вечно кружащегося на месте (без времени) Духа, о - это оно самое!!! И все
лежит под рукой, двор, аптека, скамейка, девушка, всю жизнь одни и те же
люди, бабы, родня и друзья, все - одно и то же, кому же охота уезжать, а
если и уехать - ну что там иного? Встретишь же своих, тех же, как и обычно.
Нет планов на будущее, нет дел, нет незавершенности, выпадаешь ПРОСТО НА
ЗЕМЛЕ, как все. Как все. Это материя.
Это материя.
Я стою и смотрю, прикидываешь?!! СМОТРЮ. Все оно - там. Тут здесь.
Вот оно, я не отличаюсь, хотя обращают внимание. Мой взгляд. Он понимает и
притягивает, а потом - понимает. Понимает на ходу, притягивая. Это не сон.
А там - все точно такие же. Ходят так. У нас - одно резиновое общее тело,
тесто, обширная зона жизни. Я думаю, как они все. Я - это они здесь. Мое
тело, как и у них, как и у всех. Я, как и все - НА ЗЕМЛЕ, что бы я ни
делал, что бы там ни было. Это тело ЗЕМЛИ, общее и единственное. Моя схема
работает, потому что есть положение #2 - Я КАК ВСЕ. Все это там тут.
Мгновение растянулось навеки и он потерял себя, комнату и ЗЕМЛЮ, даже не
жалея, не имея сил отвлечься от пустынных хирургических тоннелей
нескончаемого внутреннего (общего) лабиринта. Извилин много, мозг один. Где
угодно, среди ходов серых пространств в снегу - может быть смерть. Там,
наверху, когда любит все и есть Отец с Матерью, происходит что угодно, все
равно что. А, где смерть, там будет ЗЕМЛЯ, они обе - одни. Едины, как повод
к положению #2 Универсальной Схемы "По-любому". Я принимаю все, когда
выхожу из "инициативной приемной" и, с трудом привыкая к себе новому,
прощаю весь мир, за происходящее с ним. Мир сводится к ЗЕМЛЕ и сводит землю
на ДА. Обратной дороги нет. Никогда сейчас. Любовь - это ложь, потому, что
она, видимо, есть на самом деле и по настоящему. Используй все, что под
рукой. Дополнительным примером: я и мое тело. Фоном: смерть и ее
завершение. Акцентом: искренность, как циничное супероружие и открытый
альтруизм, как щит. Пунктир взгляда проходит сквозь стены земли. Кислотный
мир пищащих неживых игрушек в вечном живучем потоке - бежит из раны кровь,
бежит, бежит... Анестезия гонит прочь последние живые сомнения. Мозг плоти
продолжает удивляться, весь на изменах: как можно? Это же не ведет к жизни!
Это невозможно! Что это такое?
...Мягкость мускатного ореха с добавлением драпа и - в
микроколичествах, алкоголя. Подгон под шаблон. Динамичная наблюдательность.
Комфортный поиск места встречи. Усилий нет, все отдыхает, но от ЗЕМЛИ не
отойти, не отдохнуть. Она - воздух. Вода-Зима-Лето. Пища и кровь. Эти
плотные миллиметры почти твердой материи, эти сломы в пространстве, когда
вместо номера дома, в который ты входишь, находится число всех ушедших
трамваев, начиная с цифры маршрута последнего. Мир жил до тебя. Собирается
и после. Но, что - мир? Когда есть ЗЕМЛЯ. Не она ли - вместилище тебя,
себя, и прочего, и иного? Тело было всегда. Ты дух или не-? Ты здесь или-?
Ты - что-? Собираешься после? Себя. Я пропустил себя вперед, пусть там и
темно до ярких вспышек слез на солнцеблеске жара...
...Кровь струится, катится, качаясь и разлетаясь, спадая на
земляной панцырь, играючи, не страшно, игрушкам НИКОГДА НЕ БУДЕТ БОЛЬНО,
они резиново живут, прутся, желтые, красно-синие, улыбаются и не делают из
своего пребывания в теле ничего. Никакого бытия. Это так далеко! У них нет
Духа и поэтому на Закон им наплевать. Они - индифферентная земля,
пластмассовые мономеры, голые, как глобусы циклогексила, как что-то внутри
природы, резинового любвеобильного сердца, которому все равно, НИКОГДА НЕ
БУДЕТ БОЛЬНО, ДОЛГО, ДАЛЕКО, СМЕРТНО. Не важно, как там на самом деле.
Самого дела здесь не хватит на одного. Там - изобилие ибиловых смыслов,
здесь - вес. Пластиковая эстетика рискованных оранжевых движений, в
вязанной красной рубахе с лицом, расстегнутым на все пуговицы, с глазами из
рукавов, с штанинами из тела. Пляска с сушняком, с мокрым горлом и
скользким сухим влагалищем, как ее лицо с ртом, где язык, над ним нос, и
глаза - далеко, далеко... тут клитор...
Где-то это не любовь. Где-то это не зло. Земля, двор, похороны,
жизнь, ничего не меняется и не исчезает, ЗЕМЛЯ. Узкий набор понятий, их
мало, они удовлетворят даже страждущего скептика. Вампиры на лживых
киностудиях выпрашивают едкую жидкость мести. Скорпионы страсти медленно
ползают вокруг груды еще не живых тел жизнежажды, шевелят лапками,
копошатся. Знаки воздуха и живой плазмы не проходят сквозь стеклянную
витрину (Южного сияния) - сквозь раздел на самцов и самок. Слово я Мыслю.
