свяжет их в одно целое. Не об этом ли думал Тэмуджин, замышляя сватовство?
Если так, благослови его имя, всевышний.
Ван-хан открыл глаза, повернулся на бок. Сын беспокойно ходил перед
постелью. Ему было жарко. Воротник зеленого халата потемнел от пота. Пятна
пота выступали и на круглых лопатках.
- Что тебя напугало, сын? Брак твоих детей и детей Тэмуджина принесет
благо обоим улусам.
- Сначала я думал так же, как ты. Я не люблю Тэмуджина за его
заносчивость...
- Кто из вас больше заносчив, сразу и не скажешь.
Нилха-Сангун глянул на отца с сожалением, но оставил замечание без
ответа.
- Я не люблю Тэмуджина, но не хочу раздоров с ним. И я подумал, как
ты. Но Джамуха открыл мне глаза. Нет, недаром его зовут сэченом. Он сказал
мне так: <Пока ты, мой отец, жив, ты не допустишь ссоры наших улусов>.
- Джамуха судит здраво. Пока я жив, все будет хорошо, сын. Пока
жив...- Ван-хан вздохнул.
- Но уже сейчас, при тебе, Тэмуджин все время норовит высунуться
вперед. Потом он захочет распоряжаться мною, как своим нойоном. Я никогда
не покорюсь ему.
Ничего нового в этом для Ван-хана не было, но то, что суждения Джамухи,
передаваемые сыном, были сходны с его собственными, убеждало, что будущее
улуса, будущее его сына и внуков неопределенно и тревожно.
Полотнищем шатра Нилха-Сангун вытер лицо и шею.
- Тэмуджин готовится к тому времени, когда отойдешь от нас ты, отец.
Он постарается убрать меня. Но остается мой сын и твой внук Тусаху. Он
подросток, с ним сладить легче. Однако Тусаху станет взрослым, и
неизвестно, захочет ли бегать у стремени Тэмуджина. Потому-то Тэмуджин н
хочет заранее связать его по рукам и ногам. А если Тусаху попробует
порвать путы - уберет и его. Кому перейдет наш улус? Жене Тусаху и дочери
Тэмуджина. Или моей дочери, жене его сына Джучи. Так или этак-улус в руках
Тэмуджина... А убрать меня и Тусаху долго ли. Для этого нужны всего две
ловких руки и несколько капель яда.
- Не верю я этому. Не может Тэмуджин думать так! Это выдумки
хитроумного Джамухи!- От страшных слов сына хану стало жарко, он сел,
отбросив халат, голосом, срывающимся на крик, повторил:- Это выдумки!
Джамуха лжет, обманывает тебя, легковерного. Ты не любишь Тэмуджина, и
тебе по сердцу все, что чернит его имя. Но как ни бросай пыль, она вниз
падает, как ни опрокидывай светильник, пламя вверх рвется.
- Эх, оте-ец,- укоряюще протянул Нилха-Сангун.- Не такой уж я
легковерный, как думаешь. Я давно не ребенок, и тень от куста не принимаю
за врага.
- Зато не отличаешь ястреба от кукушки.
- Отличаю. Сначала я, как ты, не поверил Джамухе. Потом подумал: дай
проверю.
- Как можно проверить такое?
- Я послал к Тэмуджину человека сказать, что ты тяжко болен.
- При чем тут моя болезнь?- все больше сердился Ван-хан.
- Смотри сам. Ты всегда говоришь - Тэмуджин любит тебя, как родной
сын. Со мной сравниваешь.- Голос Нилха-Сангуна от скрытой обиды слегка
дрогнул.- Получив известие о твоей болезни, я бы помчался к тебе, загоняя
лошадей. Тэмуджин тоже мчится. И не один. Везет сына и дочь. Не навестить
тебя едет, а успеть, пока ты жив, довести до конца свои замысел. Он знает,
что со мной ему не сговориться. Торопится к тебе. Помоги ему, отец, раз он
так дорог твоему сердцу. И я, и мои дети в твоей воле...
- Это правда, что он везет сына и дочь?
- Завтра они будут здесь, ты сможешь прижать их к своей груди.
Хана стало знобить. Стянув у горла халат, сделал знак Нилха-Сангуну -
уходи. Но он не ушел. Укрыл отца поверх халата одеялом, принес горячего
молока, дал попить, потом долго сидел у его ног, подперев руками круглую
голову, молчал. Глаза его были печальны.
Виски Ван-хана стискивала боль. Трудно было о чем-либо думать.
