становился все тише, словно землекоп отклонялся от первоначального
направления, и вдруг совсем смолк, как будто он повернул в противоположную
сторону и уходил от меня все дальше и дальше. Долго еще вслушивался я в
наступившую тишину, прежде чем вернуться к работе. Это предостережение было
достаточно ясным, но я скоро забыл о нем, и оно едва ли повлияло на мои
строитель-ные планы.
Между тогдашними днями и теперешними лежит пери-од моей возмужалости;
но разве не кажется, что между ними ничего не лежит? Я все еще делаю большие
передышки в работе и прислушиваюсь у стены, а землекоп недавно изменил свои
первоначальные намерения, он по-ворачивает обратно, он возвращается из
своего путешест-вия, он полагает, что дал мне достаточно времени, чтобы
приготовиться к его приему. А у меня все устроено гораз-до хуже, чем тогда,
мое обширное жилье совершенно без-защитно, и я уже не мальчишка-ученик, а
старый опытный архитектор, оставшиеся силы могут отказать, если насту-пит
решительная минута, но как бы стар я ни был, мне кажется, я охотно стал бы
еще старше, чем сейчас, таким старым, что не смог бы уже подняться со своего
ложа под мхом. Ведь на самом деле я здесь не в силах выдержать, я встаю и
мчусь опять вниз, в свое жилье, словно не от-дохнул здесь, а растревожил
себя новыми заботами. Как же обстояло дело в последние минуты? Ослабело ли
ши-пенье? Нет, оно усилилось. Достаточно прислушаться в любом месте, и я
отчетливо осознаю свои иллюзии, ибо шипенье осталось в точности таким же,
ничто не измени-лось. Там, у противника, не произошло никаких перемен, там
спокойны, там стоят выше времени, а здесь слушаю-щего терзает каждая минута.
И я опять совершаю долгий путь к укрепленной площадке. Все вокруг кажется
мне взволнованным, все как будто смотрит на меня и тут же отводит взгляд,
чтобы меня не тревожить, и опять ста-рается по моему виду угадать принятые
мною спаситель-ные решения. А я качаю головой, ибо их еще нет у меня. Не иду
я и на укрепленную площадку, чтобы там приняться за выполнение какого-либо
плана. Проходя мимо того места, где я хотел копать разведочный ров, я еще
раз исследую его, оно выбрано очень удачно, ров шел бы в ту сторону, в
которой находится большинство мелких воздухопроводов, они очень облегчили бы
мне работу; мо-жет быть, и копать-то особенно долго не пришлось бы, чтобы
добраться до источника шипенья, может быть, до-статочно было бы послушать у
этих воздухопроводов. Но никакие соображения не имеют достаточной силы,
чтобы подбодрить меня и заставить приняться за ров. Ров этот должен дать мне
достоверные сведения. Но я уже дошел до того, что не хочу этих достоверных
сведений. На укреп-ленной площадке я выбираю хороший кусок освежеванно-го
мяса и с ним заползаю в кучу земли, там по крайней мере будет тихо,
насколько здесь еще возможна тишина. Я лижу мясо и лакомлюсь им, думаю то о
неведомом жи-вотном, которое там вдали прокладывает себе дорогу, то о моих
запасах, которыми, пока еще возможно, я могу наслаждаться, не жалея их.
Вероятно, это и есть мой един-ственный выполнимый план. Все же я стараюсь
разгадать план неведомого животного. Что оно, странствует или работает над
созданием собственного жилья? Если оно странствует, то нельзя ли было бы с
ним договориться? Если оно действительно докопается до меня, я отдам ему
кое-что из моих запасов, и оно отправится дальше. Ну, до-пустим, оно
отправится дальше. Сидя в моей земляной куче, я, конечно, могу мечтать о чем
угодно, о взаимопо-нимании тоже, хотя слишком хорошо знаю, что
взаимопонимания не существует и что едва мы друг друга увидим, даже только
почуем близость друг друга, мы потеряем голову и в тот же миг, охваченные
иного рода голодом, даже если мы сыты до отвала, сейчас же пустим в ход и
когти я зубы. И здесь, как всегда, сделаем это с полным правом, ибо кто же,
странствуя и увидев такое жилье, не изменил бы своего пути и планов на
будущее? Но, может быть, эта тварь роет в собственной норе, и тогда мне о
взаимопонимании и думать нечего. Если даже это такое необыкновенное
животное, что оно готово терпеть соседнее жилье рядом со своим, то мое жилье
не допустит сосе-да, во всяком случае такого, которого оно слышит. Прав-да,
кажется, что животное очень далеко, если оно отойдет еще хоть немного
дальше, то исчезнет, вероятно, и ши-пенье, и тогда, быть может, все
уладилось бы, как в доб-рое старое время, тогда все оказалось бы лишь
мучитель-ным, но полезным опытом, он побудил бы меня к целому ряду
усовершенствований; когда я спокоен и опасность не угрожает мне
непосредственно, я еще способен выполнять всевозможные серьезные работы, и,
быть может, эта тварь при гигантских возможностях, которыми она при своей
си-ле, видимо, располагает, откажется от продолжения своего жилья в сторону
моего и вознаградит себя за это чем-нибудь другим. Всего этого, конечно, не
достигнешь с по-мощью переговоров, а только с помощью собственного разума
животного или путем принуждения, исходящего от меня. В обоих случаях важно,
знает ли и что именно знает обо мне эта тварь. Чем больше я думаю, тем
неправдопо-добнее кажется мне, чтобы оно вообще услышало меня; возможно,
хотя и трудно себе представить, что оно каким-либо иным путем получило
сведения обо мне, но все-таки оно едва ли меня слышало. Пока я ничего о нем
не знал, оно не могло и слышать меня, ибо я тогда вел себя очень тихо, ведь
нет ничего тише, чем свидание со своим жи-лищем; когда я пытался рыть в
разных местах, оно могло меня услышать; правда, роя землю, я произвожу очень
мало шума, а если бы оно меня услышало и я что-нибудь заметил бы, оно должно
было хотя бы делать частые пе-рерывы в работе и прислушиваться... Но все
оставалось неизменным...
