ощущения. Сокращение ведет к фальши.
Роман от этого не страдает: ведь именно выдумка - его главная
ценность.
Биография же должна примириться с этим недостатком; она имеет
перед собой единичный, уникальный характер; вместо исчезнувших
правдивых реальностей она может дать лишь правдоподобный образчик
человека.
Для автобиографа время и его течение это опасные подводные
камни. Что он должен выбрать? Что существенно? Его ежедневная
головная боль или парочка континентальных войн? Впрочем, ни один
человек не может рассказать о себе всей правды и очень немногие
читатели смогли бы ее вынести. Для многих читателей Казанова -
это истина, поданная как непристойность.
Казанова - один из самых подробных и нескромных мемуаристов,
оправдывал неполноту мемуаров своей сдержанностью по сравнению с
другими писателями и с их интересами. Ему не хватало цинизма
мизантропа, поэтому некоторые истории он не мог рассказать.
Вдобавок, он разделял все предрассудки "хорошего общества".
Хотя он был сыном бедного актера и, стало быть, выскочка,
десятикратно опускавшийся и поднимавшийся вновь, он стоял на
стороне богатых людей и старого режима, хотя знал его всесторонне
и побывал в его застенках. Он ненавидел больших демагогов,
революционеров и их великих предшественников, Вольтера и Руссо,
потому что рано понял, что они подведут черту под всеми
удовольствиями столетия, под всей эпохой шелковых чулок и
прекрасных манер, сверкающих клинков и веселых приключений.
Вместо бедности он побратался с наслаждением: изменник,
спавший с комедиантками всей Европы, игравший и пивший с
маркизами и герцогами, предатель своего класса, но не Тартюф. Он
обманывал всех: врагов и подруг, и главным образом своих друзей,
но так же часто он выставлял на всеобщее обозрение свои
недостатки, как свои шелковые штаны, золоченую табакерку и
дукаты, которыми он звенел во всех карманах, свою всегда готовую
шпагу, а он был готов еще с ранней молодости, и фальшивый титул,
и поддельный орден.
Кем же был подлинный Казанова?
Он сам называл себя легкомысленным, но храбрым и в основе
своей приличным человеком. Казанова думал, что имеет право
показать себя в неглиже, а иногда и совершенно нагим.
Как мы должны понимать его? Жадный до жизни авантюрист,
посещавший пап и королей, победоносный конкурент Калиостро и
графа Сен-Жермена?
Скрытый писатель с проблесками гения, сладострастный
автобиограф, сатирический самопародист и неумолимый бытописатель
восемнадцатого столетия, энциклопедический дилетант, полный
остроумия, самый утонченный и самый бесстыдный рассказчик своего
времени?
Был он стократно обанкротившимся художником жизни и великим
сексуальным клоуном восемнадцатого века?
Это постоянное театральное настроение, всегда сверхускоренный
темп комедии, целый развлекающийся мир, изобилующее жизнью
желание и всегда повторяемое сладострастие, которое само по себе
так сильно, словно оно было творцом собственного принципа,
огненный дух веселья, стократный юмор и далеко раздающийся
дерзкий хохот, это козлоногое эхо восемнадцатого века - есть ли
все это творение одного старого подагрика, который был лишь в
состоянии писать мемуары в богемской деревне и романтически
украшать карьеру плута?
А вдруг содержание этих похотливых мемуаров на самом деле
только сексуальные мечтания импотентного хвастающего старика? Не
мог ли импотентный поэт-комедиант из голубого воздуха создать
сверхпотентную кривляющуюся фигуру, всеми страстями пылающего
балагура и паразита любви?
Или приапические мемуары являются волшебным отблеском
необузданного и радостного бытия некоего в высшей степени
подозрительного, глубоко аморального, опьяненного жизнью
эротического гения?
Книга первая
============
Молодой Казанова
================
Глава первая
Два отца и мать
"Я был рожден для дружбы"
Жан Жак Руссо, "Исповедь"
Джакомо Казанова родился 2 апреля 1725 года в Венеции. Для
сына счастья то был верный час и верное место, чтобы провести
жизнь полную любви и наслаждения.
