смертельный удар; может, гнев ослепил его и нарушил координацию движений.
Действительно, он дрожал от ярости, в глазах его горели безумие и гнев -
гнев избалованного ребенка, внезапно лишившегося любимой игрушки. На
дергающихся губах его появилась слюна, он фыркал и плевался, как
разъяренный кот. Это было бы почти забавно, если бы дело не шло о жизни и
смерти.
А смерть была очень близка ко мне - всего в нескольких секундах. Еще
мгновение, и он захватит обломок древка в крюк на верху своего топора и
вырвет привычным движением железного запястья. Потом топор взметнется и со
свистом опустится, чтобы утолить алую жажду в моем теле.
Ничего не оставалось делать - и потому я сделал то, чего Панчан никак
не ожидал. Часто в моменты крайней опасности я обнаруживал, что выход в
совершенно неожиданном поступке. Это не раз спасало меня от смерти раньше,
спасло и сейчас.
Панчан приближался ко мне, в глазах его горело жадное торжество,
лезвие топора разрезало воздух. Самое разумное и логичное - осторожно
отступать, выигрывать время, оттягивать неизбежный удар. _В_м_е_с_т_о
э_т_о_г_о_ _я_ _п_р_ы_г_н_у_л_ _в_п_е_р_е_д_ _и_ _т_к_н_у_л
о_б_л_о_м_а_н_н_ы_м_ _о_с_т_р_ы_м_ _к_о_н_ц_о_м_ _к_о_п_ь_я_ _п_р_я_м_о
е_м_у _в _л_и_ц_о_.
Я точно рассчитал, подождав, пока топор не просвистит мимо, и только
тогда ударил древком в лицо не ожидавшего этого Панчана.
Захваченный врасплох, он отшатнулся, оберегая свое надутое красивое
лицо от острых щепок. На мгновение потерял равновесие, и в этот момент я
взмахнул древком и обрушил ему на руку. Он закричал, разжал онемевшие
пальцы, тяжелый топор вылетел из его руки и с грохотом ударился о песок
арены в десяти футах от нас.
Я снова ударил его обломанным концом, и на этот раз острые щепки
разорвали его по-девичьи гладкую щеку, провели кровавую линию от челюсти
до уха. Панчан - с кровавой раной, нанесенной плохо обученным
рабом-копейщиком, вооруженным _п_а_л_к_о_й_? Даже сквозь стук своего
сердца, бившегося, как испуганная птица в клетке, я расслышал удивленный
вздох, вырвавшийся одновременно из тысяч уст зрителей.
Лицо его, залитое кровью, исказилось, превратилось в кровавую
тигриную маску гнева, он легко отскочил в сторону и выхватил из ножен
рапиру с золотой рукоятью. Острие устремилось ко мне, танцуя в воздухе,
дневной свет блестел на лезвии.
Но теперь я был в своей стихии, а он не достиг и начальной стадии
мастерства. Он оказался неуклюжим новичком, а я - без ложной скромности -
опытнейший фехтовальщик. И хотя в руках у меня была всего лишь сломанная
деревянная палка, у нее длина и вес меча, с которым я достиг вершин
мастерства. Панчан бранился, потел, топал; я легко парировал все его удары
без всяких усилий. Арена загремела. В этот день я давал им зрелище, какого
они никогда не видели.
Панчан выглядел жалко, его великолепное золотое тело заливал пот,
смешиваясь с пылью и кровью из множества мелких порезов, потому что время
от времени мое древко пробивало его защиту и касалось торса. И толпе это
нравилось! Мне кажется, часть удовольствия в аплодисментах чемпиону - это
тайная дрожь надежды, что он проиграет и тем успокоит так свойственный
обычному человеку страх перед тем, кто его превосходит, утолит ненависть к
нему. Во всяком случае падение Панчана с высот популярности было
стремительным - и глубоким.
Схватка завершилась неожиданно и так, как я не планировал. Я не думал
в тот момент о том, чем кончить дуэль; я уже давно утратил контроль над
событиями и двигался от одного происшествия к другому.
Панчан яростно набросился на меня. Я парировал и отвел руку назад для
ответного удара, но тут он поскользнулся и всей тяжестью упал, наколовшись
на мое сломанное копье. Мертвая тишина обрушилась, как гром. Я нагнулся,
коснулся его груди и подобрал его рапиру. Ему она больше не понадобится:
острый обломок пробил ему сердце.
