кружным путем направился к дому Аслана, столь неосторожно привлекшего его к
делу своей женитьбы. Эта якобы маленькая прихоть любовного безумия оказалась
на самом деле его тончайшим тактическим ходом. Теперь дядя Сандро был готов.
Но что же его возлюбленная?
Милая, чистая, никогда не любившая девушка, естественно, приняла свою
симпатию и уважение к Аслану за любовь. Симпатия ее была вполне объяснима,
потому что Аслан был достаточно привлекателен, хотя и явно преувеличивал
влияние своих чар. А уважение к Аслану было вызвано тем, что он был
отпрыском высокородных родителей, тогда как его невеста была простой
крестьянкой.
Может быть, именно поэтому она не понимала, что по законам Маркса
теперь, после революции, она должна считаться высокородной, а он, наоборот,
должен считаться выброшенным на свалку истории.
Правда, трудно себе представить, что этот молодой человек породистой
внешности вылез из свалки истории, отряхнулся и, даже не оставив пятнышка на
своей белоснежной черкеске, стал ухаживать за миловидной крестьянской
девушкой.
Зато гораздо легче себе представить, что случилось бы с каким-нибудь
провинциальным теоретиком пролетарской философии, если бы он, встретившись с
Асланом, попытался бы ему втолковать, что его место на свалке истории.
Серебряный кинжал, висевший на его тонком поясе, было бы большой ошибкой в
этом случае считать чисто орнаментальным приложением к национальному
костюму.
Единственный шанс на жизнь наш бедный теоретик мог сохранить только за
счет необыкновенной трудности доведения до сознания молодого деревенского
феодала, что такое свалка истории. Для него, и тут мы с ним вполне согласны,
это было бы таким же бессмысленным понятием, как уборная бога.
Одним словом, невеста Аслана была еще дальше, чем он, от всех этих
премудростей и потому спокойно и весело ждала замужества со своим женихом.
Но тут нагрянул дядя Сандро. Когда она увидела дядю Сандро, до этого
неоднократно хвалимого ее родовитым женихом, в голове у девушки возникло то
состояние, которое Стендаль назвал бы благоприятным для кристаллизации
чувств.
Если верить биографам Стендаля, женщины его любили мало или, во всяком
случае, меньше, чем ему хотелось бы. Так или иначе этот изумительный француз
создал "Теорию любви". Он мечтал выиграть любимую женщину, как блестящую
шахматную партию. Задача фантастическая, но какова вера в силу разума!
Одним словом, любопытство, разожженное в голове невесты Аслана
рассказами жениха, вполне оправдалось. Дядя Сандро был в самом деле хорош
собой, весел, решителен. И что ж тут удивительного, что молодые люди
полюбили друг друга. За этот месяц они не только полюбили друг друга, но и
успели признаться друг другу в любви.
Простая девушка, не связанная никакими формальными узами со своим,
подчеркнем, тайным женихом, предложила честно признаться во всем Аслану. Но
дядя Сандро отверг этот простодушный план. Он не был рожден для простодушных
планов. Он был рожден для простодушного осуществления фантастических планов.
Дядя Сандро считал, что такое признание было бы смертельным
оскорблением законов дружбы и, что не менее важно, всего именитого рода
Аслана. Хотя родители Аслана восприняли бы на первых порах женитьбу своего
отпрыска на простой крестьянской девушке как малоприятное нарушение обычаев,
но возможность того, что простая крестьянская девушка отвергла их сына ради
Сандро, была бы для них непростительным оскорблением.
-- Нет, -- решительно сказал дядя Сандро своей возлюбленной, -- так
нельзя. Я не могу оскорбить своего друга, признавшись в нашей любви. Я
придумаю что-нибудь такое, чтобы он сам от тебя отказался. И, клянусь
молельным орехом села Чегем, я такое придумаю!
-- Тогда придумывай скорей, -- сказала милая девушка, -- а то потом
будет поздно.
-- Верь мне до конца! -- пылко воскликнул дядя Сандро, хотя, а может
быть именно потому, сам еще не был ни в чем уверен.