Тэмуджин приехал на другой день утром. Прямо с дороги, не передохнув,
не переменив одежды, пришел в шатер. Рыжая борода и усы, косички на висках
казались опаленными солнцем. Сутуля сильные плечи, неторопливый,
остановился возле постели, медленно опустился на колени, горячим лбом
прикоснулся к его бледной, худой руке. Поднял голову. В глазах -
непритворное сочувствие. Ван-хан смотрел на него, и трудные думы
отодвигались.
- Пусть духи зла не терзают твое тело. Пусть все твои болезни перейдут
на меня,- негромко сказал Тэмуджин.
Ван-хан слабо улыбнулся.
- Не бери моих болезней, сын. Проживешь столько же, сколько я. своих
будет достаточно. Годы не приносят человеку ничего, кроме немощи.
- Они приносят еще и мудрость, хан-отец.
- Что мудрость без силы? Воин без лошади.
- Твоя мудрость, хан-отец, была для меня и конем, и мечом, и щитом...
Тэмуджин говорил раздумчиво, как бы вглядываясь в прошедшее. И эта
раздумчивость делала его слова по-особому вескими, они западали в душу
Ван-хана, рождая в ней добрый отзвук. Что бы там ни говорили о Тэмуджине
Джамуха и Нилха-Сангун, он любит этого человека.
А Нилха-Сангун, пасмурный, с потемневшим лицом, стоял в стороне,
наклонив голову, исподлобья смотрел на Тэмуджина. На его шее вздувалась и
опадала темная жила. Ван-хан отвернулся, подавил вздох.
- Хан-отец, ты еще встанешь. Еще немало травы истопчут копыта твоего
коня.
Руки Тэмуджина лежали поверх одеяла у его груди. Крупные руки с
длинными, сильными пальцами и крепкими, выпуклыми ногтями. Ван-хан
невольно примерил их к шее сына, стиснул зубы, подавляя стон.
- Тебе плохо, хан-отец?
- Нет. Судорога свела ногу.
Тэмуджин отодвинул одеяло.
- Какую?
- Эту.
Сняв заячьи носки, Тэмуджин принялся растирать ступню. Ван-хан старался
не смотреть на его пальцы. Может быть, Джамуха все выдумал, может быть, в
голове Тэмуджина не было и нет коварных замыслов, но Нилха-Сангуну
все-таки лучше держаться от него подальше.
- Дети твои, наверное, уже стали взрослыми?- спросил он, приближая
неизбежный разговор.
- Я привез показать тебе старшего сына и мою любимую дочь.
Ван-хану пришелся по душе и Джучи, робкий, с добрыми, ласковыми
глазами, и маленькая бойкая Ходжин-беки. Лучшего жениха для внучки и
лучшей невесты для внука, наверно, и не сыскать...
- Хан-отец, у меня есть дети, у тебя внуки...- Тэмуджин присел на
постель, взял его за руку.- Им предопределено продолжить начатое тобой и
моим отцом...
Он замолчал, кажется, ожидая, что Ван-хан подхватит невысказанную мысль
и выскажет ее сам. Но Ван-хан не стал ему помогать. Пусть уж сам...
- Хан-отец, как буря сухие семена трав, разметывает жизнь людей. И
люди без роду, как семена трав, где зацепились, там и пускают корни. Иное
дело те, у кого есть родичи. Куда бы ни угнала буря жизни, сын постарается
возвратиться к отцу и матери, брат к брату, отец к детям, муж к жене.
Рассудив так, я подумал, хан-отец: будет хорошо, если наши семьи, твою и
мою, свяжут узы родства.
- Кому будет хорошо?- с откровенной враждебностью спросил Нилха-Сангун.
- Что бы ни случилось, наши дети будут вместе, наши улусы рядом...
- А ты - держать поводья улусов,- вставил Нилха-Сангун.
Зеленые искры скакнули в глазах Тэмуджина, пальцы правой руки
скрючились и один по одному стали прижиматься к ладони, собрались в
увесистый кулак, окаменев от напряжения. И медленно, будто нехотя,
расправились.
- Нилха-Сангун, кто может сказать, что будет с тобой или со мной
завтра? Люди в нашем возрасте заботятся не о себе, о будущем своих детей.
Разве я говорю не верно, хан-отец?
- Не докучай отцу!- выкрикнул Нилха-Сангун.- Дети мои, а ты со мной и
говорить не хочешь. Думаешь, больного и слабого от болезни отца легко
оплетешь льстивыми словами... Постыдился бы!
- Мы с тобой еще поговорим...
В голосе Тэмуджина, послышалось Ван-хану, прозвучала скрытая угроза.
