этом городе, в этой стране нам враждебен, отними у того мощь, ослепи его
глаза. Да не будет крепок ногами, да не будет могуч руками, да не увидит
земли и неба тот, кто обижает наше сердце...
Ели молча. Спантамано, отведав понемногу всего, напал на свое любимое
блюдо - острую горячую похлебку с жирной бараниной, диким чесноком, черным
перцем и айвой. Вахшунватра равнодушно жевал сушеные абрикосы и задумчиво
глядел куда-то в угол. Ему не хотелось есть, и он только из приличия
присоединился к согдийцу. Его одолевал рой невеселых мыслей.
- Рассказывай! - проворчал жрец, когда Спантамано, запив еду кубком
темного кислого вина, прилег на правый бок и подоткнул под локоть подушку.
- Рассказ мой будет краток. - Потомок Сиавахша усмехнулся. - Персам
пришел конец!
- Ты этому рад?
- Рад? - повторил Спантамано. - Конечно, будь я проклят! Так свободно
дышу сейчас, как никогда за двадцать шесть лет жизни своей не дышал. Э, да
сегодня мне как раз двадцать шесть лет стукнуло! Забыл совсем, будь я
проклят... Ну ладно, это к делу не относится. Важно что? Спантамано
по-другому заживет теперь!
Он прищурил глаза, щелкнул пальцами и засмеялся. Вахшунварта молча
ожидал, что скажет дальше этот согдиец.
- Слушай, Вахшунварта, - продолжал отпрыск Сиавахша. - Спантамано не
любит говорить о себе. Он таков по своей природе. Но сегодня... или я
просто пьян и кубок вина развязал мне язык? Нет. События - вот что
отомкнуло замок на моих устах. Ты спросил меня: рад ли я падению Кодомана?
Да, безумно рад! Почему? Я скажу тебе, Вахшунварта. Слушай меня, отец. Ты
ведь знаешь, я - из царского рода потомков Сиавахша. Сиавахш похоронен в
городе Бахаре [Бахар - ныне Бухара], что стоит на Золотоносной реке
[Золотоносная река - Зарафшан]. Весной, в день Нового Года, жители Бахара
поднимаются на холм, где погребен Сиавахш, и при восходе солнца режут на
его могиле священных петухов. Сиавахш происходил от Михры, великого бога
Солнца. Вот почему у меня золотые волосы, - они напоминают о лучах
знойного светила. Вот почему у меня синие глаза, - они походят на цвет
неба, по которому шествует Михра. Из нашего рода вышел пророк Заратуштра,
которому поклоняются мидяне, персы, бактрийцы, согдийцы и жители Хорезма.
Да, я от великого корня! Отец моего деда обитал на холме посередине Бахара
- на холме, где погребен Сиавахш. Там же, в крепости, за толстой стеной,
жил и отец моего отца. Кто во всей Согдиане был более почитаем и богат,
чем цари из рода Сиавахша? Но вот явился Кир...
Лицо Спантамано потемнело. Вахшунварта, заметив злой огонек,
разгоравшийся в глазах молодого согдийца, пугливо отодвинулся.
- Царь персов Кир, - продолжал Спантамано, - покорил и унизил моего
прадеда. Дариавуш изгнал моего деда из Бахара. Наш род бежал на восток, в
Пенджикент. Ты слыхал о Пенджикенте? Он за Маракандой, в горах, на берегу
Зарафшана. Но и там, будь я проклят, нас не оставили в покое! Персы
добрались до нашего становища и отняли даже то, что у нас еще оставалось.
Почему? Да потому, что наш род священ, а Кшайарша, сын Дариавуша, - тот
самый Кшайарша, который объявил себя "саошиантом" - Спасителем
Человечества, не хотел, будь проклято его имя, чтобы на востоке
существовал род, более славный, чем корень Гахамана.
