старым пончо наподобие тюрбана.
Я сказал дону Хуану, что я забыл об этих событиях, которые, я уверен,
произошли где-то между моими так называемыми прыжками, и однако же, мое
воспоминание об этих прыжках было как единое непрерывное целое.
- Они действительно были непрерывным целым и таким же целым было
шутовство Хенаро с твоей шляпой, - сказал он. - эти два воспоминания
нельзя уложить одно за другим, потому что они происходили одновременно.
Он заставил пальцы своей левой руки двигаться так, как будто бы они
не могли пройти между пальцами его правой руки.
- Эти воспоминания были только началом, - продолжал он. - затем
пришла твоя настоящая экскурсия в неизвестное. Прошлой ночью ты испытал
невыразимое - нагваль. Твой разум не может бороться с физическим знанием,
что ты являешься безыменным клубком ощущений. Твой разум в этой точке
может даже признать, что есть другой центр - воля, через который
невозможно судить, или оценивать, или использовать необычные эффекты
нагваля. Твоему разуму, наконец, стало ясно, что нагваль можно отражать
через волю, хотя его никогда нельзя объяснить.
Но затем приходит твой вопрос. Где я находился, когда все это имело
место. Где было мое тело? Убеждение в том, что есть реальный ты, является
следствием того факта, что ты перекатил все, что у тебя было поближе к
разуму. В данный момент твой разум признает, что нагваль невыразим не
потому, что доказательства его убедили в этом, но потому, что признавать
это для него безопасно. Твой разум на безопасной земле. Все элементы
тоналя на его стороне.
Дон Хуан сделал паузу и осмотрел меня. Его улыбка была доброй.
- Пойдем к месту предрасположения дона Хенаро, - сказал он отрывисто.
Он поднялся, и мы пошли к тому камню, на котором мы разговаривали два
дня назад. Мы удобно уселись на тех же самых местах, прислонившись спинами
к камню.
- Постоянной задачей учителя является делать все, чтобы разум
чувствовал себя в безопасности, - сказал он. - я трюком подвел твой разум
к тому, что он поверил, будто бы тональ понятен и объясним. Мы с Хенаро
трудились для того, чтобы дать тебе впечатление, будто бы только нагваль
находится за границами объяснения. Доказательством того, что наши маневры
были успешными, является то, что в настоящий момент ты, несмотря на все,
жив.
Через что прошел, считаешь, что есть еще какой-то участок, который ты
можешь назвать своим собственным, своим разумом. Это мираж. Твой
драгоценный разум является только центром сбора, зеркалом, которое
отражает все то, что находится вне его. Прошлой ночью, ты был свидетелем
не только неописуемого нагваля, но также неописуемого тоналя.
Последний пункт объяснения магов говорит, что разум просто отражает
наружный порядок и что разум ничего не знает об этом порядке. Он не может
объяснить его так же, как он не может объяснить нагваль. Разум может
только свидетельствовать эффекты тоналя, но никогда он не сможет понять
его или разобраться в нем. Уже то, что мы думаем и говорим, указывает на
какой-то порядок, которому мы следуем, даже не зная, того как мы это
делаем, или того, чем является этот порядок.
Тогда я привел идею исследований западного человека в работах над
мозгом и над возможностью объяснения того, чем этот порядок является. Он
указал, что все эти исследования сводятся к тому чтобы признавать, что
что-то происходит.
- Маги делают то же самое своей волей, - сказал он. - они говорят,
что через волю они могут быть свидетелями эффектов нагваля. Я могу
добавить теперь, что через разум, вне зависимости от того, что мы делаем
или как мы это делаем, мы просто свидетельствуем эффекты тоналя. В обоих
случаях нет никакой надежды когда-либо понять или объяснить, чему именно
мы являемся свидетелями.
Прошлой ночью ты в первый раз взлетел на крыльях своего восприятия.
Ты был еще очень боязлив. Ты отправился только в полосу человеческих
восприятий. Маг может использовать эти крылья, чтобы коснуться других
ощущений.
