взвинченным, как и его бенефактор, у которого было много действия и очень
мало понимания.
- Каким был нагваль Элиас? - спросил я, меняя тему.
- Он во всем отличался от своего ученика, - сказал дон Хуан. - Он был
индейцем, очень темным и массивным. У него были грубые черты, большой рот,
сильный нос, небольшие черные глаза, густые черные волосы без седины. Он
был резче, чем нагваль Хулиан, и имел большие руки и ступни. Это был очень
скромный и очень мудрый человек, но он никогда ничем не выделялся. По
сравнению с моим бенефактором он был тусклым. Всегда весь в себе,
обдумывая вопросы. Нагваль Хулиан шутил, что его учитель наделен тонной
мудрости. За его спиной он называл его-нагваль тоннаж.
- Я никогда не видел смысла в его шутках, - продолжал дон Хуан. - Для
меня нагваль Элиас был как глоток свежего воздуха. Он терпеливо мог мне
объяснить что угодно. Это похоже на мои объяснения, но возможно он в
чем-то был несколько глубже. Я не могу назвать это что-то состраданием,
скорее подошло бы сопереживание. Воины не могут чувствовать сострадания,
поскольку они больше не чувствуют жалости к себе. Без движущей силы
самосожаления сострадание бессмысленно.
- Дон Хуан, ты говорил, что воин является всем для себя самого?
- В некотором смысле да. Для воина все начинается и кончается в нем
самом. Однако, его контакт с абстрактным вынуждает его преодолевать свое
чувство важности. Поэтому личное "я" становится абстрактным и безличным.
Нагваль Элиас считал, что наши жизни и наши личности совершенно похожи,
продолжал дон Хуан. - в этом смысле он чувствовал себя обязанным помогать
мне.
Я не чувствую эту схожесть с тобой, поэтому полагаю, что могу
рассматривать тебя во многом так же, как нагваль Хулиан рассматривал меня.
Дон Хуан сказал, что нагваль Элиас взял его под свое крыло с самого
первого дня, как он прибыл в дом своего бенефактора и начал обучение.
Нагваль Элиас обучал его независимо от того, мог ли дон Хуан хоть
что-нибудь понять. Его желание помочь дон Хуану было таким сильным, что он
практически держал его как пленника, защищая тем самым от резких нападок
нагваля Хулиана.
- Вначале я оставался все время в доме нагваля Элиаса, - продолжал
дон Хуан. - и мне это нравилось. В доме моего бенефактора я всегда был
начеку и настороже, боясь того, что он сможет сделать со мной в следующий
раз. В доме нагваля Элиаса я чувствовал себя уверенно и свободно.
- Мой бенефактор безжалостно давил на меня, а я не мог понять, к чему
такой нажим. Мне казалось, что он был просто безумным.
Дон Хуан сказал, что нагваль Элиас был индейцем из Оахсаки, его
обучал другой нагваль по имени Розендо, родом из тех же мест. Дон Хуан
описывал нагваля Элиаса как очень консервативного человека, который
дорожил своим уединением. В то же время он был известным целителем и
магом, о нем знали не только в Оахсаке, но и по всей южной мексике. Тем не
менее, несмотря на свое занятие и дурную славу, он жил в полной изоляции
на противоположном конце страны, в северной мексике.
Дон Хуан прервал рассказ. Подняв брови, он уставился на меня
вопросительным взглядом. Но все что я хотел от него, это то, чтобы он
продолжал свою историю.
- Каждый раз, когда я думаю, что ты должен задать вопрос, ты молчишь,
сказал он. - я уверен, ты слышал мои слова, что нагваль Элиас был
знаменитым магом, который каждый день общался с людьми в южной мексике, и
в то же время он был отшельником в северной мексике. Неужели это не
возбудило твоего любопытства?
Я почувствовал себя безнадежно глупым. Я сказал, что когда он
рассказывал мне эти факты, в моей голове крутилась мысль, что человеку
должно быть ужасно трудно регулярно совершать такие поездки.