О судьба! Если когда-то все богатства Согдианы доставались нам, то
при персах они обратились в добычу чужеземных царей. Согдиану сделали
сатрапией Персидского государства. Знаешь, какую дань платили согдийцы
совместно с племенами хорезмийцев, парфян и харайва? По триста золотых
талантов [всего около 700 тысяч золотых рублей] каждый год! Из-за тяжелых
поборов род Сиавахша обнищал, как и все в Согдиане. Поверь мне, из каждых
десяти овец половину мы отдавали - кому? Персам. Из каждых десяти юношей
половину мы отдавали - куда? В персидское войско, и все они пропадали
вдалеке от своих лачуг, пропадали ради чужого благополучия! Из каждых
десяти женщин половину мы отдавали персам, они служили забавой их лопоухим
старикам и никогда уже не возвращались домой, тогда как наши мужчины не
могли жениться и умирали, не оставив на земле потомства... Наше семя стало
вырождаться. Из потомков Сиавахша остался всего один человек на свете, -
это я, Спантамано.
Все говорят: Спантамано безбожник и бродяга, для которого ничего не
свято. И так оно и есть, разве я отрицаю? Немало горя видел Спантамано,
немало всякой нужды перенес, чтобы корчить из себя человека, угодного царю
и богу. Персы на моих глазах - на моих глазах, будь я проклят! - убили за
неповиновение моего отца... Я, потомок Сиавахша, мерз, одетый в лохмотья,
в пустой хижине, а дети персидских старейшин дразнили меня блеском своих
нарядов. Я голодал, как волчонок, они же... разве они задумывались
когда-нибудь над тем, что будут есть завтра?
Я был красивым и веселым юношей. Но разве мне предназначались дочери
богатых старейшин? Нет, их отдавали персидским молокососам, у которых
пояса распирало от золота - золота, отнятого у нас! В двадцать лет я был
мудр, как старец, но стадо тупых иранских юнцов, людей жалкого, скудного
ума, из которого ничего не выжмешь, сколько ни бейся, - это стадо ослов
глядело на меня сверху вниз. Как же! Ведь они умели так красиво говорить,
хотя в речах не было никакого смысла, а я, хотя и видел их всех насквозь,
не мог связать два слова от смущения и унижения.
Что же из того, что я стал видным человеком в Согдиане? Я достиг
высокого места только благодаря собственной изворотливости. Да, я добился
многого, я сделался приближенным сатрапа Бесса, женился на его сестре. Но
разве это нужно потомку Сиавахша? Я хочу сам быть себе владыкой. Я хочу
сам есть хлеб, выращенный на моих полях. Я хочу сам есть мясо моих овец.
Я хочу сам править Согдианой, будь я проклят, а не доверять это
приятное дело какому-то Бессу! Всю жизнь я тайно ненавидел персов и желал
конца их владычеству. Но у меня не хватило бы сил с ними расправиться. Это
сделал за меня другой - великий человек, властелин западных стран Искендер
Зулькарнейн. Иго персов свергнуто. Ты спросил меня, Вахшунварта, рад ли я
поражению Дариавуша? Я визжу от счастья, ликую, проглоти меня дайв!
И Спантамано, сверкая ровными зубами, расхохотался прямо в лицо
бактрийцу. Вахшунварта, пораженный столь откровенной речью потомка
Сиавахша, подавленно молчал. На смуглых губах Спантамано блуждала странная
улыбка. И Вахшунварта подумал, что этот молодой согдиец не остановится ни
перед чем, чтобы добиться своего.
- Я... э-э... хорошо понимаю тебя, - сказал, наконец, Вахшунварта. -
Кто не рад краху Персидского царства? Тысячи тысяч людей от Египта до
Согдианы разогнули спину. Десятки народов мечтали о свободе, - мечта их
исполнилась. Но... - Вахшунварта вздохнул, - не променяли мы петуха на
ястреба, а?
- Ты о чем? - спросил Спантамано, блаженно улыбаясь.
- Я говорю об Искендере. Когда юнан воевал на западе, я заклинал
Охрамазду о победе Зулькарнейна. Когда юнаны сожгли Фарс, я принес
благодарственную молитву богу Михре. Но... Дариавуш убит, персы
разбежались, а Искендер все еще движется на восток. Он уже в Кабуре.
Одного нет - другой зачем? Может, он будет еще хуже? А не получится так:
если раньше из десяти твоих овец персы съедали только половину, то теперь
юнаны съедят всех, да и тебя самого а придачу? Ты не думал об этом, а?
Улыбка Спантамано погасла. Он опустил глаза и глухо ответил:
- Нет.
- Зря. Я боюсь Искендера. Он объявил: "Иду на восток, чтобы
освободить всю Азию от персов". Персов Зулькарнейн уже победил. Зачем же
он идет сюда?
