поводу Новинхи.
Донна Криста могла и не упоминать последнее имя. Только восемь лет
назад прекратилась вспышка этой ужасной десколады. Чума грозила выйти за
пределы колонии, прежде чем найдется способ остановить ее. Лекарство было
найдено двумя зенобиологами. Густо и Гайдой, отцом и матерью Новинхи. По
трагической случайности люди, знающие как победить болезнь, не могли
спасти себя, оказалось слишком поздно. Это были последние жертвы
десколады.
Пайпо отчетливо вспомнил маленькую девочку Новинху, держащуюся за
руку мэра Боскуинхи. Епископ Перегрино самолично вел похоронную мессу. Нет
- не держась за руку мэра. Образ похорон вновь появился в мозгу, а вместе
с ним нахлынули и все прежние чувства. Как она понимает происходящее, что
чувствует? Помниться, он задавал себе этот вопрос тогда. Похороны
родителей, она - единственная из всей семьи оставшаяся в живых, однако,
везде она видела радость на лицах жителей колонии. Понимала ли эта кроха,
что наша радость и есть лучшая дань памяти ее родителям? Они боролись и
победили, даровали нам спасение на закате своих дней; и мы все собрались,
чтобы отпраздновать величайшую победу, которую они одержали для всех нас.
Но для тебя, Новинха, это была смерть родителей, так как твои братья
умерли раньше. Пять сотен смертей и более сотни месс по погибшим за
последние шесть месяцев, и все это в атмосфере страха, горя и
беспомощности. Теперь, когда умерли твои родители, горе и страх владели
тобой так же как и прежде - но никто больше не разделял твоей боли. Это
было освобождением от боли, вот, что главенствовало в наших умах.
Глядя на нее, пытаясь представить, что она чувствует, он вспомнил
только собственную горечь утраты от смерти собственной дочери, Марии, семь
лет назад унесенной эпидемией смерти. Тело ее покрылось раковыми наростами
и грибками, разбухло и стало загнивать. Из бедра стала расти не рука или
нога, а какая-то новая конечность. Кожа на теле стала лопаться и сползать.
Ее ноги, голова, красивое чистое тело отказало ей раньше глаз. Ее яркий ум
продолжал настороженно работать. Она понимала все, что с ней происходило и
молила Господа о смерти. Пайпо вспомнил это, затем вспомнил траурную мессу
сразу пяти жертвам эпидемии; как он сидел, стоял на коленях вместе с женой
и выжившими детьми. Он чувствовал единство людей, находящихся в соборе. Он
знал, что его боль - это боль каждого. И хотя он потерял свою старшую
дочь, он как бы приобщился к обществу себе подобных, связанных
неразрывными узами горя. Это давало ему поддержку, уверенность. Такая
скорбь имеет право на существование, она поддерживает всеобщий траур.
Маленькая Новинха была лишена этого. Ее скорбь была намного хуже доли
Пайпо. По крайней мере, Пайпо не лишился семьи, и он был взрослым, а не
ребенком, у которого выбили почву из под ног. В своем горе она не стала
частью сообщества, наоборот, оно противопоставило ее себе. Сегодня все
радовались, кроме нее. Сегодня все восхваляли ее родителей, лишь она одна
скорбела по ним и желала, чтобы они не нашли лекарство-избавление для
всех, а просто остались живы.
Ее отчуждение было настолько заметным, что даже Пайпо увидел это.
Новинха быстро выдернула свою руку из руки мэра. Ее слезы высохли по ходу
мессы, наконец, она села в полном молчании, как заключенный, ожидающий
прихода палача. Сердце Пайпо рвалось на части. Однако он знал, что даже
если бы сильно захотел, то не смог бы скрыть своей радости победы над
десколадой. Радость за выживших детей, оставшихся с ним, переполняла его.
Она видела и понимала эта; все его попытки утешить девочку были насмешкой
и еще больше отдаляли ребенка.
После мессы она в горьком одиночестве бродила среди толп
всепонимающих людей, которые твердили ей, что ее родители станут святыми и
будут сидеть по правую руку от Бога. Разве это может утешить ребенка?
