рассказал все, как было.
Из-за перегородки, расписанной цветами, вышел старик в одежде чиновника.
- Он ничего не упустил?- спросил Хушаху у старика.
- Нет. Он все хорошо понял и запомнил.
- Что ж...- Хушаху прошелся, искоса оценивающим взглядом ощупывая Хо.-
Ты будешь служить у меня.
VI
Почесывая оплывшие бока, Таргутай-Кирилтух пытался припомнить сон.
Худой был сон. Вот времена настали, ничего хорошего не осталось, сны и те
снятся только худые. Всю ночь что-то холодное и скользкое, но не змея и не
рыба, обвивало шею, шлепало мокрым хвостом по голой спине, шептало
какие-то слова. Что за слова это были? Вспомнить бы два-три, остальное
разгадает шаман.
За дверным пологом громко разговаривали и смеялись нукеры. Этот смех
мешал думать, злил Таргутай-Кирилтуха. Ржут, бездельники, дармоеды
беззаботные, и ни почтения, ни уважения.
- Эй,вы!
В юрту вошел Аучу-багатур. Все еще посмеиваясь, он остановился у
порога. Широкоплечий, с низким, покатым лбом, обезображенным малиновым
шрамом, Аучу-багатур был храбрым, преданным, но не очень-то умным нойоном.
- Что за веселье?- Таргутай-Кирилтух засопел, раздувая ноздри
приплюснутого носа.- Только бы пили, жрали и хохотали! Где шаман
Теб-тэнгри? Я его должен ждать?
- Он в курене. Ему сказано. Скоро придет.- Аучу-багатур отвечал
отрывисто, с обидой в голосе.
- Новости?- пренебрегая его обидчивостью, резко спросил
Таргутай-Кирилтух.
- Вчера меркиты отогнали табун.
- Мой табун?
- Твой. Табун мы отбили. А меркиты ушли.
Таргутай-Кирилтух молча сопел, думал. Новости теперь, как и сны, тоже
только худые. Эта новость очень недобрая. До сих пор ему удавалось ладить
с меркитами и татарами. Не они - анда Есугея хан кэрэитов Тогорил был
главным и самым опасным врагом. Неужели придется враждовать и с меркитами?
Может быть, они сговорились? Не должны бы. Скорей всего это была просто
шайка удальцов...
- Кто сказал, что это были меркиты?
- Табунщик Тайчу-Кури. Сын Хучу, воина Есугея. Того, что был убит,
когда...
- Двадцать палок по голому заду табунщика! Чтобы смотрел лучше и не
путал ворон с ястребами. Еще есть новости? Где Сача-беки и Алтан?
- Они теперь кочуют отдельно от всех. К ним часто наезжает Хучар, сын
Некун-тайджи, племянник Есугея...
- Что ты сегодня без конца тычешь меня именем Есугея? Как будто я не
знаю, чей племянник Хучар! Смотри за ними крепче. Но не задирай. А что
Даритай-отчигин?
- Этот смирно сидит в своем курене. А вот...- Аучу замялся.
- Говори!- приказал Таргутай-Кирилтух: пусть все неприятности выложит
разом.
- Оэлун и дети Есугея понемногу оправляются. У них уже есть и лошади,
и овцы, другой скот,
- Где взяли?
- Этого я не знаю. Слышал я, старший из детей, Тэмуджин, без почтения
произносит твое имя. Да что там почтение! Грабителем называет, мстить,
говорят, собирается. Может быть, и ему дать палок? Пусть лучше чешет
спину, чем чесать языком!- Аучу-багатур, довольный своей шуткой, коротко
хохотнул и умолк под взглядом нойона.
Таргутай-Кирилтух снова сердито засопел. Будь Аучу-багатур чуточку
умнее, не смеялся бы. Уже не однажды доносили: во многих куренях его,
Таргутай-Кирилтуха, осмеливаются осуждать за жестокое обращение с семьей
Есугея. А теперь и Тэмуджин, щенок малоумный, подает свой голос. Его
угрозы - безвредное тявканье. Но в грозу и малый ручей может превратиться
в большую реку. При неудаче, шаткости найдется немало пособников. Нойоны
стали уклончивы, не тверды в своем слове. При жизни Есугея Сача-беки и
Алтан хорошими друзьями были, а теперь - завистники. Сами по себе
кочуют...
В юрту, не спросив позволения, вошел Теб-тэнгри. Не кланяясь, прошел
вперед, сел на войлок, скрестил ноги в потрепанных гутулах. Узколицый,
остроносый, уставился на Таргутай-Кирилтуха взглядом угольно-черных глаз.
