разбираться: немалая глубина, на которой ле-жит укрепленная площадка, или ее
протяженность и по-этому сильные воздушные потоки, отпугнувшие роющих, или
то, что это главная укрепленная площадка и что самый этот факт каким-то
путем все же дошел до них, не-смотря на их тупость. Однако я еще не замечал,
чтобы кто-то рыл стены укрепленной площадки. Правда, живот-ные и раньше
подходили близко, во множестве привлечен-ные резкими запахами, здесь я мог
постоянно охотиться, но они проникали откуда-то сверху в мои ходы и потом
сбегали по ходам вниз, робея, но неудержимо стремясь вперед. Теперь же они
буравили стены. Если бы мне хоть удалось осуществить планы моей юности и
первых лет зрелости, вернее, если бы я имел силу их осуществить, ибо в
доброй воле недостатка не было. Один из этих любимых планов состоял в том,
чтобы отделить укрепленную пло-щадку от окружающей земли, то есть оставить
ее стены толщиной, примерно равной моему росту, и создать вокруг укрепленной
площадки пустое пространство, соответству-ющее размерам стен, все же
сохранив, увы, маленький, не отделимый от земли фундамент. Это пустое
пространство я всегда рисовал себе - и не без основания - как самое лучшее
место для жизни, какое только могло существовать для меня. Висеть на этом
своде, подниматься, скользить вниз, перекувыркиваться, снова ощущать под
ногами твердую почву, играть во все эти игры прямо-таки на теле укрепленной
площадки и все же не на ней; получить воз-можность избегать ее, дать глазам
отдохнуть от нее, откла-дывать на время радость встречи с ней и все же не
утра-тить ее, вцепиться в эту площадку когтями, что невозмож-но, если иметь
только один, обычный ход, ведущий к ней; и прежде всего- стеречь ее;
возможность выбирать между укрепленной площадкой и пустым пространством как
награду за разлуку с ней, выбрать навсегда пустое прост-ранство и бродить по
нему взад и вперед, защищая площадку. Тогда не возникло бы в стенах никаких
звуков, никакого нахального рытья чуть не под самой площадкой, тогда там
воцарился бы мир и я был бы его сторожем; тогда я не прислушивался бы с
отвращением к возне ме-люзги, но с восторгом к тому, что сейчас совершенно
от меня ускользает: к шелесту тишины на этой площадке. Однако всего этого
нет, хотя оно и прекрасно, а мне пора приниматься за работу, и мне следовало
бы радоваться, что она имеет прямое отношение к укрепленной площадке, ибо
мысль о ней окрыляет меня. Правда, как постепенно выясняется, мне нужны все
мои силы для этой работы, которая вначале казалась пустяковой. Я теперь
прослуши-ваю стены укрепленной площадки, и, как бы я их ни прослушивал -
наверху или у основания, у входов или внутри,- везде, везде все тот же
тихий шипящий звук. А сколько времени, какого напряжения требует это долгое
слушанье прерываемых паузами звуков! Если хочешь, ма-ленькое утешение и
повод для самообмана можно найти в том, что здесь, на укрепленной площадке,
когда отнимаешь ухо от земли, то, в отличие от ходов, ничего из-за ее
раз-меров не слышишь. Только чтобы отдохнуть, чтобы опом-ниться, повторяю я
очень часто этот опыт, напрягаю слух и счастлив, что ничего не слышу. Но что
же в сущности произошло? Мои первоначальные объяснения ничего не дают. Но и
другие предположения я вынужден отклонить. Можно было бы допустить, что этот
шум производят сами мелкие твари, занятые работой. Однако это противоречи-ло
бы всему моему опыту; ведь того, чего я не слышал раньше, хотя оно всегда
существовало, я не могу вдруг начать слышать теперь. Может быть, с годами
моя чувст-вительность к помехам в моем жилье обострилась, но слух нисколько
не стал тоньше. В том-то и состоит особенность мелких тварей, что они
неслышны. Разве я бы иначе это стерпел? Рискуя умереть с голоду, я бы изгнал
их на-всегда. А может быть - и такая мысль закрадывается мне в голову,-
