созерцатель дождя и растений, а Бениньо - созерцатель вдаль. Однако, не
спрашивай меня больше ничего о созерцании, потому что я потеряю свою силу,
если расскажу тебе больше.
- Почему же тогда Горда рассказывает мне все?
- Ла Горда потеряла свою форму, - ответила Лидия. - когда я потеряю
свою, я тоже буду рассказывать тебе все. Но к тому времени тебя это не
будет беспокоить. Ты беспокоишься только потому, что ты такой же глупый,
как мы. В тот день, когда мы потеряем свою форму, мы все перестанем быть
глупыми.
- Почему ты задаешь так много вопросов, если ты знаешь все это? -
спросила Роза.
- Потому что он похож на нас, - сказала Лидия. - он не настоящий
Нагваль. Он пока еще человек.
Она повернулась лицом ко мне. Минуту ее лицо было твердым, а ее глаза
колючими и холодными, но ее выражение внезапно смягчилось, когда она
заговорила со мной.
- Ты и Паблито - партнеры, - сказала она. - ты действительно любишь
его?
Я подумал минуту, прежде, чем ответить. Я сказал ей, что я так или
иначе полностью доверял ему. Без всякой видимой причины я имел ощущение
сродства с ним.
- Ты любишь его так сильно, что испортил его, - сказала она
обвиняющим тоном. - на той вершине горы, где вы прыгнули, он сам
подбирался к своему второму вниманию, а ты вынудил его прыгнуть вместе с
тобой.
- Я только держал его за руку, - возразил я.
- Маг не держит другого мага за руку, - сказала она. - каждый из нас
очень способный. Ты не нуждаешься в том, чтобы кто-нибудь из нас троих
помогал тебе. Только маг, который видит, является бесформенным, может
помогать. На той вершине горы, где вы прыгнули, ты был обязан идти первым.
Теперь Паблито привязан к тебе. Я думаю, ты намеревался помогать нам таким
же самым образом. Боже, чем больше я думаю о тебе, тем больше я презираю
тебя.
Роза и Жозефина ответили согласным бормотанием. Роза встала и
посмотрела мне в лицо с яростью в глазах. Она потребовала отчета в том,
что я собирался сделать с ними. Я сказал, что я собираюсь скоро покинуть
их. Мое заявление, видимо, возмутило их. Они все одновременно заговорили.
Голос Лидии возвысился над другими. Она сказала, что время уехать было еще
предыдущей ночью, и что она возненавидела меня в тот момент, когда я решил
остаться. Жозефина стала орать мне непристойности.
Я ощутил внезапное содрогание, встал и не своим голосом заорал им,
чтобы они успокоились. Они с ужасом посмотрели на меня. Я попытался
принять небрежный вид, но я сам испугался так же, как испугал их.
В этот момент в кухню вступила Горда, словно она скрывалась в
передней комнате, ожидая, когда мы начнем драку. Она сказала, что
предупреждала нас, чтобы мы не попались в сети друг друга. Я был вынужден
рассмеяться над тем, что она журит нас, как детей. Она сказала, что мы
обязаны уважать друг друга, что уважение среди воинов является очень
деликатным предметом. Сестрички знали, как вести себя как воины друг с
другом, то же делали Хенарос между собой, но стоит мне придти в одну из
этих групп, или двум группам сойтись вместе, как все они игнорируют свое
воинское знание и ведут себя, как недотепы.
Мы сели. Горда села около меня. После минутной паузы Лидия объяснила,
что она боится, что я собираюсь сделать с ними то, что я сделал с Паблито.
Горда засмеялась и сказала, что она никогда не позволит мне помогать
кому-либо из них таким способом. Я сказал ей, что не могу понять, что я
такое неправильно сделал с Паблито. Я не осознавал того, что я сделал, и
если бы Нестор не рассказал мне, я бы никогда не знал, что я фактически
подтолкнул Паблито. Я даже спрашивал себя, случайно, не преувеличивал ли
немного Нестор или, может быть, он ошибся.