- Зачем звал? Нездоров?
- Небо хранит меня от болезней. Погадай. Аучу, ты приготовил баранью
лопатку? Иди разведи на улице огонь.
Аучу-багатур вышел. Теб-тэнгри остался сидеть. Таргутай-Кирилтух
рассказал ему о сновидении.
- Ты, слышал, умеешь предвидеть будущее. Скажи мне, что значат эти
сны? Ни одной ночи не проходит, чтобы я не увидел чего-то такого.
- Духи предупреждают тебя. Духи говорят: берегись. Они тобой
недовольны.
- С чего бы? Я не скуплюсь на жертвоприношения.
- Ты слишком много ешь.- Теб-тэнгри сожалеюще цокнул языком.- Ты
разжирел, как медведь в осеннем кедровнике. Ты мало думаешь о людях, они
тощи, как коровы ранней весной. Духи этого не любят.
Таргутай-Кирилтух сел на постели, отбросил одеяло. Ноги, короткие, в
редких черных волосках, с толстыми, будто опухшими, пальцами, проехали
пятками по войлоку, ткнулись в скрещенные гутулы Теб-тэнгри, стронули их с
места.
- Думаешь, если ты шаман, то можешь болтать все, что придет в голову?
- Ты звал - я пришел. Ты спросил - я сказал. Зачем же гневаться?-
Теб-тэнгри чуть отодвинулся.- Если хочешь, уйду.
Таргутай-Кирилтух глубоко вдохнул в себя воздух. Ему хотелось схватить
гутул и запустить в острое лицо шамана. Но сдержался, пересилил себя.
Шаман знается с духами, а их лучше не гневить. С людьми дел хватает.
Раньше он думал, что стоит лишить власти Есугея - и все пойдет так, как
того он пожелает. Но Есугея давно нет, все его богатство он раздал своим
нукерам и нойонам, а чего добился? Друзья и родичи Есугея втайне желают
ему гибели, мутят людей, много говорят о его несправедливости, жадности, а
сами, не забери он улус Есугея, давно бы из-за него перервали друг другу
горло.
Шаман поднялся, намереваясь, кажется, и в самом деле уйти.
Таргутай-Кирилтух ворчливо повелел:
- Я тебя звал погадать - гадай.
Теб-тэнгри вышел из юрты жечь на огне баранью лопатку.
Таргутай-Кирилтух с кряхтеньем обулся, надел шелковый халат, туго
подпоясался поясом, украшенным серебром. На шамана он больше не злился.
Шаман, кажется, говорит верно. В самом деле, разжирел сверх всякой меры.
Слишком уж много времени проводит в пустой праздности. Не из-за этого ли
откололся Сача-беки? Не потому ли глупый мальчишка Тэмуджин позволяет себе
угрожать ему?
На бронзовом подносе Теб-тэнгри принес обугленную лопатку. Кость
дымилась, потрескивала, наполняя юрту запахом гари. Теб-тэнгри присел,
разглядывая трещины. Таргутай-Кирилтух стоял за его спиной и тоже
всматривался в кость.
- Видишь две трещины? Эта - твоя жизнь. Эта - смерть. Они идут рядом,
то сближаясь, то расходясь. Сближение показывает на опасность, угрожающую
твоей жизни. Пока таких опасностей было немного. Но смотри дальше. Все
чаще и чаще линия жизни сближается с линией смерти. Тебя ждут большие
испытания Теперь смотри на эти линии. Их много. Это обиды, причиненные
тобой. Они сливаются в одну глубокую и пересекают линию жизни. Это твой
конец. Ты не умрешь своей смертью.
Таргутай-Кирилтух перестал смотреть на кость и слушать шамана. Все
верно. Это он чувствовал и без гадания. Хватит сидеть! Он не даст всем
обидам слиться в одну. Не даст погубить себя.
- Ты можешь узнать у духов, как избежать опасностей и укрепить мой
улус?
- Попробую. Но не сейчас. Сейчас могу лишь сказать то, что думаю сам.
Я езжу по всем куреням, я слушаю и смотрю. Плохо живут люди. Старших не
уважают младшие, бедных обижают богатые, слабых унижают сильные. Установи
порядок, и твой улус будет крепнуть, а сам ты - благоденствовать.
Вспомнив, что шаман сын Мунлика, верного нукера Есугея,
Таргутай-Кирилтух с подозрением оглядел его.
- Тебе что за дело до моего улуса? Или ты хочешь быть первым человеком
у меня, как был твой отец у Есугея?
- Может быть, и так.
- Ты многознающий шаман, а все равно дурак. Кто доверится чужому коню,
к чужим и попадет. Пошел отсюда!
В глазах Теб-тэнгри полыхнуло пламя, но губы сами собой сложились в
мягкую, как будто даже виноватую улыбку, он скорбно качнул головой.
- Гордый нойон, сейчас ты сам придвинул линию своей жизни ближе к
трещине, означающей смерть.- И вышел.
От гнева у Таргутай-Кирилтуха перехватило дыхание, хотел повелеть
схватить шамана, но из груди вырвалось лишь сипение. Пока справился с
собой, пока дозвался нукеров, образумился Пусть дерзкий шаман до времени
идет своей дорогой. Не с него надо начинать.
VII
Гасли звезды. Небо на востоке, светлея, окрашивалось в мягкий розовый
свет. Утро было безветренное, теплое. Вода в реке, розовая, как и небо,
сонно хлюпала. Тэмуджин с Хасаром, Бэлгутэем и Хачиуном, босые, в коротких
затрепанных штанах, шли друг за другом. Из-под берега, заставив Тэмуджина
вздрогнуть, с шумом, истошным криком вылетела птица. Хачиун, шагавший
позади всех, догнал старшего брата, боязливо прижался к нему.
- И трус же ты! Утки испугался.
- А может быть, это вовсе не утка. Может быть, это злой дух.
- Не болтай о чем не следует!- рассердился Тэмуджин.
Мальчик хотел сказать еще что-то о злых духах, но Тэмуджин строго
прикрикнул, и дальше пошли молча. Скоро совсем рассвело. Солнечные лучи
заскользили по вершине Бурхан-Халдуна, высветляя зелень леса, над водой
поплыли прозрачные пряди тумана. По крутому яру спустились на песчаную
косу. Босые ноги оставляли на песке глубокие вмятины, и они тут же
заполнялись прозрачной водой. У широкого омута остановились. На воде
покачивались берестяные кругляши-поплавки - тут стояла сеть. Тэмуджин
сбросил штаны, сунул ногу в воду - холодная. Всхлипывая, забрел по грудь в
омут, ухватился за конец сети, потянул. Сеть заметно подрагивала, и
Тэмуджин забыл про холодную воду: что-то есть! У берега за нижнюю тетиву
сети схватился Хасар, стали потихоньку выбирать. Из воды показалась
розово-золотистая рыбина. За ней вторая, третья. Четыре крупных ленка
упруго бились в волосяной сети на мокром песке. Богатый улов! Хачиун
по-щенячьи взвизгивал, смеялся, лез к сети, мешая Тэмуджину и Хасару,
Бэлгутэй хватал рыбин за хвост и тоже смеялся.
Оставив сеть и рыбин на берегу, спустились ниже. Здесь река прижималась
к высокому утесу, круто заворачивала. На повороте была глубокая яма. В нее
Тэмуджин вечером закинул крючки, наживленные хариусами, если есть таймень,
возьмет.
На спокойной голубовато-зеленой воде лежала темная тень скалы, у берега
блестели омываемые течением черные острые камни. Оставив братьев,
Тэмуджин, прыгая с камня на камень, добрался до удочек. Проверил одну,
другую - пусто. Оставалась последняя. Она стояла в конце ямы под молодым
ильмом, росшим в узкой расщелине. Белая волосяная леска была туго
натянута. Тэмуджин подергал ее, с огорчением подумал - зацепилась.
Придется нырять в воду, не лишаться же драгоценного крючка! Вдруг леса
сама по себе прослабла. Тэмуджин, недоумевая, стал выбирать ее. Но что
это? Снова натянулась. Нет, идет. Коряга за ней тащится, что ли?.. Так и
есть, вон темнеет. Целое бревно тащится.
И в этот момент <бревно> рванулось в сторону. Тэмуджин упал, но лесу из
рук не выпустил. Она до крови врезалась в руку. Упираясь ногами в камень,
стискивая зубы, Тэмуджин держал леску. Таймень хлобыстнул хвостом по воде,
повернул против течения. Тэмуджину стало легче.
- Хасар! Скорее сюда!
Горячий пот заливал лицо, щипал глаза. Пальцы на перетянутой руке
посинели, из-под лески, охватившей ладонь, сочилась кровь. Хасар не
услышал его крика. А таймень снова повернул вниз, заметался, калиновый
хвост тяжко бухал по речной глади, вода бурлила, словно кипяток в котле.
Боль в руке стала невыносимой. У Тэмуджина потемнело в глазах.
