Я пошел к своей машине, вооруженный длинной палкой, а также короткой
из дровяной кучи. Донья Соледад стояла у передней двери.
Я стал дразнить собаку короткой палкой в правой руке и в то же время
пытался освободить замок длинной палкой, находящейся в другой руке. Пес
едва не цапнул меня за правую руку и заставил выпустить короткую палку.
Ярость и сила огромного зверя были такими неизмеримыми, что я чуть не
потерял длинную палку тоже. Пес готовился перекусить ее надвое, как донья
Соледад вдруг пришла мне на помощь; колотя по заднему окошку, она отвлекла
на себя внимание пса, и он позволил забрать палку.
Воодушевленный ее отвлекающим маневром, я нырнул головой вперед,
проскользнул по всей длине переднего сидения и сумел освободить замок. Я
попытался немедленно отступить назад, но пес набросился на меня всей своей
мощью и фактически его массивные плечи и передние лапы нависли над
передним сиденьем, прежде чем я успел вернуться назад. Я ощущал его лапы
на своем плече. Я съежился от страха. Я знал, что он хочет растерзать
меня. Пес наклонил свою голову, собираясь прикончить меня, но вместо того,
чтобы укусить меня, он ударился о рулевое колесо. Я стремительно рванулся
и одним движением выскочил на капот, а затем на крышу. Все мое тело было
избито.
Я открыл правую дверь. Я попросил донью Соледад подать мне длинную
палку и ею нажал на рычаг, чтобы освободить спинку из вертикального
положения. Я полагал, что если я буду дразнить пса, он свалит ее вперед и
тем самым проложит себе путь к выходу из машины. Но он не двигался. Он
лишь яростно грыз палку.
В этот момент донья Соледад вскочила на крышу и легла рядом со мной.
Она хотела помочь мне дразнить собаку. Я сказал ей, что она не может
оставаться на крыше, так как, когда пес вылезет, я собираюсь забраться в
машину и уехать. Я поблагодарил ее за помощь и сказал, что ей следует
вернуться в дом. Она пожала плечами, спрыгнула вниз и пошла обратно к
двери. Я нажал на защелку снова и своей фуражкой стал дразнить пса. Я
хлопал около его глаз прямо перед его мордой. Ярость пса была неописуемой,
однако он не собирался покидать сидение. Наконец его массивные лапы выбили
палку из моей руки. Я спустился вниз, чтобы поднять ее из-под машины.
Внезапно я услышал пронзительный крик доньи Соледад.
- Осторожно! Он вылезает!
Я взглянул на машину. Пес протискивался над сиденьем. Его задние лапы
застряли в рулевом колесе. За исключением этого он был почти вне машины.
Я бросился к дому и оказался внутри как раз вовремя для того, чтобы
это животное не успело настигнуть меня. Его разгон был таким сильным, что
он с размаху налетел на дверь.
Заперев дверь на щеколду, донья Соледад сказала, хихикая:
- Я говорила тебе, что это было бесполезно.
Она прочистила свое горло и повернулась, чтобы посмотреть на меня.
- Ты можешь связать его веревкой? - спросил я.
Я был уверен, что она даст мне ничего не значащий ответ, но, к моему
удивлению, она сказала, что мы должны испробовать все, даже заманить
собаку в дом и закрыть ее там.
Ее идея привлекла меня. Я осторожно открыл переднюю дверь. Пса там
больше не было. Я рискнул высунуться немного больше. Его не было видно. Я
надеялся на то, что пес ушел обратно в свой кораль. Я собирался немного
подождать и затем сделать бросок к машине, как вдруг я услышал сильное
рычание и увидел массивную голову зверя внутри своей машины. Он забрался
опять на переднее сидение.
Донья Соледад была права, было бесполезно пытаться. Волна уныния
охватила меня. Каким-то образом я знал, что мой конец был близок. В
приступе полнейшего отчаяния я сказал донье Соледад, что собираюсь взять
нож из кухни и убить пса, либо быть убитым им, и я сделал бы это, если бы
не оказалось, что во всем доме нет ни одного металлического предмета.
