расхаживают в позолоченных латах, перчатках, в шлемах с плюмажами с
высокомерием завоевателей, хотя они рабы и в сущности ничем от нас не
отличаются. Некоторые из них, например, любимец принца Панчан, жили в
просторных роскошных помещениях, ели деликатесы, присланные со стола
самого принца на посуде из драгоценных металлов, у них для удовольствия
были собственные рабыни, и ходили они разукрашенные драгоценностями, как
принцы.
Панчан был величайшим из чемпионов и считался непобедимым
фехтовальщиком. Я сказал, что небесные пираты боялись вооружать рабов
арены другим оружием, кроме неуклюжих копья и топора. Панчан был
единственным исключением из этого правила. Это был мрачный по-девичьи
красивый молодой гигант с великолепным золотым телом, которое он любил
демонстрировать восхищенной толпе. Большинство гладиаторов
предусмотрительно защищались кирасами, перчатками, поножами, шлемом и
кольчугой; этот золотой юный бог на играх сражался буквально нагим; на нем
были только сандалии, лента, защищавшая глаза от роскошной гривы, и узкая
полоска алого шелка на бедрах. Толпа восхищалась им, и Тутон несколько раз
предлагал ему свободу после особенно великолепной победы, но Панчан
предпочитал восхищение толпы сомнительным опасностям свободы. Ему одному
была оказана редкая честь: он мог приканчивать свою жертву рапирой.
Мы все терпеть не могли Панчана за высокомерие и расслабляющую
роскошь, в которой он жил; надо отдать ему должное, он был великим бойцом
и заслуживал окружавшее его восхищение. Он один из немногих гладиаторов,
кто с одинаковым искусством пользовался и копьем, и топором. Иногда в
большой общей схватке, которой обычно заканчивались игры, он сражался на
стороне _к_е_р_а_к_с_и_а_н_, в другой раз - за _т_а_р_и_а_н_ - и всегда
проявлял великолепное искусство, ловкость и подвижность, которые делали
его великим бойцом. Впрочем, существовало соперничество между ним и моим
новым другом Зантором. Никто не знал, как оно началось, потому что Зантор
все-таки прежде принадлежал к хозяевам королевства небесным корсарам, а
Панчан, несмотря на свой статус чемпиона, родился низким рабом.
Возможно, ненависть Панчана к Зантору вызывалась простым человеческим
страхом перед успешным соперником. Когда Зантор впервые вступил на арену,
его освистали, но вскоре храбрость, достоинство и боевое искусство
завоевали ему аплодисменты переменчивой толпы, и теперь в популярности он
не уступал Панчану. Во всяком случае Зантор тренировался в моем отряде
к_е_р_а_к_с_и_а_н_, и с первого его появления в рядах
гладиаторов-копейщиков Панчан сражался исключительно в рядах т_а_р_и_а_н_.
Много раз соперники бились друг с другом, и всегда Зантор, будучи гораздо
старше и тяжелее, выдерживал схватку с избалованным злобным юным золотым
богом игр. Что, несомненно, добавляло яду в сердце Панчана.
В полдень, как я уже сказал, начались схватки гладиаторов. Вначале
прошли групповые бои, в которых шесть или восемь _к_е_р_а_к_с_и_а_н
сражались с таким же количеством _т_а_р_и_а_н_.
Ни один из знаменитых чемпионов не снисходил до участия в этих
начальных боях, они предназначались для разогрева публики, и в них
включали малоценных торопливо подготовленных рабов. Но я заметил, что
Зантор следил за тем, как сражаются его товарищи, и давал немало ценных
советов, подбадривая просто своим присутствием.
Я участвовал в трех из шести начальных боев и вел себя достойно.
Копье никогда не было моим оружием, но я достаточно познакомился с ним,
чтобы успешно защищаться. И должен сознаться, что только защищался. Я
готов сражаться и убивать, защищая свою жизни и честь, оберегая друзей и
любимых, но мне тошно при мысли об убийстве на потеху толпе человека,
который не причинил мне никакого зла и которого я не могу считать своим
врагом. Поэтому я только оборонялся от топорников, наседавших на меня, и
не пытался никого из них убить. Противники в основном испытывали те же
чувства и, как только они поняли, что я не пытаюсь нащупать слабое место в
их защите, мы принялись обмениваться ударами, пока начальник игр не
прерывал схватку.
