человек опаснее любого врага.
Войска побратимов встретились между озерами Буир-нур и Кулун-нур в
урочище Куйтэн. Вокруг не было ни гор, ни высоких сопок, ни кустарников,
ни деревьев, насколько хватало глаз тянулись пологие увалы.
Зеленовато-серые вблизи, увалы, отдаляясь, словно бы наливались
голубизной, словно вбирали в себя синь безоблачного неба. Многотысячное
войско Джамухи оградилось повозками. Оно собиралось защищаться, а не
нападать, и это говорило о неуверенности новоявленного гурхана. У
Тэмуджина, прибравшего к своим рукам и кэрэитов, воинов было меньше, но
они уже привыкли действовать сообща, войско было единым целым, а не
сбродом, поспешно стянувшимся под боевой туг анды. Нойоны племен, скорее
всего, будут трубить всяк в свою трубу и, если хорошо ударить, побегут,
как дзерены от весеннего пала.
У Тэмуджина не было ни колебаний, ни страха. Он разделил войско на
десять частей, расслоив кэрэитов своими воинами (на всякий случай),
торопливо совершил обряд жертвоприношения и приказал начать сражение.
Первая из десяти частей под началом Субэдэй-багатура сорвалась с места,
проскочила низину с засоленной лужей, с воем и визгом понеслась на, стая
Джамухи. Перед станом она рассыпалась, как горсть дресвы, брошенная на
ветер, воины, уворачиваясь от стрел, на ходу постреляли и почти без потерь
возвратились обратно. И тут же на стан повели своих воинов Хулдар и
Джарчи. Отошли они, настала очередь Нилха-Сангуна...
Словно волны взбесившейся реки - на крутой берег, катились на стан
Джамухи воины Тэмуджина. Удар за ударом. Пока одни обстреливали стан,
другие приводили себя в порядок, отдыхали. А у воинов Джамухи не было ни
мгновения передышки. Но держались они стойко; Перед станом увеличивалось
число трупов, садилось солнце, а Тэмуджин не видел признаков того, что
стан анды дрогнет, попятится...
С наступлением темноты сражение пришлось прекратить. Но едва забрезжила
утренняя заря, Тэмуджин поднял воинов. И вновь волна за волной покатилась
на стан. И так целый день. К вечеру воины гурхана Джамухи не выдержали
напряжения, разметали проходы в ограждении, бросились навстречу
нападающим, потеснили их, Тэмуджину пришлось ввести в сражение запасную
тысячу отборных воинов. Воины Джамухи дрогнули, стали отходить. Среди них
он увидел ненавистное лицо Аучу-багатура и, забыв обо всем на свете, начал
пробиваться к нему. И почти пробился. Помешал молодой воин. Он преградил
дорогу к Аучу-багатуру, поднял меч, и Тэмуджин всем телом отпрянул назад.
Удар пришелся по передней, окованной железом луке седла, меч со звоном
переломился. Воин остался безоружным. Но не бросился убегать, не показал
затылок, вертелся в седле, и все попытки Тэмуджина достать его мечом
оказались пустыми, удалось лишь смахнуть с головы кожаный шлем. В
иссиня-черных, коротко обрезанные волосах воина белела седая прядь.
- Сдавайся!- крикнул Тэмуджин.- Убью!
В ответ воин показал ему кулак, отскочил в сторону, выхватил из саадака
лук и стрелу. Удар пришелся в предплечье-будто кузнечным молотом стукнули.
Тэмуджин с сожалением подумал, что напрасно не надел доспехи. В глазах
потемнело. Кровь теплым ручейком побежала по руке. Повернул коня и, с
трудом удерживаясь в седле, не думая об опасности, поехал обратно. К нему
подлетел Джэлмэ, обхватил за плечо.
- Ранен?- И заорал на кого-то:- Куда смотрели, ротозеи? В куски
изрублю!
Его положили на повозку. Прискакал Теб-тэнгри, туго перевязал рану.
Боль сразу стала тише. Он сел, спросил Джэлмэ:
- Как там?
- Угнали за ограждение.
- Не крутись возле меня. Найди Боорчу. Деритесь так, будто я с вами.
Его стало знобить. Звенело в голове. В этот звон вплетался отдаленный
гул битвы, то утихая, то возобновляясь вновь. Казалось, порывы ветра гудят
в вершинах деревьев. Шаман напоил его горячим и горьким снадобьем. Внутри
разлилось тепло. Он заснул и проспал до утра. Разбудил его Ван-хан.
