означали узоры, где она брала глину. Однако она не разделяла моего
возбуждения. Она оставалась спокойной и безучастной, поглядывая на меня
искоса время от времени.
Я прошелся по полу снова. Кровать была расположена в самом эпицентре
некоторых сходящихся линий. Глиняные плитки были обрезаны под острым
углом, создавая сходящиеся линии, которые, казалось, выходили из-под
кровати.
- У меня нет слов, чтобы сказать тебе, как я впечатлен, - сказал я.
- Слова! Кому нужны слова? Резко сказала она.
У меня вспыхнуло подозрение. Мой разум продал меня. Был только
один-единственный способ объяснения ее замечательной метаморфозы: дон Хуан
должен был сделать ее своей ученицей. Как иначе старая женщина, подобная
донье Соледад, могла обратиться в такое таинственное сильное существо? Это
должно было быть мне ясно с того самого момента, когда я бросил взгляд на
нее, но моя совокупность ожидания относительно нее не включала такую
возможность.
Я сделал заключение, что все, что сделал дон Хуан с ней, должно было
иметь место в течение двух лет, в которые я не видел ее, хотя два года,
казалось, едва ли были достаточны для такого замечательного изменения.
- Мне кажется, я теперь знаю, что произошло с тобой, - сказал я
небрежным и бодрым тоном. - кое-что прояснилось у меня в уме прямо сейчас.
- О, вот как? - сказала она совершенно незаинтересованно.
- Нагваль научил тебя, и ты стала магом, не правда ли?
Она свирепо посмотрела на меня. Я ощутил, что я сказал наихудшую
возможную вещь. На ее лице было выражение настоящего презрения. Она не
собиралась мне ничего говорить.
- Какой же ты ублюдок! - внезапно воскликнула она, сотрясаясь от
ярости.
Я подумал, что ее гнев был неоправданным. Я сидел на одном конце
кровати, а она нервно постукивала по полу пяткой. Затем она села на другой
конец, не глядя на меня.
- Чего ты на самом деле хочешь, чтобы я сделал? - спросил я твердым
угрожающим тоном.
- Я уже сказала тебе! - ответила она криком. - ты и я - одно и тоже.
Я попросил ее объясниться, что она имеет в виду, так как не мог и на
мгновение допустить, что я что-нибудь знаю. Эти утверждения рассердили ее
еще больше. Она резко вскочила и сбросила свою юбку на пол.
- Вот то, что я имею в виду! - завопила она, проводя рукой по области
лона.
Мой рот непроизвольно открылся. До меня начало доходить, что я
уставился на нее, как идиот.
- Ты и я являемся одним здесь! - сказала она.
Я был ошеломлен. Донья Соледад, старая индейская женщина, мать моего
друга Паблито, стояла полуобнаженной в нескольких футах от меня, показывая
свои гениталии. Я уставился на нее, неспособный сформулировать никакой
мысли. Единственное, что я знал, это то, что ее тело не было телом старой
женщины. У нее были прекрасные мускулистые бедра, темные и лишенные волос.
Костная структура ее боков была широкой, но на них не было жировых
отложений.
Она, должно быть заметила мой изучающий взгляд и бросилась на
постель.
- Ты не знаешь, что делать, - сказала она, указывая на свое лоно. -
мы являемся одним здесь.
Она обнажила свои крепкие груди.
- Донья Соледад, я тебя умоляю! - воскликнул я. - что с тобой
происходит? Ты же мать Паблито!
- Нет! - отрезала она. - я ему не мать.
Она села и посмотрела на меня горящими глазами.
- Я, как и ты, часть Нагваля, - сказала она. - нам предназначено
соединиться.
Она раздвинула свои ноги и я отскочил.
- Подожди немного, донья Соледад, - сказал я. - давай поговорим.
У меня был приступ дикого страха и возникла внезапно сводящая с ума
мысль. Почему не может быть так, спросил я себя, что дон Хуан спрятался
где-нибудь поблизости, смеясь до упаду?
- Дон Хуан! - заорал я.
Мой вопль был таким громким и глубоким, что донья Соледад соскочила с
постели и поспешно натянула на себя юбку. Я видел, как она надевала ее,
когда я закричал снова.
