музыкантами на асфальте... Из маленького, но знаменитого на весь мир бара
за углом вышел популярнейший артист, только что сыгравший главную роль в
фильме - сенсации года - "Любовник президента", огляделся по сторонам, как
бы поправляя платочек в нагрудном кармане, но, не встретив ни одного
узнающего взгляда, оскорблено прыгнул в открытую "оку спешиал спорт" и
унесся в сторону Бронных...
Мы поровнялись со знаменитым магазином электроники "Поповъ", когда на
мостовую ступил полицейский, поднял ладонью к нам руку в белой перчатке и
улыбнулся - мол, извините, ребята, не моя воля, я бы вас пропустил, но...
Гарик прижался к тротуару и выключил зажигание. Позади нас, сколько можно
было видеть, до самой Александровской и дальше уже стояла бесконечная
плотная лента машин, хлопали дверцы, люди выходили и, оживленно
переговариваясь продолжали путь пешком.
- Делают, что хотят, - сказал Гриша. - Вот это мое аидыше счастье,
если мне надо по делу, так у них народное гулянье...
Мы тоже вылезли из машины и двинулись к площади пешком.
- Офицер, что-нибудь случилось? - поинтересовался я, проходя мимо
полицейского.
- Случилось, приятель, конечно, случилось, - радостно откликнулся
двухметровый малый с детским лицом, поднося руку в белой перчатке к
лакированному козырьку. - Случилась хорошая погода, а в хорошую погоду мы
советуем людям пройтись... Хорошо смотритесь, ребята! Классный маскарад, и
машина, и вообще... Прямо со съемок? Или будете что-нибудь показывать на
площади?
- Будем показывать, - она улыбнулась так, что, сложившись пополам,
чтобы лучше видеть ее сияющее лицо, полицейский даже чуть отшатнулся, как
от вспышки. - Освободитесь, приходите посмотреть, хорошо? Я буду рада... -
она сделала паузу, за которую сердце бедного парня успело подпрыгнуть и
остановиться в его глазах, и закончила, - ...и мои друзья тоже.
Интересно, подумал я, почему она так легко заговаривает с первым
встречным, и так упорно молчит со мной, и просит меня не говорить, ей
кажется, что я говорю слишком много, пытаюсь все поместить в слова, и
потому все порчу, искажаю, она же молчит, закрывает глаза, только
прижимается тесно... Может быть, она меня и не любит, подумал я, но,
безусловно, относится по-другому, чем ко всем остальным, ко всему миру.
Она кокетничает со всем миром, подумал я, что ж, вероятно, она достаточно
болезненно пришла к этому способу выживания, единственно возможному для
такого слабого по сравнению с миром существа. Жизнь, подумал я, научила ее
ласково улыбаться, а не скалиться угрожающе, она побеждает, поддаваясь - и
острая, горькая ревность на секунду заполнила меня всего, пока
полицейский, согнувшись в три погибели, отдавал ей честь, заглядывал в
глаза и бормотал, что после дежурства, конечно, сударыня, я найду вас, это
не проблема для нас в полиции - найти кого-нибудь...
На Страстной народу было полно, но не тесно. Посередине площади
маршировал, непрерывно перестраиваясь, духовой оркестр, впереди, танцуя,
подбрасывая и ловя оперенные жезлы, шли девушки, тамбур-мажор взметал свой
гигантский, тяжелый, в эмблемах и колокольчиках тамбур, тамбур повисал в
воздухе, а фокусник ловил его, сделав пируэт. От центра на движущейся
платформе приближалась группа, застывшая в живой картине: они изображали
самый известный эпизод истории страны. Седой человек с грубым лицом сидел
за большим письменным столом и, свесив голову, спал, а вокруг стола стояли
трое, один из них что-то говорил в трубку стоявшего перед седым телефона,
другой, склонившись, подписывал какой-то документ, третий, обернувшись к
зрителям, просто стоял - выпятив грудь и скрестив на ней руки, высокомерно
вскинув голову. Все знали, что изображают артисты, тем не менее, на
откинутом борту платформы, выкрашенной в национальные цвета, была крупная
надпись: "Отстранение от власти. По картине академика Плясунова". Толпа
зааплодировала, группа медленно проплывала над нею.