Здоровый, бодрый, он сидел на коне, за ним теснились его нойоны.
Наклонился к Тэмуджину, спросил:
- Ну как ты?
- Все хорошо.- Голова у него была ясной, свежей, не беспокоила рана,
он чувствовал лишь жжение и толчки крови.- Что Джамуха?
- Ночью все бежали. Джамуха уходит вниз по Эргуне. Аучу-багатур и
сыновья Тохто-беки бегут в верховья Онона. Татары - в свои кочевья. Почему
ты не снесся с Джамухой?
- Он мог бы послушать тебя, но не меня, хан-отец. Да что теперь
говорить об этом! Надо добивать врага. Джэлмэ, вели приготовить мне коня.
Хан-отец, я попробую догнать Джамуху.
- А нужно ли?
- Хан-отец, недобитый враг как тощий волк - зол, нахален, от него
можно ждать всего.
Ван-хан долго молчал. Наконец нехотя сказал:
- За Джамухой я пойду сам. Ты догоняй Аучу-багатура.
Скакать на коне Тэмуджину было трудно. Каждый толчок отдавался болью,
холодная испарина покрывала тело. Но он крепился.
Аучу-багатура и сыновей Тохто-беки настигли через три дня. После
короткой схватки враги рассеялись. Тэмуджин велел остановиться на отдых.
Вечером в его походную юрту пришел Чилаун, сын Сорган-Шира.
- Хан Тэмуджин, среди воинов тайчиутов был мой друг Джиргоадай. Он
хочет служить тебе.
- Зови его сюда.
Переступив порог юрты, воин снял пояс с мечом и саадаком, положил к
ногам Тэмуджина.
- Почему покинул своего господина? Почему ушел от Аучу-багатура?
- Он носит звание багатура, но отваги у него не больше, чем у старого
тарбагана. Он замышляет битвы, но ума у него не больше, чем у степной
курицы.- Ни в голосе, ни во взгляде раскосых глаз Джиргоадая не было
обычной в таких случаях робости.
Еще когда воин вошел в юрту и снимал пояс, в его лице, в порывистых,
резких движениях Тэмуджин уловил что-то знакомое. Сейчас он все больше
убеждался, что уже видел его где-то. Внезапно догадался, приказал:
- Сними шапку!
Воин обнажил голову - в черных волосах белела седая прядь. Тэмуджин
поднялся и, кособочась от боли в потревоженной ране, подошел к нему,
спросил:
- Узнаешь?
Джиргоадай качнул было отрицательно головой, но вдруг густо покраснел -
узнал. Краска тут же отлила от лица, оно стало бледным. Но глаза смотрели
без страха.
- Узнаю.- И голос прозвучал твердо.- Я не знал, что ты хан.
Его прямота и откровенность обезоружили Тэмуджина. Мстительное чувство
колыхнулось и тут же улеглось. А вспомнив, как Джиргоадай показывал ему
кулак, он даже улыбнулся.
- Ну, а если бы знал, что я хан?
- Не состоялась бы эта встреча.
- Почему?
- Один из нас был бы мертв.
<Не каждый найдет в себе мужество ответить так,- подумал Тэмуджин.-
Убивать его просто жалко. Но и оставить в живых нельзя: он пролил мою
кровь, кровь хана, и нет более тяжкого преступления. Однако кто знает об
этом? Только двое. А может, не знает этого и он?>
- Ты погубил моего коня. Смертельно ранил...
- Коня?- удивился войн,- Мне казалось...
Тэмуджин перебил его:
- Красивый был конь! Саврасый, с черным ремнем на хребтине и белыми
задними ногами. Ты хорошо владеешь копьем?
- И копьем, и мечом, и луком. Я - воин.
- Коня, такого же, какой был у меня, добудешь в сражении и вернешь
мне. И еще. Человека по имени Джиргоадай больше нет. Теперь ты Джэбэ '.
Мое копье.
[' Д ж э б э - копье.]
XIII
Узнав, что за ним гонится один Ван-хан, Джамуха решился на смелый шаг.
Без нукеров и оружия он выехал ему навстречу. Была надежда, что Ван-хан не
захочет пятнать свое имя его кровью. Он скакал к нему безбоязненно, и все
же, оказавшись перед лицом кэрэитского войска, идущего крепко сбитым
строем, один, безоружный и беззащитный, он стиснул зубы от страха,
захотелось повернуть коня и быстрее ветра улететь к своим. Поднял руки.
Его узнали и остановились, по рядам воинов, как огонь по сухой траве,
полетело:
- Джамуха, Джамуха...
