Питер хмыкнул.
- Вал, все находится в полной готовности. Сейчас многочисленный
интернациональный флот и армии существуют в рамках американского
приоритета. Когда война с баггерами будет окончена, вся эта неисчислимая и
мощная сила лопнет, как мыльный пузырь, исчезнет, потому что все сейчас
зиждется на страхе перед баггерами. Тогда мы оглянемся вокруг и увидим,
что все старые союзы давно изжили себя, умерли, канули в далекое прошлое,
кроме одного - Варшавского Договора. Все превратится в маленький доллар, в
который нацелено пять миллионов лазеров. Нам останутся лишь астероидные
обломки, а они овладеют Землей. Придется обходиться без изюма и сельдерея,
а за одно и без земли тоже.
Что беспокоило Валентину больше всего, так это то, что Питер казался
абсолютно спокойным, без тени волнения.
- Питер, почему, ради чего я должна признать все твои бредни
блестящей идеей и гениальной возможностью проявить себя?
- Ради нас обоих, всех нас, Вал.
- Питер, тебе всего двенадцать лет. Мне десять. У них ведь достаточно
аргументов для подобных малолетних выскочек. Они обзовут нас несмышлеными
детьми и цыкнут, а этого вполне достаточно, чтобы загнать нас в угол, как
мышек.
- Но мы ведь думаем и размышляем совсем не так, как дети. Разве нет,
Вал? И разговариваем мы иначе. А кроме всего прочего, мы пишем абсолютно
не по-детски.
- Отлично, от смертельных угроз мы перешли к сочинениям на вольную
тему. Я так понимаю, это и есть кульминация беседы, правильно, Питер?
И тем не менее Валентина почувствовала себя явно польщенной.
Сочинения и письменные сообщения - это то, что у Валентины всегда
получалось лучше Питера. Они оба прекрасно знали об этом. Однажды Питер
весьма образно выразился на этот счет. Он сказал, что всегда выискивает
то, что люди ненавидят больше всего, а затем этим же третирует их,
Валентина, наоборот, выясняет, в чем люди преуспевают, а затем ласкает их
слух подобной лестью. Конечно, данное признание звучало весьма цинично, но
это была правда. Валентина легко убеждала людей и склоняла их к своей
точке зрения - ей всегда удавалось доказать им, что они сами хотят того,
что она добивается от них. С другой стороны, Питер легко запугивал людей,
легко вызывал состояние страха к тому, что задумал. Когда он впервые
заговорил об этом и изложил свою теорию, она долго возмущалась и даже
обиделась. Ей очень хотелось верить, что она правильно поступает, убеждая
других, потому что она права, а не потому, что умнее. При этом она сама
забывала, сколько раз доказывала себе, что совсем не желает
эксплуатировать людей теми методами, которыми так классно владеет Питер.
Но мысль о том, что она может оказывать влияние на других людей, пришлась
ей по вкусу. Однако, это было не просто влияние. Люди легко оказывались
под ее контролем, и при всем этом, у них самих возникало желание исполнять
ее волю. Она стыдилась, но подобная власть доставляла ей удовольствие, и
она уже не раз пользовалась своим умением. Она заставляла учителей
поступать так, а не иначе. С одноклассниками вообще не было проблем. Для
нее было не трудно заставить отца и мать видеть события и вещи своими
глазами. Иногда ей удавалось подчинить даже Питера. Но что больше всего
пугало ее, так это то, что она прекрасно понимала Питера, симпатизировала
ему и даже в душе поддерживала его внутренние побуждения. В ее сердце
Питер занимал гораздо больше места, чем она сама себе признавалась. Однако
она всегда говорила себе: "Ты мечтаешь о власти и могуществе, Питер, но
по-своему, я намного могущественнее тебя".
- Я изучал историю, - сказал Питер. - Я изучал теории человеческого
поведения и мотивации. Всегда были времена, когда мир переделывал и
переустраивал сам себя. Но если верно выбрать момент, то верные и точные
призывы могут изменить ситуацию, перевернуть весь мир. Вспомни Перикла и
Афины, Демосфена...