Пайпо прошептал жене:
- Она никогда не простит нам этот день.
- Не простит?" Концейзамо была не из тех жен, которые понимают мужей
с полуслова и разделяют их мысли. - Но ведь не мы же убили ее родителей.
- Мы все радуемся сегодня, разве не так? Этого она нам не простит.
- Чепуха. Она еще ничего не понимает, слишком мала.
Она понимает, думал Пайпо. Разве Мария не понимала происходящее, хотя
она была еще моложе Новинхи?
Годы шли - уже прошло восемь лет. Он изредка видел ее за это время.
Она была одного возраста с его сыном Лайбо, а значит до тринадцатилетия
Лайбо они во многих классах учились вместе. Он слышал ее случайные
разговоры или чтение стихов среди других детей. У нее была особая
стройность мышления, чувствовалось напряженная работа, это привлекало
Пайпо. В тоже время ему казалось, что она абсолютно равнодушна ко всему,
замкнута. Собственный сын Пайпо, Лайбо, был робок и застенчив, но даже он
имел несколько друзей, снискал любовь учителей. Новинха так и не обрела ни
одного друга. Ничей взгляд не нашел отклика в ее душе со дня траура. Не
было ни одного преподавателя, искренне любившего ее. Она отвергала любое
взаимодействие, ничто не вызывало в ней ответного отклика. "Она
эмоционально заторможена", - ответила как-то донна Криста на вопрос Пайпо
о ней. "Ничем ее не проймешь. Она клянется, что абсолютно счастлива, и нет
необходимости что-либо менять."
А сегодня донна Криста пришла на станцию зенадоров поговорить с Пайпо
о Новинхе. Почему с Пайпо? Он предполагал, что только одна причина
заставила настоятельницу школы прийти к нему посоветоваться по поводу
осиротевшей девочки.
- Только я верил, что все эти годы Новинха будет учиться в нашей
школе. Только я интересовался ею?
- Не только, - сказала она. - За последние годы ею интересовались
многие, особенно когда Римский Папа канонизировал ее родителей. Каждый
тогда спрашивал, замечает ли дочь Густо и Гайды Ос Венерадос
сверхъестественные события, связанные с ее родителями, как это делают
другие.
- Они на самом деле спрашивали ее об этом.
- Ходили слухи, и епископ Перегрино должен был разобраться во всем. -
Донна Криста слегка сжала губы, говоря о молодом духовном настоятеле
поселения Луситании. Но затем было замечено, что духовная иерархия не
столь влиятельна в Ордене Филхос да Мента де Кастро. - Ее ответ был
поучителен.
- Воображаю.
- Она ответила примерно так: если ее родители действительно слышали
молящихся и имеют такое влияние на небесах, что могут одаривать их, то
почему же они глухи к ее мольбам, почему не исполнят их и не встанут из
могилы? Это чудо было бы полезно всем, сказала она. Если Ос Венерадос
действительно в силах одаривать благами, то это значит, что они
недостаточно ее любят и не желают внимать ее мольбам.
Она же предпочитает верить, что родители любят ее, но не в силах
что-либо исправить.
- Прирожденный софист, - сказал Пайпо.
- Софист и обвинитель: Она сказала епископу, что, если Папа причислит
ее родителей к лику святых, это будет означать то же самое, если Церковью
будет сказано, что родители ненавидят ее. Прошение о канонизации родителей
доказывает, что Луситания презирает ее; если оно будет удовлетворено, это
будет означать, что Церковь презирает себя. Епископ Перегрино был очень
зол.
- Я знаю, он отправил прошение всем.
- Во благо сообществу. И везде были эти чудеса.
- Кто-то касался гробницы и исчезала головная боль и все кричали:
"Чудо! Милагре! Святые осчастливили меня!"
- Вы же знаете, что Священный Рим признает только более весомые
чудеса. Но это не имело значения. Папа милостиво разрешил назвать наш
маленький городок Милагре. И теперь каждый, кто произнесет это имя, будет
разжигать огоньки ярости в сердце Новинхи.