- Атасно сделано, да? - парень обращался к нам, обнимая за плечи
девушку, оба восхищенно смотрели на артистов. Притиснутые к нам толпой,
они жаждали поделиться с ближайшими своим патриотическим чувством, своей
любовью, молодостью, радостью от хорошей погоды... - А у вас тоже
какой-нибудь прикол? Что будете показывать? Из "Банды Берии", я секу, нет?
Они все просто помешались на этом вполне посредственном триллере, на
этом старом жаргоне, подумал я, и неопределенно, но, конечно, с улыбкой
кивнул парню, отчего он уже окончательно расплылся, радостно и с
восхищением замотал головой, взлетела его длинная косица и зазвенели две
сережки в левом ухе. Девушка, чрезвычайно коротко стриженное и, видимо,
бессловесное создание, прижалась к его плечу, пытаясь подняться на цыпочки
и даже подпрыгнуть, чтобы лучше видеть удаляющуюся над толпой историческую
картину.
...Они правили страной втроем меньше года, и сумели добиться того,
что всегда и везде становилось началом процветания - они разрушили все до
конца. Кошмар, творившийся даже в самые последние дни перед их приходом,
когда седой человек уже не выходил из запоев больше, чем на неделю, когда
стреляли по всей стране, начал исчезать хлеб, этот кошмар показался покоем
и процветанием. На пустом месте, на руинах появились такие авантюристы, по
сравнению с которыми сам дьявол был младенцем. И началась новая история, и
через каких-то пятьдесят лет установились мир, богатство, порядок, и уже
казалось, что так было всегда. Осталась легенда о "Великом Отстранении от
Власти", уверенность, что возможна только такая жизнь, в которой ничего не
происходит, и что так живут все, кто хочет жить нормально, весь мир, а те,
кто живет иначе, сами выбрали свою судьбу и, значит, им не нужны мир, еда
и спокойствие. Впрочем, где живут такие люди, как они живут и что думают о
Республике России, самой богатой стране мира, никто особенно не
интересовался...
- А чего, брателла, пошли в "Быстрые пельмени"? - парень просто
лопался от доброжелательности, от радости жить. - Я ставлю, серьезно!
Пошли!..
Совершенно неожиданно инициативу решения взял Гарик.
- Спасибо, брат, за уважение, да? Только я ставлю. Слушай, я старше,
значит, надо уважать... По инструкции "Случайные спецзнакомства..." - но
тут Гришей был нанесен видимо достаточно ощутимый удар, потому что Гарик
замолчал, изумлено воззрился на старика и, абсолютно не заботясь о
связности, закончил - ...посидим, поговорим, как люди, - и пошел впереди,
легко раздвигая толпу, впрочем, охотно и старательно пропускавшую нас,
улыбавшуюся, подмигивающую. Если люди пробираются в такой тесноте, значит,
им нужно - в России уже давно извинялись перед толкнувшими и уступали
дорогу спешащему.
Над восемьдесят четвертым этажом Центра Управления Общественным
Мнением бежала горящая строка новостей. В Петербурге задержаны торговцы
наркотиками, они ввезли в страну несколько килограммов почти чистого
холестерина... Кинозвезда и сверх-модель бросила вызов обществу, заявив,
что безопасный секс отвратителен. Однако она признала, что никогда не
пробовала какого-нибудь другого... "Нижегородские тигры" разгромили
"Смоленских чудовищ" и теперь возглавляют таблицу национальной лиги
лапты... Концерт величайшей группы "Дети Контрацепции" в лучшем зале
города "Чайковский"... Наводнение в Канаде, голод в Чехии...
