пятидесяти? Сразу почувствуешь себя лучше.
- Я не почувствую себя лучше, - выплюнул он с такой яростью, что она
подняла голову и посмотрела на него.
- С тобой все в порядке?
- У меня все отлично, - сказал он. - Я потерял свою жену и свою
работу по одной из двух причин: либо мир сошел с ума, либо я сам
чокнулся. Потом я подбираю на трассе человека - девятнадцатилетнюю
автостопщицу, которой сам Бог велел считать, что мир сошел с ума, а она
заявляет мне, что это я чокнулся, а с миром все в порядке. Нефти,
конечно, немного не хватает, но в остальном все идет по плану.
- Мне двадцать один.
- Тем лучше для тебя, - сказал он горько. - Если мир такой весь из
себя нормальный, то почему же молоденькая девчонка, вроде тебя, ловит
попутку до Лас-Вегаса ночью посреди зимы? Почему она собирается провести
всю ночь на шоссе № 7 и, вполне возможно, отморозить ноги, потому что у
нее ничего не надето под джинсами?
- У меня, между прочим, кое-что надето под джинсами. За кого ты
вообще меня принимаешь?
- Я тебя принимаю за последнюю дуру! - заорал он на нее. - Ты ведь
задницу себе отморозишь, как ты этого не можешь понять?
- И тогда тебе от нее не удастся отщипнуть кусочек? - насмешливо
спросила она.
- О, Господи, - пробормотал он. - Ну и дура. Они пронеслись мимо
седана, ехавшего со скоростью пятьдесят миль в час. Седан загудел ему
вслед. - Получи, скотина! - заорал он.
- Мне кажется, будет лучше, если ты высадишь меня прямо сейчас, -
сказала она спокойно.
- Не обращай внимания, - сказал он. - Я не собираюсь попадать в
аварию. Спи.
Несколько долгих мгновений она недоверчиво смотрела на него, а потом
сложила руки на груди и закрыла глаза. Они проехали мимо поста № 9. ***
Они проехали пост № 2 в пять минут пятого. Ложившиеся на дорогу тени
приобрели тот странный синий оттенок, который бывает у теней только
зимой. На востоке уже зажглась Венера. По мере приближения к городу
движение становилось все более оживленным.
Он мельком взглянул на нее и увидел, что она выпрямилась и смотрит на
поток торопливых, равнодушных автомашин. У машины, которая ехала прямо
перед ними, к багажнику на крыше была привязана рождественская елка.
Зеленые глаза девушки показались ему огромными, и на мгновение он утонул
в них и в кратком приступе сочувствия, которые, к счастью для людей,
нападают на них довольно редко, увидел мир ее глазами. Он увидел машины,
которые все до одной направлялись куда-то, где тепло, куда-то, где их
владельцев ждут дела, в которых необходимо разобраться, друзья, которые
будут рады их приветствиям, или ткацкий станок семейной жизни, который
только и ждет, когда на нем снова примутся ткать бесконечное покрывало.
Он увидел их безразличие к незнакомцам. В краткой, холодной вспышке
понимания он уловил, что хотел сказать Томас Карлейль, когда назвал мир
огромным мертвым локомотивом, который без устали несется вперед.
- Мы уже почти приехали? - спросила она.
- Еще минут пятнадцать.
- Послушай, если я тебе сказала что-то неприятное...
- Нет, это я наговорил тебе кучу гадостей. Мне, вообще-то, сейчас
делать нечего. Если хочешь, я мигом довезу тебя до Лэнди.
- Нет...
- Или пристрою на одну ночь в "Холидей Инн". Без всякой задней мысли.
Просто подарок на Рождество.
- Ты действительно расстался со своей женой?
- Да.
- И действительно так недавно?
- Да.
- Она забрала детей с собой?
- У нас нет детей. - Они подъезжали к заставе. Зеленые огни
светофоров равнодушно моргнули в рано наступивших сумерках.
- Тогда отвези меня к себе домой.
- Это вовсе не обязательно, то есть я хочу сказать, что ты не
должна...
- Мне просто хочется, чтобы со мной рядом кто-то был, - сказала она.
- И я не хочу ловить попутку ночью. Мне страшно.
