- Хасар!
Брат услышал. Козленком прыгая с камня на камень, подбежал, вцепился в
натянутую до звона лесу, потянул. Вдвоем быстро умучили тайменя. Он
подошел к берегу с широко распахнутой пастью - зубастое страшилище.
- Лезь в воду!
Хасар сбросил штаны, ринулся в воду, бесстрашно запустил руки под жабры
тайменя. Ловкий, с клочьями обгорелой кожи на черной спине, братишка
сейчас как нельзя лучше оправдывал свое имя '.
[' Х а с а р - хищный зверь.]
На берегу рыбина упруго изогнула литое тело, забилась, пачкая хвост в
сухих листьях и земле. Тэмуджин схватил камень, с веселой яростью обрушил
на черную голову тайменя - сухо хрустнули кости
- На тебе! На!
Вдвоем выволокли его из-под утеса. Хачиун и Бэлгутэй с опаской
разглядывали огромную рыбину, тыча палками в светло-серое брюхо.
Разожгли огонь, зажарили двух ленков, поели. Тэмуджин заставил братьев
разбирать сеть, сам лениво растянулся на траве. Солнце уже начало
припекать. Трещали кузнечики, в кустарнике за рекой пели птицы. Ныла
нарезанная леской рука, но на душе было светло и покойно. Он становится
мужчиной, главой и кормильцем семьи. Страшная зима с зелеными огоньками
волчьих глаз в гудящей и стонущей темноте уже не повторится. Он научился
ловить рыбу, бить из лука птиц, добывать жирных тарбаганов. Он научится
владеть мечом и боевым копьем, станет воином, таким же знаменитым, как его
отец Есугей-багатур. Пусть тогда дрожит от страха толстый
Таргутай-Кирилтух!
Но не о мести ненавистному нойону больше всего думает теперь Тэмуджин.
Почему-то все чаще вспоминается его нареченная невеста Борте - девочка с
тугими круглыми щеками, рассудительная и упрямая. Какой стала она теперь?
Захочет ли Дэй-сэчен, ее отец, отдать Борте ему сейчас, когда у него
единственный нукер - собственная тень? Когда-то он был добр и внимателен к
нему. Но это было при жизни отца. В ту пору все были добры к нему, к его
матери, его братьям. Люди уважают, прав Теб-тэнгри, одно - силу. И он
будет сильным.
Тэмуджин сел, потянулся, посмотрел на свои ноги с исцарапанными, в
ссадинах ступнями, на муравья, деловито бегущего вверх по тонкой травинке,
на тайменя с круглыми, как пуговицы, глазами, перевел взгляд на речку, на
пологие лесистые холмы, и ему захотелось запеть от беспричинной радости,
наполнившей душу.
Братья возились с сетью у самой воды. Хасар и Бэлгутэй выбирала из ячей
траву, листья, тину. Хачиун собирал на отмели цветные камешки. По берегу,
с той стороны, где была юрта, бежал младший братишка Тэмугэ-отчигин.
Штанишки сползали с его тонкого зада, и он на ходу их поддергивал. Вот
глупый, подвязать не догадается!
Подбежав к Тэмуджину, Тэмугэ-отчигин не сразу мог что-либо сказать -
запыхался. Глазенки выпучены, на носу мелкие капельки пота, одна рука
поддерживает штаны.
- Тэмуджин... тебя ищут!- наконец сказал он.- Приехали нукеры
Таргутай-Кирилтуха. Они ругали мать. Ударили Хоахчин. Я сюда.
Тэмуджин посмотрел на небыстрое, в мелкой ряби, течение реки, на
тальниковые кусты, склонившие ветви к воде. Все, что говорил сейчас малыш
Тэмугэ, не воспринималось им как угроза. Но тут а поле его зрения попали
всадники. Пять человек. Они подвернули к берегу реки, остановились. Должно
быть, ехали следом за Тэмугэ-отчигином и, потеряв его из виду, не знали,
куда направиться. Тэмуджин заволок тайменя в кусты, прикрыл его ветками,
травой, лихорадочно обдумывая, что делать. Всадники увидели Хачиуна,
бегающего по отмели, погнали коней.
- Хасар!- крикнул Тэмуджин.- Я спрячусь. Скажи - уехал куда-то.
Он побежал, пригибаясь, в кусты. Всадники, кажется, успели его увидеть.
Вскоре он услышал тяжелый топот копыт за спиной, треск ломаемых кустов. Не
убежать! Впереди были реденькие тальники, справа тянулась болотистая, в
кочках, низина, за ней начиналась возвышенность, поросшая березняком,
дальше были горы и лес. Надо бежать в лес. По болоту лошади не пойдут...
