Без его ведома сделал набег на курени хунгиратов, побил, похватал немало
людей, отогнал табуны. Ограбленным оказался даже тесть Тэмуджина старый
Дэй-сэчен. После этого его прельстительным речам нойоны перестали верить.
Хасара он обругал самыми последними словами. А ему - хоть бы что!
Остальные братья в его дела не лезут, живут тихо, а Хасар все время
норовит показать, что он нисколько не хуже его, хана.
Весной Тэмуджин стал готовиться к походу на татар. Послал Хасара к
Ван-хану с приглашением принять участие в походе. Брат и там ухитрился
напортить. С нойонами Ван-хана и его братом Джагамбу вел себя вызывающе,
всячески возвеличивался перед ними да и хану не выказал достаточного
почтения. Нойоны и без того не жаловали Тэмуджина, а тут не Тэмуджин -
Хасар начинает помыкать ими... Джагамбу, Хулабри, Эльхутур, Арин-тайчжи и
Алтун-Ашух тайно сговорились скинуть Ван-хана, посадить на его место
Нилха-Сангуна. Но Алтун-Ашух выдал их замысел Ван-хану. Джагамбу бежал к
Таян-хану найманскому; Хулабри, Эльхутура, Арин-тайчжи успели схватить.
Старый хан, вне себя от гнева, бил их по щекам, плевал в лицо. И все, кто
в это время был в его юрте, тоже плевали на заговорщиков. А ночью кто-то
помог им бежать. Они, как и Джагамбу, ушли к Таян-хану.
Идти на татар Ван-хан, конечно, отказался. До войны ли с чужими
племенами, когда такое шатание в своем собственном улусе.
Рассерженный Тэмуджин сказал брату:
- Еще раз окажешь мне такую услугу - отправлю коз пасти!
Ни слова не сказав, Хасар горделиво вскинул голову и вышел из юрты.
- Не давай ему таких дел - спокойно жить будешь,- сказала Борте.
Жена и брат ненавидели друг друга. Борте опасалась, что, если что-то
случится с Тэмуджином, не ее дети, а Хасар унаследует улус, и не упускала
случая бросить тень на него, часто была несправедлива. Зная это, Тэмуджин,
обычно веривший ее уму, не слушал Борте, когда она говорила о Хасаре.
Поддаться ей, так она доведет до того, что брата будешь считать врагом, а
их и без Хасара достаточно. Разобраться, Хасар не очень и виноват. Просто
он высек искру, когда все было готово к пожару. И не нойоны, не Джагамбу
главные противники Ван-хана. Из-за их спин выглядывает толстая морда
Нилха-Сангуна. Никак не может примириться, что он, Тэмуджин, которому
когда-то не в чем было показаться на глаза нойонам и который рад был
напялить на себя тесное тангутское платье, возвысился до того, что с его
волею приходится считаться не только Нилха-Сангуну, но и самому Ван-хану.
Прав был шаман Теб-тэнгри: ханство кэрэитов станет враждебно ему.
От похода на татар отказаться было невозможно. Они, по слухам, собрали
большое войско и готовы ударить на него. Выступил в начале лета. Вновь
прошли вниз по Керулену. Татары поджидали его в урочище Далан-нэмурге.
Строй татарского войска был похож на птицу, широко раскинувшую крылья.
Правое крыло своим концом упиралось в берег реки Халхи, левое простиралось
по всхолмленной равнине, туловище составляли тысячи, поставленные в
затылок друг другу. Тэмуджин, сутулясь, сидел на коне, думал и за себя, и
за татарских нойонов, стараясь проникнуть в их замысел. Если его воины
потеснят середину, крылья обхватят войско с двух сторон, стиснут в
смертельных объятиях.
Почему-то вспомнилось первое в жизни большое сражение - с меркитами за
рекой Хилхо. Тогда он пялил глаза на строй вражеских воинов и не мог
вникнуть в повеления Ван-хана, ничего не понимал из-за возбуждения,
похмельной тяжести в голове и нетерпеливого желания прорваться к Борте.
Давно он уже не тот. Холоден и трезв его рассудок, еще не начатая битва и
раз, и два, и три проходит перед его мысленным взором, он расставляет свои
тысячи то так, то иначе. И постепенно из всего этого вызревает решение.
За спиной в ожидании замерли нойоны. Он повернулся в седле, остановил
взгляд на Джарчи и Хулдаре.
