близко к воротам, слишком близко, а на скорости, с которой ехал
"датсун"... В самый последний момент (или Ральфу это только показалось)
коричневая машина резко затормозила, из-под колес взметнулось облачко
голубого дыма, напомнив Ральфу недавнюю посадку самолета, и, когда
ворота начали медленно открываться, кулаки Ральфа разжались.
С водительской стороны в окне появилась рука и яростно замахала,
пытаясь, очевидно, таким образом убедить ворота открыться побыстрее.
Действие настолько абсурдное, что Ральф улыбнулся. Однако улыбка
почти сразу умерла. Освежающий ветерок с запада, откуда надвигались
грозовые тучи, донес пронзительный крик водителя "датсуна":
- Сукин сын! Ублюдок! Поцелуй меня в задницу!
Пошевеливайся! Быстрее, дырка от бублика! Пугало огородное!
Крыса ты дохлая!
- Не может быть, что это Эд Дипно, - пробормотал Ральф. Он снова
пошел, даже не осознавая этого. - Не может быть.
Эд работал химиком-исследователем в лабораториях Хокинга во
ФрешХарборе, это был самый добрый и учтивейший молодой человек, какого
Ральф когда-либо встречал. Им с Кэролайн очень нравилась Элен - жена
Эда, а их малышку Натали они просто обожали. Появление Натали было одним
из немногих событий, которое могло отвлечь Кэролайн от ее теперешнего
состояния, и, чувствуя это, Элен частенько брала девочку с собой. Эд
никогда не возражал.
Ральф знал о существовании мужей, которых раздражало, если их жены
бегали к старикам-соседям всякий раз, когда младенец делал что-то новое;
а уж если один из этих стариков болен... Ральфу казалось, что Эд не
сможет заснуть всю ночь, если вынужден будет послать кого-то к черту,
но...
- Ах ты старый козел! Да откроешься ли ты когданибудь?! Вонючий
ублюдок!
Но голос действительно принадлежал Эду. Даже на расстоянии
двухсоттрехсот ярдов трудно было ошибиться.
Теперь водитель "датсуна" жал на акселератор, как ребенок, давящий на
рычаг в автомате по измерению силы в ожидании, что вот-вот зажжется
зеленая лампочка. Из выхлопной трубы вылетали клубы дыма. Как только
ворота приоткрылись для проезда, "датсун" с грохотом проскользнул в
зазор, и Ральф наконец-то смог увидеть водителя. Тот находился
достаточно близко, так что места для сомнений не оставалось: все
правильно, за рулем Эд.
"Датсун" подпрыгивал на кочках немощеного отрезка дороги между
воротами и шоссе. Прозвучал резкий гудок, и Ральф успел заметить, как
синий "форд-рейнджер", направлявшийся на запад, вильнул в сторону,
пытаясь избежать столкновения с "датсуном". Водитель пикапа слишком
поздно заметил опасность, а Эд, очевидно, вообще ничего не увидел (лишь
намного позднее Ральф стал подозревать, что Эд специально пошел на таран
"форда").
Взвизгнули тормоза, последовал глухой удар крыла "датсуна" о бок
"форда". Пикап въехал на разделительную линию между встречными полосами
шоссе.
Смятый капот "датсуна" раскрылся. Стекло разбитых фар посыпалось на
асфальт. А мгновение спустя обе машины замерли посередине дороги,
переплетясь наподобие сюрреалистической скульптуры.
Ральф, остолбенев, наблюдал, как под "датсуном" разливается лужа
бензина. За почти семьдесят лет ему довелось быть свидетелем нескольких
дорожных столкновений, по большей части незначительных, и всякий раз его
поражала стремительность происходящего и то, насколько мало было в этом
драматизма. Как непохоже на кино, где камеры могут замедлять действие,
или на видео, где можно, если возникнет такое желание, снова и снова
смотреть, как машина срывается с обрывала жизни это всего лишь серия
размытых образов, за которой следует быстрая комбинация звуков: визг
колес, глухой звук корежущегося металла, рассыпной дождь стекла. А затем
voila - tout fini <Вот так - все кончено (франц.). (Здесь и далее прим.
