отдать дочь за грека Дракила?
- Да! - твердо произнес польщенный Ороба. Для него Дракил являлся
важным человеком, другом Искендера. Породнится с высокопоставленным греком
- великое счастье. Он видел, кроме того - с Зарой творится неладное, лучше
отдать, пока берут, иначе потом станешь отдавать, да не возьмут.
- Обними же, Дракил, свою жену и поцелуй при всех, как полагается по
обычаям Востока! - приказал Александр.
Дракил, без ума от счастья (он стал зятем сатрапа!), обхватил Зару
толстыми руками и страстно поцеловал в теплый рот. Жирное "чмок"
разнеслось по всему залу.
Александр опять взмахнул жезлом. Музыканты ударили по литаврам.
Начался свадебный пир.
ВОСЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ
Покинем свет, - а миру хоть бы что!
Исчезнет след, - а миру хоть бы что!
Мы отошли, - а он и был и будет.
Нас больше нет, - а миру хоть бы что!
Омар Хайям, "Четверостишия"
Миновало восемьдесят лет. Немало воды утекло за это время из Вахша в
озеро Вурукарта, немало событий произошло на земле.
На другой же год после убийства Спантамано македонцы осадили скалу
Шаш-и-Михра, где скрывался жрец Вахшунварта. Не спасли осторожного
бактрийца ни глубокие снега, ни крутые утесы. В ночной темноте, помогая
себе железными кольями и льняными веревками, триста македонцев поднялись
по обледенелому склону на вершину скалы и одним ударом опрокинули отряд
Вахшунварты. Сам он сдался на милость победителей; его дочь, прекрасная
Рохшанек стала женой Александра. Затем по доброй воле сдал свое горное
гнездо Хориен. Так завершился поход на Согдиану.
Летом Александр отправился в Индию и спустя еще год разбил на реке
Гидасп царя Пора. Он мечтал дойти до Ганга, но уже немного македонцев
осталось к тому времени в живых, да и те были близки к полному отчаянию.
Копыта лошадей стерлись от бесконечных походов по горам и пустыням.
Затупилось оружие в многочисленных сражениях. Износились македонские и
греческие хитоны. Разодрались в труднопроходимых лесах добытые на Востоке
азиатские одежды. Семьдесят дней, не переставая, лил страшный тропический
дождь. Буря срывала и уносила шатры, опрокидывала на стоянки громадные
деревья. Людей трясла желтая лихорадка. Воины бряцали мечами и угрожали
царю. И Александр повернул обратно. Через десять лет после начала этого
небывалого похода македонцы вернулись к стенам Вавилона. Здесь, тридцати
трех лет от роду, Александр умер, так и не завоевав даже сотой части мира.
Захватить Азию оказалось не так легко, как разрубить мечом Гордиев узел.
После его смерти великое государство, которое он создал с таким
трудом, распалось, как башня от землетрясения. Отпали от македонцев
Бактрия и Согдиана. Дах Аршак, потомок тех дахов, которые помогали
Спантамано, изгнали завоевателей из Парфин. Прав был старый Танаоксар - на
смену одному пришли сотни тысяч Спантамано. И они-то и стали хозяевами
своей страны.
Постепенно, один за другим, уходили в мрачное царство Аида все те,
кто попирал землю Согдианы. Погибла в Пеллах, далеко от родины дочь
Вахшунварты, красавица Рохшанек. Умер Ороба, смещенный Фердиккой, ставшим
после Александра первым человеком государства. Исчезли, как дым,
Птолеймаос Лаг, Аминта, Кратер, Мелеагр и другие сподвижники Александра,
которые когда-то гонялись за Леопардом, или за которыми гонялся Леопард.
Лишь один человек из всех, кто видел живого спантамано, еще ходил по
земле. То была Зара. Недолго блаженствовал с ней Дракил: хотя она и
отличалась дивной красотой, на нее часто находило что-то непонятное, она
становилась злой и кровожадной. Дракил терпел, пока войско стояло в
Согдиане. Но когда македонцы выступили в поход на Индию, хитрый мегарец
продал жену рябому Лаэрту. Лаэрт, разбогатевший благодаря пронырливости,
вернулся домой, покинул Танагру и уехал в Сицилию, где обитали греческие
колонисты. Здесь в городе Катане, он открыл притон. При первой Пунической
войне карфагенян и римлян его убили наемники-самниты, возвращавшиеся со
службы из Сиракуз. Зара осталась одна. Постепенно она одряхлела,
состарилась.
Эту старуху знала вся Катана. Ей шел, кажется, девяносто восьмой год.
С тупым лицом, приплюснутым носом и тонкими губами, вытянув длинную
морщинистую шею, нищенка медленно и неуклюже, словно черепаха, ковыляла
возле домов и протяжным голосом просила кусок хлеба. Но ее колотили
палками и гнали отовсюду, ибо она была азиаткой. Дети швыряли ей в голову
огрызки овощей. Собаки хватали за бока и раздирали и без того ветхий
клетчатый плащ. Нищенка безропотно терпела удары и заискивающе улыбалась
беззубым ртом в ответ на проклятия - она хотела есть. Когда ей ничего не
давали, она рылась в кучах отбросов, добывала из них полусгнившие
капустные листья и поддерживала ими свою никому не нужную жизнь.
Совершенно позабыв родной язык, она в своих скитаниях по городу часто
произносила по-гречески стихи из Эврипида:
А под землей так страшно... О, безумен,
Кто смерти жаждет. Лучше жить в невзгодах,
Чем в самой яркой славе умереть.
Точно жалкий полураздавленный червяк, ползала Зара по каменистым
улицам чужого ей сицилийского города и молча переносила страдания. Но
иногда, при восточном ветре, с ней происходила странная перемена. Старуха
торопилась к гавани, садилась у бушующего моря и долго смотрела в сторону
солнечного восхода. Волны, словно тараны, то откатывались назад, то
яростно обрушивались на берег, и груды мокрых утесов тяжко вздрагивали и
гудели, словно крепости при осаде.
Над скалистым хаосом прибрежных гор стремглав пролетали обрывки туч.
И в шуме расходившегося моря слышался далекий, протяжный, долгий-долгий
крик:
- Зара-а-а-а!..
Глаза безумной старухи начинали сверкать. Она вскакивала на свои
кривые ноги, взмахивала клюкой и приступала к рассказу о гневном солнце
юга, о сыпучих песках, о священных плясках у кочевых костров, и голос
попрошайки напоминал тогда рычание леопардов, обитающих на ее далекой
родине. Она повествовала о небывалых походах, погонях и засадах. Она с
упоением произносила имена восточных царей. Она утверждала, что была женой
великого человека. Но кто бы поверил этой дряхлой, лишившейся разума
старухе?
