другими словами. Мое утомление было таким интенсивным, что я с трудом мог
собраться с мыслями. Наконец я сдался.
- Где Паблито и Нестор? - спросил я после длинной паузы.
- Они скоро будут здесь, - мгновенно ответила Лидия.
- Вы были с ними? - спросил я.
- Нет! - воскликнула она и уставилась на меня.
- Мы никогда не бываем вместе, - объяснила Роза. - эти бездельники
отличаются от нас.
Лидия сделала повелительный жест своей ногой, чтобы она замолчала.
По-видимому, она была тем, кто отдавал приказы. Уловив движение ее ног, я
вспомнил один очень своеобразный аспект моих отношений с доном Хуаном. Во
время наших бесчисленных скитаний он успешно, без всяких заметных усилий
обучил меня системе тайной коммуникации посредством закодированных
движений ног. Я заметил, что Лидия делала Розе сигнал опасности, который
подавался тогда, когда что-либо происходящее в поле зрения
сигнализирующего является нежелательным или опасным. В данном случае - я.
Я засмеялся. Я вспомнил, что дон Хуан дал мне этот сигнал, когда я впервые
встретил дона Хенаро.
Я сделал вид, что не понимаю происходящего, чтобы посмотреть, не
смогу ли расшифровать их сигналы. Роза сделала знак, что она собирается
наступать на меня. Лидия ответила повелительным знаком, запрещающим это.
Согласно дону Хуану, Лидия была очень талантлива. С его точки зрения
она была более чувствительной и алертной, чем Паблито, Нестор и я сам. Мне
никогда не удавалось завязать с ней дружбу. Она была отчужденная и очень
резкая. У нее были огромные черные неподвижные глаза, которые никогда ни
на кого не смотрели прямо, широкие скулы и точеный нос, который немного
уплощался и расширялся на переносице. Я вспомнил, что у нее были
воспаленные красные веки, за что все насмехались над ней. Краснота ее век
исчезла, но она продолжала тереть свои глаза и часто моргала. В течение
лет моей связи с доном Хуаном и доном Хенаро, я видел Лидию чаще всего, и,
несмотря на это, мы, вероятно, не обменялись друг с другом больше чем
дюжиной слов. Паблито считал ее очень опасным существом. Я же всегда
думал, что она была просто чересчур застенчивой.
Роза, с другой стороны, была очень бойкой. По моему мнению, она была
самой младшей. У нее были открытые и сияющие глаза. Она никогда не была
изворотливой, но была очень раздражительной. Я разговаривал с Розой
больше, чем с остальными. Она была дружелюбной, очень дерзкой и очень
забавной.
- Где остальные? - спросил я Розу.
- Они скоро придут, - ответила Лидия.
Мне было ясно, что несмотря на внешнее дружелюбие, на уме у них было
другое. Судя по их сигналам ногами, они были столь же опасны, как донья
Соледад, и все же, когда я сидел там, глядя на них, мне казалось, что все
было великолепно. Я испытывал самые теплые ощущения к ним. В
действительности, чем более пристально они смотрели мне в глаза, тем
интенсивнее становилось ощущение. В один момент я даже ощутил к ним
настоящую страсть. Они были такими привлекательными, что я мог сидеть там
часами, глядя на них, но одна отрезвляющая мысль заставила меня вскочить.
Я не собирался повторять свою ошибку прошлой ночи. Я решил, что лучшей
защитой будет выложить свои карты на стол. Твердым тоном я сказал, что дон
Хуан подстроил некоторого рода испытание для меня, пользуясь доньей
Соледад, или наоборот. Была вероятность того, что он и их тоже настроил
таким же образом, и нам предстоит сражаться друг против друга в некоторого
рода битве, которая может причинить вред кому-нибудь из нас. Я воззвал к
их воинскому духу. Если они настоящие наследницы дона Хуана, то они должны
быть неуязвимы со мной, раскрыть свои планы и не вести себя, как обычные
алчные человеческие существа.
Я повернулся в Розе и спросил у нее о причине, из-за которой она
хотела наступать на меня. Она на мгновение растерялась, а потом
рассердилась. Ее глаза пылали гневом, а маленький рот сжался.