- Дон Хуан!
Я побежал через дом, выкрикивая имя дона Хуана до тех пор, пока у
меня не заболело горло. Донья Соледад тем временем тоже выбежала из дому и
стала около моей машины, смущенно глядя на меня.
Я шагнул к ней и спросил ее, не дон ли Хуан сказал ей сделать это.
Она кивнула утвердительно. Я спросил ее, нет ли его поблизости. Она
сказала, что нет.
- Расскажи мне все, - сказал я.
Она рассказал мне, что она только следовала распоряжениям дона Хуана.
Он велел ей изменить свое существо в воина, чтобы помочь мне. Она заявила,
что она ожидала годы, чтобы выполнить это обязательство.
- Я очень сильная сейчас, - сказала она мягко. - как раз для тебя. Но
ты невзлюбил меня в моей комнате, не так ли?
Я пустился в объяснения, что дело не в этом, что я учитывал лишь свои
чувства к Паблито; затем я осознал, что я не отдаю себе никакого отчета в
том, что я говорю.
Донья Соледад, казалось, поняла мое замешательство и сказала, что наш
инцидент должен быть забыт.
- Ты, должно быть, голоден, - сказала она оживленно, - я приготовлю
тебе что-нибудь поесть.
- Ты мне ничего не объяснила, - сказал я. - я буду откровенным с
тобой, - я не хотел бы оставаться здесь ни за что на свете. Ты пугаешь
меня.
- Ты обязан принять мое гостеприимство, раз речь идет только о чашке
кофе, - сказала она спокойно. - ну, давай забудем то, что случилось.
Она сделала жест, приглашающий идти в дом. В этот момент я услышал
громкое рычание. Пес стоял, глядя на нас, как будто понимая, о чем идет
речь.
Донья Соледад фиксировала на мне самый пугающий пристальный взгляд.
Затем она смягчила его и улыбнулась.
- Не допускай, чтобы мои глаза беспокоили тебя, - сказала она. - по
правде говоря, я старая. В последнее время у меня бывают головокружения. Я
думаю, что мне нужны очки.
Она разразилась смехом и стала дурачиться, глядя через свернутые
кольцом пальцы, как будто они были очками.
- Старая индейская женщина в очках! Это будет посмешище, - сказала
она, хихикая.
Тогда я принял решение грубо удалиться отсюда без всяких объяснений.
Но перед отъездом отсюда я хотел оставить некоторые вещи для Паблито и его
сестер. Я открыл багажник машины, чтобы достать подарки, которые я привез
им. Я наклонился глубоко в него, чтобы достать сначала два пакета, которые
были уложены против стенки заднего сидения, за запасной камерой. Я взял
один и уже приготовился взять другой, как вдруг я ощутил легкую пушистую
лапу на затылке. Я непроизвольно вскрикнул и стукнулся головой об открытую
крышку. Я обернулся, чтобы посмотреть. Давление пушистой лапы не позволяло
мне повернуться полностью, но я смог мельком заметить серебристую руку или
лапу, нависающую над моей шеей. Я изогнулся в панике, метнулся прочь от
багажника и упал ни сидение с пакетом в руке. Все тело у меня сотрясалось,
мускулы ног, сжались и я непроизвольно вскочил и побежал прочь.
- Я не собиралась напугать тебя, - сказала донья Соледад извиняющимся
тоном, когда я наблюдал за ней с расстояния десяти футов.
Она показала мне ладони своих рук в жесте капитуляции, как бы заверяя
меня, что то, что я ощутил, не было ее рукой.
- Что ты сделала со мной? - спросил я, пытаясь говорить спокойно и
отрешенно.
Она казалась совершенно озадаченной и растерянной. Она пробормотала
что-то и встряхнула головой, словно не могла сказать это или не знала, о
чем я говорю.
- Ну ладно, донья Соледад, сказал я, подойдя ближе к ней, - не
разыгрывай трюков со мной.
Казалось, она вот-вот расплачется. Я хотел утешить ее, но какая-то
часть меня сопротивлялась. После краткой паузы я сказал ей, что я ощущал и
видел.
- Это действительно ужасно! - сказала она пронзительным голосом.
