобы самому жарить мясо, но в то
же время обожающего запах жареного.
На репетицию собрались все те, кто будет участвовать в казни. Брутус
Ховелл был "выпускающий", как мы его называли, это означало, что он
надевает шлем, следит за телефонной линией губернатора, приводит доктора
с его места у стены, если понадобится, и в нужный момент отдает приказ
"включай на вторую". Если все проходит хорошо, благодарностей не
объявляют никому. А вот если не совсем хорошо, Брута будут ругать
свидетели, а меня начальник тюрьмы. Никто из нас на это не жаловался -
без толку. Просто земля вращается, и все. Можно вертеться вместе с ней,
а можно остановиться в знак протеста, и тогда тебя сметет.
Дин, Харри Тервиллиджер и я пришли в камеру Вождя на первую репетицию
минуты через три после того, как Билл с ребятами вывели Биттербака из
камеры и препроводили в "Аркаду". Дверь камеры была открыта, на койке
Вождя сидел старик Тут-Тут, его светлые волосы растрепались.
- Здесь пятна спермы по всей простыне, - заметил Тут-Тут. - Он,
должно быть, старался освободиться от нее, чтобы вы ее не сварили.
И он захихикал.
- Заткнись, Тут, - сказал Дин. - Давай играть серьезно.
- Ладно. - Тут-Тут немедленно напустил на себя выражение предгрозовой
мрачности. Но глаза его подмигивали. Старый Тут всегда оживлялся, когда
играл мертвецов. Я вышел вперед.
- Арлен Биттербак, как представитель суда штата такого-то, я имею
предписание на то-то и то-то, казнь должна состояться в 12.01, тогда-то
и тогда-то, выйдите вперед, пожалуйста.
Тут поднялся с койки.
- Я выхожу вперед, я выхожу вперед, я выхожу вперед, - забубнил он.
- Повернись, - приказал Дин и, когда Тут-Тут повернулся, осмотрел его
плешивую макушку. Макушку Вождя обреют завтра вечером, и тогда Дин
проверит, не нужно ли чего подправить. Щетина может уменьшить
проводимость и будет тяжелее. А все, что мы делали сегодня, призвано
облегчить процедуру.
- Все нормально, пошли, Арлен, - сказал я Тут-Туту, и мы вышли.
- Я иду по коридору, я иду по коридору, я иду по коридору, я иду по
коридору, - заговорил Тут. Я шел слева от него, Дин - справа, Харри
сразу за ним. В начале коридора мы повернули направо, прочь от жизни в
прогулочном дворике, навстречу смерти - в помещении склада. Мы вошли в
мой кабинет, и Тут упал на колени, хотя его не просили об этом. Он знал
сценарий, хорошо знал, наверное, лучше, чем любой из нас. Ведь он
находился здесь. Бог знает, насколько дольше нас.
- Я молюсь, я молюсь, я молюсь, - Тут-Тут сложил свои корявые руки.
Они были похожи на знаменитую гравюру, вы, наверное, знаете, о чем я
говорю: "Бог - мой пастырь" и т.д. И т.п. - А кто будет читать молитву с
Биттербаком? - спросил Харри. - Нам ведь не надо, чтобы какой-нибудь
ирокезский знахарь тряс тут своим членом? - В самом деле...
- Все еще молюсь, все молюсь, молюсь Господу Иисусу, - перебил меня
Тут.
- Заткнись, старый чудак, - бросил Дин.
- Я молюсь!
- Молись про себя.
- Вы чего задерживаетесь? - крикнул из склада Брут. Его тоже
освободили для наших целей. Мы снова были в зоне убийства, и казалось,
что здесь даже пахнет смертью.
- Подожди, не кипятись! - прокричал Харри в ответ.
- Не будь так нетерпелив. - Молюсь, - проговорил Тут, улыбаясь своей
