Франц Кафка.
Нора
Пер: В.Станевич
Я обзавелся норой, и, кажется, получилось удачно. Снаружи видно только
большое отверстие, но оно в действительности никуда не ведет: сделаешь
несколько шагов- и перед тобой стена из песчани-ка. Не стану хвалиться,
будто я сознательно по-шел на эту хитрость; вернее, дыра осталась после
многих тщетных попыток подземного строительст-ва, но в конце концов я решил,
что выгоднее сохранить одно отверстие незасыпанным. Правда, иная хитрость
так тонка, что сама собой рвется, это мне известно луч-ше, чем кому-либо, а
кроме того, разве не дерзость на-водить таким способом на мысль, что здесь
скрыто нечто, достойное исследования? Но ошибется тот, кто решит, будто я
труслив и только из трусости обзавелся этим жильем. Примерно в тысяче шагов
от этого отверстия ле-жит прикрытый слоем мха настоящий вход в подземелье,
он защищен так, как только можно защитить что-либо на свете, хотя, конечно,
кто-нибудь может случайно наступить на мох и на этом месте провалиться,
тогда мое жилье бу-дет обнаружено и тот, кто захочет- правда, тут нужны
определенные, довольно редкие способности,- сможет в него проникнуть и
навсегда все погубить. Это я знаю, и даже сейчас, когда моя жизнь достигла
своего зенита, у меня не бывает ни одного вполне спокойного часа; там, в
этой точке, среди темного мха, я смертен, и в моих снах я частенько вижу,
как вокруг нее неустанно что-то выню-хивает чья-то похотливая морда. Я бы
мог, скажут мне, засыпать входное отверстие сверху тонким и плотным слоем
земли, а затем более рыхлым, чтобы было нетрудно в любую минуту снова
раскопать выход. Но это-то и не-возможно; именно осторожность требует, чтобы
для меня всегда был открыт путь к бегству, и чтобы я рисковал жизнью - а
это, увы, бывает очень часто. Для всего здесь нужны очень сложные расчеты, и
подчас радости гибкого ума являются единственным побуждением, чтобы
продол-жать эти расчеты. Я должен иметь возможность немедлен-но бежать;
разве, несмотря на всю мою бдительность, я гарантирован от нападения с
совершенно неожиданной стороны? Мирно живу я в самой глубине своего дома, а
тем временем противник откуда-нибудь медленно и не-слышно роет ход ко мне. Я
не хочу сказать, что у него чутье лучше моего; может быть, он так же мало
знает обо мне, как и я о нем. Но есть ведь упорные разбойники, они вслепую
ворошат землю и, невзирая на огромную протя-женность моего жилья, надеются
все же где-нибудь на-толкнуться на мои пути. Правда, у меня то преимущество,
что я - в своем доме и мне точно известны все его ходы и их направления.
Разбойник очень легко может стать моей добычей, и притом весьма лакомой. Но
я старею, многие противники сильнее меня, а их бесчисленное множество, и
может случиться, что я, убегая от одного врага, попаду я лапы к другому. Ах,
может случиться все, что угодно! Во всяком случае, я должен быть уверен, что
где-то есть легко доступный, совершенно открытый выход и что мне, если я
захочу выбраться, совсем не нужно для этого еще новых усилий,- ведь в ту
минуту, когда я буду отчаянно рыть землю, хотя бы и очень рыхлую, я вдруг -
боже, упаси меня от этого - могу ощутить, как мой преследова-тель впивается
зубами в мою ляжку. И угрожают мне не только внешние враги. Есть они я в
недрах земли. Я их еще никогда не видел, но о них повествуют легенды, и я
твердо в них верю. Это существа, живущие внутри земли; но дать их описание
не могут даже легенды. Сами жертвы едва могли разглядеть их; только они
приблизятся и ты услышишь, как скребутся крепкие когти прямо под тобой в
земле, которая является их стихией, и ты уже погиб. Тут уж не спасет то, что
ты в своем доме, ведь ты ско-рее в их доме. От них не спасет и другой выход,
хотя он, вероятно, вообще не спасет, а погубит меня, но все-таки в нем моя
надежда и без него я не смог бы жить. Кроме этого широкого хода меня
связывают с внешним миром еще очень узкие, довольно безопасные ходы, по
которым поступает ко мне свежий воздух для дыхания. Их проло-жили полевые
мыши. Я умело связал ходы с моим жильем. Они мне также дают возможность
издали почуять врага и таким образом служат защитой. Через них ко мне
попа-дают всякие мелкие твари, которых я пожираю, так что я могу для
скромного поддержания жизни заниматься охо-той тут же, не покидая своего
жилья; это, конечно, очень ценно.
