груди. Ощущение, которое его движение вызвало во мне, рассеяло часть
пугающего внимания, которое я сфокусировал на тени. Тень, казалось, стала
рассыпаться, судя по ее беспорядочным рывкам, а затем скрылась из вида,
слившись в окружающей темноте. Я потряс Паблито. Он поднял свою голову и
издал сдавленный крик. Я взглянул вверх. Незнакомый человек смотрел на
меня. Он, должно быть, был сразу позади тени, может быть, прячась позади
нее. Он был довольно высоким и стройным. У него было длинное лицо, совсем
не было волос, и вся левая сторона его головы была покрыта болячкой или
экземой какого-то рода. Его глаза были дикими и горели. Его рот был
полуоткрыт. На нем был какой-то странный пижамообразный костюм. Его штаны
были ему слишком коротки. Я не мог различить, был ли он обут. Он стоял,
глядя на нас, казалось, долгое время, как бы ожидая просвета для того,
чтобы броситься на нас и разорвать на части. Так много было ярости в его
глазах. Это не была ненависть или жестокость, а какого-то сорта животное
чувство недоверия. Я не мог выдержать напряжения больше. Я хотел принять
боевую позицию, которой дон Хуан обучил меня несколько лет назад. И я так
бы и сделал, еслибы не Паблито, который прошептал, что олли не может
пересечь линию, которую Хенаро нарисовал на земле. Тогда я сообразил, что
там действительно была яркая линия, которая, казалось, отделяла все, что
было перед нами.
Через секунду человек двинулся прочь, налево, точно так же, как и
тень ранее. У меня было ощущение, что дон Хуан и дон Хенаро отозвали их
назад.
Последовала короткая спокойная пауза. Я больше не мог видеть ни дона
Хуана, ни дона Хенаро. Они уже не сидели на концах полумесяца. Внезапно я
услышал звук двух маленьких камешков, упавших на твердую каменистую землю,
где мы сидели, и в мгновение ока весь участок перед нами был освещен
расплывчатым желтоватым светом, который как бы включился. Прямо перед нами
находилось огромное прожорливое животное, отвратительно выглядящий койот
или волк. Все его тело было покрыто белым выделением, подобно поту или
слюне. Его шерсть была взлохмачена и мокра. Глаза его были дикими. Он
взвыл со слепой яростью, которая прогнала по мне дрожь. Его челюсти
дрожали и клочья слюны разлетались вокруг. Он загребал ногами землю, как
бешеная собака, пытающаяся сорваться с цепи. Затем он поднялся на задние
ноги и стал быстро двигать передними лапами и челюстями. Вся его ярость,
казалось, была сконцентрирована на том, чтобы сломать какой-то барьер
перед нами.
Я осознал, что мой страх перед этим бешеным животным был другого
сорта, чем страх перед теми двумя привидениями, которых я видел раньше. К
этому животному я испытывал физическое отвращение и ужас. Я продолжал
смотреть в полном бессилии на его ярость. Внезапно он, казалось, потерял
свою дикость и убежал из виду.
Затем я услышал, что что-то еще приближается к нам. Или может быть, я
почувствовал это. Совершенно внезапно фигура колоссальной кошки появилась
перед нами. Сначала я видел ее глаза в темноте. Они были огромными и
неподвижными как два озера воды, отражающие свет. Она тихо всхрапнула и
зарычала. Она выдохнула воздух и двинулась взад-вперед перед нами, не
отрывая от нас глаз. Она не обладала тем электрическим свечением, каким
обладал койот. Я не мог ясно различить ее детали, и, однако, ее
присутствие было бесконечно более опасным, чем присутствие другого зверя.