- Да, им удалось дважды превратить Афины в развалины.
- Периклу, да, но Демосфен был прав в отношении к Филиппу...
- А может просто спровоцировал его...
- Ты так думаешь? Впрочем, так поступают все историки - увертываются,
играют в слова по поводу причины и следствия вместо того, чтобы назвать
вещи своими именами. Всегда существуют периоды, когда мир находится в
состоянии движения, своеобразного ожидания перемен. И тогда верное слово,
произнесенное в нужном месте, может всколыхнуть мир. Томас Пайн Бен
Франклин, например. Бисмарк. Ленин.
- Не существует абсолютно совпадающих периодов, нельзя слепо
переносить исторические моменты, Питер.
Но она не соглашалась с братом только в силу привычки; она поняла,
куда он клонит, и расценивала все, как вполне возможное.
- А я и не ожидал, что ты поймешь все сразу. Ты ведь до сих пор
веришь, что учителя знают что-то стоящее, на чем следует заострить
внимание.
- Я поняла больше, чем ты думаешь, Питер. Значит, ты отводишь себе
роль Бисмарка.
- Я рассматриваю себя, как человека, знающего каким образом внедрить
нужную идею в общественное сознание. Разве тебе не приходилось слышать
фразы, очень умные фразы, Валентина. А через неделю или две те же самые
фразы произносили взрослые, и они уже не казались странными. Они могли
даже попасть в видеосводки или пересылаться по сети. Разве тебе не
приходилось с этим сталкиваться?
- Но я всегда отдавала себе отчет, что слышала их раньше, от других
людей и при других обстоятельствах, и воспринимала все как повторение.
- Ты ошибаешься. Кроме нас, моя маленькая сестренка, в мире, пожалуй,
еще найдется тысяча другая таких же умных и сообразительных людей. Многие
из них прозябают где-то в безвестности. Учат вредных тупых ублюдков или
проводят узкие исследования в никому не нужных областях. И только
считанные единицы из них обладают хоть какой-то властью.
- Полагаю мы будем из тех, которым улыбнется счастливая звезда
могущества...
- Не иронизируй, это глупо, как шутка про одного кролика, Вал.
- Которых, я думаю, немало развелось в наших лесах, особенно в
последнее время.
- Да, они скачут друг за другом вокруг нашего дома.
Валентина улыбнулась, представив комичную картину, и тут же
возненавидела себя за то, что нашла это смешным.
- Вал, мы можем уже сегодня сказать те слова, которые кто-нибудь еще
сможет произнести через две недели. Мы можем сделать это сейчас. Мы не
должны ждать, пока вырастем и сделаем какую-либо сносную карьеру.
- Питер, тебе всего двенадцать лет.
- Но для сетей возраст не имеет значения. Для передачи сообщения по
сетям мы можем назваться как угодно.
- Для сетей мы всего-навсего ученики, мы даже не можем вступить в
спор или начать обсуждение иначе, как через статус - "прочие мнения". А
это означает, что нас вообще никто не услышит.
- У меня есть план.
- Я не сомневаюсь в этом.
Она старалась не выдать своей заинтересованности и всячески
сдерживала желание поскорее услышать его соображения.
- Мы можем зарегистрироваться в сети как полноправные взрослые, под
любыми вымышленными именами, если отец поможет нам обрести доступ и статус
обычных взрослых горожан. Ведь это находится в его ведении.
- Ну и ради чего он это сделает? Ведь у нас же есть школьный статус,
чтобы общаться со всем миром?
- Нет, Вал. Я вообще ничего не хочу говорить ему. Ты скажешь ему, что
очень волнуешься и переживаешь за меня. Ты расскажешь, как я изо всех сил
стараюсь хорошо вести себя в школе, и как это тяжело дается мне. Мне
приходится подавлять себя, и это сводит меня с ума. Что мне абсолютно не с
кем поговорить на равных. Что здесь вообще нет никого, равного мне по
интеллекту. Что взрослые просто смеются надо мной, потому что я очень
молод, и отсылают меня к ровесникам. А те глупы, как пробки. В общем, ты
убедишь его, что я на грани стресса.