Но самое лучшее в моем доме - тишина. Правда, она обманчива. Она может
быть однажды внезапно нарушена, и тогда всему конец. Но пока она еще здесь.
Я часами крадусь по моим ходам и не слышу ни звука, только иног-да прошуршит
мелкий зверек, который сейчас же и за-тихнет между моими челюстями, или
донесется шелест осыпающейся земли, напоминающий мне о необходимости
произвести где-то ремонт, но помимо этого - тихо. Веет лесным воздухом, в
доме одновременно и тепло и прохладно. Иногда я ложусь на землю и
перекатываюсь с боку на бок от удовольствия. Приближается старость, и
хоро-шо иметь такой вот дом, знать, что у тебя есть крыша над головой, когда
наступит осень. Через каждые сто мет-ров я расширил ходы и утрамбовал
маленькие площадки; там я могу удобно свернуться калачиком, сам себя согреть
и отдохнуть. Там я сплю сладко и мирно, потребности мои уже утихли, и цель
- иметь свой дом - достигнута. Я не знаю, осталась ли у меня эта привычка
от древних времен или опасности даже в этом убежище настолько ве-лики, что
они будят меня: через определенные промежутки времени я испуганно
вздрагиваю, очнувшись от глубокого сна, и прислушиваюсь, прислушиваюсь к
тишине - она царит здесь днем и ночью, она все та же, потом, успокоен-ный,
улыбаюсь и, расслабив напряженные мышцы, отдаюсь еще более глубокому сну.
Бедные, лишенные крова странники на шоссе, в лесах, в лучшем случае
укрывшиеся в куче листьев или среди товарищей, беззащитные перед всеми
угрозами неба и земли! Я лежу здесь, на защищен-ной отовсюду площадке-
больше пятидесяти таких мест есть в моем жилище,- и, выбирая по своей
прихоти часы, я то погружаюсь в дремоту, то в глубокий сон.
Не совсем посередине жилья, в строго обдуманном месте на случай крайней
опасности - не обязательно пре-следования, но осады- находится главная
площадка. Если все остальное создано скорее напряженной деятель-ностью ума,
чем тела, эта укрепленная площадка - плод тяжелейшей работы моего тела,
притом всех его частей. Сколько раз, охваченный отчаянной физической
усталостью, хотел я все бросить, валился на спину и, прокли-ная свое жилье,
тащился наружу и оставлял жилье откры-тым. Я мог это сделать, ибо не намерен
был возвращаться в него; но несколько часов или дней спустя я раскаивался,
все же возвращался, чуть ли не пел хвалебную песнь нетронутости моего
убежища и с искренней радостью снова брался за работу. Эту работу на главной
площадке еще осложняла ее бесцельность (то есть она не приносила поль-зы,
велась впустую); как раз там, где по плану была за-думана эта укрепленная
площадка, почва оказалась рых-лой и песчаной, землю приходилось прямо-таки
спрессовывать, чтобы создать красиво закругленные стены и свод. Но для
выполнения такой работы я мог действовать только собственным лбом. И вот
тысячи и тысячи раз подряд, целые дни и ночи, я с разбегу бил лбом в эту
землю и был счастлив, когда выступала кровь, ибо это являлось признаком
того, что стена начинает отвердевать, и, таким образом, нельзя не
согласиться, что я заслужил мою укрепленную площадку.
