до отвращения поверхностными. Подлинное красноречие струилось
беззвучной песнью из сердца учителя в сердце ученика. При помощи
особой антенны безошибочного проникновения в сущность вещей я
почувствовал, что мой гуру знает Бога и приведет меня к Нему. Полнота
этой жизни исчезла в слабом просветлении воспоминаний о прошлой жизни.
Драматический момент! Прошлое, настоящее и будущее развертывали сцены
своих циклов, и я понял, что не впервые солнце светило на меня, когда
я склонялся к этим святым ногам!
Держа мою руку в своей, гуру повел меня к себе домой; его жилище
находилось в районе Рака Мехал. Атлетическая фигура учителя двигалась
спокойно и уверенно; высокий, прямой он был деятелен и силен, как
молодой человек, хотя в то время ему уже было около пятидесяти пяти
лет. Его большие темные глаза были прекрасны, ибо в них светилось
бездонная мудрость. Слегка вьющиеся волосы несколько смягчали
поразительную мощь лица. Казалось, в нем сила тонко смешана с
мягкостью.
Мы дошли до каменного дома с балконом, выходящим на Гангу. Он сказал с
любовью:
--Я дам тебе мои ашрамы и все, что я имею.
--Господин, я пришел к вам за мудростью для общения с Богом. Мне нужны
только эти сокровища.
Быстрые индийские сумерки сгустились подобно занавеси; учитель
заговорил опять. Глаза его излучали неизмеримую нежность:
--Я даю тебе мою любовь без всяких условий.
Драгоценные слова! Прошло еще четверть часа, прежде чем я вторично
услышал подтверждение его любви. Устам гуру был чужд энтузиазм, его
океаническому сердцу более соответствовало молчание.
--Дашь ли ты мне такую же безусловную любовь?
Он посмотрел на меня с детской доверчивостью.
--Я вечно буду любить вас, гурудева!
--Обычная любовь эгоистична; она коренится в темных областях желаний и
удовлетворений. Божественная любовь безусловна, безгранична,
неизменна. Все примеси навсегда исчезают из человеческого сердца,
когда его коснется преображающая сила чистой любви.--Он смиренно
добавил:--Если когда-нибудь ты увидишь, что я вышел из состояния
Богоосознания, обещай мне, пожалуйста, положить мою голову к себе на
колени, и помочь мне вновь обрести Вселенского Возлюбленного, Которому
мы оба поклоняемся.
Затем он встал и в сгустившейся темноте повел меня во внутренюю
комнату. Мы ели манго и сладкий миндаль; в разговоре он
сделал несколько ненавязчивых замечаний, свидетельствующих о том, что
он обладал знанием даже скрытых сторон моей природы. Меня охватил
благоговейный страх перед его огромной мудностью, столь необычно
смешанной с врожденным смирением.
--Не горюй о своем амулете. Он сослужил свою службу.
Подобно божественному зеркалу мой гуру, очевидно, улавливал отражение
всей моей жизни.
--Живая реальность вашего присутствия, учитель,--это--радость превыше
всяких символов.
--Сейчас пришло время перемен, особенно если принять во внимание то,
как несчастливо складывается твоя жизнь в ашраме.
Я ничего не говорил о своей жизни; все замечания ныне казались
излишними. По его естественной и спокойной манере выражения я понял,
что он не желал слышать никаких удивленных восклицаний по поводу его
ясновидения.
--Хорошо бы тебе вернуться в Калькутту. Почему в твоей любви к
человечеству родные должны стать исключением? Это предложение повергло
меня в уныние. Моя семья предсказывала, что я вернусть, хотя на многие
просбы о возвращении, посланные по почте, я не дал ответа. "Пусть
молодая птичка порезвится в небесах метафизики,--заметил Аманта.--Ее
крылья устанут в тягостной атмосфере, и мы еще увидим, как она
прилетит домой и мирно усядется в семейное гнездо". Это
обескураживающее сравнение было еще свежо в моей голове, я был полон
решимости не "пикировать" в Калькутту.
--Господин, я не вернусь домой. Но за вами я последую повсюду. Скажите
мне, пожалуйста, ваше имя и адрес.
--Свами Шри Юктешвар Гири. Мой главный ашрам находится в Серампуре на
Рай-Гхат лейн. Здесь я нахожусь в гостях у матери, и задержусь на
несколько дней.
