- Зайди ко мне в грудь, - услышал я, как он сказал.
Я почувствовал, что я поглощаю его. Это было то же самое ощущение,
что и губкообразность стены. Затем я слышал только его голос,
приказывающий мне смотреть и видеть.
Его я больше не мог различать. Мои глаза были, очевидно, открыты, так
как я видел вспышки света на красном фоне. Это было, как если б я смотрел
на свет через сомкнутые веки. Затем мои мысли стали убывать в количестве и
интенсивности и исчезли совсем. Было лишь осознание счастья.
Я не мог различить каких-либо изменений освещения. Совершенно
внезапно я был вытолкнут на поверхность. Я определенно чувствовал, что
меня откуда-то подняли. И я был свободен двигаться с огромной скоростью в
воде или в воздухе. Я плавал, как угорь. Я извивался и крутился, взмывал и
опускался по желанию. Я чувствовал, как холодный ветер дует повсюду вокруг
меня, и я начал парить, как перышко, вперед и назад, туда и сюда, вниз и
вниз, и вниз, и вниз.
28 декабря 1963 года.
Я проснулся вчера во второй половине дня. Дон Хуан сказал, что я
мирно проспал почти двое суток. У меня была тяжесть в голове. Я выпил воды
и мне стало очень нехорошо. Я чувствовал себя усталым, исключительно
усталым, и после еды я опять лег спать.
Сегодня я уже чувствовал себя полностью отдохнувшим. Мы с доном
Хуаном говорили о моем опыте с маленьким дымком. Думая, что он хочет, чтоб
я рассказал ему всю историю так же, как я делал это всегда, я начал
описывать свои впечатления, но он остановил меня, сказав, что это ненужно.
Он сказал мне, что в действительности я ничего не сделал и что я сразу
уснул, поэтому и говорить не о чем.
- Но как насчет того, что я чувствовал? Разве это совсем не важно? -
настаивал я.
- Нет. Не с дымком. Позднее, когда ты научишься путешествовать, мы
поговорим. Когда ты научишься проникать внутрь предметов.
- Разве действительно проникают внутрь предетов?
- разве ты не помнишь? Ты проник с_к_в_о_з_ь эту стену?
- Я думаю, что в действительности я сошел с ума.
- Нет, ты не сошел с ума.
- Я вел себя так же, как ты, дон Хуан, когда ты курил впервые?
- Нет, это было не так. У нас разные характеры.
- Как ты себя вел?
Дон Хуан не ответил. Я перефразировал вопрос и задал его снова. Но он
сказал, что не помнит своих впечатлений и что мой вопрос равносилен тому,
что спрашивать у старого рыбака, какие у него были впечатления, когда он
удил впервые. Он сказал, что дымок, как о_л_л_и_, уникален, и я напомнил
ему, что он также говорил, что мескалито уникален. Он настаивал, что
каждый из них уникален, но что они различаются качественно.
- Мескалито - защитник, потому что он разговаривает с тобой и может
направлять твои поступки, - сказал он. Мескалито учит правильному образу
жизни. И ты можешь видеть его, потому что он вне тебя. Дымок же - это
о_л_л_и_. Он изменяет тебя и дает тебе силу, не показывая даже своего
присутствия. С ним нельзя говорить. Но ты знаешь, что он существует,
потому что он убирает твое тело и делает тебя легким, как воздух. И все же
ты никогда не видишь его. Но он тут и дает тебе силу для совершения
невообразимых дел, такую же, как и когда убирает твое тело.
- Я действительно чувствовал, что потерял свое тело, дон Хуан.
- Ты терял.
- Ты имеешь в виду, что у меня действительно не было тела?
- Что т ы с а м думаешь?
- Ну, я не знаю. Все, что я могу сказать тебе, так это то, что я
чувствовал.
- Все это и есть в реальности то, что ты чувствовал.
- Но как ты видел меня, дон Хуан? Каким я казался тебе?
- Как я тебя видел - это не важно. Это как в тот раз, когда ты ловил
столб. Ты чувствовал, что он не здесь, и ты ходил вокруг него, чтобы
убедиться, что он здесь. Но когда ты прыгнул на него, ты опять
почувствовал, что в действительности его здесь нет.