Он свернул в сторону, стал прыгать с кочки на кочку. Всадники выскочили из
кустов, на краю болота остановились. Передний (по голосу он узнал в нем
Аучу-багатура приложил ладони ко рту, закричал:
- Э-эй! Не убегай! Мы тебя все равно поймаем. Без тебя нам не ведено
возвращаться.
Тэмуджин только чуть приостановился, но тут же помчался сколько было
сил. Всадники, ругаясь, поскакали вокруг болотины. Он прыгал с кочки на
кочку. Густая зеленая вода пахла тухлыми яйцами. Несколько раз
поскальзывался, падал. Руки, живот, штаны были в вонючей жиже.
Выскочил на возвышенность, нырнул в березовый лесок, чуть перевел дух.
Но всадники были уже недалеко, снова послышался стук копыт. Он побежал в
гору. Дышал хрипло, со свистом, как загнанная лошадь.
Преследователи рассыпались и, словно загонщики на облаве, ехали цепью,
не теряя друг друга из виду, изредка переговариваясь. По голосам он
определял, где они находятся, и то приостанавливался, чтобы отдышаться, то
снова бежал. Лес становился гуще. Заросли багульника порой были так
плотны, что он еле продирался сквозь них, часто на его пути попадались
валежины с острыми мертвыми сучьями. Бежать он уже не мог, шел шагом.
Голосов больше не слышал. Или преследователи отклонились в сторону, или
вернулись. Выбрав густую чащу, он залез в нее, лег на землю. Здесь было
прохладно и сумрачно. Пахло прелой хвоей и смолой. Гулко колотилось
сердце, дрожали ноги.
Понемногу успокоился, стал думать. Чего хочет от него
Таргутай-Кирилтух? Уж конечно не для того, чтобы вручить подарок или
вернуть захваченное, послал людей за ним. Может быть, хочет убить?
При мысли о смерти Тэмуджину стало зябко. Нет, только не это! Он не
дастся им в руки. Он будет скитаться в лесах, словно дикий зверь, питаясь
ягодами и травой, но не даст зарезать себя, как пустоголового ягненка.
День тянулся бесконечно. Устав лежать, Тэмуджин пошел разыскивать
что-нибудь съестное. Попробовал есть грибы. Сырые, пахнущие плесенью, они
вызывали отвращение. А развести огонь было нечем - огниво и кремень
остались на берегу реки. Да и не решился бы разжечь огонь... В узкой
сумрачной пади нашел несколько кустов смородины. Ягоды были еще
зеленоватые, кислые, от них выворачивало скулы.
К вечеру погода испортилась. Небо, затянутое облаками, было без единой
звездочки, тьма навалилась такая густая, что Тэмуджин ничего не видел в
двух шагах от себя. Дул ветер, и деревья скрипели, потрескивали, шумели.
Слушая голоса леса, он сжимался от страха. Каралось, нечистые духи и
демоны-мангусы-окружили его со всех сторон, беснуются в темноте, ожидая,
когда он уснет. Тогда украдут его душу, выпьют кровь, растерзают тело.
До рассвета не сомкнул глаз. Утром пошел дождь. Мелкая морось неслышно
сыпалась на притихший лес, вода скапливалась на ветвях деревьев, и тяжелые
капли с шумом падали на сухую прошлогоднюю листву. Тэмуджин замерз, от
неподвижного сидения на земле свело судорогой ноги. Поднялся и поковылял
вниз, к реке. Он надеялся, что огниво и кремень остались на берегу.
Возможно, и таймень еще там. Тогда он разведет огонь, отогреется, поест. К
юрте матери пока что не пойдет. Аучу и его люди, наверное, этого только и
ждут.
На том месте, где вчера жарили рыбу, не оказалось ни кремня с огнивом,
ни тайменя. Дурак Хасар все утащил домой. А может быть, и не он. Может
быть, все забрал проклятый Аучу, верный пес Таргутай-Кирилтуха. Сейчас,
возможно, сидит у теплого очага, ест куски тайменя, обсасывая жирные
пальцы. Ну, погодите же, я вам все припомню!
Он снова ушел в лес. Из веток и травы сделал шалаш, залез в него.
Пригрелся и заснул. Разбудило его пение птиц. Высунул голову из шалаша.
Дождь перестал, небо очистилось от туч, ярко светило солнце. Капли дождя
висели на листьях, на хвое деревьев, искрились разноцветными огоньками.