- Разве Нагваль не учил тебя принимать свою судьбу? - спросила донья
Соледад, следуя по пятам за мной. - этот пес не обычная собака. Этот пес
имеет силу. Он воин. Он сделает то, что должен сделать. Даже убьет тебя.
У меня был момент неконтролируемого срыва, я схватил ее за плечи и
зарычал. Она не казалась удивленной или тронутой моим внезапным взрывом.
Она повернулась ко мне спиной и сбросила свою шаль на пол. Ее спина была
очень сильной и красивой. У меня было непреодолимое желание ударить ее, но
вместо этого я провел рукой по ее плечам. Ее кожа была мягкой и гладкой.
Ее руки и плечи были мускулистыми, не будучи большими. У нее, по-видимому,
был минимальный слой жира, который окружал ее мускулы и придавал верхней
части ее тела видимость гладкости, и тем не менее, когда я надавливал на
любую часть ее тела кончиками пальцев, я мог чувствовать твердость
невидимых мускулов под гладкой поверхностью. Я не хотел смотреть на ее
груди.
Она пошла на крытую площадку в задней части дома, которая служила
кухней. Я последовал за ней. Она села на скамейку и спокойно помыла ноги в
бадье. Когда она обувала сандалии, я пошел в большой тревоге в новую
постройку, которая была сделана в большой части дома. Она стояла около
двери, когда я выходил.
- Ты любишь говорить, - сказала она мимоходом, ведя меня в свою
комнату. - торопиться некуда, теперь мы можем говорить вечно.
Она достала мой блокнот с верхушки своего комода, куда она, должно
быть, сама положила его, и вручила его мне с преувеличенной любезностью.
Затем она сняла покрывало, аккуратно сложила его и положила верхушку того
же комода. Тут я заметил, что оба комода были под цвет стен,
желтовато-белыми, а постель без покрывала рыжевато-красной, более или
менее под цвет пола. Покрывало с другой стороны темно-коричневым,
наподобие дерева потолка и деревянных панелей окон.
- Давай поговорим, - сказала она, сняв сандалии и удобно усаживаясь
на постели.
Она поместила свои колени напротив своих обнаженных грудей. У нее был
вид молодой девушки. Ее агрессивность и властная манера смягчились и
сменились обаянием. В этот момент она была полной противоположностью тому,
чем она была раньше. Я вынужденно рассмеялся над тем, как она убеждала
меня писать. Она напомнила мне дона Хуана.
- Теперь у нас есть время, - сказала она. - ветер изменился. Ты
заметил это?
Я заметил. Она сказала, что новое направление ветра было ее
собственным благоприятным направлением, и таким образом, ветер превратился
в ее помощника.
- Что ты знаешь о ветре, донья Соледад? - спросил я, когда спокойно
уселся в ногах ее постели.
- Только то, чему Нагваль научил меня, - сказала она. - каждая из
нас, то есть женщин, имеет специфическое направление, особый ветер.
Мужчины не имеют. Я северный ветер; когда он дует, яд делаюсь другой.
Нагваль сказал, что женщина-воин может использовать свой особый ветер для
всего, чего она захочет. Я использовала его, чтобы привести в порядок свое
тело и переделать его. Смотри на меня! Я - северный ветер. Ощути меня,
когда я вхожу через окно.
Сильный ветер дул через окно, которое было стратегически размещено
так, чтобы быть обращенным к северу. - почему ты думаешь, что мужчины не
имеют ветра? - спросил я.
Она на мгновение задумалась, а затем ответила, что Нагваль никогда не
упоминал почему.
Ты хочешь знать, кто сделал этот пол? - сказала она, закутывая
одеялом плечи. - я сделала его сама. Я потратила четыре года, чтобы
выложить его. Теперь этот пол подобен мне самой.
Когда она говорила, я заметил, что сходящиеся линии на полу были
ориентированы так, что начинались с севера. Однако комната не была
расположена совершенно в соответствии со странами света; поэтому ее
постель располагалась под некоторым углом к стенам, и так же шли линии,
образованные глиняными плитками.
