роены люди, Изя больше молчал, но иногда с чисто еврейской мудростью
вставлял простые, но всеобъемлющие дизъюнкции в его только что разра-
ботанную теорию. Человеческое поведение - не тема для разговоров, ско-
рее - тема для песен. Но такими кольцовыми ночами им владели обычно
лишь две темы - о человеческом поведении и, как следствие - о собс-
твенной крутости и невостребованности. Что ж, таковы мы все. Любая но-
вая теория в такую ночь определяла его жизнь до следующего похода по
кольцу, похода от винта и до родного аэродрома, хотя бы и с потерями,
хотя бы и с крестами на крыльях, когда верный механик ждет у полосы,
прищурив глаза, вглядываясь в пасмурное осеннее небо. Механик умер. В
Сокольниках. Убит в упор, а самолет летит себе среди разрывов вражес-
ких орудий, виляет хвостом, пилот рисует в мозгу новую бортовую звезду
и ничего не знает о том, что базы больше нет. Некуда лететь. Дурная
примета. И тихий-тихий колокольчик на обочине Чуйского тракта - как
память о том, что было б, милый, если б не было войны. Хрусталь за
пыльным стеклом. Цитата за цитатой. А все уже сказано. Все уже спето.
Все уже прожито до тебя. И поэтому тянет иногда к раскрытому окну. Тя-
нет туда, три секунды близости со всеми, три секунды абсолютной свобо-
ды. И потом уже никогда не платить за проезд.
Изя был не согласен - его идолом было правильное проживание. Он
согласился с Изей в праве на такое проживание, но тоже не смог объяс-
нить, как оно достигается. Вино тем временем подошло к концу - долго
ли можно пить ноль семь портвейна? Не так уж... Тем более ночью на
вокзале. Пошли к Матвееву и взяли еще. Водки. Много. А с водки у него
что-то сдвигалось, что-то меняло его, куда-то пропадали пассажиры в
метро и грязь на автобусных остановках, везде загорался зеленый и на-
чинала звучать тихая светлая музыка.
Знаешь, дантист, если меня изберут главным, что я сделаю? Я залезу
на высокую трибуну, прищурю глаз, левую руку вверх, ладонью вперед,
угомоню народное море. И в полной, внимающей тишине громогласно, с ты-
сячекратным эхом и троекратным ура прошепчу: Спасибо, милые мои. Но я
не хочу вас. Я не хочу ответственностей. Поэтому я отказываюсь от сво-
его поста в пользу беженцев и неимущих. А сам лучше пойду пивка выпью.
И уйду. Хотя мог бы начать и иначе (отрывистыми оральными фразами, об-
водя после каждой из них притихшую толпу безумным мутным взором): От-
сель грозить мы будем шведу! Вставай, страна огромная! В Европу прору-
бить окно! Граждане страны желают пива! Ну вот, опять пиво... У моего
народа большое сердце. Он пьет много пива. Прости меня, народ, но дру-
гого дела тебе не нахожу. Удаляюсь к морю, в счастливую солнечную
страну небритых мужчин и загорелых женщин. В аэропорту города Сифилиса
знатного товарища меня встречали товарищи досточтимый Дзе, безногий
Чу, другие официозные лица. Были исполнены национальные гимны Бразилии
и Португалии, после чего знатный товарищ я и сопровождающие меня това-
рищи, а также другие помятые лица, а также участники исторического пе-
релета Москва-Новгород на разноцветных автомашинах проследовали в
местный Кремль, или как там у них это называется, сакля? Ну, значит, в
Саклю, где был дан торжественный брекфаст в честь товарища меня. Во
время приема пищи и после присутствующие обменялись приветственными
речами, обвинительными заключениями, последними словами и денежными
знаками. В ходе интенсивного обмена выявились многочисленные точки
соприкосновения дорогого товарища меня и любезной дочери вождя племе-
ни, досточтимого седовласого Дзе. Присутствующие, видя такое дело об-
нажили кинжалы, заломили папахи и зарезали, глазом не моргнув, целое
стадо баранов для свадебной церемонии. В три дня и три ночи был выст-
роен хоромный дворец, вот Кура - вот твой дом, а от него - хрустальный
мост до самого до городу Парижу. Дочь вождя, прекрасная луноликая
Ги-Ви с непобедимым маршалом мной проследовали в Главный Дворец Записи
Актов, где и записали свой самый главный в жизни акт, который в прямом