Лидия очень ясно объяснила мне, что мне нечего бояться их, и что Роза
сердится на меня потому, что я причинил вред донье Соледад. Ее ощущения
были исключительно личной реакцией.
Тогда я сказал, что мне пора уходить. Лидия жестом остановила меня.
Она, казалось, испугалась или сильно обеспокоилась. Она начала возражать,
но тут меня отвлек шум, доносящийся из-за двери. Две девушки прыгнули в
мою сторону. Что-то тяжелое прислонилось к двери или толкало ее. Тут я
заметил, что девушки закрыли ее на щеколду. Я ощутил раздражение. Все это
дело собиралось повториться снова, а я утомился и устал от всего этого.
Девушки взглянули друг на друга, потом взглянули на меня, а потом
снова друг на друга.
Я услышал скуление и тяжелое дыхание какого-то большого животного
возле дома. Это мог быть пес. Изнеможение помрачило мой ум в этот момент.
Я бросился к двери, снял щеколду и стал открывать ее. Лидия испуганно
метнулась к двери и снова закрыла ее.
- Нагваль был прав, - сказала она, запыхавшись. - ты думаешь и
думаешь. Ты тупее, чем я думала.
Она подтолкнула меня обратно к столу. Я приготовился в уме в самых
подходящих выражениях сказать им раз и навсегда, что с меня достаточно.
Роза села рядом со мной, касаясь меня, я мог ощущать ее ногу, которая
нервно соприкасалась с моей. Лидия стояла лицом ко мне, глядя на меня в
упор. Ее горящие глаза, казалось, говорили что-то такое, чего я не мог
понять.
Я начал говорить, но не кончил. У меня возникло внезапное и очень
глубокое ощущение. Мое тело осознавало зеленоватый свет, какую-то
флюоресценцию снаружи дома. Я не видел и не слышал ничего. Я просто
осознавал свет, как если бы я внезапно уснул и мои мысли превратились в
образы, наложенные на мир обыденной жизни. Свет двигался с большой
скоростью. Я мог чувствовать его своим животом. Я следовал за ним, или,
скорее, фокусировал на нем свои внимание на мгновение, которое он двигался
поблизости. Фокусирование моего внимания на свет привело к большой ясности
ума. Я знал тогда, что в этом доме, в присутствии этих людей было
неправильно и опасно вести себя как наивный наблюдатель.
- Ты не боишься? - спросила Роза, указывая на дверь.
Ее голос нарушил мою концентрацию.
Я согласился, что то, что там было, испугало меня на очень глубоком
уровне, достаточным для того, чтобы я умер от страха. Я хотел сказать еще,
но тут меня охватила ярость и я захотел увидеть и поговорить с доньей
Соледад. Я не верил ей. Я пошел прямо в ее комнату. Ее там не было. Я стал
звать ее, выкрикивая ее имя. В доме была еще одна комната. Я распахнул
дверь и ворвался туда. Там никого не было. Мой гнев возрос в такой же
пропорции, как и мой страх.
Я вышел через заднюю дверь и прошел к передней. В поле зрения не было
видно даже пса. Я яростно застучал в переднюю дверь. Лидия открыла ее. Я
вошел. Я заорал на нее, чтобы она сказала мне, куда все делись. Она
опустила глаза и не ответила. Она хотела закрыть дверь, но я не позволил
ей. Она быстро вышла и пошла в другую комнату.
Я снова сел у стола. Роза не двигалась. Она, казалось, застыла на
месте.
Мы - одно и то же, - сказала она внезапно. - Нагваль сказал нам это.
- Скажи в таком случае, кто рыскал вокруг дома? - спросил я.
- Олли, - сказала она.
- Где оно сейчас?
- Оно все еще здесь. Оно не уйдет. В тот момент, когда ты будешь
слабым, оно сомнет тебя. Однако мы не можем ничего рассказать тебе.
- Кто же тогда может рассказать мне?
- Ла Горда! - воскликнула Роза, открывая свои глаза так широко, как
могла. - она та, кто может. Она знает все.