-- Я тебе верю, -- сказала возлюбленная дяди Сандро, радуясь его
пылкости и по этому поводу, разумеется непроизвольно, образуя на своих щеках
нежные (говорю в последний раз) ямочки.
И дядя Сандро стал думать, но, несмотря на его изощренный ум, на этот
раз ничего не придумывалось. Пойти по классическому пути, то есть оклеветать
девушку, он не мог. Во-первых, как нам кажется, из соображений порядочности,
а во-вторых, и это уже точно, ведь не мог же он жениться на девушке, которую
сам же оклеветал.
По ночам голова дяди Сандро пылала от множества комбинаций,
неисполнимость которых неизбежно обнаруживалась с первыми утренними лучами
солнца.
А между тем, как водится, Аслан, готовившийся жениться, ничего не
подозревал. И без того будучи уверенным в своей неотразимости, он считал,
что своей женитьбой осчастливит и возвысит простую крестьянскую девушку.
Подходил назначенный день умыкания, а дядя Сандро еще ничего не
придумал. Уже был извещен дальний родственник Аслана из соседнего села о
том, что в такой-то день, вернее ночь, он прискачет с украденной невестой в
его дом.
Накануне решительного дня был приглашен из села Анхара веселый
головорез Теймыр для выполнения черновой, но почетной работы умыкания. А
между тем дядя Сандро не нашел способа внушить Аслану мысль о добровольном
отречении от невесты.
И хотя дядя Сандро верил в свою звезду, как никто в мире, он все-таки
сильно волновался. В ночь накануне умыкания он настолько сильно волновался,
что это заметил даже Аслан.
-- Слушай, Сандро, -- сказал он ему, -- ты так волнуешься, как будто не
я женюсь, а ты.
-- Родителей твоих жалко, -- вздохнул дядя Сандро, -- для них это будет
такой удар... Тут большевики власть захватили, а тут еще сын женился на
крестьянке...
Они лежали в одной комнате в своих кроватях. Из соседней комнаты
доносился мирный храп головореза Теймыра.
-- Как-нибудь уладится, -- успокоил его Аслан, проявляя традиционную
беззаботность дворянства, благодаря которой отчасти они и упустили власть.
Через несколько минут дядя Сандро почувствовал по его дыханию, что
беззаботность Аслана отнюдь не была наигранной.
И вот на следующий день они стоят у подножья могучего каштана над
проселочной дорогой, от которой в этом месте ответвляется тропа, ведущая к
одному из выселков.
Все договорено. Три девушки из этого выселка, среди которых невеста
Аслана, после воскресных игрищ в центре села, будут возвращаться к себе
домой. И тогда веселый головорез Теймыр выскочит на тропу, подхватит одну из
них, и та, для приличия побарахтавшись в его объятиях, через несколько минут
окажется рядом со своим женихом, и они все умчатся туда, где их ждут.
С минуты на минуту девушки должны появиться на дороге, а дядя Сандро
все еще ничего не придумал. Стоит ли удивляться, что обычно решительное лицо
дяди Сандро на этот раз несло на себе печать неведомого ему гамлетизма.
И вот девушки появились! Две из них весело щебетали, делясь
воспоминаниями о воскресных игрищах, а невеста Аслана, она же возлюбленная
Сандро, с грустным лицом шла рядом с ними, не в силах перенести эту двойную
нагрузку. Когда ее нежный печальный профиль мелькнул на дороге -- внутри у
дяди Сандро все перевернулось.
-- Какая из них? -- шепнул веселый головорез Теймыр и облизнулся,
предвкушая свой сладостный труд.
-- Та, что с краю, поближе к нам, -- тихо ответил Аслан, и девушки
скрылись в зарослях бузины, куда нырнула тропка, ведущая к их выселку.
Хищно пригнувшись, Теймыр пошел через кусты азалий, чтобы неожиданно
выскочить на тропу впереди девушек. Через десять минут раздались
душераздирающие крики, и вдруг, как медведь, ломая кусты, Теймыр появился у
каштана с девушкой на плече, которая беспрерывно кричала и колотила его по
лицу свободной рукой. Аслан замер с приоткрытым ртом...
