Дочь Сильвии любила его, знала, что он ее любит, не
признаваясь ему, потому что не была уверена в своей сдержанности
и знала свое непостоянство.
Вначале она была помолвлена с композитором Шарлем Франсуа
Клементом, чья оперетта "La Pipee" ставилась в 1756 году в
Итальянском театре; три года он давал ей уроки на клавире, был
двадцатью годами старше и очень в нее влюблен. Она смотрела на
него с восхищением, пока не пришел Казанова. Она ждала объяснения
от Казановы и не заблуждалась. Отъезд девицы де ла Мер
способствовал его решению. После объяснения они расстались с
Клементом. Казанове стало еще хуже. Мужчина, говорящий о своей
любви женщине, иначе, чем пантомимически, говорит Казанова,
должен еще ходить в школу. Он сам не брал свои максимы всерьез.
Через три дня после отъезда Тиретты Казанова собрал свои
пожитки и получил комнату напротив девицы де ла Мер. За ужином
толстая графиня обращалась к нему, как к куму, и так играла
девочку перед Тиреттой, что ему становилось тошно.
Позже пошли визиты, среди них госпожа Фавар и аббат Вуазен.
Казанова едва лег в постель, как появилась его возлюбленная. Эта
ночь была лучше первой; удовольствие уже не смешивалось с
невинностью неопытной девушки.
Несколько дней спустя Тиретта пригласил своего друга к
графине на обед с купцом из Дюнкерка. Казанова был вне себя от
горя. Банкир Корнман ввел жениха; красивого, элегантного мужчину
около сорока лет. После еды тетушка с двумя господами скрылась на
два часа в свою комнату. Потом она пригласила всех назавтра на
обед. Тереза вежливо сказала, что будет рада снова увидеть
господина П. завтра.
Казанова остался на ночь. Прошло только четверть часа, как он
лег в постель, когда вошла Тереза, к его изумлению полностью
одетая. Она должна поговорить с ним, прежде чем разденется. Без
обиняков, должна ли она выйти замуж за купца?
"Как он тебе?"
"Я не испытываю неприязни."
"Иди за него!"
"Этого достаточно. Адью. В это мгновение кончается наша
любовь; начинается наша дружба. Ложитесь спать. Я пойду в свою
постель".
Казанова просил, чтобы их дружба началась с утра.
Она призналась, что очень любит его, но если должна стать
женой другого, то должна быть этого достойна. Может быть, она
сделает счастливым другого? С явным трудом она оторвалась от
него.
Он не мог сомкнуть глаз. Он был сам себе отвратителен. Какая
из его вин больше: что он соблазнил ее или что отдал другому? Тем
не менее, он остался на обед. Тереза блистала в беседе. Казанова,
как обычно, отговорился зубной болью. Она не сказала ему ни
слова, не удостоила ни единым взглядом.
После еды графиня с племянницей и купцом ушла в свою комнату.
Через час вошла Тереза. Ее можно поздравить. Через восемь дней
она после свадьбы уедет с мужем в Дюнкерк. Назавтра все
приглашаются к банкиру Корнману, где будет подписан брачный
контракт.
Казанова думал, что свалится на месте. Дома он испытывал
адские муки. Он должен помешать свадьбе или умереть. Он написал
пламенное письмо девице де ла Мер. Через четыре часа он получил
ее ответ: "Поздно, мой друг. Вы решили мою судьбу. Я не могу
отступить... Наша любовь слишком рано познала счастье... Я умоляю
вас не писать мне больше".
Из ревности, из уязвленного тщеславия, полубесчувственный, он
думал, что она внезапно влюбилась в купца, и решил убить его,
чтобы отомстить неверному чудовищу. Он решил рассказать все
купцу; если это не подействует, то вызвать его на дуэль; если
купец откажется, то убить его.
Утром он оделся быстро, но очень тщательно, сунул в карманы
два заряженных пистолета и пошел к банкиру Корнману.
