хватки.
- Я действительно испуган, - сказал я. - бабочка или что иное, но
что-то там лазает по кустам.
- Конечно, - воскликнул он, - мое возражение состоит в том, что ты
настойчиво считаешь это человеком, точно также, как ты настойчиво думаешь,
что разговаривал с койотом.
Какая-то часть меня полностью поняла, что он хочет сказать. Был,
однако, другой аспект меня самого, который не отступался и, несмотря на
очевидное, накрепко прицеплялся к рассудку.
Я сказал дону Хуану, что его объяснения не удовлетворяют мои чувства,
хотя интеллектуально я полностью согласен с ним.
- В этом слабая сторона слов, - сказал он подбадривающе. - Они всегда
заставляют нас чувствовать себя просвещенными, но когда мы оборачиваемся,
чтобы посмотреть на мир, то они всегда предают нас, и мы кончаем тем, что
смотрим на мир так же, как всегда это делали, без всякого просветления. По
этой причине маг старается больше действовать, чем говорить. И как
следствие этого, он получает новое описание мира. Новое описание, где
разговор не является очень уж важным, и где новые поступки имеют новые
отражения.
Он сел рядом со мной, посмотрел мне в глаза и попросил меня
рассказать о том, что я действительно видел в чапарале.
На секунду меня охватила полная неопределенность. Я видел темную
фигуру человека, но в то же время, я видел, как эта фигура превратилась в
птицу. Таким образом я видел больше, чем мой рассудок давал мне возможным
считать вероятным. Но вместо того, чтобы отбрасывать свой рассудок
совершенно, что-то во мне выбрало отдельные части моего опыта, такие как
размер и общие очертания темной фигуры и удержало их как разумную
возможность, выбрасывая в то же время другие части, вроде того, что темная
фигура превратилась в птицу. Таким образом я убедил себя, что видел
человека.
Дон Хуан расхохотался, когда я выразил свои затруднения. Он сказал,
что рано или поздно объяснение магов придет ко мне на помощь и тогда все
сразу станет совершенно ясным. Без необходимости быть разумным или
неразумным.
- А пока все, что я могу для тебя сделать, это гарантировать, что это
не был человек, - сказал он.
Взгляд дона Хуана стал нервирующим. Мое тело невольно задрожало. Он
заставил меня почувствовать раздражение и нервозность.
- Я ищу отметки на твоем теле, - объяснил он. - ты можешь этого не
знать, но сегодня вечером ты был в хорошенькой переделке.
- Что за отметки ты ищешь?
- Не настоящие, физические отметки на твоем теле, но знаки, указания
в твоих светящихся волокнах, в районах яркости. Мы - светящиеся существа,
и все, что мы есть, и все, что мы чувствуем бывает видно в наших волокнах.
Люди имеют яркость, свойственную только им. Это единственный способ
отличить их от других светящихся живых существ.
Если бы ты "видел" сегодня вечером, то ты заметил бы, что фигура в
кустах не была светящимся живым существом.
Я хотел спрашивать дальше, но он приложил мне руку ко рту и заставил
замолчать. Затем он нагнулся мне к уху и прошептал, что я должен слушать и
попытаться услышать мягкое шуршание, мягкие приглушенные шаги бабочки по
сухим листьям и ветвям на земле.
Я ничего не мог расслышать. Дон Хуан резко поднялся, взял лампу и
сказал, что мы будем сидеть под навесом у его двери. Он вывел меня через
заднюю дверь и обвел меня вокруг дома по краю чапараля. Вместо того, чтобы
пройти через комнату и выйти из передней двери. Он объяснил, что
необходимо было сделать наше присутствие явным. Мы наполовину обошли дом с
его левой стороны. Шаг дона Хуана был исключительно медленным и
неуверенным. Его рука тряслась, когда он держал лампу.
Я спросил его, что с ним случилось. Он мне подмигнул и прошептал, что
большая бабочка, которая рыскает вокруг, имеет свидание с молодым
человеком, и что медленная походка слабого старика была явным способом
показать, с кем она встречается.