На эту площадку я собираю свои запасы и складываю здесь все, что после
удовлетворения неотложных потреб-ностей остается от пойманного в ходах и
переходах и от добычи, принесенной с охоты вне дома. Главная площад-ка так
велика, что даже запасы на полгода не заполняют ее всю. Поэтому я могу их
раскладывать, прохаживаться между ними, играть с ними, наслаждаться их
обилием и их разнообразными запахами и всегда знать точно, что имеется
налицо. Я могу по-новому распределять их и, в зависимости от времени года,
заранее составлять свои охотничьи планы. Порой я бываю настолько обеспечен,
что из равнодушия к пище даже не трогаю всю ту мелкоту, которая тут шныряет,
а это- по другим причи-нам - может быть, и является неосторожностью.
Постоян-ные занятия подготовкой к обороне приводят к тому, что мои взгляды
на использование жилья в этих целях меня-ются или усложняются, хотя я,
разумеется, и ограничен тесными рамками. И тогда мне порой кажется опасным
со-средоточение всех мер защиты на укрепленной площадке; ведь разнообразные
части моего жилья дают и более раз-нообразные возможности, и мне
представляется, что было бы благоразумнее, отделив часть запасов, разместить
их на меньших площадках; поэтому я решаю отвести каждую третью под резервные
запасы или каждую четвертую под основные запасы, а каждую вторую под
дополнительные и так далее. Или я вообще исключаю с целью маскировки целый
ряд ходов из числа хранилищ, или избираю совсем неожиданно очень немного
мест, в зависимости от их бли-зости к главному выходу. Каждый такой новый
план тре-бует от меня тяжелой работы грузчика, ибо, следуя новым расчетам,
мне приходится таскать тяжести туда и сюда. Правда, я могу это делать
спокойно, не спеша, и уж не такое плохое занятие - таскать в пасти всякие
вкусные вещи, время от времени отдыхать где вздумается и лако-миться тем,
чем захочется. Конечно, хуже, когда порой я вдруг испуганно просыпаюсь и мне
чудится, что теперешнее распределение никуда не годится, угрожает большими
опасностями и, невзирая на усталость и сонливость, необ-ходимо сейчас же
выправить положение; и я спешу, и я лечу, у меня нет времени для расчетов;
но пытаясь осу-ществить совсем новый, очень точный план, я хватаю в зубы
первое, что попадется, тащу, волоку, охаю, вздыхаю, спотыкаюсь, и тогда
любое случайное изменение существующего, кажущегося мне сверхопасным
размещения запа-сов уже представляется достаточным. И лишь постепенно, когда
я окончательно просыпаюсь и приходит отрезвление, мне становится едва
понятной такая спешка, я глубоко вдыхаю покой и мир моего жилища, которые
сам нарушил, я возвращаюсь на то место, где обычно сплю, вновь чувствую
усталость и тут же засыпаю, а проснувшись нащу-пываю- как неопровержимое
доказательство словно приснившейся мне ночной работы - застрявшую между
зуба-ми крысу. Но потом опять наступают времена, когда соединение всех
запасов на одной площадке кажется мне самым удачным планом. Чем помогут мне
запасы на ма-леньких площадках и много ли можно там положить? Да и сколько
бы я туда не перенес, все это будет загораживать дорогу и, может быть,
когда-нибудь при обороне и бегстве помешает мне. Кроме того, хотя это и
глупо, но, право же, наша уверенность в себе страдает, если мы не видим всех
запасов, собранных в одном месте, и не можем одним взглядом определить объем
всего, чем владеем. Кроме того, при деления на части разве не может многое
пропасть? Я же не в состоянии без конца носиться гало-пом по моим ходам,
идущим вдоль и поперек, чтобы проверить, все ли в порядке.
В основном мысль о разделении запасов верна, если есть несколько мест,
подобных моей укрепленной главной площадке. Несколько таких мест! Тогда
конечно! Но кому это под силу? Да и в общий план моего жилья их теперь не
внесешь. Однако я готов согласиться, что допустил ошибку в плане, ибо всегда
возможны ошибки, если какой-нибудь план имеется в единственном экземпляре. И
со-знаюсь, все время, пока я строил свой дом, где-то во мне жила смутная
мысль, но достаточно отчетливая: будь у меня желание все же иметь несколько