Купец спал. Казанова подождал с четверть часа, лишь
укрепившись в своем решении. Вдруг его соперник появился в
шлафроке с распростертыми объятиями и сказал дружеским тоном, что
ждал визита Казановы; ведь он друг его невесты и он сам конечно
станет другом Казановы и всегда будет разделять чувства Терезы к
Казанове.
К счастью, купец говорил целую четверть часа. Вошел господин
Корнман, подали кофе, Казанова сказал несколько учтивых слов.
Кризис миновал.
Жаркие характеры привязываются друг к другу слишком
напряженными нитями, замечает Казанова, и либо раздирают друг
друга, либо теряют свою гибкость.
Он ушел и смотрел на себя с большим удивлением, обрадовавшись
дружескому разрешению и одновременно униженный тем, что должен
благодарить лишь случай, что не стал убийцей.
Бесцельно шатаясь по улицам, он случайно встретил брата. Это
полностью успокоило его. Казанова пошел с ним на обед к Сильвии и
остался до полуночи. Он вскоре понял, что юная Балетти уже забыла
его "неверность".
Казанова верил, что наконец он ухватил счастье. Ему не
хватало лишь одного достоинства, пишет он, зато существенного:
выдержки.
Господин де Бернис встречал его "не только как друга, но и
как министра". Он поручал ему некоторые тайные дела. Казанова был
готов ко всему. Шеф министерства иностранных дел аббат де ла Виль
пригласил его на обед. За столом он познакомился с секретарем
неаполитанской миссии аббатом Фердинандом Галиани, религиозным
писателем, который был в дружбе с госпожой д'Эпине, с Гольбахом,
Гриммом и Дидро; Дидро писал о нем: "Этот карлик, рожденный у
подножия Везувия... Этот Платон с живописью и жестами арлекина".
(Галиани впервые приехал в Париж в 1759 году. Казанова
познакомился с ним позднее.)
Казанова хвалит талант Галиани, придавая своим серьезным
замечаниям комический вид.
Казанова продолжал "платонически, как школьник" любить Манон
Балетти. Как он выразительно говорит, его дружба и уважение к
семейству запрещали ему соблазнить Манон. Столь морально мог
вести себя этот искусный соблазнитель, когда им двигал интерес
или настоящее чувство. Он все сильнее влюбляясь в Манон, он сам
не знал, чего он собственно хочет.
В начале мая 1757 года аббат де ла Виль дал ему тайное
задание выведать секреты восьми-десяти военных кораблей на рейде
Дюнкерка и незаметно подружиться с офицерами. Сильвия помогла ему
с паспортом. Казанова поговорил в Дюнкерке со всеми офицерами
армии и флота. За три дня для каждого капитана он стал хорошим
другом, обедал на всех судах, молодые офицеры объяснили ему
каждую деталь. Он написал отчет и через месяц после сдачи рапорта
получил пятьсот луидоров.
Вместо того, чтобы выбрасывать двенадцать тысяч франков,
министр мог бы легко получить такой же отчет даром от первого же
хорошего интеллигентного офицера. "Но таковы министры во Франции.
Они расточают деньги, которые для них ничего не стоят, чтобы
обогатить свои креатуры. Они были деспоты, народ считали ничем;
государство было в долгах, финансы истощены. Я думаю, революция
была необходимой, но она не должна быть кровавой, а моральной и
патриотической, однако аристократы и клир не были достаточно
благородны, чтобы принести необходимые жертвы королю, государству
и самим себе".
Несмотря на чистую любовь к Манон, он любил также девушек с
тротуара и, прежде всего, талантливых женщин, певиц, танцовщиц,
актрис. Это было не трудно, знать и иметь их, за деньги, за
любовь, одновременно за деньги и любовь, он шел ко многим. Фойе
он звал базарами любви.
Чтобы завоевать талантливую женщину, он вначале входил в
дружбу с официальным любовником, которому играл себя
незначительным и неопасным.
Своей старой любви из первого посещения Парижа, актрисе и
танцовщице Камилле Веронезе, много раз бывшей его второй
любовницей, он обязан знакомством со своими обоими большими
покровительницами и источниками денег - с графиней дю Румен и
маркизой д'Урфе.