- Со своими урутами и мангутами пойдете прямо. Бейте, чтобы из. глаз
искры сыпались. Пусть думают, будто тут мы и наносим главный удар. Тем
временем... Алтан, Хучар, дядя, со своими воинами сломайте их правое крыло
и по берегу реки прорывайтесь за спину татарам. С остальным войском я
ударю на их левое крыло, сомну его и окажусь у татар сбоку. Всем все
понятно?
- А если мы не прорвемся?- спросил Даритай-отчигин.
- Если задуманное не удастся, без суеты и страха отходите назад и
вставайте на то место, которое занимаете сейчас. Отсюда не сдвигайтесь ни
на шаг. Кто побежит, тому - смерть.
- А если не удержимся?
- Дядя, если есть силы бежать, кто поверит, что их не осталось, чтобы
драться? Запомните и другое. Если враг побежит, гоните его до полного
истребления. Не обольщайтесь добычей. Даже если слитки золота будут
блестеть под копытами коней, не смейте останавливаться. Уничтожим врагов -
все будет наше.
От татарского войска отделился всадник на вороном коне, галопом
промчался по равнине, остановился на расстоянии полета стрелы, приложил
ладонь ко рту, крикнул:
- Эгей, рыжий кобель, выезжай сюда! Своим мечом я сбрею твою красную
бороду!
Татарин горячил коня, помахивал сверкающим мечом, Кто-то выпустил
стрелу, но она не долетела, воткнулась в землю, взбив облачко пыли. К
Тэмуджину подскочил Хасар, его глаза горели, ноздри хищно раздувались.
- Дозволь снять ему голову!
- Нечего заниматься глупыми забавами.
- Эй, рыжий корсак, боишься?- надрывался татарский храбрец.- Мы
отправили на небо твоего отца и многих людей твоего рода. Пришел твой
черед, хан трусливых!
- Хулдар, Джарчи, начинайте.
Уруты и мангуты с визгом бросились вперед. Тэмуджин поскакал на левое
крыло татарских войск. Его обогнал Джэлмэ, оглянулся, блеснув ровными
белыми зубами. За ним мчались долговязый Субэдэй-багатур, маленький ловкий
Мухали, веселый болтун Хорчи... Он натянул поводья, пропустил воинов,
поискав глазами возвышенность, поднялся на пологий холмик. Рядом встали
туаджи, готовые мчаться с его повелением в самую гущу битвы, подъехали
Боорчу, Джэлмэ с его сыном Джучи и приемышем матери Шихи-Хутагом. Ребят он
впервые взял в поход. Широко раскрытыми глазами смотрели они на битву. И
гул ее, взлетающий к небу, заставлял их вбирать голову в плечи.
Неустрашимые уруты и мангуты мертво вцепились в <туловище> птицы-строя,
и оно, тучнея, стало отодвигаться, шевельнулись <крылья>, вкрадчиво
расправились, готовясь к охвату. Тэмуджин выжидал. Пусть враги почувствуют
вкус близкой победы, пусть возликуют. Теперь пора...
По его сигналу на правое крыло навалились нойоны-родичи, растребушили,
разметали татар и ринулись в тыл. Главные силы тем временем смяли левое
крыло и начали теснить все татарское войско к реке. Сейчас нойоны-родичи
ударят в спину, и замечется татарское войско стадом овец. Но почему медлят
родичи? Куда они подевались? Он гнал к ним своих туаджи, привставал на
стременах, вглядывался, вслушивался, и тревога закрадывалась в сердце, не
обманули ли его татары?
Нет, не похоже. Татары, побежали. Всадники переправлялись через речку,
уходили в степь. Иные бросали оружие и сдавались. Тэмуджин поехал к
берегу. На земле с выбитой травой темнели лужи крови, валялось оружие,
шлемы, лежали трупы воинов и лошадей, стонали раненые. Приторно-сладкий,
отвратительный запах смерти, казалось, пропитал все вокруг. Тэмуджин
глянул на ребят. Джучи затравленно оглядывался. Он побелел, стиснул луку
седла до синевы под ногтями, будто боялся упасть с коня. Шихи-Хутаг закрыл
глаза и что-то беззвучно шептал сухими губами.
- Эх, воины! Птенцы куропатки...