Она, казалось, собирала силу. Я чувствовал, что этот зверь настолько смел,
что он превзойдет свои границы. У Паблито, должно быть, было подобное
чувство, потому что он прошептал, что мне следует пригнуть голову и лечь
почти вплотную к земле. Через секунду кошка прыгнула. Она побежала к нам,
а затем прыгнула с лапами, вытянутыми вперед. Я закрыл глаза и спрятал
голову в руках, прижавшись к земле. Я ощутил, что животное разорвало
защитную линию, которую дон Хенаро начертил вокруг нас, и что оно уже
находится сверху нас. Я чувствовал ее вес, прижимающий меня к земле. Мех
ее брюха терся о мою шею. Казалось, ее передние ноги в чем-то завязли, она
дергалась, чтобы освободиться. Я ощущал ее рывки и дерганья и слышал ее
дьявольское пыхтение и сопение. Тогда я понял, что я пропал. У меня было
смутное чувство разумного выбора, и я хотел спокойно отдаться своей судьбе
в том, что я умру здесь. Но я боялся физической боли умирания при таких
ужасных обстоятельствах. Затем какая-то странная сила вырвалась из моего
тела. Казалось, что мое тело отказалось умирать и собрало всю свою силу в
мою левую руку. Я почувствовал неодолимую волну, идущую по ней. Что-то
неконтролируемое охватывало мое тело. Что-то такое, что заставило меня
столкнуть массивный и опасный груз животного с нас. Паблито реагировал
точно также, и мы оба поднялись сразу. Так много энергии было создано нами
обоими, что животное отлетело как тряпичная кукла. Усилие было свыше меня.
Я свалился на землю, хватая воздух. Мышцы моего живота были так напряжены,
что я не мог дышать. Я не обращал внимания на Паблито и на то, что он
делает. Наконец, я заметил, что дон Хуан и дон Хенаро помогают мне сесть.
Я увидел Паблито, распростертого на земле лицом вниз с распростертыми
руками. Казалось, он потерял сознание. После того, как они усадили меня,
дон Хуан и дон Хенаро помогли Паблито. Оба они растирали его живот и
спину. Они помогли ему подняться и через некоторое время он мог снова
сесть сам.
Дон Хуан и дон Хенаро уселись на концах полумесяца, а затем они
начали двигаться перед нами, как если бы между двумя концами был какой-то
рельс. Рельс, который они использовали для того, чтобы менять свое
положение туда и сюда с одного конца на другой. От их движения у меня
закружилась голова. Они, наконец, остановились рядом с Паблито и начали
шептать ему на ухо. Через секунду они поднялись все трое сразу и пошли по
краю утеса. Дон Хенаро поднял Паблито как если бы тот был ребенком. Тело
Паблито было твердым как доска. Дон Хуан держал Паблито за щиколотки. Они
раскачали его, видимо, чтобы набрать инерцию и силу, а затем отпустили,
забросив его тело в бездну через край куста. Я видел тело Паблито на фоне
темного западного неба. Оно описывало круги точно так же, как раньше это
делало тело дона Хуана. Круги были медленными. Паблито, казалось, набирал
высоту вместо того, чтобы падать вниз. Затем круги стали ускоряться. На
секунду тело Паблито завертелось как диск, а затем растаяло. Я воспринял
это так, как будто он исчез в воздухе. Дон Хуан и дон Хенаро подошли ко
мне, опустились на корточки и начали шептать мне в уши. Каждый из них
говорил разное, однако я не имел затруднений в том, чтобы следовать их
командам. Казалось, я был расщеплен в тот же момент, когда они издали свои
первые слова. Я чувствовал, что они делают со мной то же самое, что они
делали с Паблито. Дон Хенаро раскрутил меня, а затем у меня было
совершенно сознательное ощущение вращения или парения на какой-то момент.
Затем я несся сквозь воздух, падая вниз на землю с огромной скоростью.
Падая, я чувствовал, что моя одежда срывается с меня, затем мое мясо
слетело с меня, и, наконец, что мое тело расчленилось. Я потерял свой
чрезмерный вес, и таким образом мое падение потеряло свою инерцию, а моя
скорость уменьшилась. Мое снижение было больше пикированием. Я начал
двигаться взад-вперед, как листик, затем моя голова лишилась своего веса,
и все, что осталось от "меня", был квадратный сантиметр огорченного
тонкого галькоподобного осадка. Все мое чувство было сконцентрировано
здесь.