- Или делать его еще более черствым. Никто не знает какую реакцию это
вызовет.
- Как то ни было, Пайпо, вы не единственный интересовались ею, но вы
- единственный интересовались ею бескорыстно, ради ее же блага, а не в
связи с ее святыми всемогущими родителями.
Это был печальный вывод, хотя я его и предвидел. Выходит, включая
Хилхос, основавших все школы Луситании, эти долгие годы никому не было
дело до девочки, за исключением жалких осколков внимания, проявленного
Пайпо.
- У нее есть один друг, - сказал Лайбо. Пайпо забыл, что его сын
находился рядом. - Лайбо был настолько тихим, что его легко было не
заметить. Донна Криста тоже казалась испуганной.
- Лайбо, - произнесла она, - я думаю нескромно говорить о школьном
товарище подобные вещи.
- Я ученик зенадора, - возразил Лайбо, это означало, что он не
школьник.
- Кто ее друг? - спросил Пайпо.
- Макрам.
- Махрос Рибейра, - воскликнула донна Криста. - Высокий мальчик.
- Ах, да, единственный, сложенный как кабра.
- Он строен, - сказала донна Криста. - Но я не замечала особой дружбы
между ними.
- Однажды Макрама в чем-то обвиняли, она заметила и заступилась за
него.
- Ты дал слишком великодушную оценку увиденному, - сказала донна
Криста. - Я думаю более справедливо сказать, что она выступила против тех
ребят, которые делали то же самое, но пытались свалить всю вину на одного.
- Макрам тоже оценил все по-другому, - вновь включился Лайбо. - Пару
раз я замечал, как он наблюдает за ней. И пусть не много, но все же есть
кто-то, кому она нравится.
- А тебе она нравится? - спросил Пайпо.
Лайбо на секунду застыл в молчании. Пайпо знал, что это означает. Он
решает, как ему ответить. Выбрать ли ответ, который, по его мнению,
взрослые воспримут благосклонно, или же другой ответ, который, возможно,
разозлит их. Детям его возраста часто присущи подобные колебания. Он
спрашивал себя: говорить или не говорить правду?
- Я думаю, - сказал он, - мне кажется, что она не хочет, чтобы ее
любили. Она ведет себя как гость, который вот-вот уедет.
Донна Криста степенно кивнула головой.
- Да, совершенно верно, она действительно ведет себя именно так. А
теперь, Лайбо, прекрати обсуждение за глаза, это невежливо. Я прошу тебя
оставить нас одних.
Он вышел раньше, чем она закончила предложение, слегка кивнув головой
и хитро усмехнувшись. Неловкость момента сыграла ему на руку. Уход
красноречивее доказывал благоразумие Лайбо, чем любые просьбы остаться.
Пайпо знал, что Лайбо будет неприятно просить оставить его. У него был
талант заставлять взрослых почувствовать некоторую незрелость, слабость по
сравнению с ним.
- Пайпо, - сказала настоятельница, - она настаивает на своем экзамене
на зенобиолога. Она хочет занять место родителей.
Пайпо изумился.
- Она утверждает, что изучает этот предмет с раннего детства. А
сейчас уже готова начать работать без практики ученичества.
- Ей ведь тринадцать лет, так?
- Такое уже случалось. Многие проходили экзамен еще раньше. Один
прошел все даже в более раннем возрасте. Правда - это было две тысячи лет
назад, но это дозволяется законом. Епископ Перегрино категорически
возражает, но мэр Боскуинха поддерживает ее практические наклонности; она
утверждает, что Луситания испытывает сильную нужду в зенобиологах - нам
необходимо расширить сферу исследований новых форм животной жизни, чтобы
внести хоть скромное разнообразие в нашу диету, и лучше если все это будет
выращено на почве Луситании. Короче, по ее словам: "Не имеет значение, кто
будет работать: дети или нет, нам нужны зенобиологи."
- Вы хотите, чтобы я возглавил экзаменационную комиссию?
- Если вы будете столь любезны.
- С удовольствием сделаю это.
- Я скажу им, что вы согласны.