эфире транслировался на все братские страны, на все прогрессивное че-
ловечество. Досточтимый, пеплом усыпанный Дзе, внимательно наблюдая за
происходящим, поделился своим мнением с журналистами. Он в частности
сказал: Во, гляди, еще одна лялька! Щас он ее покроет... (аплодисмен-
ты). Гляди, гляди, точно - покрыл (бурные продолжительные аплодисмен-
ты, переходящие в овацию. Слышны крики "Ура!", "Еще!" и "Мало!". У
всех встает). После завершения торжественно церемонии и осмотра дворца
(триста комнат, сто пятьдесят туалетов, все в коврах, в картинах, два
продовольственных магазина и отдел по сниженным ценам), молодожены и
молодомужья отправились в свадебное путешествие, в прекрасный город
На-Боку, где в день приплыва ознакомились с буровым хозяйством. Глав-
ный нефтяник Каспия выступил с отчетно-вступительной речью, где указал
на прекрасную Ги-Ви одной рукой, на буровую вышку "Гордость Саратова"
другой, прокричал "За козла ответишь!", два раза перекрестился, бух в
котел и там сварился. Присутствующие исполнили ритуальный танец жок и
отправились на улицы города, где уже шумел случайно пришедшийся на
этот день карнавал, посвященный приезду дорогих гостей меня и красави-
цы Ги-Ви. Толпы восторженных нефтяников окружали знаменитого меня, по-
жимали руки, хлопали по плечу, били в глаз и плевали в лицо. Луноликая
дочь тихого разумом Дзе была торжественно брошена в величественное
нефтяное озеро, где с восторгом плескалась и кричала "Ой, мамочка, как
же хорошо!" Простые и сложные рабочие люди, собравшиеся на строгом бе-
тонном берегу не могли насмотреться на такую красоту - прекрасную юную
Ги-Ви, купающуюся в спокойных и приветливых волнах озера. Так они и
стояли, пока солнцеподобную супругу именитого меня не съели нефтяные
крокодилы, старательно разведенные в этом нефтееме местным любителем
живой природы, потомственным негром в отставке, отсидке и отлежке. Ви-
дя такое дело присутствующие вновь обнажили кинжалы, заломили папахи и
зарезали всех крокодилов, которых ели в течение девяти дней, как и по-
лагается по христианскому обычаю. Прощание с дочерью венценосного Дзе
вылилось во всенародную манифестацию, участники которой требовали са-
мого сурового наказания врагу всех братских народов Хусейну и его по-
ганым приспешникам. Солидарный и щедрый я подарил опустевший дворец
детям, а хрустальный мост приказал разбить и осколки раздать нищим в
ознаменование вечной любви и дружбы. Дабы процесс любви не затягивал-
ся, занятый и незаменимый я отправился в столицу нашей родины, го-
род-герой Саранск, где и был застрелен в открытой автомашине из чер-
дачного окна публичной библиотеки. Свой ледоруб преступник бросил на
месте преступления, но несмотря на это был схвачен, тайно судим и при-
говорен к пожизненному пребыванию на моем посту. Я же, поскольку убит,
продолжать далее не могу и отправляюсь на улицу Пушкинскую, в пивбар
"Ладья", если я в Москве, или на Васильевский остров, в пивбар "Бочо-
нок", если я в Ленинграде.
Кстати, о Ленинграде - почему бы нам туда не съездить? А, ювелир?
Изя, на которого этот безумный рассказ произвел невероятное впечатле-
ние молчал. Эй, Менахем! Бог ты мой, думал Изя, да ведь он поэт! Поду-
мал бы так кто-нибудь другой... В Ленинггад? Да, родной мой, в Ленинг-
рад. У нас еще в запасе один поезд. В Ленинггад... А где это, пгедво-
дитель? Что это я вдруг стал предводителем? А впрочем... Как отчество
твое? Аронович? Хорошо, погнали в кассы. Водку не забудь! Изя так и не
смог ничего сказать в ответ.
А некоторое время спустя они уже сидели в полупустом вагоне и Изя,
продолжая пить одну за другой снова приставал к нему со своим правиль-
ным проживанием.
3.
В чем состоит секрет правильного проживания? Изя, друг мой, мы
спросим об этом вон у того приятного гражданина в пальто. В темно-се-
ром, прошу заметить, пальто, поскольку, ежели б это было черное драпо-
вое пальто, то спрашивать было бы не о чем - это был бы панк. Ступаем
к нему. Или нет, зовем его к себе.