Переводчика).>. Существовал даже некий протокол для событий подобного
рода:
Как Человек Должен Вести Себя При Столкновении. Конечно, подобный
ритуал просто необходим, размышлял Ральф. Каждый день в Дерри
происходило около дюжины таких столкновений, а уж зимой, когда выпадал
снег и становилось холодней, возможно, раза в два больше. Выходишь из
машины, встречаешь второго участника в точке столкновения двух машин
(где те зачастую еще и переплелись), смотришь и качаешь головой. Иногда
- но вообще-то за редким исключением почти всегда - эта фаза встречи
отмечена экспрессивной перепалкой: определяется вина (довольно грубо),
мастерство каждого водителя ставится под сомнение, звучат угрозы
судебного разбирательства; однако Ральф считал, что на самом деле
водители лишь пытаются сказать друг другу:
"Послушай, дурак, ты же напугал меня до смерти!" Последним па в этом
коротком танце являлся Обмен Священными Заверениями - обычно именно в
этот момент водители начинают брать под контроль свои эмоции... Всегда
ставя себе в заслугу то, что никто не пострадал, как и в данном случае.
Иногда водители даже обмениваются рукопожатием.
Ральф приготовился наблюдать за всем этим со своего места в ста
пятидесяти ярдах от точки столкновения, но как только распахнулась
дверца "датсуна", он понял, что здесь все пойдет иначе - инцидент не
только не закончился, но ждет своего продолжения. И уж определенно никто
не станет пожимать руки в финале этого представления.
Дверца автомобиля не просто открылась - она распахнулась.
Выскочивший на дорогу Эд Дипно замер возле своей машины, его узкие
плечи квадратом застыли на фоне темнеющих облаков. Он был в потертых
джинсах и футболке, и Ральф отметил, что никогда прежде не видел Эда
иначе, чем застегнутым на все пуговицы. И еще что-то было намотано
вокруг шеи Эда: нечто белое и длинное. Шарф? Да, похоже на шарф, но кто
же станет надевать шарф в такую жару?
Эд стоял возле машины, глядя, казалось, во все стороны, кроме нужной.
Яростные повороты его головы вызвали у Ральфа ассоциацию с петухом,
оглядывающим свои владения в поисках захватчиков и чужаков. Но что-то в
этом сходстве вызвало беспокойство Ральфа. Никогда прежде он не видел
Эда таким; скорее всего, поэтому Ральф и встревожился, однако его
волновало и кое-что другое. Истина же была проста: никогда и никого
Ральф не видел в таком состоянии.
На западе прогрохотал гром, теперь уже громче. И ближе.
Мужчина, выбравшийся из "форда", вдвое, а может, и втрое был крупнее
Эда. Огромный живот свисал над ремнем его зеленых рабочих брюк; ( белой
рубашки с распахнутым воротом выступали полукружия пота размером с
тарелку. Бейсбольную кепку он сдвинул на затылок, чтобы лучше
рассмотреть нахала, врезавшегося в его автомобиль. Лицо мужчины с
тяжелой челюстью было смертельно бледным, лишь на скулах горели яркие
пятна, и Ральф подумал: "Да он первый кандидат на инфаркт. Находись я
ближе, клянусь, увидел бы красные прожилки у него на коже", - Эй! -
крикнул толстяк, обращаясь к Эду. Голос, вырвавшийся из необъятной
груди, звучал до абсурдности тонко, пронзительно. - Где это ты получал
права?
Эд немедленно повернул свою вертлявую голову в сторону голоса - как
будто именно этого звука он и ждал; так летит самолет, ведомый радаром,
и Ральф впервые увидел глаза Эда. Почувствовав, как в груди у него
вспыхивает тревога, он побежал в сторону столкновения. А в это время Эд
направился к Толстяку в пропитанной потом рубашке и бейсбольной кепке.
Он шел на негнущихся ногах дерганой походкой, столь отличавшейся от его
обычной легкой иноходи.
- Эд! - крикнул Ральф, но освежающий бриз, теперь уже несущий с собой
холодок скорого дождя, казалось, отнес в сторону слова прежде, чем те
были произнесены. Эд не обернулся. Ральф побежал быстрее, забыв о ноющей
боли в ногах и пояснице. В немигающих, широко открытых глазах Эда Дипно
он увидел убийство. У Ральфа не было абсолютно, никакого опыта
обоснования подобных суждений, но он не думал, что в оценке такого
взгляда можно ошибиться; так поглядывают друг на друга бойцовые петухи
при нападении. - Эд! Постой, Эд! Это я, Ральф!