Но счастье не было ему подарено. Этот человек из народа был
богат на слова и беден счастьем! Если бы он стократно не помог
сам себе и не поправил бы счастье удачей, то стал бы
несчастнейшим из людей и погиб вместе с отбросами своего времени.
Он был дитя любви и нелюбимым ребенком. У него было два отца,
один бедный и законный, а другой незаконный и богатый; ни один о
нем не заботился. У него была юная прелестная мать, делавшая
карьеру на сценах и в постелях, от Лондона до Дрездена, но этого
ребенка она отдала чужим людям, как только ему исполнился год; с
того времени он более никогда не жил с нею вместе. У него было
пять братьев и сестер, а он рос как сирота.
Его детство было отвратительным. До девятого года жизни он
болел. Думали, что он вскоре умрет, и не больше не обращали на
него внимания.
Нищета продолжалась всю юность. Если вдуматься, у него была
ужасная жизнь, какую едва бы вынес другой.
Однако в воспоминаниях этот человек смеется день и ночь,
бродит по миру, играет, любит и ведет прекрасную жизнь, принимая
восхищение тысяч мужчин и любовь тысяч женщин.
Счастье и несчастье - и то, и другое правда.
Джакомо был дитя театра, - и мать, и оба отца вышли оттуда.
Джованна, которую в семье звали Дзанетта, а в театре ла
Буранелла, девушка из Бурано, была дочерью сапожника Фарузи.
Она поспешно вышла за актера Гаэтано Казанову, который жил
напротив и похитил ее пятнадцатилетней. Они обвенчались против
воли родителей у патриарха Венеции (27 февраля 1724 года). Она
изменила ему с директором своего театра, нобилем Микеле Гримани,
и принесла ребенка. Это случилось через тринадцать месяцев после
свадьбы.
За день до рождения Джакомо у его матери возникло страстное
желание креветок. Джакомо любил всю жизнь - креветок, а не мать.
Год спустя Дзанетта отдала своего сына Джакомо Джеронимо (так
он был окрещен) своей матери Марсии и уехала с мужем в Лондон.
Обоими ногами прыгнула Дзанетта в Лондоне на сцену и упала в
постель принца Уэльского, ставшего потом в Англии королем Георгом
II. Говорили, что второй сын Дзанетты, Франческо, которого она
родила в Лондоне в девятнадцать лет, был от него. Франческо стал
известным художником-баталистом, членом Парижской Академии, и
много раз зарабатывал и проматывал миллионы.
Дед Казановы, уважаемый сапожник Фарузи, который считал
профессию комедианта бесчестной, умер как жертва уязвленной
профессиональной чести: от разрыва сердца после свадьбы
единственной дочери с комедиантом. Вдове Марсии комедиант Гаэтано
Казанова торжественно поклялся, что никогда не станет склонять ее
единственную дочь Дзанетту к театральной игре, и сразу же взял ее
в театр, как прежде в постель - подходящий отец для будущего
соблазнителя.
Он происходил из Пармы. В 1715 году с девятнадцатилетней
субреткой он убежал в Венецию. Ее звали Фраголетта, "Земляничка",
из-за родинки на груди. Она его оставила, он стал танцором, а
пять лет спустя в Венеции комедиантом - без успеха. В 1723 он
играл в театре Сан-Самуэле. Лишь после свадьбы на соблазненной
дочери сапожника он внезапно стал вхож в лучшие дома и сделал
своей жене шесть детей за десять лет. Как многие рогоносцы,
Гаэтано стал снобом.
Из Лондона он привез юную жену назад в Венецию и Дзанетта
играла в театре Сан-Самуэле, где ее муж был актером, а ее друг
Гримани директором. Для своих третьего и четвертого сыновей в
качестве крестных отцов она нашла патрициев. (Джамбаттиста стал
директором академии в Дрездене, Дзанетто, бездельник, окончил
чтецом канцелярии в Риме. Одна дочь умерла в четыре года от оспы,
другая танцевала в Дрездене в балете и вышла замуж за придворного
учителя музыки Августа.)