Здравствуйте, э... Джон Смит? Бен Джонс? Или, может быть, с капри-
зом: Би-Би Кинг? Си-Си Кэтч? Ильич, зовите меня просто Ильич. Алек-
сандр. Оч-чень интересно. Лет мне около тридцати четырех, на лицо я
спокоен и интеллигентен, вот, видите, очки в стальной оправе, пальто,
костюм. Да, мы видим, пальто. Серое. Я учитель. Преподаю в школе лите-
ратуру, знаете ли, буревестник, буря мглою, за решеткой в темнице сы-
рой - образы, одним словом. Ну, позвольте тогда спросить, и какой нын-
че пошел учащийся? Ой, и не спрашивайте. Все о девочках думают, более
ни о чем. А девочки что же? Как, что девочки? Ну, а девочки, девоч-
ки-то о чем думают? Я же сказал вам, о девочках все думают. Ай-яй-яй,
Изя, добрый мой сапожник, до чего скатилась наша старая добрая сред-
нейшая школа! Вы знаете, Александр Ильич, меня всегда волновал вопрос
отношений между ученицами и учителями, скажите, в вас часто влюбляют-
ся? Да, бывает, признаются... Вы не стесняйтесь, милый литератор, под-
ливайте себе еще, нам не жалко, у нас много. И что же вы тогда делае-
те? Когда? Ну, когда девочки признаются... А, обычно я отр..., ой,
впрочем, ничего, убеждаю их в тщетности, обращаю их внимание на маль-
чиков, вы знаете, такие талантливые мальчики - вот, Коля, например.
Так-так-так, и что же Коля? Да вы не стесняйтесь, давайте еще подни-
мем, за Колю. Не пьете? Дорогой мой, это подозрительно. Давайте, да-
вайте, вот та-а-к. Замечательно. Так что же Коля? Коля, знаете ли,
очень, очень талантливый мальчик, изобрел машинку для самоудовлетворе-
ния. И пользуется ей на уроках. Почти все мальчики теперь ей пользуют-
ся на уроках. А Коля обещал к новому учебному году разработать модель
для девочек. Простите мне мою назойливость, уважаемый Александр Ильич,
а что же мешает вашим воспитанникам и воспитанницам использовать, так
сказать, э-э-э, естественный путь? Что вы, юноша, им стыдно, они такие
скромные... Хотя, впрочем, естественным путем тоже. И что, простите,
тоже на уроках? Ну нет, что вы, они любят предмет, знаете ли, Моппа-
сан, Ги Де, Мариэтта Шагинян, письма к Ленину, это ведь все очень ро-
мантично, как раз для их возраста. Изя, славный ты мой, ты что-то хо-
чешь сказать? Изя не хочет, Изя уже говогит - годной мой, а в чем, по
вашему, состоит искусство пгавильного пгоживания? Как-как, позвольте
переспросить? Не позволю, мне тгудно говогить, отвечайте на поставлен-
ный вопрос. Или вы хотите что-то скгыть? Нет-нет, что вы, я клянусь
говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Изя, дай ему
библию, у тебя должна быть. Библии нет, есть конституция (с этими сло-
вами Изя извлек из-за своей бездонной пазухи измочаленную конституцию
СССР. На английском языке.). Клянусь на конституции! - положив руку на
закон. Говоги! Я, Александр Ильич Ильич, от роду тридцати четырех,
преподаватель литературы в средней школе такой-то поселка Вождь Проле-
тариата, по выходным часто приезжал в столицу нашей Родины, город-ге-
рой Москву, в парк Сокольники... НЕТ! Простите меня, чтимый глубоко
Ильич, но ни слова про этот парк, прошу вас... Я волнуюсь... А почему,
позвольте спросить? Нипочему, молчи про него и все, ты меня понял?!
Как будет угодно, как будет угодно. Пго пгоживание говоги, идиот. Не
будем кричать, друзья мои, проснутся наши сопроезжающие, которым завт-
ра на работу, и, не достигнув середины нашего пути - светлой станции
Бологое, мы будем растерзаны и вышвырнуты из поезда по частям. Давайте
лучше еще поднимем, за правильное проживание, благо водки у нас в этой
бутылке как раз на раз. Послушай, пгедводитель, по-моему он уже око-
сел... Ничего, Изя, ничего, это просто мечется его неуспокоенная душа.