Тот даже не оглянулся, хотя теперь Ральф находился так близко, что Эд
просто не мог не слышать его, несмотря на порывы ветра. А вот Толстяк
оглянулся, и Ральф заметил страх и неуверенность в его глазах. Затем
Толстяк снова повернулся к Эду и успокаивающе поднял руки.
- Послушай, - начал он, - мы ведь можем поговорить... Это было все,
что он успел сказать. Эд стремительно сделал еще один шаг, взмахнул
кулаком - казавшимся особенно белым в быстро сгущающихся сумерках - и
ударил Толстяка в его более чем внушительную челюсть. Звук удара
прозвучал, словно выстрел из детского духового ружья.
- Сколько человек ты уже убил? - спросил Эд. Толстяк прислонился к
своему пикапу, рот его был открыт, глаза выпучены. Тем же быстрым,
странным, скачущим шагом Эд вплотную приблизился к Толстяку, очевидно,
игнорируя тот факт, что водитель пикапа дюйма на четыре выше и фунтов на
сто тяжелее его. Эд снова ударил верзилу.
- Давай! Сознавайся, храбрец, - сколько человек ты уже убил?
- Эд перешел на крик, тут же заглушенный первыми внушительными
раскатами грома.
Толстяк оттолкнул Эда - жест не агрессии, но простого испуга, - и тот
отлетел назад, ударившись о покореженный капот своего "датсуна", однако
сразу же ринулся назад, сжав кулаки, готовый наброситься на Толстяка,
съежившегося возле своего "форда" в съехавшей набекрень кепке и
выбившейся из брюк рубашке. В голове Ральфа пронеслось воспоминание -
виденный давнымдавно немой фильм, в котором братья Маркс изображали
туповатых маляров, - и внезапно он ощутил прилив сочувствия к Толстяку,
нелепому и запуганному до смерти.
Эд же отнюдь не выглядел нелепо. Раскрытый в широком оскале рот и
немигающие глаза делали его еще более похожим на бойцового петуха.
- Я знаю, чем ты занимаешься, - прошипел он Толстяку. - Ты что же
думаешь, это все игрушки? Надеешься, что тебе и твоим дружкампалачам
удастся ускользнуть... И в этот момент подоспевший Ральф, пыхтя как
паровоз, положил руку на плечо Эда. Жар под тонкой футболкой
обескураживал; будто рука его легла на раскаленную печь, а когда Эд
обернулся, на какое-то незабываемое мгновение Ральфу показалось, что он
смотрит прямо в бушующее пламя. Никогда прежде не видел он такой
абсолютной, беспричинной ярости в человеческих глазах, более того - даже
не подозревал, что такая ярость возможна.
Импульсивно Ральф едва не отшатнулся, но, подавив в себе это желание,
замер. Промелькнула мысль, что если сейчас он отступит, то Эд набросится
на него, как взбесившийся пес. Нелепо, конечно. Эд был
химикомисследователем, Эд был членом литературного клуба (из тех, кто
изучает пудовые книги о Крымской войне), Эд был мужем Элен и отцом
Натали. Черт, в конце концов, Эд был его другом...
... Вот только сейчас перед ним стоял вовсе не Эд, и Ральф сознавал
это.
И вместо того, чтобы отступить, Ральф подался вперед, схватил Эда за
плечи (такие горячие под тонкой тканью футболки, так невообразимо,
мучительно обжигающие) и стал поворачивать его к себе, пока Эд не отвел
взгляд от Толстяка.
- Эд, прекрати! - произнес Ральф громким, сильным и уверенным
голосом, каким, по его глубокому убеждению, только и можно разговаривать
с людьми, впавшими в истерику. - Все нормально! Просто успокойся!
Эд, не сводивший остекленевших глаз с Толстяка, скользнул взглядом по
лицу Ральфа. Не такое уж большое достижение, однако Ральф почувствовал
некоторое облегчение.
- Что это с ним? - спросил Толстяк. - Вам не кажется, что он сошел с