Когда мы наконец пришли к передней части дома, дон Хуан повесил лампу
на балку и усадил меня спиной к стене. Сам он сел справа.
- Мы собираемся сидеть здесь, - сказал он. - а ты будешь писать и
разговаривать со мной очень нормальным образом. Бабочка, которая бросилась
на тебя сегодня, находится поблизости в кустах. Через некоторое время она
подойдет поближе взглянуть на тебя. Вот почему я повесил лампу на балку
прямо над тобой. Свет поможет бабочке найти тебя. Когда она подойдет к
краю кустов, она позовет тебя. Это очень специфический звук. Звук сам по
себе может помочь тебе.
- Что это за звук, дон Хуан?
- Это песня, навязчивый зов, который производят бабочки. Обычно его
нельзя услышать, но бабочка, которая находится там в кустах - редкая
бабочка. Ты будешь ясно слышать ее зов, и при условии, что ты будешь
неуязвимым, он останется с тобой до конца твоей жизни.
- Чем он мне поможет?
- Сегодня ночью ты попытаешься закончить то, что ты начал раньше.
"Видение" случается только тогда, когда воин способен останавливать
внутренний диалог.
Сегодня ты своей волей остановил его там, в кустах. И ты "видел". То,
что ты "видел", не было ясным. Ты думал, что это человек. Я говорю, что
это была бабочка. Никто из нас не является правым, но это потому, что нам
приходится говорить. Я, однако же, взял верх, потому что я "вижу" лучше,
чем ты, поэтому я знаю, хотя это и не совершенно точно, что фигура,
которую ты "видел" этим вечером, была бабочкой.
А сейчас ты останешься молчаливым и ничего не думающим и дашь этой
бабочке прийти к тебе опять.
Я едва мог записывать. Дон Хуан засмеялся и попросил меня продолжать
записывать, как если бы меня ничего не беспокоило. Он взял меня за руку и
сказал, что делание заметок является самым лучшим защитным щитом, который
у меня есть.
- Мы никогда не говорили про бабочек, - продолжал он. - время не
соответствовало до сих пор. Как ты знаешь уже, твой дух был неуравновешен.
Чтобы уравновесить его, я научил тебя жить способом воина. Воин начинает с
уверенности, что его дух неуравновешен. Затем, живя в полном контроле и с
сознанием, но без спешки или порывистости, он делает лучшее, чтобы достичь
этого равновесия.
- В твоем случае, как в случае каждого человека, твое неравновесие
было вызвано общей суммой всех твоих поступков. К настоящему времени твой
дух, кажется, находится в надлежащем свете, чтобы говорить о бабочках.
- Откуда ты узнал, что это время, подходящее для того, чтобы говорить
о бабочках?
- Я заметил отблеск бабочки, рыскавшей вокруг, когда ты приехал. Она
в первый раз была дружелюбна и открыта. Я "видел" ее прежде, в горах около
дома Хенаро. Но только как угрожающую фигуру, отражающую отсутствие у тебя
порядка.
В этот момент я услышал странный звук. Он был похож на приглушенный
треск ветвей, трущихся одна о другую, или как работа небольшого моторчика,
который слышишь с отдаления. Он менял масштабы как музыкальный тон,
создавая неуловимый ритм. Затем он прекратился.
- Это была бабочка, - сказал дон Хуан. - может быть, ты уже заметил,
что хотя свет лампы достаточно яркий, чтобы привлекать бабочек, но ни одна
из них не летает вокруг нее.
Я не обращал на это внимания, но после того, как дон Хуан указал мне
на это, я также заметил невероятную тишину в пустыне вокруг дома.
- Не становись непоседливым, - сказал он. - в мире нет ничего такого,
что воин не мог бы принять в расчет. Видишь ли, воин рассматривает себя
уже мертвым, поэтому ему уже нечего терять. Самое худшее с ним уже
случилось, поэтому он ясен и спокоен. Судя о нем по его поступкам или по
его словам, никогда нельзя заподозрить, что он замечает все.
