деньги - еще одно соображение, почему доход от биржевой игры может быть
выше. Наконец, именно человек, осуществляющий долгосрочные вложения, т. е.
тот, кто более других содействует общественным интересам, на практике чаще
всего подвергается критике, кем бы ни управлялись инвестиционные фонды -
комитетами, правлениями или банками (77) . Вследствие самого существа своего
поведения он выглядит в глазах обывателя эксцентричным, несговорчивым и
чересчур смелым. Если он удачлив, это только утвердит общую веру в его
смелость; но если завтра ему не повезет, что вполне вероятно, то едва ли он
может рассчитывать на снисхождение. Мирская мудрость учит, что для
поддержания репутации лучше терпеть неудачи на проторенных путях, чем
добиваться успеха каким-либо способом, не входящим в разряд общепринятых.
5. До сих пор мы говорили главным образом о состоянии уверенности у
самого биржевого игрока или того, кто инвестирует в спекулятивных целях.
Может поэтому показаться, будто мы молчаливо предполагали, что если он лично
считает перспективы подходящими, то он получит неограниченную сумму по
рыночно-процентной ставке. Разумеется, это не так. Мы должны принимать во
внимание также и другую сторону состояния уверенности, а именно доверие
предоставляющим ссуды к тем, кто хочет занять у них денег, что иногда
определяют как состояние кредита. Резкое падение курсов акций, которое
оказывает гибельное влияние на предельную эффективность капитала, может быть
вызвано тем, что либо состояние уверенности у спекулянтов, либо состояние
кредита становится менее прочным. Но в то время как ослабления одного из
этих факторов достаточно для того, чтобы произошел крах, возвращение дел в
нормальное русло требует восстановления их обоих. Ибо если ослабления
кредита достаточно для того, чтобы вызвать крах, то его укрепление, будучи
необходимым условием оздоровления, не является все же единственным условием
для этого.
VI
Все эти соображения нельзя исключать из сферы внимания экономиста. Но их
необходимо рассматривать в правильной перспективе. Если мне позволят
применить термин спекуляция для обозначения действий, имеющих целью прогноз
психологии рынка, и термин предпринимательство для обозначения действий,
имеющих целью прогноз ожидаемого дохода от имущества за весь срок его
службы, то отнюдь не всегда спекуляция преобладает над предпринимательством.
Однако по мере того, как совершенствуется организация рынков инвестиций,
опасность преобладания спекуляции возрастает. На одном из величайших мировых
рынков инвестиций, а именно нью-йоркском, влияние спекуляции (в
вышеуказанном смысле) огромно. Даже за пределами финансовой сферы американцы
подвержены чрезмерной склонности к разгадыванию того, что думает средний
обыватель о мнении среднего обывателя; и эта национальная слабость получает
возмездие на фондовой бирже. Говорят, что американец редко помещает деньги
"ради дохода", как это все еще делают многие англичане. Он неохотно
инвестирует капитал, если не рассчитывает на увеличение его ценности. Это
лишь другой способ выражения того факта, что, расходуя деньги на инвестицию,
американец связывает свои надежды не столько с ее ожидаемым доходом, сколько
с благоприятными изменениями в совокупности психологических предположений,
на основе которых формируется рыночная оценка. Иными словами, он выступает
как спекулянт в отмеченном выше смысле. Спекулянты не приносят вреда, если
они остаются пузырями на поверхности ровного потока предпринимательства.
Однако положение становится серьезным, когда предпринимательство
превращается в пузырь в водовороте спекуляции. Когда расширение
производственного капитала в стране становится побочным продуктом
деятельности игорного дома, трудно ожидать хороших результатов. Если
смотреть на Уолл-стрит как на институт, социальное назначение которого
заключается в том, чтобы направлять новые инвестиции по каналам,
обеспечивающим наибольший доход в смысле будущей выгоды, то его достижения
никак нельзя отнести к разряду выдающихся триумфов капитализма, основанного
на laissez-faire. Это и не удивительно, если лучшие головы Уолл-стрита,
насколько я могу судить, заняты в действительности совсем другим делом.
Эти тенденции представляют едва ли не неизбежный результат существования
успешно организованных рынков "ликвидных" инвестиций. Обычно все согласны с
тем, что игорные дома должны быть труднодоступным и дорогим удовольствием.
Может быть, то же самое верно и в отношении фондовых бирж. То, что
Лондонская фондовая биржа менее грешна по сравнению с Уолл-стритом, можно
объяснить не столько особенностями национального характера, сколько тем
фактом, что для среднего англичанина Трогмортон-стрит* недоступна и очень
дорога по сравнению с Уолл-стритом для среднего американца. Разница между
покупной и продажной ценами акций, высокие комиссии маклеров и взимаемый
казначейством суровый налог на сделки с ценными бумагами - все, что
сопутствует операциям на Лондонской фондовой бирже,- понижают ликвидность
рынка в достаточной степени, чтобы значительная часть сделок, характерных
для Уолл-стрита (78) , стала здесь невозможной (хотя практика расчетов через
каждые две недели действует в противоположном направлении). Введение
значительного государственного налога на все виды биржевых сделок по
купле-продаже ценных бумаг могло бы оказаться наиболее полезной реформой для
того, чтобы смягчить преобладание спекуляции над предпринимательством в
Соединенных Штатах.