Дон Хуан засмеялся, и поскольку он буквально вынуждал меня осознать
этот вопрос, я спросил его, каким образом нагваль Элиас мог быть в двух
местах одновременно.
- Сновидение-вот реактивный самолет мага. Нагваль Элиас был
сновидящим, в то время как мой бенефактор был сталкером. Он был способен
создать или спроецировать то, что магам известно как сновиденное тело или
другой, поэтому он мог быть в двух отдаленных местах в одно и то же время.
Благодаря сновиденному телу, он вел свою коммерческую деятельность как
маг, а в своем естественном "я" он был затворником.
Я заметил, что меня удивляет та легкость, с какой я принял то, что
нагваль Элиас имел способность проецировать плотный трехмерный образ
самого себя, в то время как объяснения абстрактных ядер остаются мне
непонятными.
Дон Хуан сказал, что я принял идею о двойной жизни нагваля Элиаса
потому что дух сделал окончательную корректировку в моей способности
осознавания. Я выпустил огневой вал протестов по поводу неясности его
утверждения.
- Что же тут неясного, - сказал он. - Это изложение факта. Ты можешь
сказать, что это непонятный факт на данный момент, но все может
измениться.
Прежде, чем я успел ответить, он опять начал говорить о нагвале
Элиасе. Он сказал, что нагваль Элиас обладал очень любознательным умом и
мог прекрасно работать своими руками. В своих сновидениях он путешествовал
и видел множество объектов, которые затем вырезал из дерева и выковывал из
железа. Дон Хуан заверил меня, что некоторые из этих моделей были
навязчиво и изысканно красивы.
- Что было прообразом этих объектов? - спросил я.
- Вряд ли можно узнать это, - сказал дон Хуан. - можешь считать, что
будучи индейцем, нагваль Элиас бродил в своих сновидениях путешествиях по
тропам диких животных в поисках добычи. Животные никогда не появляются
там, где есть признаки активности. Она приходит только тогда, когда никого
нет вокруг. Нагваль Элиас, как одинокий сновидящий, посещал свалку
вечности, назовем ее так, когда вокруг никого не было-копируя то, что
видел, он никогда не то, для чего эти вещи использовались, ни их источник
Вновь я без труда принял то, что он сказал. Идея ни в коей мере не
казалась мне притянутой за уши. Я начал говорить ему об этом, но он
прервал меня движением бровей и продолжил свое описание нагваля Элиаса.
- Посещать его было для меня огромным удовольствием, - сказал дон
Хуан, - и одновременно, причиной странной вины. Здесь мне было очень
скучно. Не потому, что нагваль Элиас был очень скучным, но потому что
нагваль Хулиан не имел себе равных и лез в жизнь постоянно.
- А я думал, что ты чувствовал себя в доме нагваля Элиаса спокойно и
уверенно, - сказал я.
- Все так и было, и именно это было источником моей вины, и моей
воображаемой проблемы. Как и ты, я любил мучить самого себя. Мне кажется,
что с самого начала я обрел мир в кампании нагваля Элиаса, но позже, когда
я понял нагваля Хулиана, я пошел по его тропе.
Он рассказал мне, что дом нагваля Элиаса имел открытую, с крышей,
часть спереди, где находилась кузница, столярный верстак и инструменты.
Кирпичный дом с черепичной крышей состоял из огромной комнаты с земляным
полом, где он жил с пятью женщинами-видящими, которые на самом деле были
его женами. Здесь же находились и четверо мужчин, магов-видящих его
партии, которые жили в небольших домах вокруг дома нагваля. Они были
индейцами из разных частей страны, пересилившимися в Северную Мексику.
- Нагваль Элиас уделял сексуальной энергии большое внимание, - сказал
дон Хуан. - он верил, что она дана нам для того, чтобы мы могли
использовать ее в сновидении. Он верил, что сновидение ушло из
употребления потому, что оно нарушало ненадежный ментальный баланс
восприимчивых людей
- Я обучал тебя сновидению так же как он учил меня, - продолжал дон
Хуан.