Слова дон Хуана, а еще больше все его настроение были для меня очень
успокаивающими. Я рассказал ему, что в своей повседневной жизни я уже
больше не испытывал того захватывающего страха, который я испытывал
когда-то. Но что мое тело содрогается от испуга при одной мысли о том, что
находится там в темноте.
- Там есть только знание, - сказал он как само собой разумеющееся. -
знание пугающее, правда. Но если воин принимает пугающую природу знания,
то он отбрасывает то, что оно пугает.
Странный ворчащий звук раздался снова. Он казался ближе и громче. Я
внимательно слушал. Чем больше внимания я ему уделял, тем более трудно
было определить его природу. Он не походил на крик птицы или крик
животного. Оттенок каждого воркующего звука был богатым и глубоким.
Некоторые звуки производились в низком ключе, другие - в высоком. Они
имели ритм и особую длительность. Некоторые были длинными. Я слышал их как
отдельные звуковые единицы. Другие были короткими и сливались вместе,
словно звуки пулеметной очереди.
- Бабочки являются глашатаями или лучше сказать стражами вечности, -
сказал дон Хуан после того, как звук прекратился. - по какой-то причине,
или может быть вообще без всякой причины, они являются хранителями золотой
пыли вечности.
Метафора была для меня незнакомой. Я попросил объяснить ее.
- Бабочки несут пыль на своих крыльях, - сказал он. - темно-золотую
пыль. Эта пыль является пылью знания.
Его объяснение сделало метафору еще более смутной. Я некоторое время
раздумывал, пытаясь наилучшим образом подобрать слова для вопроса, но он
начал говорить вновь.
- Знание - это весьма особая вещь, - сказал он. - особенно для воина.
Знание для воина является чем-то таким, что приходит сразу, поглощает его
и проходит.
- Но какая связь между знанием и пылью на крыльях бабочек? - спросил
я после долгой паузы.
- Знание приходит, летя как крупицы золотой пыли, той самой пыли,
которая покрывает крылья бабочек. Поэтому для воина знание похоже на прием
душа, или нахождение под дождем из крупиц темно-золотой пыли.
Так вежливо, как я только мог, я заметил, что его объяснения смутили
меня еще больше. Он засмеялся и заверил меня в том, что говорит вполне
осмысленные вещи, разве что мне мой рассудок не позволяет хорошо себя
почувствовать.
- Бабочки были близкими друзьями и помощниками магов с незапамятных
времен. Я не касался этого предмета раньше, потому что ты не был к нему
готов.
- Но как может быть пыль на их крыльях знанием?
- Ты увидишь. Он положил руку на мой блокнот и сказал, чтобы я закрыл
глаза и замолк, ни о чем не думая. Он сказал, что зов бабочки чапараля
поможет мне. Если я уделю ему внимание, то он расскажет мне о необычных
вещах. Он подчеркнул, что не знает, каким образом будет установлена связь
между мной и бабочкой. Точно так же он не знает, каковы будут условия этой
связи. Он велел мне чувствовать себя легко и уверенно и верить моей личной
силе.
После первоначального периода беспокойства и нервозности я добился
того, что замолчал, мои мысли стали уменьшаться в количестве до тех пор,
пока ум не стал совершенно чистым. Когда я стал более спокоен, звуки в
пустынном чапарале, казалось, включились.
Странный звук, который по словам дона Хуана производила бабочка,
появился вновь. Он воспринимался как ощущение в моем теле, а не как мысль
в уме. Я увидел, что он не является угрожающим или злым. Он был милым и
простым. Он был похож на зов ребенка. Он вызвал воспоминание о маленьком
мальчике, которого я когда-то знал. Длинные звуки напомнили мне о его
круглой белой головке, короткое стаккато звуков - о его смехе. Очень
сильное чувство охватило меня, и все же в голове у меня не было мыслей. Я
чувствовал беспокойство в своем теле. Я не мог больше оставаться сидеть и
соскользнул на пол на бок. Моя печаль была так велика, что я начал думать.
Я взвесил свою боль и печаль и внезапно оказался в самой гуще внутренних