Я восхитился замысловатой игре Бога со своими преданными. Серампур
расположен всего в двенадцати милях от Калькутты, но в тех местах гугу
никогда не попадался мне на глаза, и вот нам обоим пришлось для
встречи поехать в древний город Каши/Бенарес/, освященный памятью
шанкара /5/ и многих других йогинов, исполненных духом Христа.
--Ты вернешься ко мне через четыре недели.--Впервые голос Шри
Юшртешвара зазвучал сурово.--теперь, когда я рассказал тебе о своей
вечной привязанности и показал тебе мое счастье при встрече, ты
свободен отвергнуть мою просьбу. Но при следующей встрече ты должен
будешь вновь пробудить во мне интерес к тебе. Я уже не приму тебя так
легко в качестве ученика: тебе придется целиком подчиниться моему
строгому воспитанию.
Я упрямо молчал. Учитель быстро проник в глубину моих затруднений:
--Ты думаешь, что родные будут смеяться над тобой?
--Я не вернусь туда!
--Вернешься в течение тридцати дней.
--Никогда.
Противоречивое напряжение все возрастало, и я, почтительно склонившись
к его ногам, вышел из дома. Шагая в полуночной тьме к ашраму, я
удивлялся, почему чудесная встреча закончилась таким диссонансом.
Таковы весы майи, на которых любая радость уравновешивается горем! Мое
юное сердце еще не было достаточно мягким для преображающих пальцев
гуру.
На следующее утро я заметил возросшую враждебность в отношении ко мне
обитателей ашрама. Они отравляли дни моей жизни неизменной грубостью.
Прошло три недели; затем Дайананда уехал из ашрама на конференцию в
Бомбей, и на мою беззащитную голову обрушились все беды.
"Мукунда--паразит; он пользуется гостеприимством аршама, ничего не
предоставляя взамен". Случайно подслушанная фраза заставила меня
впервые пожалеть о том, что я подчинился требованию Дайананды и
отослал отцу назад деньги. С тяжелым сердцем я отыскал своего
единственного друга Джитендру:
--Я ухожу из ашрама. Пожалуйста, передай мои почтительные извинения
Дайананджи, когда он вернется.
--Я тоже уйду,--Джитендра говорил с решимостьтю.--Все мои попытки
медитировать здесь встречают такое же неодобрение, как и твои.
--Я встретил одного святого, подобного Христу. Давай навестим его в
Серампуре.
И вот "птичка" приготовилась "порхать" в опасной близости от
Калькутты.
Примечание к главе 10
/1/ "Санскрит" означает "отшлифованный", "полный". Санскрит--брат всех
индоевропейских языков. Его алфавит называется "деванагари"--буквально
"обитель богов". "Знающий мою грамматику знает Бога!"--так Панини,
величейший филолог древней Индии воздал хвалу математическому и
психологическому совершенству санскрита. Тот, кто проследит за этим
языком до его подлинных источников, должен, в самом деле, дойти до
всезнания.
/2/ Это был не тот Джитендра /Джотия Гхош/, который, как помнит
читатель, ужасно боялся тигров.
/3/ Тропа, предварительный путь к Богу.
/4/ Индийские писания учат, что семейные привязанности являются
обманом, если они препятствуют преданной душе искать Деятеля всех
благ. Тому же учил и Иисус: "Кто любит отца или мать более, нежели
Меня, не достоин Меня" /Ев. рх от Матфея. X.37/.
/5/ Легендарный "отец" свами ордена--величайший индийский философ
последних 2000 лет. С непобедимой логикой, в очаровательном грациозном
стиле Шаккара объяснял Веды в строго монистическом духе Адвайты
/недуализм/. Великий монист также писал стихи, полные благоговейной
любви. Его "Молитва Божественной Матери о прощении грехов" содержит
рефрем: "Хотя есть много сыновей, никогда не было плохих матерей".
стр. 93.
Глава 11. Два мальчика без гроша в Бриндаваде
--Если бы отец лишил тебя наследства, Мукунда, это было бы вполне
заслуженно! Какую нелепую жизнь ты ведешь!
Нотации старшего брата возмутили меня. Джитендра и я, только что с
поезда, покрытые пылью с головы до ног, как раз явились в дом Ананты.
Ананта недавно переехал из Калькутты в древний город Агру; там он
служил старшим бухгалтером в правительственном отделении общественных
работ.
--Ты хорошо знаешь, Ананта, что я стремлюсь получить наследство только
от Отца Небесного.