В тридцать шесть лет бедный комедиант Гаэтано Казанова
заболел гнойным воспалением среднего уха, врач прописал капли и
противосудорожные средства. Тогда комедиант предусмотрительно
собрал у своего ложа пять сыновей, молодую беременную жену и
знатных братьев Гримани (Микеле, Дзуане, Алвизе). Прежде всего он
попросил трех братьев оставаться друзьями его жены. Потом он
обратился к прелестной жене, истекавшей слезами, и попросил
торжественно поклясться, что никого из детей она не потащит в
театр, где он испытывал лишь пагубные страсти.
Дзанетта поклялась. Владельцы театра Сан-Самуэле, трое
братьев Гримани (Микеле, Дзуане, Алвизе), торжественно подняли
руки как свидетели клятвы. Два дня спустя бедный Гаэтано умер от
судорог (18 декабря 1723).
Джакомо Казанова описал в воспоминаниях сцену клятвы и смерть
отца с остроумием и без малейшего сочувствия. Что он обязан
Гаэтано Казанове лишь именем, а жизнью Микеле Гримани, Казанова
упомянул не в мемуарах, а в памфлете, который опубликовал в
Венеции в 57 лет. "Нет Женщин - Нет Любви, или Очищение Авгиевых
Конюшен". В главе "Нарушитель супружеской верности" Казанова
обвиняет свою мать в связи с Микеле Гримани, а жену Гримани в
связи с двоюродным братом Гримани, и пишет с курьезным триумфом:
"Итак, каждый из нас был бастардом". Сообразно с этим Джакомо
Казанова был отпрыском знатного нобиля Гримани и должен был
наследовать его имя и деньги. Он не наследовал ничего.
О своем отце, Гаэтано Казанове, Джакомо говорит, что он
гораздо больше выделялся своими нравами, чем талантами, обладал
техническими знаниями, чтобы делать оптические игрушки, и оставил
после себя родовое древо знаменитого семейства Казанова.
Вместо Дзанетты, которая шла из театра к кавалерам, от
кавалеров на роды, и снова в театр и опять к кавалерам, о детях
заботилась бабушка Марсия, вдова сапожника.
Джакомо, болезненный ребенок без сил и аппетита, "выглядел
идиотом". Он всегда держал рот открытым, вероятно, у него были
полипы в носу.
Кровотечение из носа составляет его первое воспоминание,
"начало апреля 1733", ему восемь лет и четыре месяца, он стоит в
углу комнаты, прислонившись к стене, держит голову обеими руками
и пристально смотрит на кровь, капающую из носа.
Бабушка повезла его в гондоле на остров Мурано в жилище
ведьмы с черной кошкой на руках и пятью кошками вокруг. Ведьма
уговорила ребенка не бояться и заперла его в сундук. Там Джакомо
слышал смех, плач, пение, кошачье мяуканье. Потом ведьма
освободила ребенка, раздела и положила на постель, сожгла корешки
и, снова одев с заклинаниями, дала пять сахарных облаток и
приказала под страхом смерти молчать обо всем, обещав ему ночное
посещение феи.
Ночью из камина пришла фея в пышной юбке и в короне. Она
долго декламировала, как все феи Казановы, поцеловала его в лоб и
исчезла. Казанова вскоре забыл бы ее, если бы бабушка под страхом
смерти не приказала ему молчать. Не было людей, с которыми можно
было поговорить. Болезнь сделала его печальным. Никто, кроме
бабушки, не занимался им. "И родители не говорили мне ни слова."
Старый Казанова, описывая колдовское лечение, думает не о ведьме,
а о ее психологическом успехе.
Проснулась ли его память так поздно из-за полипов? Или у
Казановы ее вытеснили тяжелое детство и равнодушие родителей? О
семье он сообщает только злобные или гротескные анекдоты, но
нежно бережет бабушку, чьим любимцем он был. Показывая развитие