- Но ты видел меня таким, какой я сейчас, не так ли?
- Нет! Ты не был таким, какой ты сейчас.
- Верно. Я согласен с этим. Но у меня было мое тело, да, хотя я мог
его не чувствовать?
- Нет! Проклятье! У тебя не было такого тела, как то тело, которое у
тебя есть сейчас!
- Что случилось в таком случае с моим телом?
- Я думал, что ты понял: маленький дымок взял твое тело.
- Но куда же оно ушло?
- Откуда же, черт возьми, ты считаешь, я буду знать это?
Бесполезно было упорствовать в попытках получить рациональные
объяснения. Я сказал ему, что я не хочу спорить или задавать глупые
вопросы, но если я соглашусь с мыслью, что можно терять свое тело, то я
потеряю свою рациональность. Он сказал, что я преувеличиваю, как обычно, и
что я теперь не теряю и не потеряю ничего из-за маленького дымка.
28 января 1964 года.
Я спрашивал дона Хуана, что он думает о том, чтобы дать попробовать
дымок кому-нибудь, кто захочет испытать такой опыт. Он убежденно сказал,
что дать дымок любому будет совершенно то же самое, что и убить его,
потому что им некому будет руководить. Я попросил дона Хуана объяснить,
что он имеет в виду, он сказал, что я тут, живой и говорю с ним, потому
что он вернул меня назад. Он сохранил мое тело. Без него я бы никогда не
проснулся.
- Как ты сохранил мое тело, дон Хуан?
- Ты узнаешь об этом позднее, но ты должен научиться все это
самостоятельно. Вот почему я хочу, чтобы ты научился как можно большему,
пока я с тобой. Ты потерял достаточно много времени, задавая мне глупые
вопросы о чепухе. Но может быть, это и не твое призвание: научиться всему
о маленьком дымке.
- Ну, а что же я тогда буду делать?
- Позволь дымку обучать тебя столькому, сколькому ты сможешь
научиться.
- Разве дымок тоже учит?
- Конечно, он учит.
- Он учит также, как мескалито?
- Нет, он не такой учитель, как мескалито. Он не показывает тех же
вещей.
- Но чему же тогда учит дымок?
- Он показывает, как обращаться с его силой и научиться принимать его
так часто, как только сможешь.
- Твой о_л_л_и очень пугающий, дон Хуан. Это не было похоже ни на что
из того, что я испытывал ранее. Я думал, что я сошел с ума.
По какой-то причине это была самая упорная мысль, которая приходила
мне в голову. Я воспринимал все с точки зрения человека испытавшего и
другие галлюциногенные опыты, с которыми можно сравнивать, и единственное,
что мне приходило в голову, что с маленьким дымком теряешь рассудок.
Дон Хуан рассеивал мои опасения, говоря, что то, что я чувствовал,
было его невообразимой силой. И для того, чтобы управлять этой силой,
сказал он, следует вести сильную жизнь. Идея сильной жизни включает в себя
не только подготовительный период, но и отношение человека ко всем тем
вещам после того, как он испытал первый опыт. Он сказал, что дымок так
силен, что человек может равняться с ним только стойкостью. Иначе его
жизнь будет разбита на куски.
Я спросил его, имеет ли дымок одинаковое воздействие на каждого. Он
сказал, что дымок производит трансформацию, но не в каждом.
- Тогда какова же особая причина, что дымок произвел особую
трансформацию во мне?
- Это, я думаю, очень глупый вопрос. Ты послушно следовал по всем
требуемым ступенькам. Нет никакого чуда в том, что дымок трансформировал
тебя.
Я еще раз попросил его рассказать о том, как я выглядел. Я хотел
узнать о том, как я выглядел, так как мысль о бестелесном существе,
которую он во мне поселил, была, понятно, невыносимой. Он сказал, что, по
правде говоря, он боялся смотреть на меня. Он ощущал то же самое, что
должен был чувствовать его бенефактор, когда дон Хуан курил первый раз.