- А он учил меня тому, что пока мы видим сон, точка сборки движется
очен мягко и естественно. Ментальный баланс-ничто, но он фиксирует точку
сборки на том месте, к которому мы привыкли. Чтобы сны заставляли эту
точку передвигаться, а сновидение контролировало это естественное
движение, сновидению необходима сексуальная энергия, порою результат может
оказаться просто бедственным, когда сексуальная энергия тратится на секс,
а не на сновидение. В таком случае сновидящие передвигают свою точку
сборки рывками и теряют свой рассудок.
- Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан? - спросил я, почувствовав,
что тема сновидения шла вразрез естественному ходу беседы.
- Ты сновидящий, - сказал он. Если ты не будешь внимательней к своей
сексуальной энергии, то должен иметь представление о неровных движениях
своей точки сборки.
Я сделал глупое и неуместное замечание о сексуальной жизни взрослых
мужчин.
- Наша сексуальная энергия является тем, что управляет сновидением,
объяснил он. - Нагваль Элиас учил меня-а я учу тебя-что либо ты тратишь
свою сексуальную энергию на любовь, либо сновидишь, благодаря ей. И здесь
нет другого выбора. Я говорю с тобой об этом потому, что ты с большим
трудом передвигаешь свою точку сборки, пытаясь уловить нашу последнюю
тему-абстрактное.
- То же самое было и со мной, - продолжал дон Хуан. - это было тогда,
когда моя сексуальная энергия освобождалась от мира, который все ставит на
свои места. Это правило для сновидящих. У сталкеров все наоборот. Мой
бенефактор был, как ты бы мог сказать, сексуальным распутником и как
обычный человек, и как нагваль.
Дон Хуан казалось был на грани раскрытия дел своего бенефактора, но
очевидно сменил свое умонастроение. Он встряхнул головой и сказал, что
пока я слишком жесткий для таких откровений. Я не настаивал.
Он сказал, что нагваль Элиас имел рассудительность, которую
сновидящий приобретает только после невообразимых боев с самим собой. Он
использовал свою рассудительность, погружая самого себя в изнурительный
поиск ответов на вопросы дон Хуана.
Нагваль Элиас объяснил, что моя трудность в понимании духа была такой
же как и его собственная, - продолжал дон Хуан. - он считал, что есть две
различные проблемы. Первой была необходимость косвенного понимания того,
чем является дух, второй-прямое понимание духа.
- Сперва у тебя будут проблемы. Но стоит тебе понять, что собой
представляет дух, вторая проблема будет решена автоматически, и наоборот.
Если дух говорит с тобой, используя свои безмолвные слова, ты немедленно
узнаешь то, чем является дух.
Он сказал, что нагваль Элиас верил, что трудность заключалась в нашем
нежелании принять идею того, что знание может существовать без слов,
объясняющих его.
- Но мне не трудно принять это, - сказал я.
- Принять это утверждение не так легко, как сказать, что ты его
принял, - сказал дон Хуан, - нагваль Элиас говорил мне, что все
человечество движется прочь от абстрактного, хотя когда-то мы должны были
быть близки к нему. Оно было нашей питательной средой и силой. Затем
что-то случилось, и это оторвало нас от абстрактного. Теперь мы не можем
вернуться к нему. Он сказал, что от ученика требуются годы, чтобы он смог
подойти к абстрактному, то есть познать, что знание и язык могут
существовать независимо друг от друга.
Дон Хуан повторил, что суть нашего затруднения в возврате к
абстрактно му заключалась в нашем отказе принять то, что мы можем знать
без слов и даже без мыслей.
Я хотел возразить, что он говорит бессмысленные вещи, как вдруг
испытал сильное чувство, что что-то упустил. И что этот пункт был очень
важен для меня. Он действительно пытался рассказать мне о чем-то, что или
не мог уловить или что не могло быть описано полностью.
- Знание и язык отделены друг от друга, - мягко повторил он.