-- Не та! Не та! -- опомнившись, закричал Аслан.
-- Как не та?! -- заорал головорез, которого сейчас никак нельзя было
назвать веселым. Сбросив свою несмирившуюся полонянку и утирая рукой
окровавленную щеку, он добавил: -- Ты же сказал: та, что с краю, поближе к
нам?!
-- Не та! Не та! -- снова закричал Аслан. -- Видно, они переменились
местами!
-- Какого дьявола ты мне ничего не сказала! -- заорал Теймыр,
оборачиваясь к девушке. -- Да еще всю щеку мне расцарапала!
С горящими ненавистью глазами, растрепанная и ощерившаяся, девушка
стояла, воинственно озираясь, и дядя Сандро, несмотря на то, что был занят
головоломными расчетами и в то же время чувствовал себя в сильнейшем
цейтноте, выражаясь современным языком, однако, несмотря на все это, успел
заметить, что она хорошенькая, и даже вспомнил, что где-то видел ее, но не
мог вспомнить где.
-- А ты у меня спрашивал?! -- закричала девушка, подбоченившись и даже
придвигаясь к Теймыру. -- Мало тебе, изверг! Жалко, что я тебе глаза твои не
вырвала!
-- Ладно, уходи, -- сказал Аслан, -- а ты беги за моей! Только не бери
ту, что в красной кофточке, волочи другую!
Теймыр зашумел в кустах азалий и вдруг обернулся:
-- А если они кофточками обменялись?
-- Этого не может быть, -- закричал Аслан, -- она же с ума сходит по
мне!
Теймыр скрылся в кустах.
-- А ты чего стоишь? Иди! -- махнул рукой Аслан, показывая ошибочно
украденной девушке, что она свободна. Он был взволнован неудачным началом
умыкания и сейчас нервно оправлял полы своей черкески, одновременно
вглядываясь в ее белоснежную поверхность, словно стараясь понять, не
запятнала ли его черкеску эта неудача.
-- Я никуда не уйду! -- дерзко крикнула девушка, оглядывая Аслана и
дядю Сандро, словно оценивая их. И дядя Сандро опять мучительно вспоминал,
что где-то ее видел, но никак не мог вспомнить где. Главное -- она была
тогда во что-то другое одета. И почему-то это было важно, что она была во
что-то другое одета. Но во что?! Ах, вот во что -- ни во что!
Бинокль принца Ольденбургского, висевший у него на груди и при резком
движении толкнувшийся ему в грудь, напомнил об этом! И мы теперь убеждаемся,
что дядя Сандро не всегда опускал бинокль, когда в его кругозоре появлялась
не его возлюбленная. Во всяком случае, один раз не успел опустить.
-- Как не уйдешь? -- раздраженно, но и рассеянно переспросил Аслан,
потому что прислушивался к тому, что должно было произойти на тропе, а там,
по-видимому, ничего не происходило.
-- Так, не уйду! -- крикнула девушка, приводя в порядок свои волосы и
исподлобья бросая на Аслана горящие взгляды. -- Вы меня опозорили на глазах
у подруг, а теперь бросаете? Не выйдет!
-- Да кто тебя позорил?! -- заорал Аслан, все еще прислушиваясь к тропе
и удивляясь, что ничего не слышно. -- Ты же видишь -- ошибка!
-- Вы меня похитили, вы должны жениться, -- резко отвечала девушка, --
иначе мои братья перестреляют вас, как перепелок!
Она привела в порядок свои косы и теперь опять подбоченилась.
-- Оба, что ли? -- рассвирепел Аслан, потому что со стороны тропы все
еще ничего не было слышно.
-- Зачем же оба, -- с неслыханной дерзостью отвечала девушка, -- мне
хватит и одного!
-- Ты слышишь, что она говорит?! -- обратился Аслан к дяде Сандро и,
как бы с некоторым опозданием осознавая социальные изменения, произошедшие в
стране, добавил: -- Пораспустились!
С этими словами он оправил серебряный кинжал, висевший у него на поясе,
но, судя по всему, этот его воинственный жест не произвел на девушку
должного впечатления. Девушка то и дело переводила свой пылающий взгляд с