- Почему ты так боялся? Я был таким страшным? - спросил я.
- Я никогда не видел раньше никого курящим.
- Ты не видел, как курил твой бенефактор?
- Нет.
- Ты даже никогда не видел себя самого?
- Как бы я мог?
- Ты бы мог курить перед зеркалом.
Он не ответил, а уставился на меня и потряс головой. Я опять спросил
его, возможно ли смотреть в зеркало. Он сказал, что это было бы возможно,
хотя и бесполезно, так как, пожалуй, умрешь от испуга, если не от
чего-нибудь еще.
Я спросил:
- Тогда, значит, выглядишь устрашающе?
- Всю свою жизнь я гадал об этом, - сказал он, - и все же я не
спрашивал и не глядел в зеркало, я даже не думал об этом.
- Но как же я тогда смогу узнать?
- Тебе надо будет ждать, так как я ждал, пока ты не передашь дымок
кому-нибудь еще; конечно, если ты когда-нибудь освоишь его. Тогда ты
увидишь, как при этом выглядит человек. Таково правило.
- Что будет, если я буду курить перед фотокамерой и сделаю снимок
самого себя?
- Я не знаю. Вероятно, дымок обратится против тебя. Но мне кажется,
ты находишь его столь безобидным, что считаешь, что с ним можно играть.
Я сказал ему, что я не собираюсь играть, но ранее он говорил мне, что
дымок не требует определенных шагов и, я думаю, не будет вреда в том,
чтобы хотеть узнать, как ты выглядишь. Он поправил меня, сказав, что он
имел в виду отсутствие необходимости в определенном порядке действий с
дымком в отличие от действий с "травой дьявола"; все, что требуется с
дымком, - сказал он, - так это правильное отношение. С этой точки зрения
следует быть точным в соблюдении правил. Он привел мне пример, объяснив,
что не имеет значения, какая из составных частей курительной смеси собрана
первая, если количество соблюдено правильно. Я спросил, будет ли
какой-нибудь вред, если я расскажу другим о том, что я испытал. Он
ответил, что есть два секрета, которые не должны раскрываться: как
приготовить курительную смесь и как возвращаться. Все остальное,
относящееся к этому предмету, не представляет важности.
8
Моя последняя встреча с мескалито была серией из четырех сессий,
которая заняла четыре дня подряд. Дон Хуан назвал эту длинную сессию
м_и_т_о_т_.
Это была пейотная церемония для пейтлерос и учеников. Там было четыре
старика, примерно в возрасте дона Хуана, один из которых был
руководителем, и пятеро молодых людей, включая меня. Церемония имела место
в штате чиъ уаъ уа в мексике вблизи границы с техасом. Она заключалась в
пении и приеме пейота ночами. Днем женщины, которые находились за
пределами места церемонии, снабжали каждого мужчину водой, и лишь
символическое количество пищи съедалось каждый день.
Суббота, 12 сентября 1964 года.
В течение первой ночи церемонии, 3 сентября, я съел восемь батончиков
пейота. Они не оказали на меня воздействия, или же, если и оказали, то оно
было очень слабым. Всю ночь я держал глаза закрытыми - так мне было легче.
Я не заснул и не устал. К самому концу сессии пение стало необычайным. На
короткий момент я почувствовал подъем и хотел плакать, но когда песня
окончилась, чувство исчезло.
Мы все поднялись и вышли наружу. Женщины дали нам воды, некоторые
полоскали ею горло, другие пили. Мужчины не разговаривали совершенно, но
женщины болтали и смеялись весь день. Ритуальная пища была роздана в
полдень. Это были поджаренные зерна.
На заходе солнца 4-го сентября началась вторая сессия. Ведущий спел
свою пейотную песню, и цикл пения и принятия пейота начался опять. Он
закончился утром, когда каждый пел свою пейотную песню в унисон с другими.
Когда я вышел, я не заметил такого большого количества женщин, как в
предыдущий день. Кто-то дал мне воды, но меня больше не интересовало то,
что меня окружало. Я также съел восемь батончиков, но эффект был уже иной.