Горда сказала, что свидетель не допустил бы такую глупую ошибку, тем
более не преувеличил, и что свидетель является самым совершенным воином
среди них.
- Маги не помогают друг другу так, как ты помог Паблито, - продолжала
она. - ты вел себя, как человек с улицы. Нагваль научил нас всех быть
воинами. Он говорил, что воин не имеет сочувствия ни к кому. Для него
иметь сочувствие значило, что ты желаешь, чтобы другой человек был похож
на тебя, был в твоей шкуре, и ты протягивал ему руку помощи как раз для
этой цели. Ты сделал это с Паблито. Самая трудная для воина вещь в мире -
предоставить других самим себе. Когда я была толстая, я беспокоилась, что
Лидия и Жозефина едят недостаточно. Я боялась, что они заболеют и умрут от
недоедания. Я не щадила сил, чтобы откармливать их, и я имела самые лучшие
намерения. Безупречность воина состоит в том, чтобы предоставить их самим
себе и поддерживать их в том, что они являются безупречными воинами.
- А что, если они не являются безупречными воинами?
- Тогда твой долг - быть безупречным самому и не говорить ни слова, -
ответила она. - Нагваль сказал, что только маг, который видит и является
бесформенным, может позволить себе помогать кому-либо. Вот почему он
помогал нам и сделал нас такими, какие мы есть. Не думаешь же ты, что ты
можешь ходить всюду, подбирая людей на улице, чтобы помогать им.
Дон Хуан поставил меня лицом к лицу с дилеммой, что я никаким
способом не мог помогать моим близким существам. Фактически, согласно его
мнению, каждое наше усилие помогать является произвольным актом,
руководимым исключительно нашим своекорыстием.
Однажды я был вместе с ним в городе, я поднял улитку, которая лежала
посреди тротуара, и бережно отнес ее под какой-то виноградный куст. Я был
уверен, что если бы я оставил ее посреди тротуара, люди рано или поздно
наступили бы на нее. Я думал, что убрав ее в безопасное место, я спас ее.
Дон Хуан указал, что мое допущение было неточным, потому что я не
принял во внимание две важные возможности. Одна была та, что улитка, может
быть, ускользнула от верной смерти, от яда на виноградных листьях, а
другая возможность та, что улитка имела достаточно личной силы, чтобы
пересечь тротуар. Своим вмешательством я не спас улитку, а только заставил
ее утратить то, что она с таким трудом достигла.
Я захотел, конечно, положить улитку обратно туда, где я нашел ее, но
он не позволил мне. Он сказал, что это была судьба улитки, что какой-то
идиот пересечет ее путь и заставит ее прекратить ее продвижение. Если я
оставлю ее там, куда я положил ее, она, может быть, будет в состоянии
снова собрать достаточно личной силы, чтобы пойти туда, куда она
собиралась пойти.
Я думал, что понял его мысль. Очевидно, я лишь поверхностно
согласился с ней. Самой трудной вещью для меня было предоставить других
самим себе.
Я рассказал им эту историю. Ла Горда погладила меня по спине.
- Мы все очень плохие, - сказала она. - мы все пятеро - ужасные люди,
которые не хотят ничего понимать. Я освободилась от большей части своей
безобразной стороны, но все еще не ото всей. Мы довольно туповатые и по
сравнению с Хенарос мы упрямые и апатичные. Хенарос, со своей стороны, все
похожи на Хенаро, в них очень мало ужасного.
Сестрички согласно кивнули головой.
- Ты самый безобразный среди нас, - сказала мне Лидия. - Я думаю, что
мы не такие уж плохие по сравнению с тобой. Ла Горда захихикала и легко
стукнула мою ногу, словно велела мне согласиться с Лидией. Я так и сделал,
и все они засмеялись, как дети.
Мы долго пребывали в молчании.
- Я подхожу теперь к концу того, что я должна рассказать тебе, -
внезапно сказала ла Горда.