Полдень давно прошел, бескровные поединки наскучили толпе,
послышалось шиканье и свист, нас стали забрасывать остатками пищи. Заметив
волнение толпы, начальник игр решил изменить расписание и начать общую
схватку, прежде чем и его начнут забрасывать мусором. Занадарцы очень
любят общую схватку, которой обычно заканчиваются игры и которая
представляет собой настоящий массовый бой. Вероятно, здесь следует
объяснить, что большие игры занимают обычно три или четыре дня и состоят
из большого количества разнообразных развлечений. Первый день, как я уже
описал, начинается с гонки колесниц и продолжается схватками групп
новичков _к_е_р_а_к_с_и_а_н_ и _т_а_р_и_а_н_; заканчивается он к вечеру
общей схваткой. На второй день наиболее опытные и искусные бойцы из обеих
команд сражаются с дикими зверями, в одиночку или группами. Третий день,
который обычно заканчивает игры, занимает схватка чемпионов; перед этим
каждому из чемпионов дается возможность потренироваться и убить некоторое
количество менее ценных рабов арены.
В общей схватке мы выстраивались друг против друга под знаменами и
вымпелами воображаемых городов. Под гром труб начиналось сражение. В
отличие от начальных поединков, общая схватка - серьезное дело, и каждый
боец под угрозой смерти обязан убить как можно больше противников. Тем не
менее я продолжал в основном защищаться и держался поближе к предводителю
своего отряда Зантору. И делал это не без причины. До меня дошли слухи,
что Панчан, подстрекаемый принцем Тутоном, поклялся убить своего соперника
во время личной схватки двух предводителей, которая венчала собой
состязание.
И, как говорили, поклялся убить его честно или бесчестно. Зантор и
Эргон стали моими друзьями в Занадаре, и я решил сделать все возможное,
чтобы предотвратить предательство. Мне казалось, что теперь моя жизнь
ничего не стоит. Я, несомненно, умру в одном из этих кровавых
представлений, и если мне предстоит умереть, то я хочу умереть, защищая
достойное дело.
А в мире, по-моему, мало дел, более достойных, чем дружба.
Держась за спиной Зантора, я пробивался сквозь путаницу сражавшихся
гладиаторов и заметил, что в схватке ко мне приближается Эргон. Я поймал
его взгляд, улыбнулся ему и с удивлением заметил, что он с мрачной
решительностью продолжает пробиваться ко мне. Конечно, он не хотел
сражаться со мной. Мы воюем на разных сторонах, но мы друзья, и никто из
нас не хочет биться с другом. Я заключил, что у него есть какая-то особая
причина отыскивать меня в этой схватке, и потому, вместо того, чтобы
избегать стычки с ним, как я бы поступил в другом случае, я позволил ему
приблизиться.
Уродливый маленький перушт взмахнул топором и отвел мое копье - тупым
концом, как я заметил, а не острием, которое могло бы перерубить копье,
оставив меня безоружным. Потом, нырнув под копье, он выронил свой топор и
схватил меня, как борец.
И при этом шепнул мне, что мы должны изобразить драку. Я удивленно
вырвался из его хватки, захватил его лысую голову сгибом руки и сделал
вид, что отчаянно сражаюсь с ним.
- Что это значит, Эргон? - прошептал я.
- Ты ведь друг предводителя вашего отряда чемпиона Зантора? - хриплым
шепотом спросил он. Я кивнул. Он продолжал: - Этот красивый мальчишка
Панчан хвастался, что вытрет арену его трупом сегодня. Тебе следует
предупредить вашего предводителя, чтобы он опасался какой-то подлости -
что-то в чаше вина, точно не знаю что.
- Конечно, я так и сделаю, - ответил я. - Но что тебе Зантор, почему
ты хочешь его спасти?
Он пожал плечами.