Татар гнали до ночи. Полонили почти всех. Пришло известие и от
нойонов-родичей. Прорвавшись в тыл татарам, они напали на обоз, разграбили
повозки. Этого показалось мало, и, позабыв о битве, пошли по беззащитным
куреням, хватая добро, Тэмуджин задохнулся от ярости.
- Жадные волки! Мое слово для них - пустой звук! Ну, погодите...
Утром к его походной юрте привели татарских нойонов,
- Зарубите всех!- приказал он.
После казни нойонов собрал большой совет. Надо было решить, как
поступить с татарским народом.
- Над ними поставим нашего нойона,- сказал Хасар.- Если позволишь, тут
могу остаться я сам. У меня они будут смирными, как новорожденные ягнята.
Тэмуджин не сдержал едкой усмешки. Чего захотел! С такими воинами, как
татары, такой человек, как Хасар, быстро станет беспокойным соседом. А ему
не нужны никакие соседи. Главная ошибка прежних нойонов-воителей была в
том, что они, разгромив племена, нагружали телеги добром (вспомнил
своевольство нойонов-родичей, стиснул зубы-ну, погодите!), уходили в свои
курени, через несколько лет мощь разгромленного племени возрождалась, и
вновь надо было воевать. Такого больше не будет. Земля, которую он попирал
копытами своего коня, должна стать его владением навсегда.
По его молчанию нойоны поняли, что с Хасаром он не согласен. Боорчу
предложил:
- Растолкаем татар по своим куреням. Пусть работают на нас. У каждого
монгола будет раб. Разве это плохо?
И это было не по нраву Тэмуджину. Слишком много рабов, да еще таких,
как татары, держать нельзя. Когда воины уйдут в поход, курени могут
оказаться в их руках. Возмутившись, они побьют жен и детей, угонят табуны.
Потом бегай, лови...
- Вы забываете,- сказал он,- что татары били, резали наших предков,
выдавали их злому Алтан-хану. Они коварно погубили моего отца, и все беды
моей семьи начались с этого! Разве после всего содеянного мы можем быть
мягкосердечны?- Он распалился от своих собственных слов.- Повелеваю:
татар, исконных врагов наших, лишить жизни. Всех! От немощных стариков до
несмышленых сосунков.
Немота изумления охватила людей. Он почувствовал, как высоко стоит над
всеми, какой страх и трепет внушает его воля. Первым пришел в себя шаман
Теб-тэнгри. Не глядя на Тэмуджина, заговорил ровным голосом, будто начал
молитву небу:
- Все имеет и начало, и конец, и свою меру. Мы не ведаем, кто положил
начало вражде наших племен. Но люди надеются: этой вражде ты положишь
конец.- Он повернул хмурое лицо к Тэмуджину.- Потому-то за тобой идут
сегодня отважные сыны многих племен. Однако ты сворачиваешь с пути,
предопределенного небом. После тебя обезлюдят степи, станут владением
диких зверей. Ты говоришь о мести за кровь предков. Но такая месть
превышает всякую меру, она противна душе человеческой.
Тэмуджин хотел было прервать шамана, но одумался. Не натягивай лук
сверх меры - переломится, и не грозное оружие окажется в твоих руках, а
никуда не годные обломки. Сказал с натугой:
- Мудра твоя речь, Теб-тэнгри. Только глупый упрямец станет отвергать
то, что разумно. Детей, не достигших ростом до тележной оси, оставьте в
живых.
- А женщин?- спросил Хасар.- Тут есть такие красавицы...
- До красавиц ты, известно, охоч. Успел присмотреть?
Кто-то засмеялся.
- Ну что смеетесь?- обиделся Хасар.- Я вам покажу, какие тут
красавицы. Неужели не жалко губить?
Он проворно вскочил, вскоре вернулся, втянул в юрту девушку в красном
шелковом халате. Она не знала, куда девать свои руки. На щеках рдел
румянец смущения, в глазах поблескивали слезы. Была в ней какая-то
особенная чистота, свежесть - саранка-цветок, омытый росой.
- Как тебя зовут?- спросил Тэмуджин.
- Есуген.
- Хочешь быть моей женой, Есуген?
Девушка кротко взглянула на него, и все ее юное тело напряглось - дикая
коза, увидевшая перед собой разинутую пасть волка. Казалось, сейчас
отпрянет назад и умчится, исчезнет бесследно. В своем испуге она стала еще