Она заставила нас всех встать. Она сказала, что они собираются
показать мне стойку воинов-толтеков. Лидия стала справа от меня, лицом ко
мне. Она схватила мою правую руку своей правой рукой ладонью к ладони, но
не переплетая пальцев. Затем она просунула свою руку прямо над локтем
своей левой руки и прижала меня плотно к своей груди. Жозефина сделала то
же самое слева от меня. Роза стала лицом к лицу со мной, просунула свои
руки под моими подмышками и схватила меня за плечи. Ла Горда зашла сзади
меня и схватила меня за пояс, переплетя свои пальцы над моим пупком.
Все мы были примерно одного и того же роста и они смогли прижать свои
головы к моей голове. Ла Горда заговорила позади моего левого уха очень
мягко, но достаточно громко, чтобы все мы слышали ее. Она сказала, что все
мы попытаемся перенести наше второе внимание в место силы Нагваля без
вмешательства кого или чего бы то ни было. На этот раз не было учителя,
чтобы помочь нам или олли, чтобы пришпорить нас. Мы собираемся отправиться
туда просто силой нашего внимания.
У меня возникло неодолимое побуждение спросить ее, что я должен
делать. Она сказала, что я должен позволить своему второму вниманию
сфокусироваться на том, что я пристально созерцал.
Она объяснила, что та особая позиция, в которой мы находимся,
является толтекским расположением силы. Я был в данный момент центром и
связующим звеном четырех сторон света. Лидия была востоком, оружием,
которое воин-толтек держит в своей правой руке; Роза была севером, щитом,
заслоняющим воина впереди, Жозефина была западом, ловцом духа, который
воин держит в своей левой руке, а ла Горда была югом, корзиной, которую
воин несет на спине и где он держит свои объекты силы. Она сказала, что
естественной позицией каждого воина является обратиться лицом к северу,
т.к. он должен держать оружие, восток, в своей правой руке. Однако
направление, в котором мы должны обратиться лицом, было югом, слегка в
сторону от востока, таким образом действие силы, которое Нагваль оставил
нам для выполнения, заключалось в перемене направления.
Она напомнила мне, что одна из первых вещей, которую Нагваль сделал с
нами, было повернуть наши глаза лицом к юго-востоку. Это был способ,
которым он завлек наше второе внимание для выполнения дела, которое мы
сейчас намереваемся сделать. Было две возможности выполнить это дело. Одна
заключалась в том, что все мы развернулись лицом к востоку, используя меня
в качестве оси, и таким способом переменили базисное значение и функцию
каждого из нас. Лидия стала бы западом, Жозефина - востоком, Роза - югом,
а она - севером. Другая возможность состояла в том, чтобы мы изменили свое
направление и обратились лицом к югу, не поворачиваясь вокруг. Это была
альтернатива силы и она была связана с приведением в действие нашего
второго лица.
Я сказал ла Горде, что не понимаю, что такое наше второе лицо. Она
сказала, что Нагваль поручил ей попытаться собрать воедино второе внимание
каждого из нас, и что каждый воин-толтек имеет два лица и смотрит лицом в
двух противоположных направлениях. Второе лицо было вторым вниманием.
Ла Горда внезапно отпустила свою хватку. Все другие сделали то же
самое. Она снова села и показала мне жестом сесть около нее. Сестрички
остались стоять. Ла Горда спросила, все ли мне ясно. Мне было ясно и в то
же самое время не было ясно. Прежде, чем я успел сформулировать вопрос,
она выпалила, что одна из последних вещей, которую Нагваль поручил сказать
мне, заключается в том, что я должен изменить свое направление, суммируя
свое второе внимание с их и включая лицо силы, чтобы увидеть, что
находится позади меня.
Ла Горда встала и пригласила меня следовать за ней. Она повела меня к
двери комнаты. Она мягко толкнула меня в их комнату. Когда я переступил
порог, Лидия, Роза, Жозефина и она присоединились ко мне, а затем ла Горда
закрыла дверь.
В комнате было очень темно. Казалось, что в ней не было никаких окон.
Ла Горда взяла меня за руку и поместила меня, по-моему, в центре комнаты.
Все они окружили меня. Я вообще не мог видеть их; я мог только ощущать,