Он подъехал к будке сборщика пошлины и опустил стекло, впустив внутрь
машины холодный воздух. Потом он отдал подошедшему сборщику свой билет и
доллар девяносто центов. Медленно тронулся в путь. Они проехали мимо
засверкавшего в свете фар щита с надписью:
СПАСИБО ЗА ТО, ЧТО ВЫ СОБЛЮДАЛИ ПРАВИЛА ДОРОЖНОГО ДВИЖЕНИЯ!
- Ладно, - неуверенно сказал он. Он понимал, что, возможно, не стоит
продолжать уверять ее в своей порядочности - вполне вероятно, это
приведет к прямо противоположному эффекту, - но ничего не мог с собой
поделать. - Видишь ли, просто в доме как-то уж очень одиноко, когда я
один. Мы можем поужинать, а потом посмотреть телевизор и поесть
попкорна. Ты можешь лечь в спальне наверху, а я... Она тихо засмеялась,
и, притормозив перед перекрестком, он взглянул на ее лицо. Но она
показалась ему какой-то расплывчатой, неопределенной, словно все это был
сон, а сейчас он вот-вот должен проснуться. Эта мысль слегка встревожила
его.
- Послушай, - сказала она. - Лучше мне рассказать тебе об этом прямо
сейчас. Помнишь, я тебе говорила об этом пьяном, с которым я ехала? Так
вот, я переспала с ним. Он ехал в Стилсон - туда, где ты меня подобрал.
Это была его цена.
Он остановился на красный свет.
- Моя соседка по комнате предупреждала меня, что так все и будет, но
я ей не поверила. Уж я-то не собиралась расплачиваться своим телом с
водителями. - Она скользнула по нему взглядом, но ему так и не удалось
разглядеть в сгустившихся сумерках выражения ее лице. - Но дело не в
том, что меня заставили. Нет. Просто я чувствовала себя такой
отчужденной от всего, словно в безвоздушном пространстве. Когда
приезжаешь в большой город и думаешь о всех тех людях, которые здесь
живут, то хочется плакать. Не знаю почему, но это действительно так. И
бывает так плохо, что ты согласна провести всю ночь, выдавливая прыщи
какому-нибудь парню, лишь бы слышать, как он говорит и дышит.
- Мне нет никакого дела до того, с кем ты спала, - сказал он и тронул
машину с места. Он автоматически повернул на улицу Гранд, направляясь
домой мимо дорожных работ на 784-й автостраде.
- Этот коммивояжер, - сказала она, - он женат уже четырнадцать лет.
Он все повторял это, когда обнимал меня. Четырнадцать лет, Шэрон, -
твердил он, - целых четырнадцать лет. Кончил он примерно через
четырнадцать секунд. - Она издала отрывистый печальный смешок.
- Значит, тебя зовут Шэрон?
- Нет, это, наверное, имя его жены.
Он свернул к обочине.
- Что ты делаешь? - спросила она. В ее голосе вновь зазвучали нотки
недоверия.
- Ничего особенного, - сказал он - Это входит отдельным пунктом в
программу возвращения домой. Выходи, если хочешь. Я тебе кое-что покажу.
Они вышли из машины и поднялись на смотровую площадку, абсолютно
пустынную. Он обхватил голыми руками холодную железную трубу ограждения
и посмотрел вниз. Три последних рабочих дня они укладывали слой гравия.
Сегодня они закончили эту работу и принялись за следующий слой.
Брошенные машины - грузовики, бульдозеры, экскаваторы - неподвижно
стояли в тишине наступивших сумерек, словно музейные экспонаты
динозавров. Вот стоит стегозавр-вегетарианец, а вот плотоядный
трицератопс - устрашающий дизельный бульдозер-землеед. Ну что ж,
приятного аппетита.
- Что ты об этом думаешь? - спросил он у нее.
- А что, я что-то должна об этом думать? - ответила она вопросом на
вопрос, пытаясь понять, чего он от нее хочет.
- Да, должна.
Она пожала плечами.
- Обычные дорожные работы - и что с того? В городе, где я скорее
всего больше не окажусь ни разу в жизни, строят дорогу. Что я могу по
этому поводу сказать? Выглядит отвратительно...
- Отвратительно, - повторил он удовлетворенно.