День клонился к вечеру. Нестерпимо хотелось есть. Он встал и побрел по
косогору. Надо будет подобраться ближе к юрте. Ночью, может быть, удастся
увидеть кого-нибудь из своих.
Голод, усталость притупили чувство страха. Он вышел на край леса.
Отсюда, от подножия горы, видна была равнина с одинокой юртой. Возле юрты
не заметил ни людей, ни лошадей. Может быть, Аучу-багатур со своими
нукерами убрался восвояси? Постоял, раздумывая, и с оглядкой направился
вниз.
Но ушел недалеко. От реки мчались, отрезая путь в лес, пять всадников.
Он повернул назад. Сбоку, пригибаясь к гриве коня, скаля белые зубы,
налетел Аучу-багатур, бросил аркан. Волосяная веревка захлестнулась на
груди Тэмуджина, он упал, обдирая кожу, протащился по земле. Нукеры не
дали приподняться, скрутили руки и ноги, словно мешок, приторочили к седлу.
Тэмуджин плакал. Аучу-багатур подошел к нему, заглянул в лицо, со
смешком сказал:
- Я думал, сын Есугея багатур. А он плачет, будто девка, которую
отдают в наложницы.
Извиваясь всем телом, Тэмуджин приподнял голову, плюнул на
Аучу-багатура.
Тот рубанул его ребром ладони по затылку.
- Ух, и дал бы я тебе сейчас! Да боюсь - сдохнешь раньше времени.
От удара из глаз Тэмуджина посыпались искры, онемела шея. Он дрыгал
связанными ногами, задыхался от ярости.
- Дай, ну, дай! Я не сдохну. А вот тебя, вонючая ворона, я
когда-нибудь привяжу к хвосту табунного жеребца!
- Ну? Напугал ты меня до смерти!
До куреня Таргутай-Кирилтуха добирались три дня. Нукеры почти не
кормили Тэмуджина, всю дорогу зубоскалили над ним. Он молчал. Не было сил
отвечать.
У юрты Таргутай-Кирилтуха его сняли с седла, освободили от веревок.
Чтобы не упасть, он схватился за столбик коновязи. Белая юрта, лошади,
люди качались, расплывались.
- Проходи, гость дорогой.
Узнав скрипучий голос Таргутай-Кирилтуха, Тэмуджин распрямился. Нойон
стоял перед ним, сложив руки на животе, обтянутом шелком. Жарко блестели
серебряные бляхи на его поясе.
- Ты вырос,- продолжал Таргутай-Кирилтух, ощупывая его взглядом,- и
стал очень похож на своего отца. Мы с твоим отцом были друзьями. Да-а...
Кому же, если не мне, заботиться о твоем будущем? А?
- Ты уже позаботился,- буркнул Тэмуджин, наливаясь злобой.
- Горяч!- одобрительно проговорил Таргутай-Кирилтух.- Но и горячих
скакунов объезжают, и упрямых волов в телегу впрягают.- Оплывшее лицо
нойона посуровело.- Кто-то считает, что я присвоил себе чужое. Я взял себе
все, что имел твой отец,- это верно. А почему взял? Богатства твоего отца
было нажито трудом многих. Потом - не слабой женщине, твоей матери,
владеть им. Табун без жеребца разбегается, богатство в слабых руках
рассыпается... Вот. А ты, неразумный, распускаешь язык. Однако я не стану
наказывать тебя. Ты сын моего друга, и ты будешь жить у меня. Я тебя
одену, накормлю, посажу на коня. Ты будешь нукером и братом моему сыну
Улдаю.
За спиной Тэмуджина стоял Аучу-багатур, подсказывал:
- Благодари!
Тэмуджин крепче стиснул столбик коновязи, замотал головой.
- Мне ничего не нужно. Если ты друг моего отца, отпусти меня, оставь в
покое.
- Ты отказываешься принять дар?- от удивления растягивая слова,
проговорил Таргутай-Кирилтух, насупился.
Аучу-багатур рукояткой плети больно ткнул в спину Тэмуджина.
- Соглашайся, глупый человек. Благодари!
Боль в спине подстегнула Тэмуджина. Резко повернулся к Аучу-багатуру,
взбешенно закричал:
- Не буду я благодарить! Отобрав повозку с волом, дарите чеку от этой
повозки - за что благодарить!- Опалил взглядом Таргутай-Кирилтуха.- Ты
грабитель и вор! Мне не нужны твои милости!
Толстые губы Таргутай-Кирилтуха скривились, пухлое лицо налилось кровью.