Например, вороны, койота, сверчка или порядка других миров в этом
бесконечном пространстве.
- Ты имеешь в виду другие планеты, дон Хуан?
- Конечно, крылья восприятия могут унести нас в удаленнейшие
пространства нагваля или в невообразимые миры тоналя.
- А может ли маг, например, отправиться на луну?
- Конечно, может, - ответил он. Но он не сможет оттуда принести мешок
камней. Мы посмеялись и пошутили об этом, но его заявление было сделано с
совершенной серьезностью.
- Мы прибыли к последней части объяснения магов, - сказал он. -
прошлой ночью мы с Хенаро показали тебе две последние точки, которые
образуют целостность человека - нагваль и тональ. Я однажды говорил тебе,
что эти точки находятся вне нас и в то же время, это не так. Это парадокс
светящегося существа. Тональ каждого из нас является просто отражением
того неописуемого и неизвестного, что наполнено порядком. Нагваль каждого
из нас является только отражением той неописуемой пустоты, которая
содержит все.
Теперь ты должен посидеть на месте расположения Хенаро до сумерек. К
тому времени ты поместишь объяснение магов на место. Так как ты сидишь
сейчас здесь, ты не имеешь ничего, за исключением силы своей жизни,
которая связывает клубок ощущений.
Он поднялся.
- Задача завтрашнего дня состоит в том, чтобы броситься в неизвестное
самому, в то время как мы с Хенаро будем следить за тобой не вмешиваясь, -
сказал он. - сядь здесь и выключи свой внутренний диалог. Ты можешь
собрать силу, необходимую для того, чтобы развернуть крылья своего
восприятия и полететь в эту бесконечность.
14. РАСПОЛОЖЕНИЕ ДВУХ ВОИНОВ
Дон Хуан разбудил меня на самом рассвете. Он вручил мне переносную
флягу с водой и сумку с сухим мясом. Пару миль мы шли в молчании до того
места, где я оставил свою машину двумя днями раньше.
- Это путешествие - наше последнее путешествие вместе, - сказал он
спокойным голосом, когда мы прибыли к моей машине. Я ощутил сильный толчок
в моем животе. Я знал, что он имеет в виду.
Он прислонился к переднему бамперу, пока я открывал дверцу, и смотрел
на меня с таким чувством, какого я никогда раньше в нем не замечал. Мы
сели в машину, но прежде чем я завел мотор, он сделал несколько неясных
замечаний, которые я тоже понял в совершенстве. Он сказал, что у нас есть
несколько минут, чтобы посидеть в машине и коснуться некоторых чувств
очень личного характера.
Я сидел спокойно, но на душе у меня было беспокойство. Я хотел что-то
сказать ему, что-то такое, что существенно успокоило бы меня. Я напрасно
искал подходящих слов, той формулы, которая, как я знал, выразила бы то,
что я "знал" и без слов. Дон Хуан заговорил о маленьком мальчике, которого
я когда-то знал, и о том, как мои чувства к нему неизменны с годами и
расстоянием. Дон Хуан сказал, что он уверен, что всегда, когда я думаю об
этом мальчике, моя душа радостно подпрыгивает, и я без следа эгоизма или
мелочности желаю ему всего лучшего.
Он напомнил мне о той истории, которую я ему когда-то рассказал о
маленьком мальчике. Историю, которая ему понравилась и в которой он
находил глубокое значение. Во время одной из наших прогулок в горах вблизи
Лос-Анжелеса маленький мальчик устал идти и я вынужден был посадить его к
себе на плечи. Волна бесконечного счастья охватила нас тогда, и мальчик
выкрикивал свои благодарности солнцу и горам.
- Это был его способ прощания с тобой, - сказал дон Хуан. Я
почувствовал боль от того, что у меня перехватило горло.
- Есть много способов прощания, - сказал он. - наилучший способ,
пожалуй, это удержать конкретное воспоминание радости. Например, если ты
живешь, как воин, то тепло, которое ты ощущал, когда маленький мальчик
ехал на твоих плечах, будет свежим и неизменным все время, пока ты живешь.