- Я выросла в Портленде, штат Мэн, - сказала она. - Мы жили в большом
многоквартирном доме, а через дорогу построили огромный универсальный
магазин...
- Они снесли что-нибудь на этом месте?
- Что?
- Я спрашиваю...
- Да, нет. Это был просто пустой участок, за которым было большое
поле. Мне было шесть или семь лет. Я думала, что они будут там вечно
рыть, греметь и тарахтеть. И я тогда подумала... Странная, конечно,
мысль... Так вот, я подумала, бедная, старая земля, они словно ставят ей
огромную клизму, и никто даже не догадался спросить у нее, нужно ли ей
это и не больно ли ей. У меня в тот год была какая-то кишечная инфекция,
так что я была большим специалистом по клизмам.
- Вот оно что, - сказал он.
- Мы отправились туда как-то в воскресенье, когда никто там не
работал, и было почти как сейчас - тихо, очень тихо, как перед
человеком, который умер у себя на кровати. Они заложили уже часть
фундамента, и из цемента торчали эти желтые металлические штыри... Не
знаю, как они там называются. А еще было полно всяких труб и мотки
проводов в чистой полиэтиленовой обертке, и вокруг - много-много грязи,
сырой грязи. Странное, конечно, выражение - никто никогда не слышал о
вареной грязи, но эта выглядела именно сырой. Мы там принялись играть в
прятки, а потом пришла моя мать и застукала нас. Ох, и досталось же нам
с моей сестрой. Мать запретила нам ходить на стройку и сказала, что
маленьким детям там угрожает большая опасность. Моей младшей сестре было
всего лишь четыре года, и она чуть все глаза себе не выплакала. Странно
сейчас все это вспоминать. Может быть, сядем обратно в машину? А то я
замерзла.
- Конечно, - ответил он, и они вернулись к машине. По дороге она
снова заговорила:
- Я была уверена, что никогда они там ничего не сумеют построить, а
потом вдруг универсальный магазин вырос, как гриб после дождя. Я даже
помню день, когда они заасфальтировали автостоянку. Через несколько дней
пришло несколько рабочих, и они разметили стоянку желтыми линиями. А
потом было большое торжество, и какой-то высокопоставленный засранец
перерезал ленточку, и все стали ходить в этот магазин, словно он всегда
там стоял и никто его никогда и не строил. Магазин назвали Торговым
Центром "Мамонт". Моя мама часто туда ходила за покупками. Иногда, когда
она брала с собой меня и Энджи, я думала об этих оранжевых штырях,
которые высовываются из цемента там, в подвале. Это было что-то вроде
тайной мысли, которой я ни с кем не могла поделиться.
Он кивнул. Он многое знал о тайных мыслях.
- А почему ты вообще спросил об этом строительстве? Оно как-то тебя
затрагивает?
- Да, но я еще не знаю насколько, - ответил он.
Он собирался разогреть готовые обеды в упаковке, но она заглянула в
морозильную камеру и обнаружила там большой кусок мяса. Она сказала, что
поджарит его, если он, конечно, сможет немного потерпеть.
- Конечно, - сказал он. - Сам я все равно не знаю, как готовить мясо
и при какой температуре.
- Вам не хватает вашей жены?
- Очень.
- Потому что вы не знаете, как приготовить мясо? - спросила она, но
он оставил ее вопрос без ответа. Она поджарила картошку и разогрела
мороженую кукурузу. Ели они на кухне. Она съела четыре жареных куска
мяса, две порции картошки и две порции кукурузы.
- Давно я так не ела, не меньше года, - сказала она, закуривая
сигарету и глядя в пустую тарелку. - Чуть живот не лопнул.
- А что ты ела?
- Собачье печенье.
- Что?
- Собачье печенье.
- Да-а.
- Оно дешевое, - сказала она. - И им быстро наедаешься. А еще там
много питательных веществ и разных витаминов. Так на коробке написано.
- Питательные вещества, так твою растак. Да у тебя прыщи пошли от
этого печенья, девочка моя. Ты уже слишком взрослая, чтобы ходить с
прыщами на морде. Иди-ка сюда.
Он повел ее в столовую и открыл посудный шкаф Мэри. Он достал оттуда
серебряную супницу и вытащил из нее пачку денег. Глаза ее расширились.