- Почему ты сделала пол красным, донья Соледад?
- Это мой цвет. Я красная, подобно красной почве. Я нашла красную
глину в горах поблизости отсюда. Нагваль сказал мне, где искать, и он
также помогал мне носить ее, и то же делали все остальные. Они все
помогали мне.
- Как ты обжигала глину?
- Нагваль вырыл мне яму. Мы заполнили ее топливом, а потом сложили
штабелем глиняные плитки, переложив их плоскими кусочками камня. Я закрыла
яму крышкой из почвы и проволоки и подожгла деревянные дрова. Они горели
несколько дней.
- Как ты уберегла плитки от искривления?
- Это не я. Это делал ветер, который дул все время, пока горел огонь.
Нагваль показал мне, как копать яму, чтобы она была обращена лицом к
северу и северному ветру. Он также заставил меня оставить четыре дыры для
северного ветра, чтобы он дул в яму. Потом он велел мне оставить одну дыру
в центре крышки, чтобы мог выходить дым. Ветер заставил гореть дерево
несколько дней; когда яма остыла, я открыла ее и начала чистить и
выравнивать плитки. Мне потребовалось больше года, чтобы сделать
достаточное количество плиток и закончить пол.
- Как ты придумала узор?
- Ветер научил меня этому. Когда я делала свой пол, Нагваль уже
научил меня не сопротивляться ветру. Он показал мне, как поддаться моему
ветру и позволять ему руководить мною. На это он потратил много времени,
годы и годы. Я была очень очень упрямой, неразумной старой женщиной
вначале; он сказал мне это сам, и он был прав. Но я училась очень быстро.
Наверное потому, что я старая и мне больше нечего терять. В самом начале у
меня были большие трудности со страхом, который у меня был. Одно
присутствие Нагваля заставляло меня заикаться и робеть. Нагваль производил
такой же эффект на всех остальных. Это была его судьба - быть таким
устрашающим.
Она перестала говорить и устремила на меня взгляд.
- Нагваль не человеческое существо, - сказала она.
- Что заставляет говорить тебя это?
- Нагваль - дьявол, кто знает с какого времени.
Ее утверждения бросили меня в озноб. Я ощутил, что мое сердце
колотится. Она, безусловно, не могла бы найти лучшего слушателя. Я был
заинтересован в высшей степени. Я попросил ее объяснить, что она имеет в
виду.
- Контакт с ним изменил людей, - сказала она. - ты знаешь это.
Он изменил твое тело. В твоем случае ты даже не знаешь, что он сделал
это. Но он вошел в твое старое тело. Он что-то вложил в него. То же самое
он сделал со мной. Он оставил нечто во мне и это нечто взяло верх. Только
дьявол может сделать это. Теперь я северный ветер и я не боюсь никого и
ничего. Однако, до того, как он изменил меня, я была слабой безобразной
старой женщиной, которая робела от одного упоминания его имени. Паблито,
конечно, не мог помочь мне, так как он боялся Нагваля пуще смерти.
Однажды Нагваль и Хенаро пришли в дом, когда я была одна. Я слушала
их за дверью, словно подкрадывающихся ягуаров. Я перекрестилась; для меня
они были двумя демонами, однако, я вышла, чтобы посмотреть, что я смогу
сделать для них. У меня были миски, сделанные из тыквы, и я дала обоим
мужчинам по миске супа. Нагваль, по-видимому, не был признателен за еду;
он не хотел есть пищу, приготовленную такой слабой женщиной, ссылающейся
на свою неуклюжесть, и бросил миску со стола взмахом руки. Но миска,
вместо того, чтобы перевернуться и вылить содержимое на пол, силой Нагваля
соскользнула и упала на мою ногу, не пролив ни капли. Миска действительно
приземлилась на мою ногу и стояла там, пока я не наклонилась и не подняла
ее. Я поставила ее на стол перед ним и сказала ему, что я слабая женщина и
всегда боялась его, моя пища имеет добрые чувства.
С этого самого момент Нагваль изменился по отношению ко мне. Тот