В оглушительной тишине я распрямился и поднял рапиру Панчана в
победоносном приветствии. И толпа обезумела.
Принцу Тутону это не понравилось, но венец был мой, и хотя он с
радостью отправил бы меня в подземелье с дельтагарами, недолго правит тот
принц, который не награждает героев толпы. А героем арены в этот день был
я.
Седеющий начальник игр Тон своей палицей сделал мне знак выйти
вперед. Я прошел среди приветствующих _к_е_р_а_к_с_и_а_н_ своего отряда к
дальней стене; стражники уже прислонили к ней лестницу, ведущую к
королевской ложе. Толпа хрипло ревела, забрасывая меня лентами, букетами
цветов, дорогими украшениями. По-прежнему держа в руке рапиру Панчана, я
шел, не глядя по сторонам, и поднялся по лестнице, чтобы получить из рук
Тутона золотой венец.
Не по характеру мне было склоняться перед ним, но я решил, что он
должен видеть только мою льняную повязку, а не смотреть мне прямо в лицо.
Потому что у Тутона Занадарского были причины запомнить меня.
Но я не подумал о протоколе. Когда я опустился на одно колено,
капитан стражи неодобрительно нахмурился.
- Обнажи голову перед принцем, раб! - зарычал он и, быстрый, как
мысль, прежде чем я невольным жестом смог удержать его руку, наклонился и
сорвал повязку.
- Д_ж_а_н_д_а_р_!
Это голос моей возлюбленной. Я поднял лицо и посмотрел в невероятные
изумленные глаза. Тутон отшатнулся и побледнел.
- Джандар?.. - повторил он.
Имя мое пронеслось по стадиону, вначале его произносили удивленно,
потом гневно. Они меня узнали - мое имя, мои странного цвета волосы - я
Джандар с Каллисто, негодяй, выступивший против небесных пиратов в их
собственном логове, тот самый, что выхватил из их рук принцессу Шондакора.
Нечестивая радость вспыхнула на бледном лице Тутона, он выхватил их ножен
свое оружие и скрестил его с моим.
- Лицом к лицу, наконец-то, собака! - выдохнул он, и мы принялись
обмениваться ударами посреди кричащей беспорядочной толпы. - Ты сошел с
ума, если решился во второй раз появиться в моих владениях... на этот раз
я напою шпагу твоей кровью, а тебя, как падаль, брошу стервятникам со стен
Занадара!
И вторично за один час я вынужден был сражаться насмерть. Но на этот
раз шпага против шпаги - а Тутон превосходный фехтовальщик. Я не надеялся
прервать его яростное нападение и легко сразить, потому что страшно устал,
а он был совершенно свеж. А время уходило; со всех сторон к королевской
ложе устремились стражники. В любую секунду меня могут ударить сзади. Но я
умру с оружием в руках, глядя в лицо своему врагу.
Дарлуна предупреждающе выкрикнула мое имя; я повернулся, глянул через
плечо. Капитан стражи, тот самый, что сорвал с моей головы повязку,
собирался нанести удар, он находился совсем рядом, и я понял, что его удар
пронзит меня насквозь. И понял также, что ничего не могу сделать.
А дальше неощутимый поворот судьбы, наступление которого никогда
нельзя предвидеть. Это одна из загадок человеческого сердца.
Внизу, на песке арены, где он стоял в изумлении среди множества
гладиаторов, Эргон - лысый уродливый жестокий Эргон - выкрикнул одно слово
"_Д_ж_а_н_д_а_р_!", взмахнул своим огромным топором, и тот, поворачиваясь,
пролетел в воздухе и обрушился на голову капитана, готового уже поразить
меня.
В следующее мгновение со своего места среди _к_е_р_а_к_с_и_а_н_ с
криком "_Д_ж_а_н_д_а_р_!_" во второго стоявшего рядом со мной стражника
послал свое копье Зантор и пригвоздил его к скамье.
Тысяча гладиаторов подняла голос в едином крике:
- Джандар! Джандар! Д_ж_а_н_д_а_р_!