тут действует животное, которое мне еще не-ведомо? Возможно. Правда, я уже
давно и очень внима-тельно наблюдаю жизнь здесь, под землей, но ведь мир
многообразен и неприятных сюрпризов в нем достаточно. Но тогда это не одно
животное, а, вероятно, большое стадо, вдруг вторгшееся в мои владения,
большое стадо маленьких животных, и поскольку их слышно, они, вероят-но,
крупней мелкой твари, но едва ли намного, ибо шум от их работы сам по себе
ничтожен. Это могли бы быть неведомые животные, некое кочующее стадо,
которое только проходит мимо и нарушает мой покой и чье прохождение скоро
кончится. Так что я мог бы, собственно говоря, подождать и не делать лишней
работы. Но если это неведомые животные, почему я их не вижу? Я уже рыл во
многих местах, чтобы схватить хоть одно из них, но ни одного не нахожу. И
тут мне приходит в голову, что это, может быть, совсем крошечные животные,
гораздо меньше известных мне, и только шум они производят бо-лее сильный. И
вот я обследую вырытую землю, подбрасываю вверх комья, чтобы они рассыпались
на крошечные частицы, но шумливых невидимок там не оказывается. Постепенно
мне становится ясно, что таким случайным мелким рытьем я ничего не достигну,
я только порчу стены своего жилья, наспех шарю то там, то здесь, не успе-ваю
засыпать ямки, во многих местах уже лежат кучи земли, которые мешают
двигаться и видеть. Правда, все это - второстепенные заботы, я теперь не
могу ни стран-ствовать по своему жилищу, ни смотреть по сторонам, ни
отдыхать, несколько раз я уже засыпал в какой-нибудь ямке, запустив одну
лапу в землю над головой, так как хотел в полусне вырвать из нее комок.
Теперь я решил изменить метод. Я буду рыть в направлении звука на-стоящий
большой ров и не перестану до тех пор, пока, независимо от всяких теорий, не
обнаружу его истинную причину. И тогда я устраню ее, если это окажется в
моих силах, если же нет, то хоть буду знать наверное, в чем дело. И это
знание принесет мне либо успокоение, либо отчаяние, но пусть будет как
будет- то или другое; оно будет бесспорным и оправданным. От этого решения
мне становится легче. Все, что я делал до сих пор, мне кажет-ся, делалось
слишком поспешно; я был взволнован воз-вращением, еще не освободился от
тревог внешнего мира, еще не окунулся целиком в мирную жизнь убежища, и,
став сверхчувствительным из-за того, что так долго был его лишен, я заранее
приписал явлению какую-то загадочность и совсем потерял голову. А в чем же
дело? Легкое шипенье, разделенное долгими паузами, ничтож-ный звук, к
которому я не скажу, чтобы можно было при-выкнуть, нет, привыкнуть к нему
нельзя, но можно было бы, не предпринимая тут же чего-то, некоторое время
сна-чала понаблюдать его, то есть через каждые два-три часа прислушиваться к
нему и терпеливо отмечать это явле-ние, а не ползать ухом по стенам и почти
каждый раз, как его услышишь, сейчас же разрывать землю, даже не стремясь
что-либо найти, а просто желая дать исход внутреннему беспокойству. Надеюсь,
отныне будет по-друго-му. И опять-таки не надеюсь- лежа с закрытыми
глазами, в бешенстве на самого себя, я вынужден в этом себе при-знаться, ибо
от беспокойства все дрожит во мне ничуть не меньше, чем несколько часов
назад, и, если бы рассудок не удерживал меня, я, вероятно, охотнее всего
начал бы где попало - слышно там что-нибудь или не слышно -упрямо и тупо
рыть землю только ради самого рытья, почти как мелкие твари, которые роют
или совсем без смысла, или потому, что они жрут землю. Мой новый разумный
план и привлекает меня и не привлекает. Против него ничего не возразишь, по
крайней мере я не нашел бы что возразить, и он должен, насколько я понимаю,
привести к цели. И все-таки в глубине души я в него не верю, не верю
настолько, что даже не боюсь возможных ужасов, которые он может повлечь за