Зрелище современных рынков инвестиций нередко наводило меня на мысль, что
если бы сделать инвестирование капитала, подобно браку, долгосрочным и
нерасторжимым актом, прерываемым разве что смертью или какими-либо другими
вескими причинами, то это могло бы явиться полезным лекарством от наших
современных болезней. Ибо это вынудило бы инвестора обратить свой взор на
долгосрочные перспективы, и только на них. Однако уже ближайшее рассмотрение
этого средства обнаруживает его противоречивость, ибо выясняется, что
ликвидность рынков инвестиций часто способствует, а отнюдь не всегда
препятствует новым инвестициям. Ведь самый факт, что каждый индивидуальный
инвестор вправе рассчитывать на "ликвидность" своего участия в деле (хотя
это и не может быть верно для всех инвесторов, вместе взятых), успокаивает
его нервы и придает ему гораздо большую решимость идти на риск. Если
индивидуальные инвестиции сделать неликвидными, это могло бы серьезно
затруднить новые инвестиции, пока у людей остаются открытыми и иные пути
помещения своих сбережений. Такова дилемма. До тех пор пока для индивидуума
существует возможность использовать богатство в форме тезаврации или ссуды
денег, альтернатива, заключающаяся в покупке реальных капитальных активов,
не может стать для него очень уж притягательной (в особенности для человека,
который не управляет сам этими активами и вообще мало что знает о них по
существу), если не будет организованных рынков инвестиций, где
соответствующие активы можно легко превратить в деньги.
Единственным радикальным средством против кризиса уверенности,
приносящего столько бед экономике современного мира, было бы оставить
индивидууму лишь выбор между потреблением своего дохода и заказом на
производство конкретного капитального имущества, которое, пусть даже на
довольно зыбких основаниях, представляется индивидууму наиболее
многообещающим из доступных ему помещений капитала. Возможно, временами,
когда его обуревают особенно сильные сомнения относительно будущего, они
склонят индивидуума к тому, чтобы больше потреблять и меньше инвестировать.
Но чего можно было бы избежать, так это гибельных, все более накапливающихся
и далеко идущих последствий, проистекающих из того, что он сейчас может,
если находится во власти сомнений, не тратить свой доход ни на то, ни на
другое.
Те, кто подчеркивал социальную опасность тезаврирования денег, имели,
конечно, в виду нечто похожее на сказанное выше. Однако они не учли, что все
это может иметь место вне зависимости (или по крайней мере не в
пропорциональной зависимости) от масштабов тезаврации денег.
VII
Даже оставляя в стороне неустойчивость, связанную со спекуляцией,
приходится считаться еще с неустойчивостью, проистекающей из определенного
свойства человеческой природы, которое выражается в том, что заметная часть
наших действий, поскольку они направлены на что-то позитивное, зависит
скорее от самопроизвольного оптимизма, нежели от скрупулезных расчетов,
основанных на моральных, гедонистических или экономических мотивах.
Вероятно, большинство наших решений позитивного характера, последствия
которых скажутся в полной мере лишь по прошествии многих дней, принимается
под влиянием одной лишь жизнерадостности - этой спонтанно возникающей
решимости действовать, а не сидеть сложа руки, но отнюдь не в результате
определения арифметической средней из тех или иных количественно измеренных
выгод, взвешенных по вероятности каждой из них. Предпринимателям остается
лишь изображать деятельность, которая якобы направляется в основном
мотивами, сформулированными в их собственных планах на будущее, какими бы
искренними и правдивыми они ни были. Лишь в немного большей степени, чем
экспедиция на Южный полюс, предпринимательство основывается на точных
расчетах ожидаемого дохода. Поэтому, когда жизнерадостность затухает,
оптимизм поколеблен и нам не остается ничего другого, как полагаться на один
только математический расчет, предпринимательство хиреет и испускает дух -
даже если опасения потерпеть убытки столь же неосновательны, какими прежде
были надежды на прибыль.
Можно наверняка утверждать, что предпринимательство, уповая на будущее,
приносит пользу обществу в целом. Но частная инициатива будет на высоте лишь
в том случае, когда разумные расчеты дополняются и поддерживаются духом
жизнерадостности, чтобы мысль о конечном ущербе, в плену которой часто
оказываются пионеры,- как это отлично известно из опыта и нам, и им самим,-
просто отбрасывалась бы в сторону, подобно тому как здоровый человек
попросту не думает о смерти.
Это условие, к несчастью, дает о себе знать не только в том, что кризисы
и депрессии приобретают ненормально острый характер, но также в том, что и
экономическое процветание оказывается в чрезмерно большой степени зависимым
от политической и социальной атмосферы, созвучной духу рядового бизнесмена.
Если страх перед рабочим правительством или "новым курсом" подавляет
предпринимательство, то это не обязательно нужно считать результатом
благоразумного расчета или заговора с политическими целями. Это простое
следствие нарушения того хрупкого равновесия, в котором удерживается наш
стихийный оптимизм. Оценивая ожидаемый размах инвестиций, мы должны поэтому
принять во внимание нервы, склонность к истерии, даже пищеварение и реакции
на перемену погоды у тех, от чьей стихийной активности в значительной
степени и зависят эти инвестиции.
Отсюда нельзя сделать вывод, что все на свете зависит от игры
иррациональных сил человеческой психологии. Напротив, состояние долгосрочных
предположений нередко весьма устойчиво, а даже если это не так, то другие
факторы оказывают компенсирующее влияние. Надо помнить, что человеческие
решения, поскольку они воздействуют на будущее - в личных, политических или