И прежде чем эхо моего имени замерло в воздухе, гладиаторы Занадара
устремились к стене, взбирались на нее и оттуда прыгали на сидения трибун.
Взметнулись топоры, копья жадно погружались в тела, стражники, бежавшие на
помощь принцу, оказались в кольце свирепых противников, во главе с
Зантором и Эргоном.
Толпа зрителей раскололась и превратилась в кричащую, дерущуюся,
цепляющуюся мешанину тел; зрители не давали стражникам собраться против
восставших рабов, они заклинили все выходы. Они пришли наслаждаться, есть
сладости, глядя на умирающих ради их удовольствия людей. Но самим
участвовать в смертельной битве им совсем не хотелось.
Все это я видел мельком, бросая изредка взгляды через плечо на
происходящее внизу. Потому что Тутон требовал всего моего внимания. Он
сражался, как безумный. Острие его шпаги одновременно оказывалось повсюду,
вот оно устремилось к моему горлу, а вот дрожит у груди, вот задело руку.
Гладкое белое одутловатое лицо принца заблестело от пота, он выкрикивал
невыразимо грязные оскорбления и шаг за шагом теснил меня.
В узком пространстве королевской ложи, среди множества занавесей,
наступая на кубки и раздавленные фрукты, спотыкаясь о подушки, я не мог
использовать свой обычный стиль. Я вынужден был против своего желания
вести чисто оборонительную дуэль, но все время искал возможности
использовать тайный прием, которому научил меня Лукор.
Тутон начал уставать. Он был прекрасным фехтовальщиком несколько
показного стиля, но годы сладкой пищи, изысканных вин и роскошной жизни
ослабили его руку и лишили его бодрости. Он тяжело дышал и отдувался; лицо
его побагровело от напряжения; рука начала дрожать.
Неожиданно он ошибся, острие его шпаги дрогнуло и отошло. И в этот
момент я одолел его. Я устремился вперед, рапира моя пропела в воздухе, и
чистая сталь пронзила его прогнившее сердце. Я шагнул назад, принц
соскользнул с моей рапиры и упал у моих ног, мертвый, как камень.
Так погиб последний принц небесных пиратов Занадара, и так я отомстил
за тысячи несчастий, причиненных моей принцессе.
Она стояла у упавшего кресла, одной рукой касалась сердца, вся ее
душа светилась в великолепных глазах. Я прошел вперед, обнял ее, прижал к
груди и насладился поцелуем ее теплых мягких губ. Губ, которые десятки
тысяч раз целовал в сновидениях и мечтаниях... но в действительности
поцеловал в первый раз.
Так мы стояли, окутанные теплым чудом нашей любви. Мир был очень
далеко и казался таким незначительным в этот момент восторга. Не стану
холодными черными чернилами записывать слова, которые мы тогда шептали
друг другу. С самого начала времен любящие произносят эти слова; могу
утверждать, что мы не были оригинальны.
Потом мы повернулись - я обнимал рукой ее гибкую талию, чтобы
посмотреть на вызванную мною сумятицу. Авангард гладиаторов прорвался к
королевской ложе; они окружили нас стальным кольцом. Окровавленными
грудами на скамьях лежали стражники; скамьи пустовали: большинство
зрителей бежало. Но через проходы вливались новые отряды стражников, как
муравьи из потревоженного муравейника. Они мрачными рядами поднимались по
ступеням трибун навстречу ревущей толпе гладиаторов.
Я повернулся к Дарлуне.
- Оставайся здесь, моя принцесса, - приказал я. - Здесь ты в
безопасности.
В ее охрипшем голосе звучала ласка.
- А ты, мой любимый?
- Я должен помочь друзьям, - ответил я. - Не могу оставаться здесь,
когда они сражаются и умирают. Из-за дружбы со мной они подняли восстание,
и пока хоть один из них жив, я буду с ним рядом.
Я отвернулся от нее, чтобы присоединиться к своим товарищам.
С самого начала схватка была неравной. Гладиаторы были вооружены
деревянными копьями и не могли сравняться со стражниками в стальных шлемах
и латах, с острыми занадарскими мечами. Но мы остановили натиск стражников
и сдерживали их. Человек, сражающийся за свободу, дерется лучше наемного
солдата. Но все равно их было много, а нас мало, и исход битвы был ясен.