Валентина вспомнила распятое, ободранное тельце белки и решила, что
ее находка была частью хорошо продуманного плана Питера. Или, по крайней
мере, он решил использовать свой садизм, как часть плана, когда уже
вдоволь наиздевался.
- Так ты убедишь его разрешить нам воспользоваться правами его
взрослого доступа, и утвердить наши псевдонимы в сетевой системе, чтобы мы
могли вести дискуссии на том уровне, какого заслуживаем?
Валентина могла усомниться и оспорить его идеалы, но ничто не могло
отвратить его от мыслей, подобных этим. Она не могла сказать ему: а почему
ты думаешь, что достоин уважения? Она много читала об Адольфе Гитлере. Ее
удивляло, каким он был в свои двенадцать лет. Нет, он не был таким же
умным, как Питер, он вообще не походил на Питера, но он страстно желал
славы и могущества. И что бы стало бы с миром, если бы в детстве он попал
в молотилку, или его лягнула лошадь?
- Вал, сказал Питер, - я знаю, что ты думаешь обо мне. Ты думаешь,
что я отнюдь не из приятных людей, достойных уважения.
Валентина легонько бросила сосновую иголку в Питера.
- Стрела прямо в сердце.
- Я давно хотел поговорить с тобой, Вал, и долго готовился. Но я все
время боялся.
Она слегка послюнявила новую сосновую иголку и снова бросила в него.
Она ударилась ему в грудь и отскочила на землю.
"Снова неудача". С чего это он захотел быть слабым?
- Вал, я боялся, что ты не поверишь мне. Что ты не поверишь, что я
могу сделать это.
- Питер, я верю, что ты все сможешь сделать, и даже хочу этого.
- Но еще больше я боялся, что ты поверишь мне и попытаешься
остановить, отговорить или повлиять на меня.
- Продолжай, Питер, еще раз пообещай убить меня.
Неужели он действительно верит, что ее можно одурачить подобными
детскими выходками?
- У меня ужасное чувство юмора. Прости, пожалуйста. Ты же знаешь, я
просто дразнил себя. Мне нужна твоя помощь.
- Да, ты как раз тот, кто так нужен для спасения мира.
Двенадцатилетний сопляк решит все мировые проблемы.
- Не моя вина в том, что мне всего двенадцать лет. И не моя вина, что
именно сейчас открывается подобная возможность. Прямо сейчас самое время,
когда я могу повлиять на события. Мир всегда выбирает демократию во
времена великих сдвигов и перемен, и человек с силой убеждения и мощным
голосом всегда побеждает. Каждый почему-то думает, что Гитлер пришел к
власти благодаря опоре на армию, потому что они хотели убивать. Но в этом
лишь часть правды, так как в реальном мире власть всегда опирается на
угрозы и бесчестие. Он обрел власть во многом благодаря тому, что в нужное
время произносил пламенные нужные речи.
- Я как раз хотела сравнить тебя с ним.
- Я не презираю Евреев, Вал. Я вообще не хочу никого уничтожать. Я не
хочу войн. Я хочу мира и стремлюсь поддержать его. Разве это плохо? Я не
хочу, чтобы мы пошли по старому пути развития. Ты читала о мировых войнах?
- Да.
- Мы снова катимся к тому же. Или еще к худшему. Мы можем однажды
обнаружить, что насильно заперты в Варшавский Договор. Ну разве не
приятные мысли?
- Питер, мы всего лишь дети, как ты это не понимаешь? Мы ходим в
школу, растем...
Но несмотря на внешнее сопротивление, ей очень хотелось, чтобы он
убедил ее. Ей с самого начала хотелось, чтобы он склонил ее на свою
сторону.
Но Питер и не подозревал, что победа за ним.
- Если я поверю в это, если я допущу эту мысль и буду просто сидеть и
наблюдать, то я потеряю все возможности, а когда достаточно подрасту, то
будет слишком поздно. Вал, послушай меня. Я знаю, как ты воспринимаешь