Затем неприятный осадок, казалось, взорвался на тысячи кусков. Я знал
или что-то где-то знало, что я осознаю тысячи кусочков как один. Я был
самим осознанием. Затем какая-то часть моего осознания начала собираться.
Она росла, увеличивалась. Она стала локализованной, и мало по малу я обрел
чувство границ сознания или чего бы то ни было. И внезапно тот "я" с
которым я был знаком, превратился в захватывающий вид всех вообразимых
комбинаций "прекрасных" видов. Это было, как если бы я смотрел на тысячи
картин мира, людей и вещей.
Затем сцена стала туманной. У меня было ощущение, что сцены
проносятся перед моими глазами на более высокой скорости, пока я ни одну
из них не мог уже выделить для рассмотрения. Наконец, стало так, как будто
бы я рассматриваю всю организацию мира, катящуюся перед моими глазами
неразрывной бесконечной цепью.
Внезапно я опять оказался стоящим с доном Хуаном и доном Хенаро на
скале. Они прошептали, что выдернули меня назад, и что я был свидетелем
неизвестного, о котором никто не сможет разговаривать. Они сказали, что
собираются швырнуть меня в него еще раз и что я должен позволить
развернуться крыльям своего восприятия так, чтобы они коснулись
одновременно и тоналя и нагваля, а не бросались от одного к другому.
У меня опять было ощущение, что меня раскрутили, бросили, ощущение
падения, вращения на огромной скорости. Затем я взорвался, я распался.
Что-то во мне поддалось. Оно освободило что-то такое, что я всю свою жизнь
держал замкнутым. Я полностью осознавал тогда, что затронут мой секретный
резервуар и что он неудержимо хлынул наружу. Больше не существовало
сладкого единства, которое я называл "я". Не было ничего, и, тем не менее,
это ничто было наполнено. Это не была темнота или свет. Это не был холод
или жара. Это не было приятное или неприятное. Не то, чтобы я двигался или
парил, или был неподвижен. И не был я также единой единицей, самим собой,
которым я привык быть. Я был миллиардами частиц, которые все были мной.
Колонии раздельных единиц, которые имели особую связь одна с другой и
могли объединиться, чтобы неизбежно сформировать единое осознание, мое
человеческое осознание. Не то, чтобы я "знал" вне тени сомнений, потому
что мне нечем было "знать", но все мое единое осознание "знало", что "я" и
"меня" знакомого мира было колонией, конгломератом раздельных и
независимых ощущений, которые имели неразрывную связь одно с другим.
Неразрывная связь моих бесчисленных осознаний, то отношение, которое эти
части имели одна к другой, были моей жизненной силой.
Способом описать это объединенное ощущение было бы сказать, что эти
крупинки осознания были рассеяны. Каждая из них осознавала себя, и ни одна
не была более важной, чем другая. Затем что-то согнало их, и они
объединились в одно облако, в "меня", которого я знал. Когда "я", "я сам"
оказывался таким, то я мог быть свидетелем связных сцен деятельности мира,
или сцен, которые относились к другим мирам и которые, я считаю, были
чистым воображением, или сцен, которые относились к "чистому мышлению",
то-есть я видел интеллектуальные системы или идеи, стянутые вместе, как
словесные выражения. В некоторых сценах я от души разговаривал сам с
собой. После каждой из этих связных картин "я" распадался опять в ничто.
Во время одной из этих экскурсий в связную картину я оказался на
скале с доном Хуаном. Я мгновенно сообразил, что я - это тот "я", с
которым я знаком. Я ощущал себя физически как реального. Я скорее
находился в мире, чем просто смотрел на него.
Дон Хуан обнял меня, как ребенок. Он посмотрел на меня. Его лицо было
очень близко. Я мог видеть его глаза в темноте. Они были добрыми.
Казалось, в них был вопрос. Я знал, что это за вопрос. Невыразимое
действительно было невыразимым.
- Ну? - сказал он тихо, как если бы ему нужно было мое подтверждение.
Я был бессловесен. Слова "онемелый", "ошеломленный", "смущенный" и