Это способ прощания воина.
Я поспешно включил мотор и поехал быстрее, чем обычно, по каменистой
почве до тех пор, пока мы не попали на грунтовую дорогу.
Небольшое расстояние мы ехали, а затем прошли остальной путь пешком.
Примерно через час мы прибыли к роще деревьев. Дон Хенаро, Паблито и
Нестор были там, ожидая нас. Я поздоровался с ними. Все они, казалось,
были счастливы и полны энергии. Когда я посмотрел на них и на дона Хуана,
меня охватило чувство глубокой привязанности ко всем ним. Дон Хенаро обнял
меня и похлопал меня ласково по спине. Он сказал Нестору и Паблито, что я
прекрасно выполнил прыжки на дно ущелья. Держа руку все еще на моем плече,
он обратился к ним громким голосом:
- Да, господа, - сказал он, глядя на них. - я его бенефактор, и я
знаю, что это было действительно достижением. Это было венцом многих лет
жизни воина.
Он повернулся ко мне и положил мне на плечо другую руку. Его глаза
были блестящими и спокойными.
- мне нечего сказать тебе, Карлитос, - сказал он, медленно произнося
слова, - за исключением того, что у тебя необычайное количество
экскрементов в кишках.
При этом он и дон Хуан взвыли от смеха так, что казалось, он вот-вот
потеряют сознание. Паблито и Нестор нервно хихикали, не зная в точности
что делать.
Когда дон Хуан и дон Хенаро успокоились, Паблито сказал мне, что он
не уверен в своей способности пойти в неизвестное самому.
- Я действительно не имею ни малейшей идеи, как это сделать, - сказал
он. - Хенаро говорит, что ничего не нужно кроме неуязвимости, как ты
думаешь?
Я сказал ему, что знаю еще меньше, чем он. Нестор вздохнул, будучи,
казалось, действительно озабоченным. Он подвигал руками и ртом нервно, как
бы собираясь вот-вот сказать что-то важное и не зная, как это сделать.
- Хенаро говорит, что вы оба сделаете это, наконец сказал он.
Дон Хенаро сделал знак рукой, что мы уходим. Он с доном Хуаном шел
впереди в нескольких метрах от нас. Мы шли по одной и той же горной тропе
почти целый день. Мы шли в полном молчании и ни разу не останавливались.
Все мы несли с собой сухое мясо и флягу воды. Отсюда следовало, что мы
будем есть, пока идем. В каком-то месте тропа определенно стала дорогой.
Она обогнула гору и внезапно перед нами открылся вид долины. Это был дух
захватывающий вид. Длинная зеленая долина, отсвечивающая под лучами
солнца. Над ней нависли две великолепные радуги, и повсюду над окрестными
холмами были видны участки дождя.
Дон Хуан перестал идти и вздернул подбородок, указывая на что-то
внизу в долине дону Хенаро. Дон Хенаро покачал головой. Это не был ни
отрицательный, ни положительный жест, он больше походил просто на кивок
головы. Оба они стояли неподвижно долгое время, глядя в долину.
Тут мы покинули дорогу и, казалось, стали срезать угол, пойдя
напрямик. Мы начали спускаться по более узкой и неровной тропе, которая
вела к северной части долины.
Когда мы достигли равнины, был уже полдень. Меня охватил сильный
запах речных ив и мокрой почвы. На какое-то мгновение на деревьях слева от
меня был виден дождь, подобный мягкому зеленому шороху. Затем он только
поколыхивал листья. Я слышал журчание ручья. На секунду я остановился
послушать. Я взглянул на вершины деревьев. Высокие, слоистые облака на
западном горизонте выглядели, как клочья ваты, рассеянные по небу. Я стоял
там, наблюдая за облаками довольно долго, так, что все остальные ушли
далеко вперед. Я побежал за ними.
Дон Хуан и дон Хенаро остановились и повернулись сразу. Их глаза
двигались и застыли на мне с такой точностью и таким единством, что