- Победил, да не всех! - горячо возразил Спантамано. - Ты забыл про
Бесса? Он собирает войско, хочет выступить против юнана. Вот зачем идет к
нам Искендер. Истребит остатки персов и вернется обратно. Что тут
страшного?
- Не знаю, - пробормотал Вахшунварта. - Может быть и так. Но я... не
верю Зулькарнейну. Кто знает, что у него на уме? Ты заглядывал в его душу?
Нет. Я тоже. Подумай - стал бы он губить своих людей ради нас? Нет, не
станет он из-за тебя и меня своей головой рисковать. Говорят Искендер
лукав. Спаси Охрамазда от его рук.
- Ты от страха голову потерял, - криво усмехнулся Спантамано. -
Вспомни-ка: при Дариавуше Первом и персы два или три раза нападали на
Юнан, учиняли там неслыханный погром. Пока у персов сила, юнанам спокойно
не спать. Чтобы и завтра, и послезавтра, вечно был мир, юнаны хотят уже
сегодня с корнем вырвать раз и навсегда родословное древо Гахаманидов. Не
потому ли Искендер вот уже пять лет гонит их и громит, чтобы до конца
истребить их боевую силу? Пастух не спокоен за стадо, пока не уничтожит
волчью стаю до последнего щенка, у которого еще даже зубы не прорезались.
- Не знаю, - опять сказал Вахшунварта, с сомнением покачав головой. -
Может быть, ты и прав. Но я все-таки не верю Зулькарнейну. Я много думал,
думал целый месяц, да. И решился... решился, пока не поздно, бежать их
Бактры.
- Бежать? - Спантамано вскинул брови. - Куда?
- На север. В Согдиану. Ороба, правитель Наутаки, мой друг. Он примет
меня.
- А как же Бактриана? Как народ, который видит в тебе своего отца?
- Народ? - Вахшунварта усмехнулся. - Сейчас он видит своего отца в
Искендере. Зулькарнейна превозносят на всех перекрестках как освободителя.
Все ждут не дождутся, чтобы он скорей явился и выбил персов из Бактры. Что
мне народ? Пусть поступает, как ему хочется, Окажется прав - хорошо.
Ошибется - ему же будет плохо. Мне сейчас не до народа. Я хочу спасти себя
и своих родичей от юнанов, - все другое меня не касается. Я готов к
отъезду. Мы выступаем через три дня. Если хочешь, поедем со мной.
- А Бесс?
- Бесс? Плюнь на него. Пусть он хоть утопится.
- А если он с нами захочет?
- Пусть едет. Но кормить его я не буду.
- Та-а-ак... - Глаза Спантамано приняли сосредоточенное выражение. Он
забарабанил пальцами по медному подносу и стал негромко насвистывать
сквозь зубы. Потом резко встряхнул головой. - Хорошо! Уйдем на север, за
Окс [Окс - современная река Аму-Дарья].
В Бактре, по донесениям лазутчиков, остался двухтысячный отряд мидян
и персов, не примкнувших к Бессу и решивших защищаться. Отдохнув в
Драпсаке, македонец сделал внезапный налет на Бактру и взял ее после
недолгой осады. Жители города так ненавидели персов, что во время приступа
стали избивать их. Народ открыл ворота и встретил македонцев как
освободителей. Чтобы еще больше склонить местных жителей на свою сторону,
Александр приказал солдатам никого до времени не обижать.
Бактра показалась Александру унылой и запустелой. Персы довели город
до разорения. "Когда я наведу порядок на всей азиатской земле, - сказал
Александр себе, - открою здесь хорошую торговлю, и город оживет".
Солдатам было объявлено, что в Бактре они отдохнут, запасутся хлебом
и направятся в Согдиану, чтобы разгромить Бесса.
ЗАРА, ДОЧЬ ОРОБЫ
В золото Зевс обратился, когда захотел он с Данаи
Девичий пояс совлечь, в медный проникнув чертог.
Миф этот нам говорит, что и медные стены, и цепи -
Все подчиняет себе золота мощная власть.
Золото все расслабляет ремни, всякий ключ бесполезным
Делает; золото гнет женщин с надменным челом
Так же, как душу Данаи согнуло. Кто деньги приносит,
Вовсе тому не нужна помощь Киприды в любви.
Силенциарий, "Эпиграммы"