Камилла владела уютным домом на границе города, где жила с
графом д'Эгревилем, который любил Казанову; он был братом графини
дю Румен, одних лет с Казановой, он женился в двадцать один год,
и о нем говорили, что он имел связь с епископом Сенлисом. (В
Дуксе кроме одного письма графа д'Эгревиля нашли много писем
Казанове от графини дю Румен, которые опубликованы Альдо Рава и
Густавом Гугитцем: "Письма женщин Казанове").
Камилла не давала отчаиваться никому из своих обожателей. К
своим первым любовникам она причисляла графа де ла Тур-д'Овернь.
Не очень богатый, чтобы одному обладать ею, он выглядел довольным
той частью, что она ему выделяла. О нем говорили прямо, как о
втором возлюбленном. Он был племянником маркизы д'Урфе. Как-то
Камилла взяла Казанову к графу, который из-за ишиаса лежал в
постели. Казанова сказал с серьезным видом, что мог бы излечить
его талисманом Соломона и пятью словами. Граф засмеялся и
согласился.
В соседней аптеке Казанова купил кисть, селитру,
серной мази и ртути. Он взял у графа немного мочи, смешал все
инградиенты и попросил Камиллу растирать этим бедра графа во
время заклинаний. Абсолютно необходимо, чтобы она оставалась
серьезной. Поэтому парочка хохотала бешено. Наконец, поборов
себя, Камилла растерла бедра графа, Казанова пробормотал
заклинание на несуществующем языке. Он сам еле удерживался от
смеха над комическими гримасами Камиллы. Наконец он обмакнул
кисть в жидкость и одним движением начертил пятиконечную звезду,
так называемый знак Соломона, на бедрах, завернутых потом
платком. Он велел графу тихо оставаться в постели двадцать четыре
часа, не снимая платка, потом он излечится.
Было очень смешно, смеялись и граф, и Камилла. Но у Казановы
было ощущение, что чудо полностью удалось. "Когда часто повторяют
ложь, то в конце концов она кажется правдой".
Через несколько дней он совершенно забыл шутку, как услышал,
что возле дверей остановилась коляска, и увидел Ла Тур-д'Оверня
легко взбегающего в дом.
"Дорогой друг, я должен рассказать о вашем чуде всем моим
знакомым. У меня есть тетя, весьма сведущая в абстрактных науках,
знаменитый химик, женщина сильного духа с очень большими
возможностями, знакомство с которой вам может быть полезным. Она
очень хотела вас видеть; теперь она утверждает, что уже знает
вас. Она заставила меня поклясться, что я приведу вас к обеду. Я
надеюсь, что вы будете добры последовать за мной. Моя тетушка -
это маркиза д'Урфе".
Жанна Камю де Понткаре, родилась в 1705 году, дочь первого
президента парламента Руана, вышла замуж в 1724 году за маркиза
д'Урфе, который тридцатилетним умер в 1734 году.
Связи между Казановой и маркизой доказаны к документами,
находящимися в Дуксе и найденными как Шарлем Самараном, так и
другими.
Казанова хотел обедать с маркизой только втроем, так как не
желал славы мага. Граф уверил, что знает сотню благородных персон
с ишиасом, которые могут дать ему половину состояния, если он их
излечит. Казанова к сожалению не знал никакого средства. Графа
вылечил случай.
Госпожа д'Урфе не смотря на свои пятьдесят два года была еще
красивой. Она приняла его с благородной легкостью старого двора
времен регентства. Полтора часа они изучали друг друга. Казанова
играл невежду без затруднений; таким он и был. Госпожа д'Урфе
хотела показать себя посвященной; Казанова был уверен, что она
останется им довольным, если будет довольна собой. После десерта
Ла Тур-д'Овернь ушел. Теперь госпожа д'Урфе начала говорить о
химии, и о магии, бывшей ее культом, ее безумством. Когда она
упомянула "Большое Дело" и он из чистой вежливости спросил, знает
ли уже она первоматерию, она с грациозным смехом уверила его, что
у нее есть даже камень мудрости и что она сведуща во всех Великих
Операциях. Потом она повела его в библиотеку, которая