собой, не верю в какие-либо ужасные последствия; мне даже кажется, я уже с
самого начала, услышав впервые необъяснимый шипя-щий звук, подумал о таком
методическом копании рва, и только потому, что не был уверен в его
целесообразности, до сих пор не приступал к делу. Все же я, разумеется,
примусь за этот ров, другого выхода у меня нет, но начну я не сейчас, я эту
работу немного отложу. Если здравый смысл опять возьмет верх, то пусть уж до
конца, и я не сразу ринусь в эту работу. Сначала я, во всяком случае,
исправлю повреждения, которые причинил своему жилью, копая наугад; времени
понадобится для этого немало, но сделать это необходимо; новый ров, если он
действитель-но приведет к цели, будет, вероятно, очень длинным, а если не
приведет ни к какой цели - он будет бесконеч-ным; во всяком случае, такая
работа заставит меня на продолжительное время удалиться от жилья, это будет
не так плохо, как пребывание на поверхности земли, я смогу делать перерывы а
работе, когда захочу, и ходить домой в гости, и даже если я не буду этого
делать, то ко мне будет проникать воздух с укрепленной площадки и ове-вать
меня во время работы: все же я удалюсь от своего жилья и подвергну себя
риску неведомой судьбы, поэтому я хочу оставить после себя все в полном
порядке, иначе выйдет так, что я, боровшийся за его покой, сам этот по-кой
нарушил и тут же не восстановил. И вот я начинаю с того, что загребаю
обратно в ямки вырытую оттуда землю, работа мне слишком хорошо знакомая, я
выполнял ее бесчисленное множество раз, почти не ощущая как ра-боту,
особенно это касается последнего утрамбовывания и выравнивания,- и это,
конечно, не самовосхваление, а просто правда - я способен выполнять ее с
непревзойденным мастерством. Но сейчас мне трудно, я слишком рас-сеян,
посреди работы я все вновь и вновь прикладываю ухо к стене, слушаю и
равнодушно предоставляю едва собранной в кучу земле снова сползать на дно
хода. Последние работы по отделке жилья, требующие более на-пряженного
внимания, я едва в силах выполнять. Не-уклюжие бугры, безобразные трещины
остаются, уже не говоря о том, что прежний изгиб нескладно залатанной стены
не удается восстановить. Я стараюсь утешить себя тем, что все это лишь
предварительные меры. Когда я вер-нусь и спокойствие будет восстановлено, я
окончательно исправлю погрешности, тогда все удастся сделать мигом. Да, в
сказках все совершается мигом, и подобное утеше-ние тоже сказка. Было бы
лучше сейчас же закончить всю работу, гораздо полезнее, чем то и дело
прерывать ее, странствовать по ходам и устанавливать новые точки, где слышен
шипящий звук, что отнюдь не трудно - достаточ-но остановиться в любом месте
и прислушаться. И я делаю еще ряд бесполезных открытий. Временами мне
кажется, что звук прекратился, ибо наступают долгие пау-зы, порой шипенье не
расслышишь- слишком громко пульсирует в ушах моя собственная кровь, и тогда
две паузы сливаются в одну и на минутку воображаешь, будто шипенье умолкло
навсегда. И уже не слушаешь, вска-киваешь, в жизни наступает перелом,
чудится, словно открылись родники, из которых в жилище льется тишина.
Остерегаешься сразу же проверить свое открытие, ищешь кого-нибудь, кому
можно сначала без колебаний его доверить, галопом мчишься на укрепленную
площадку, вспо-минаешь, что всем существом пробудился для новой жизни, что
уже давно ничего не ел, вырываешь из-под засыпавшей их земли какие-нибудь
запасы, не успевая проглотить их, бежишь к тому месту, где было сделано
невероятное открытие, чтобы наскоро, во время еды, про-верить еще раз,
слушаешь, но даже при беглом слушании тотчас убеждаешься, что ошибся - там
вдали опять раз-дается несокрушимое шипенье. И тогда выплевываешь пищу, и
хочется затоптать ее, и возвращаешься к работе, но даже не знаешь к какой;
где-нибудь, где это кажется необходимым, а таких мест достаточно, начинаешь