Нет, не быть миру меж ними. Не быть. Никакое родство не сделает друзьями
Нилха-Сангуна и Тэмуджина.
- Хан-отец, я надеюсь на твою мудрость. Твое слово всегда было для
меня как огонек для путника, блуждающего в метельной степи.
- Тэмуджин, я и верно болен, слаб. Не ко времени ты затеял этот
разговор.
Тэмуджин медленно распрямился. Дрогнули рыжие усы, сузились глаза. Он
понял: это отказ.
- Мы потом поговорим. Когда-нибудь...- торопливо добавил Ван-хан.
Но Тэмуджин его, кажется, уже не слушал.
V
Хори-туматам не давали покоя меркиты. Слали к Дайдухул-Сохору гонцов,
не скупясь на посулы и угрозы, склоняли его встать под боевой туг
Тохто-беки. Верный заветам своего отца, Дайдухул-Сохор отклонял
домогательства меркитских нойонов. А они становились все настойчивее. В
речах гонцов стало меньше посулов и больше угроз. Наконец непреклонность
Дайдухул-Сохора вывела Тохто-беки из себя. Около тысячи воинов под началом
Тайр-Усуна спустились вниз по Селенге, до устья впадающей в нее Уды,
остановились тут. Посланец Тайр-Усуна потребовал: хори-туматы должны
признать над собой волю Тохто-беки. Если воспротивятся и в этот раз, весь
народ будет полонен, превращен в рабов - боголов и роздан в меркитские
курени.
Едва проводив посланца, Дайдухул-Сохор собрал всех воинов, остальным
велел откочевать в глухие лесные урочища.
Воины хори-туматов двинулись вниз по Уде.
Чиледу ехал рядом с Дайдухул-Сохором и Ботохой-Толстой. На лесной тропе
под копытами коней звонко хрустели сухие сучья. Над вершинами деревьев со
стрекотом летали кедровки. Остро пахло хвоей и разогретой солнцем сосновой
смолой. Справа, слева за стволами деревьев мелькали конные воины, сзади
шли пешие лучники. Чиледу оглядывался, качал головой. Хори-туматам далеко
до меркитов... Что же это будет? Тронул рукой Дайдухул-Сохора:
- Ты вправду хочешь сражаться с Тайр-Усуном?
- Что тебя тревожит?
- Меркиты - умелые и отважные воины. Каждый из них вырос на коне, меч
его руке привычен, как кнут для пастуха.
- Слышишь, Ботохой, он сомневается в доблести и отваге наших воинов.
Ботохой-Толстая повернулась в седле, сбив с шагу свою лошадь,
спокойно-вопрошающе взглянула на Чиледу.
- Ни в доблести, ни в отваге я не сомневаюсь. Но у нас не все воины
сидят на конях, не у всех есть мечи.
- Э, Чиледу, у нас есть оружие, которое сразу обратит меркитов в
бегство.- Дайдухул-Сохор лукаво улыбнулся, положил руку на могучее плечо
жены.- Выпустим вперед мою Ботохой, глянут на нее меркиты и от страха
попадают.
Ботохой-Толстая погрозила мужу кулаком величиной с детскую голову. На
ее поясе висели тяжелый меч в простых деревянных ножнах, берестяной саадак
с луком, величиной в рост взрослого мужчины. Лошадь ей подседлывали всегда
самую крупную и выносливую, но и она под Ботохой долго не выдерживала,
приходилось менять. В шутку, а может быть, и всерьез Дайдухул-Сохор
рассказывал, как его жена однажды поехала охотиться на болото. Лошадь
увязла по брюхо. Ботохой выволокла ее из грязи, взвалила на плечи и
вынесла на сухое место.
- Если бы можно было так легко напугать меркитов!- Конь Чиледу прошел
рядом с сосной, колючая ветка мазнула по щеке.
- Если меркиты так сильны, почему же они не могут одолеть Тэмуджина?-
погасив смех, спросил Дайдухул-Сохор.- Почему всегда бывают им биты?
- У Тэмуджина сейчас много воинов.
- Сейчас. Но ты же сам говорил, что Тэмуджин был гоним и малосилен.
Или он умнее, храбрее и Тохто-беки, и других его врагов?
- Не знаю. Может быть. Но не одним умом и храбростью побеждает
Тэмуджин. Он сулит людям покой, и они идут за ним.
- Знает, что сулить.- Дайдухул-Сохор сорвал лист березы, разжевал,
выплюнул.- Чтобы уберечь свой покой, мы отказываемся пристать к меркитам,