Роза спросила меня, можно ли закрыть дверь, на всякий случай. Не
дожидаясь моего ответа, она медленно пошла к двери и с шумом захлопнула
ее.
- Пока мы здесь, нам ничего другого не остается, кроме как ждать, -
сказала она.
Лидия вернулась в комнату с каким-то пакетом, в котором был какой-то
предмет, обернутый в кусок темно-желтой материи. Она казалась очень
расслабленной. Я заметил, что она имеет очень властные черты характера.
Каким-то образом она сообщила свое расположение духа Розе и мне.
- Ты знаешь, что здесь у меня? - спросила она.
Я не имел ни малейшего понятия. Она начала неторопливо разворачивать
сверток. Потом она остановилась и посмотрела на меня. Она, казалось,
колебалась. Она усмехнулась, как будто очень стеснялась показать, что было
в свертке.
- Этот пакет Нагваль оставил для тебя, - пробормотала она, - но я
думаю, что нам лучше подождать ла Горду. Я настаивал, чтобы она развернула
его. Она свирепо взглянула на меня и унесла пакет из комнаты, не сказав ни
слова. Я наслаждался игрой Лидии. Она исполняла нечто такое, что
находилось в полном согласии с поручением дона Хуана. Она
продемонстрировала мне, как извлечь небольшую пользу из обычной ситуации.
Принеся пакет ко мне и сделав вид, что она собирается открыть его,
уведомив меня, что дон Хуан оставил его для меня, она действительно
создала тайну, которая была почти невыносимой. Она знала, что я вынужден
остаться, если хочу узнать содержимое этого пакета. Я мог думать о
множестве вещей, которые могли быть в этом свертке. По-видимому, это была
трубка, которую дон Хуан использовал, когда имел дело с психотропными
грибами. Он как-то заметил, что эта трубка будет отдана мне на хранение.
Либо это мог быть его нож, или кожаный кисет, или даже его магические
предметы силы. С другой стороны, это могла быть уловка со стороны Лидии;
дон Хуан был слишком изощрен, слишком отвлечен, чтобы оставлять мне свои
личные вещи.
Я сказал Розе, что я едва держусь на ногах и ослабел от голода. У
меня была идея поехать в город, отдохнуть пару дней, а потом вернуться
назад, чтобы увидеть Паблито и Нестора. Я сказал, что к тому времени я
смогу встретиться даже с двумя другими девушками.
Тут вернулась Лидия, и Роза сказала ей о моем намерении уехать.
- Нагваль дал нам приказания слушаться тебя, как его самого, -
сказала Лидия. - мы все являемся самим Нагвалем, но ты являешься им больше
всего по какой-то причине, которую никто не понимает.
Обе они тотчас же заговорили со мной и гарантировали всеми способами,
что ни одна не собирается предпринимать ничего против меня, как донья
Соледад. У обеих в глазах светилась такая горячая искренность, что даже
мое тело поверило. Я поверил им.
- Ты должен остаться, пока не вернется ла Горда, - сказала Лидия.
- Нагваль сказал, что ты должен спать в его постели, - добавила Роза.
Я начал ходить по комнате, мучаясь каверзной дилеммой. С одной
стороны, я хотел остаться и отдохнуть, я чувствовал себя физически легко и
счастливо в их присутствии, чего я не ощущал днем раньше с доньей Соледад.
С другой стороны, моя разумная часть вообще не расслабилась. На этом
уровне я был таким же испуганным, как все время. У меня были моменты
слепого отчаяния, когда я действовал смело, но после того, как эти
действия заканчивались, я чувствовал себя таким же уязвимым, как всегда.
Я погрузился в самоанализ, почти неистово вышагивая по комнате. Обе
девушки оставались неподвижными, с волнением наблюдая за мной. Затем
загадка внезапно разрешилась: я знал, что что-то во мне лишь делало вид,
что оно боится. Я познакомился с этим способом реагировать в присутствии
дона Хуана. На протяжении лет нашей связи я всецело полагался на него в
отношении представления мне успокоительных мер от моего страха. Моя
зависимость от него давала мне утешение и безопасность. Но теперь это было