--Сначала деньги, а потом может прийти и Бог! Кто знает? Жизнь может
быть слишком долгой.
--Сначала Бог, а деньги--это лишь слуги Его. Кто же может сказать
заранее? Вдруг жизнь окажется черезчур короткой?
Мои слова были вызваны обстоятельствами данного разговора и не
содержали никаких предсказаний. Но, увы, жизнь Ананты действительно
пришла к концу очень скоро /1/.
--Эта мудрость, я полагаю, получена в святой обители? Но я вижу, что
ты покинул Бенарес.
В глазах Ананты светилось удовлетворение: он все еще надеялся, что мои
крылья в конце концов окажутся в родном гнезде.
--Мое пребывание в Бенаресе не было напрасным! Я нашел там все, к чему
стремилась моя душа! И можешь быть уверенным, это был не твой пандит с
его сыном!
Ананта вместе со мной рассмеялся при этом напоминании: ему пришлось
согласиться, что Бенаресский ясновидящий, которого он нашел, оказался
весьма недалеким человеком.
--Каковы же твои планы, мой бродячий братец!
--Джитендра уговорил меня поехать в Агру. Мы полюбуемся там Тадж
Махалом,--объяснил я.--Затем мы поедем к моему вновь найденному гуру;
его обитель находится в Серампуре.
Ананта радушно устроил нас со всеми удобствами. Но я заметил, что в
течение вечера он несколько раз устремлял на меня задумчивый взгляд.
"Знакомый взгляд!--подумал я.--Опять замышляется какая-то хитрость!"
Дело выяснилось уже на следующее утро, во время раннего завтрака.
--Итак, ты полагаешь, что вполне независим от отца и его
богатства,--возобновил Ананта с невинным видом прерванный вчера
разговор.
--Я сознаю свою зависимость от Бога.
--Дешевые слова! До сих пор твоя жизнь была лишена трудностей. Но
каким несчастьем была бы необходимость для тебя обращаться за пищей и
кровом к Незримой Руке! Тебе скоро пришлось бы просить милостыню на
улицах.
--Никогда! Я не стану верить в прохожих больше, чем в Бога! Он в
состоянии найти для того, кто Ему предан, тысячи источников
существования, кроме нищенской чаши!
--Опять громкие слова! Но представь себе, что я предложу подвергнуть
испытанию твою возвышенную философию и в этом реальном мире?
--Я согласен, Разве ты ограничиваешь Бога лишь областью размышлений?
--Хорошо, посмотрим. Сегодня у тебя будет возможность или опровергнуть
мои взгляды, или подтвердить их.
Ананта сделал драматическую паузу, затем сказал медленно и серьезно:
--Я желаю послать тебя и твоего товарища Джитендру сегодня утром в
соседний Бриндабан. Вы не должны брать с собою ни одной рупии, вы не
должны просить милостыни--ни денег, ни пищи--вы не должны никому
рассказывать об условиях вашей поездки. Вы не должны голодать в
Бриндабаде и не должны там оставаться. Если вы вернетесь сюда, ко мне
в бунгало, к двенадцати часам ночи, не будет более удивленного
человека во всей Агре.
--Принимаю твой вызов!--В моем голосе не было ни тени колебаний;
сердце мое было твердо, а в душе вспыхнули воспоминания о неожиданных
благодеяниях: об исцелении от холеры благодаря обращению к портрету
Лахири Махасайа, неожиданный подарок двух бумажный змеев на крыше дома
в Лахоре, решающее напутствие в Барейли, переданного садху через
ограду дома пандита в Бенаресе, видение Божественной Матери и Ее
полные величия слова любви, Ее быстрый ответ на мои мольбы, переданные
через учителя Махасайа, проявление незримого водительства, которое в
последнюю минуту воплотилось в дипломе высшей школы, наконец,
последнее благодеяние--живой учитель из облака мечтаний всей моей
жизни. Я не мог согласиться, что моя "философия" непригодна для
жестоких условий мирских испытаний.
--Твое охотное согласие говорит в твою пользу,--сказал Ананта.--Я
сейчас же провожу тебя на поезд.
Обратившись к Джитендру, который от удивления открыл рот, он прибавил:
--А ты должен будешь идти с ним вместе, как свидетель, и, весьма
вероятно, как вторая жертва.
Через полчаса мы с Джитендрой получили билеты в одну сторону до места