Очень детским жестом она закрыла свое лицо правым предплечьем. Я подумал,
что она плачет. Я подошел к ней и попытался было обнять своей рукой ее
плечо. Я не мог заставить себя сделать это.
Я остановился перед ней, чтобы посмотреть ей в лицо. Я мог видеть ее
черные сияющие глаза и часть ее лица за рукой. Она не плакала. Она
улыбалась.
Я отскочил назад. Ее улыбка ужасала меня. Мы оба долго стояли
неподвижно. Она продолжала закрывать свое лицо, но я мог видеть ее глаза,
которые наблюдали за мной.
Когда я стоял там, почти парализованный страхом, я ощущал крайнюю
подавленность. Я оказался в безвыходном положении. Донья Соледад была
колдуньей. Мое тело знало это, и все же я не мог реально поверить в это. Я
хотел верить в то, что донья Соледад стала сумасшедшей и содержится в этом
доме как в психушке.
Я не отважился двинуться или отвести свои глаза от нее. Мы, должно
быть, стояли в этом положении пять или шесть минут. Она держала свою руку
поднятой и, несмотря на это, неподвижной. Она стояла около задней части
машины, прислонившись почти к левому крылу. Крышка багажника все еще была
открыта. Я задумал сделать бросок к правой двери. Ключи были в зажигании.
Я немного расслабился, чтобы набрать импульс для бега. Она, казалось,
немедленно заметила изменение моего положения. Ее рука двинулась вниз,
открывая все ее лицо. Ее зубы были стиснуты. Глаза свои она фиксировала на
мне. Взгляд их был суров и неприветлив. Внезапно она, пошатываясь,
направилась ко мне. Она ступила вперед правой ногой и протянула вперед
скрюченные кисти, пытаясь схватить меня за талию, и испустила
пронзительный крик.
Мое тело отпрыгнуло назад из пределов ее досягаемости. Я побежал к
машине, но она с непостижимой ловкостью бросилась к моим ногам и сделала
мне подножку. Я упал лицом вниз, и она быстро схватила меня за левую ногу.
Я поджал свою правую ногу и стал колотить ее в лицо подошвой моего
ботинка, пока она не отпустила меня и не отпрыгнула назад. Я вскочил на
ноги и попытался открыть дверь машины. Она была заперта. Я бросился над
капотом к другой стороне, но каким-то образом донья Соледад оказалась там
раньше меня. Я попытался перекатиться назад над капотом, но на полпути
ощутил резкую боль в своей правой икре. Она схватила меня за ногу. Я не
мог ударить ее левой ногой, она прижала мои обе ноги к капоту. Она
потащила меня к себе, и я упал на нее сверху. Мы продолжали бороться на
земле. Ее сила была поразительной, а ее вопли были ужасными. Я едва мог
двигаться под действием гигантского давления ее тела. Дело было не в весе,
а скорее в напряжении, и оно у нее было. Внезапно я услышал рычание и
огромный пес прыгнул ей на спину и отшвырнул ее от меня. Я встал. Я хотел
попасть в машину, но женщина и пес боролись около двери. Единственным
спасением было пойти в дом. Я сделал это за одну-две секунды. Я не
обернулся, чтобы посмотреть на них, а бросился внутрь и захлопнул дверь за
собой, закрыв ее железной щеколдой, которая находилась на ней. Я побежал в
заднюю часть дома и сделал то же самое с другой дверью.
Изнутри я мог слышать яростное рычание пса и нечеловеческие вопли
женщины. Затем вдруг лай и рычание пса превратились в вой и скуление, как
будто ему было больно или как будто что-то напугало его. Я ощутил дерганье
под ложечкой. Уши у меня начали гудеть. Я понял, что попал в ловушку
внутри дома. У меня был приступ полнейшего ужаса. Я клял себя за идиотскую
идею - забежать в дом. Атака женщины привела меня в такое интенсивное
замешательство, что я потерял всякое стратегическое чутье и вел себя так,
как будто убегал от обычного противника, которому можно было преградить
дорогу, просто закрыв дверь. Я слышал, как кто-то подошел к двери и налег
на нее, пытаясь открыть. Затем послышались громкие стуки и сильные удары
по ней.