Стеклянный колпак над памятником, похожий на прозрачный карандаш, уже
был подсвечен, его грани сверкали, в них отражалась толпа, сам памятник
был почти не виден. Справа возвышался темный, гранитный, с маленькими
окнами, длинный шестиэтажный фасад основного конкурента ЦУОМа -
либеральных, радикально-консервативных, авангардно-реакционных
"Ведомостей", издающих десятки газет, бюллетеней и журналов, общий тираж
которых не поднимался выше тысячи-полутора. Напротив "Ведомостей" стоял
нетронутый очень старый дом, казавшийся крошечным среди небоскребов,
окружающих площадь. Но скульптура, установленная на его крыше, отчасти
уравновешивала картину. Это была каменная девушка, стоящая на ротонде -
когда-то ее предшественницу сняли, но восстанавливая старину строители
постарались, и новая девушка была впятеро больше старой.
А мы пробирались к четвертому углу площади, где горела, светилась
изнутри прозрачная призма "Быстрых пельменей", над которой поднималось
самое большое в городе конторское здание, получившее собственное имя в
честь легендарного мэра: он разрешил строительство за самую большую из
зафиксированных в истории взяток.
- Не знаю, не знаю, - сварливо бубнил Гриша за моей спиной, - если
человеку не нравится хорошо жить, так пусть себе живет плохо... А если мне
нравится, так оставьте пожилого человека у покое... Им надо знать правду,
им надо? Так пусть знают, я не против, я все исделаю, как велели, они
узнают эту паскудную правду. Но одно дело ее знать, а другое дело из-за
нее здесь все погромить и головы друг другу пооткручивать... Что, я не
прав, Миша?
- Вы правы, рэб Гриша, - сказал я, не оборачиваясь, - хотя я не все
понял. Но головы откручивать не надо, это точно.
10
- Этого не может быть, - девочка отодвинула от себя пакет с
фотографиями, поднесла к губам пластиковый стаканчик с "Квас-колой", но ее
передернуло, и она поставила стаканчик на поднос. Гриша убрал фотографии в
свой докторский баул. - Этого не может быть... У нас нет такой армии, мы
ни с кем не воюем, пацифизм уже сто лет назад стал нашей официальной
идеологией... Я учусь на историческом...
- Если идеология становится официальной, она становится ложью, -
вздохнул Гарик и не сослался на инструкцию, не закончил фразу вопросом,
будто и не он. Шрам на его лице побелел и выделялся сейчас особенно четко,
глаз с оттянутым веком смотрел грустно. - Я много раз видел эти
фотографии, но только сейчас понял, что они значат. "Этого не может быть",
но это есть, и вы уже не можете жить, как раньше, не можете забыть то, что
вы увидели, и жизнь идет под откос, не хочется танцевать на площади, не
хочется любить...
- Генук, Гарик, - сказал Гриша, - генук. Уже хватит пугать молодых
людей. Жизнь их еще напугает так, не дай Бог, что у них, извиняюсь, будут
мокрые штаны, и им будет неудобно смотреть один на другого, извиняюсь.
Чтоб они мне были так живы, разве это они исделали то, что на карточках?
Так почему они должны переживать? То есть, конечно, пусть себе переживают,
пусть страдают и огорчаются за людей, но почему, спрашивается, они должны
иметь неудобство за себя? Что они исделали плохое за свою маленькую жизнь?
Любили себе друг дружку, учились в своих институтах, танцевали, обжимались
потихоньку, тряслись и стеснялись полюбиться как следовает... Так я вас
спрашиваю, Гарик, в последний раз, зачем вы их учите быть виноватыми во
всем этом говне, извиняюсь?
Девочка плакала, парень обнял ее за плечи и смотрел в сторону,
повернувшись к нам прекрасным, молодым и твердым профилем, колечко в мочке
его уха едва заметно дрожало, и едва заметно же ползала по лопаткам
косица, и я понял, что он тоже плачет, только беззвучно и без слез.
Она заговорила тихо, замолчала, глянула на меня, я все понял, достал
из заднего кармана фляжку из зеленого стекла, обтянутую толстой кожей,
отвинтил серебряную крышку-стаканчик, налил, протянул ей... Глотнув, и
сморщившись, и переведя дух, она продолжала.
- ...Мы всегда спорим... всегда спорим с ним, - она положила руку на
грудь мне, обычным своим нежным жестом, и сердце мое остановилось,