- Для меня он ничто. Но, говорят, он джентльмен и человек чести. Я
презираю Панчана, этого позолоченного любовника, мне не хочется видеть,
как он подло одолевает хорошего человека. Теперь отбрось меня в сторону,
когда я скажу... нет, сначала я должен подобрать топор... _д_а_в_а_й_!
Я развернулся и выпустил его, делая вид, что он вырвался силой. Он
отскочил и исчез в толпе, и, я уверен, никто ничего не заметил. Я
осматривался, вытянув голову, ища в толпе Зантора. И нашел его - лицом к
лицу с Панчаном.
Взревели трубы, перекрывая шум, привлекая внимание к дуэли чемпионов.
Панчан, обнаженный, если не считать сандалий и полоски на бедрах,
выставляя напоказ свое великолепное золотое тело перед восхищенной толпой,
поднял руку и предложил Зантору выпить в честь будущего победителя. Это
был благородный жест, и толпа буйно зааплодировала. Предводитель
т_а_р_и_а_н_ принес бутылку вина и два золотых кубка; Зантор ожидал с
бесстрастным лицом, опираясь на копье, а Панчан ловко наполнил кубки и с
ухмылкой протянул один из них копейщику.
И вдруг я понял смысл слов Эргона - "что-то в чаше вина". Ужас
охватил меня. Я знал, что в чаше, из которой выпьет Зантор, сильный
наркотик. Он начнет действовать через несколько минут. Наркотик ослабит и
одурманит Зантора и сделает его легкой добычей для топора Панчана или
стройной, с золотой рукоятью рапиры, которой он так гордится.
Я отчаянно пробивался сквозь толпу воинов, расталкивал их локтями,
чтобы подойти к месту, где лицом друг к другу, держа кубки в руках, стояли
Панчан и Зантор. Вот они подняли кубки, приветствуя друг друга.
Времени для объяснений не было. Бросившись вперед, я выбил золотой
кубок из руки Зантора. Арена удивленно смолкла. Я стоял тяжело дыша,
вспотев под повязкой, закрывавшей мои светлые волосы и лицо. Зантор
удивленно смотрел на меня. Но Панчан побледнел от гнева, его влажный рот
дергался, глаза дико сверкали - как будто это из его руки я выбил кубок.
В следующее мгновение он поднял топор и прыгнул ко мне легким
тигриным прыжком. Может, хотел как можно скорее заставить меня замолчать,
прежде чем я обвиню его в попытке одурманить или отравить противника.
И я начал сражаться за свою жизнь - с самым известным борцом
гладиаторов Занадара!
КНИГА ПЯТАЯ. ВОПРЕКИ ВЕРОЯТНОСТИ
13. ДАРДЖАН СНИМАЕТ МАСКУ
Защищаясь, я пятился от яростного натиска Панчана. Краем глаза я
видел изумленное лицо Зантора. Битва вокруг нас прекратилась; трибуны
смолкли и превратились в молчаливые стены из замерших лиц и широко
раскрытых глаз. Но я был слишком занят, оставаясь живым, чтобы обращать на
что-нибудь внимание.
Гладиаторский топор - тяжелое, неуклюжее оружие, требующее
значительной силы рук. В руках Панчана стальной топор казался легким, как
перышко. Он резко свистел, разрезая воздух, когда Панчан описывал им
смертоносную восьмерку. И очень скоро мои отчаянные попытки отвести его
мощные удары закончились бедой: сверкающее лезвие глубоко впилось в
твердое черное дерево, расколов его в щепки. Мгновением позже древко моего
копья сломалось. Панчан разрубил его надвое искусным ударом; у меня в
руках оставался обломок не длиннее ручки метлы, и им мне предстояло
защищаться от величайшего бойца арен Занадара.
На трибунах толпа затаила дыхание в злорадном предвкушении убийства.
Могучий Панчан до сих пор только играл, теперь он сблизится и убьет -
благодаря какой-то телепатии я читал это в напряженных лицах и голодных
глазах зрителей. И, по правде говоря, редко кто мог продержаться против
Панчана Золотого так долго; не могу объяснить, почему он уже не нанес