Передаваясь из уст в уста, весть мгновенно достигла ушей Ван-хана.
Вместе со своими нойонами он рысью подъехал к нему. Нойоны окружили со
всех сторон, смотрели с любопытством, но без враждебности. Джамуха слез с
коня, подошел к Ван-хану, взялся одной рукой за стремя, прислонился лбом к
тощей ханской ноге.
- Я пришел, хан-отец... Не губите людей, не гоняйте по степи племена,
жаждущие покоя, возьмите мою жизнь.
Ван-хан осторожно отодвинул ногу.
- Ты кого собрался воевать?
Сверху вниз он смотрел на Джамуху, хмурился, но в глазах была жалость.
- Я? Воевать?- воскликнул Джамуха.- Это вы обложили меня, будто кабана
на облавной охоте. Вы пришли сюда. Вы гонитесь за моим народом. Вы
заставляете меня сражаться. И с кем? С этими людьми,- Джамуха обвел рукой
круг нойонов.- С ними я ходил в походы, пил из одной чаши, согревался у
одного огня.
Он услышал одобрительный шумок нойонов. Теперь он знал, что добьется
своего, заставит хана повернуть назад и уйти в свои кочевья. Повышая голос
до крика, раздернул на груди халат.
- Убей меня, хан-отец, если я виноват перед тобой или перед твоими
нойонами!
- Ну что ты кричишь?- с укоризной сказал Ван-хан.- Я не собираюсь
губить тебя.
- Зачем же ты здесь?
- Не кричи!- уже сердито сказал Ван-хан.- Для чего ты собрал такое
войско?
- Где хан Тэмуджин, мой анда?- Джамуха обернулся, будто не знал, что
Тэмуджина тут нет.- Я хочу спросить у него - для чего он отовсюду
переманивает людей? Для чего ему большое войско? Хан-отец, ты и анда
несправедливы ко мне. Было время, когда я и анда жили душа в душу. Но он
сам разрушил нашу дружбу. Он задумал возвеличиться и в звании сравниться с
тобой. И стал ханом. Ни я, ни ты, хан-отец, не гоняли его за это по степи,
не убивали его воинов. Почему же сейчас, когда нойоны племен возвели меня
над собой, вы набросились на меня? Хотите моей крови - я перед вами.
Ван-хан велел расседлывать коней. Воины разостлали на траве войлок, он
пригласил Джамуху присесть, тихо сказал:
- Оба вы с Тэмуджином дороги мне и оба терзаете мое сердце. Ты винишь
его. Он тебя. И оба теряете разум, совесть, не страшитесь гнева небесного.
- Если говорить о совести, то у Тэмуджина...
- Молчи, Джамуха, ты тоже хорош! Я не стану преследовать тебя. Живи
как знаешь. Но и помощи у меня не проси. Не буду я больше помогать - ни
тебе, ни Тэмуджину.
- Обидно мне, хан-отец. За что такая немилость? Почему ты равняешь
меня с андой?
- Не знаешь? Нет, все знаешь и понимаешь, Джамуха. Многое я тебе
прощал. Умен ты, ловок, отважен и этим люб моему сердцу. И Тэмуджин... Но
сегодня я отворачиваюсь от вас. Об одном прошу: не можете ладить -
держитесь друг от друга подальше. Вот мое слово.
- Отец, ты слишком суров с Джамухой,- сказал Нилха-Сангун.- Только
говоришь, что для тебя и он и Тэмуджин одинаковые...
- Джамуха не распоряжался нами, как своими нукерами,- подхватил
Арин-тайчжи.- А Тэмуджин...
- Перестаньте!- болезненно сморщился Ван-хан.- Джамуха, ты ночуешь тут
или поедешь к своим?
- Я поеду, хан-отец. Меня ждут.
Ван-хан не стал его задерживать. И, чувствуя неловкость перед ним,
стыдясь смотреть в его опечаленное лицо, Джамуха сел на коня, шагом поехал
в степь.
Наплывали синие спокойные сумерки, вдали засверкали огни его стана. Мир
был тих, безмолвен. Мягкая трава гасила стук копыт, и Джамухе казалось,
что он не едет, а плывет над землей, таящей скорбное ожидание. Прошлое
молодечество, разные хитрые проделки за спиной хана - все виделось сейчас
иначе. Тоска и запоздалая боль совести теснили сердце Джамухи. К чему все
это - обман, ложь, сражения, походы? Не живешь, а идешь по топкому болоту:
