Напротив куреня вылез из воды и, где ползком, где на четвереньках,
добрался до Сорган-Шира. В его юрте едва теплился огонь. Хозяин был
напуган.
- Бери коня и уезжай скорей. Убьют из-за тебя. Тайчу-Кури едва ли жив
будет. Как они его били!
Сыновья Сорган-Шира, Чимбай и Чилаун, сидели тут же, рядом с отцом. Они
переглянулись. Старший, Чимбай, сказал:
- Нельзя ему сегодня ехать, отец. Везде нукеры. За куренем караулы.
- А здесь поймают, тогда что?- злым шепотом спросил Сорган-Шира.
- Надо сделать так, чтобы не поймали,- сказал Чимбай.
Пока Сорган-Шира спорил с сыновьями, его дочь Хадан принесла Тэмуджину
кусок отварного мяса и чашку кислого молока, но он не стал есть, молча
слушал спор, проводил ладонями по своему телу, отжимая воду из одежды. Ему
хотелось сейчас же уехать отсюда. Но он понимал, что выбраться из куреня
незамеченным вряд ли удастся. Пока крался от берега к юрте Сорган-Шира,
заметил, что курень гудит так, будто на подступах к нему находится враг.
Хадан поддержала братьев:
- Мы его спрячем в воз с шерстью. Никто не найдет.
- Ладно,- нехотя согласился Сорган-Шира.
Братья и Сорган-Шира свалили воз шерсти, Тэмуджин лег на дно телеги, и
они снова сложили шерсть, затянули веревками.
На другой день опять нещадно палило солнце. Тэмуджин задыхался от жары,
от запаха шерсти, страшился неизвестности. В полдень кто-то постучал по
дну телеги.
- Это я, Чимбай. Они ищут тебя по юртам. Лежи тихо.
Тэмуджин достал из-за пазухи нож - подарок Джэлмэ, стиснул его в руке.
Если найдут, пусть попробуют взять. Но эта мысль не принесла успокоения.
Он себя чувствовал беспомощным птенцом в гнезде, рядом с которым шныряет
голодная лисица. Хотелось выскочить и бежать без оглядки, все равно куда,
лишь бы не ждать...
Возле юрты послышались голоса. Кто-то быстро прошел мимо телеги.
- Тэмуджина ищете?- Это голос Сорган-Шира, он звучит с умильным
подобострастием.- Хорошо ищите негодника. Вот здесь посмотрите. И там. Кто
его знает, где ему взбредет в голову спрятаться. Говорят, парень больно уж
хитрый.
Голоса приблизились к телеге.
- Чья шерсть?
- Моя. А сам я верный слуга высокочтимого Таргутай-Кирилтуха. Значит,
и шерсть его.
- Развязывай веревки.
- Хорошо. Я сейчас. Узел затянулся... Фу, жарища какая! Кто может
усидеть в шерсти в такую жарищу? Сейчас хорошо сидеть в прохладной юрте и
пить кумыс.
- У тебя есть кумыс?
- И кумыс, и архи найдется. Вот проклятый узел. Разрезать веревку
жаль.
- Брось. В такую жару, и верно, никто не усидит в шерсти. Пошли в твою
юрту.
Тэмуджин понял, что и на этот раз вечное синее небо смилостивилось над
ним.
Ночью он выбрался из куреня. Рассвет застал его далеко в степи. Под ним
был добрый конь, в седельных сумах запас пищи и бурдюк с кумысом, в руках
тугой лук. Теперь его никто не возьмет. Три-четыре дня в пути - и он будет
дома.
Свежий ветер пригибал траву. На востоке полыхала кроваво-красная заря.
В степи стояла тишина, какая обычно бывает перед грозой или затяжным
ненастьем.
XIII
Булган поставила к постели чашку и вышла из юрты. Тайчу-Кури, стиснув
зубы, сдерживая стон, повернулся на бок, хлебнул глоток прохладного,
покалывающего в носу кумыса, снова лег на спину. Все тело было в синяках и
ссадинах, лицо опухло, глаза заплыли, в голове беспрестанно звенело, и
звон давил на виски.
На берегу его, кое-как связанного Тэмуджином, подобрали нукеры и
поволокли к Таргутай-Кирилтуху, Тайчу-Кури лежал мешком, словно был без
сознания, и покорно ждал решения своей участи.
Таргутай-Кирилтух осмотрел колодку.
- Один ее снять не мог. Кто помог?
- Кузнец Джарчиудай. Я так думаю,- сказал Аучу-багатур.
- Думаю,-ворчливо передразнил его Таргутай-Кирилтух.- Раньше надо было
думать. Пошли за кузнецом. А сам ищи Тэмуджина.- Пнул ногой Тайчу-Кури.-
Ты, вшивый харачу, как посмел упустить его?
Тайчу-Кури замычал, крепче зажмурил глаза.
- Тэмуджин, кажется, бил его. Видите, какой он...- посочувствовал
кто-то Тайчу-Кури.
- Притворяется,- сказал Аучу-багатур.- Они сговорились. Я это давно
понял.
- Мы сейчас узнаем, притворяется или нет.
В то же время резкий удар плети ожег спину Тайчу-Кури, из горла само по
себе вылетело:
- Ай!
Дернулся всем телом, рванул связанные руки. Нукеры, гости засмеялись. С
него сняли веревку, поставили на ноги. Увидев гневное лицо
Таргутай-Кирилтуха, он попятился, быстро заговорил:
- Он меня чуть не убил... Шишка на голове... Ой, больно...
- Дайте ему!- приказал Таргутай-Кирилтух.
Нукеры били его плетями, кулаками, пинали. Валяясь на земле и корчась
от боли, он орал изо всех сил. Понемногу тело перестало чувствовать, и
удары воспринимал как безвредные толчки. А потом и совсем ничего не
чувствовал.
Очнулся, когда на берегу уже никого не было. Садилось солнце. Сырой,
прохладный воздух тек от реки. Звенели комары. Пролетела стрекоза,
сверкнув прозрачными крыльями. Белая трясогузка села у погасшего огня,
покачивая длинным тонким хвостиком, побежала по земле, деловито цвикая.
Тайчу-Кури заплакал - от боли, от обиды, от радости, что остался жив, что
видит теплую синеву неба.
В сумерках за ним пришла мать. Опираясь на ее плечо, он еле дотащился
до юрты. Тело было словно чужое, уже позднее пришла боль. Но он не стонал,
не жаловался. Мать и без его стонов вся почернела от горя. Два раза
приходил Сорган-Шира. Он был испуган, от страха редкие волосы на лысеющей
голове стояли торчком, наклонялся к уху, шептал:
- Молчи. Никому ни слова не говори. Джарчиудая они тоже били. Но он
ничего не сказал. Он крепкий, как железо.
- Я тоже крепкий и буду молчать. Ты не бойся.
- Поправляйся. Пусть твоя мать приходит ко мне, я буду давать ей кумыс
и хурут.
- Спасибо. А что слышно о Тэмуджине?
- Ничего. Ушел. Его ищут. Будет умным - не найдут: степь велика.
Натерпелись мы из-за него. Но забудем об этом. Выздоравливай. Пей больше
кумыса.
Кумыс - напиток добрый. Тайчу-Кури снова потянулся к чашке, выпил ее
до дна. В открытую дверь юрты видна была степь. Под жарким солнцем увядала
трава, нагретый воздух морщила мелкая рябь, неумолчно скрипели кузнечики.
Он задремал. Сквозь дрему услышал в юрте шаги.
- Ты, мама?
- Нет! Это я.
У постели стояла Каймиш. В ее лице было удивление, испуг.
- Что они с тобой сделали?
- Толстый, да? Когда меня бьют, я всегда толстею. Ты была на празднике?
- Да, мы ходили все трое - дедушка, пес и я.
- И ты видела, как меня били?
- Нет, этого я не видела. Мы ушли домой сразу после состязаний.
- Зря. Надо было посмотреть. Знаешь, как это весело. Когда меня бьют,
мне всегда весело.
- Ты всегда такой болтливый?
- Нет, только с тобой.
- Тебе очень больно?- Она осторожно притронулась к огромному синяку
над правым глазом.
Он задержал ее руку, приложил ладонь к горячему лбу.
- Сейчас - совсем не больно.
К дверям юрты подошел пес. Тот самый, что рвал ему штаны, Посмотрел на
них, протяжно зевнул, лег на землю, положив на передние лапы голову.
- Ты зачем его привела? Штаны мои рвать?
- Да. Он уже давно не рвал. Соскучился.
- А ты?
- А я давно не чинила. Тоже соскучилась.
- Так давай чини. Штаны у меня всегда рваные.
- Нет, я чиню только дома. Сюда пришла по делу. Меня послал дедушка.
Он хочет, чтобы ты научился делать стрелы. Ты ему пришелся по сердцу. Он
говорит: ты хороший человек. А только хороший человек может перенять его
умение.
- А тебе я пришелся по сердцу?
- Ты красивый. Особенно сейчас.- Она засмеялась.
До чего же ей идет щербинка в верхнем ряду зубов! И почему она когда-то
показалась некрасивой? Такой девушки нет во всем курене!
Он попросил ее налить в чашки кумыса и был счастлив, что есть чем
угостить такую нежданную и такую желанную гостью. Девушка выпила кумыс, и
это обрадовало его еще больше.
- Так что я скажу дедушке?- спросила она.
- Я же тогда сказал: хочу научиться. Буду приходить к вам.
- Нет, не так. Дедушка хочет попросить тебя в помощники.
- Не отпустят. Злые они на меня.
- Скажи, Тайчу-Кури, ты хотел, чтобы Тэмуджин убежал отсюда?
- Хотел, Каймиш.
- И знал, что тебя за это изобьют?
- К этому я привык. У меня от побоев кожа стала толстой, как у быка.
Не веришь? Вот попробуй ущипни ладонь.
- Хитрый какой! Пословица есть: середину ладони и самые острые зубы не
укусят.
Так они болтали почти до самого вечера. Потом пришла мать, и девушка
сразу застеснялась, собралась идти домой. Тайчу-Кури хотел встать и
проводить ее хотя бы до порога юрты, но не смог.
После того как она ушла, Тайчу-Кури опечалился. Ну что за жизнь у него?
Не захочет Таргутай-Кирилтух или Аучу-багатур, и не быть ему человеком,
делающим стрелы. А если загонят в дальний айл, не видать ему Каймиш, как
тарбагану зимней степи. Тэмуджин даже с колодкой на шее был счастливее,
чем он. Тэмуджин рвался на волю, думал о побеге, а ему и бежать некуда, и
рваться не к чему: рвись не рвись - ты харачу, и над тобой всегда хозяин.
Отобьешься от одного - попадешь к другому, уйдешь от всех людей -
пропадешь. Отставшая от стада овца - добыча волка. Почему небо одним дает
все, другим - ничего? Ему не надо ни богатства, ни славы, ни почестей, ему
бы юрту, коня, несколько десятков овец и немного воли - больше ничего не
нужно. Нет, еще нужно, чтобы рядом была Каймиш. И дедушка ее чтобы тоже
был рядом. Вечером все сидели бы у огня, разговаривали и сушили гибкие
прямые прутья харганы. Разве это много? Вечное синее небо, духи, творящие
добро, помогите мне обрести желанное!
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
I
Во главе двух сотен воинов племени джаджират Джамуха приближался к
куреню хана кэрэитов. На нем был шлем из толстой бычьей кожи, обложенной
узкими железными полосками, начищенными до блеска; чешуйчатый куяк,
сплетенный из прочных ремней, туго обтягивал грудь и плечи; на голубом
шелковом поясе (подарок хана Тогорила) спереди висел нож с серебряной
чеканной рукояткой, сбоку - кривая сабля в зеленых ножнах, украшенных
медными кольцами; носки легких замшевых гутул упирались в бронзовые
фигурные стремена; к седлу был приторочен сайдак, расшитый цветными
нитками. Его воины были одеты много проще, однако оружие, правда без
всяких украшений, было у всех. Остро вспыхивали отточенные жала копий. Над
алгинчи - передовым - трепетал туг из белых конских хвостов.
Джамуха с гордостью оглядывался на воинов. Это его дружина, созданная,
вооруженная им самим. Когда-то, опасаясь за свою жизнь, он вынужден был
искать покровительства Тогорила. Хан принял его, помог занять место отца в
своем племени. Но эту дружину он создал сам, своим умом и трудом, и теперь
никто из соплеменников уже не, смеет оспаривать его власти.
Солнце поднялось от земли на три копья, когда они въехали в курень.
Огромная площадь перед ханским шатром была запружена всадниками в боевых
доспехах. <Опоздал>,- подумал Джамуха. Тогорил просил прибыть его в курень
не позднее вчерашнего дня... Но не беда. Хан собрал воинов не для
отражения врага, не для похода на чужие курени, а для торжественной
встречи посла государя найманов - полководца Коксу-Сабрака. Тогорил хочет
поразить ум посла многолюдием своего войска. Хан, видимо, надеется, что
найманы выдадут Эрхэ-Хара - его брата и соперника. Перед этим Тогорил
побывал в столице Алтан-хана китайского, обещанием платить дань и богатыми
подарками купил у сына неба согласие помогать в борьбе с любыми врагами.
Врагов у Тогорила хватает, но самый главный и опасный - хан найманский.