Выделяю Яд Жизни. Исторгаю священную речь. Святым потоком мочи орошаю
великих мира всего, сего и последующего. Сру на голову Тибета. Пью
английское пойло с вырождающимися аборигенами в заблеванной канаве. Ем плов
с жирным узбеком, разделавшем не котлеты двух человек. Чашечка с кровью...
Это малопонятно. Тяга изменчива. Меня могут не понимать. Я могу. Я
здесь. Точно такой же, как и все. Но - без их проблем, без их отдушин, без
их эмоций, с одним на всех ТЕЛОМ. Когда им не будет больно? Остановлю себя
на них. Меня нет. Пишет кто-то, читает кто-то, идет, ждет, мрет, вылазит,
мыслит кто-то, и кто-то - это я. Без отличий. Это - они. Без разницы - на
ЗЕМЛЕ, в ТЕЛЕ. Всем не больно, стадом в прорву, жопой на кол. Смотрят их
глаза. Есть себя. Нет меня. Это - не мое, не во мне, это со мной. Это -
все. Оно, как ТЕЛО, которое выше ЗЕМЛИ, но - внутри осознания. Дух
сотрясает меня. Я вне себя от себя до себя и во всем. Я действую через все.
В самом эпицентре безопасного мучения. Войду в крест своего ТЕЛА, оторвусь
от ЗЕМЛИ, осознаю насквозь в четыре части, выйду сюда же - снаружи, войду
туда же - внутри. Оставлю слова. Наделю ВСЕХ ВСЕМ. Во плоти исчезну.
Проявлюсь схемой #1 "Деля, преумножаю". Процвету в промозглой системе
всеобщих знаков. Начнусь во всем знаками ЗЕМЛИ и ТЕЛА, с большим секретом
внутри и где угодно еще.
Часть IV.
Попускалова нет
Другой город, другие стены. Поезд прибывает на вокзал, женский
мегаголос оповещает встречающих и я просыпаюсь в дернувшемся вагоне.
Пассажиры выходят, таща разноцветные сумки, прут единым потоком в тамбур,
свистит отходящий соседний состав и я спрыгиваю на влажный асфальт перрона.
Город просыхает, недавно здесь был дождь, но уже так солнечно. Лужи у
подземного перехода испаряются на глазах. Я еще в полусне, иду налегке к
станции метро и смотрю только себе под ноги. Охуительно приятное состояние
полудремы, я покачиваюсь в последнем вагоне метро, поднимаюсь на
экскалаторе, оказываюсь на цветочном базарчике и покупаю пачку сигарет.
Иду, счастливый и безумный. У меня здесь встреча со старым знакомым,
принявшим правила игры. Классный кент, последний раз я виделся с ним
полгода назад. Его зовут Архимед.
Я у него дома. Кроме нас никого нет. Радостно болтаем о всякой
херне. День проходит в один момент. А на следующее утро - Пасха. Это
воскресенье и мне по кайфу такие дни. В полдень наступает редкостная для
города тишина: нет ни ветра, ни гула, никаких левых звуков.
- Знаешь, - говорю я Архимеду. - Я себя так классно чувствую!
Эта Пасха мне просто вставляет сама по себе, без всего остального.
Воскресенье христово, я чувствую, настоящий праздник, меня даже прет, и
прет как-то по-светлому.
- Погода сегодня, - Архимед смотрит за окно. - Просто ништяк.
- Как бы там ни было, - я смотрю ему в лицо ясным, открытым
взглядом и он спокойно принимает его. - Что бы в этот день ни вытворяли
люди, как бы ни гнали беса, а все равно - хоп! - к сроку своему Христос
воскрес.
- Да, Иисус знает свое дело, - кивает Архимед. - Все как надо.
Вообще, я иногда думаю, раз бог возрождается, умерев, то и новый
год гораздо правильнее праздновать на Пасху.
- Наверное, - я вижу, как спокойно и светло Архимеду и это добрый
знак. - Как бы там ни было, а наш эксперимент не откладывается.
- Конечно, - отвечает мне Архимед. - Мне охота попутешествовать.
- Ништяк, - я ложу на стол маленькую пластиковую пудренницу.
Архимед откупоривает крышку и изучает кристаллы внутри.
- Кислота, - говорю я с гордостью. - Чистая.
Архимед поднимает бровь, опускает уголки рта и уважительно кивает.
С Архимедом легко и хорошо - он прост в общении, открыт, доверчив, умен и
не амбициозен. Есть такой тип людей, я их люблю и всегда бережен и
обходителен с ними.
- Помнишь? - я смотрю Архимеду прямо в его темные глаза и делю
кислоту на две равные части. - Мы пойдем вспять, дальше самих себя, и
дойдем до того момента, до которого нас с тобой хватит, но главное - все
время вместе. Двигаемся вместе... Растворяй. Сегодня, я чувствую,
подходящий день... Ага, давай. Прокрутим назад все время, которое только
было. Там может быть.. ну, как? Нормальная? Там может быть такой момент,
вроде запарки небгольшой, или барьера, пробки своеобразной, когда память
наша, генетическая... м-м-м... глубинная... встречается с проблемой, а
проблема в том, что время как бы кончается. То есть, может быть момент,
когда времени не будет и это - проблема для памяти. Время-то начали
осознавать и отсчитывать с какого-то этапа. Мы пролезем через этот этап.
Будь уверен и ничего не стремайся, сильно ничему не удивляйся. Считай, что
поехали, дружище... как тебе, класс?.. считай, что любые измены - это
остановка, а нам с тобой... останавливаться не надо, чем выше скорость, тем
лучше, и мы с тобой поедем, мы помчимся на оленях утром ранним и нечаянно
ворвемся прямо, куда нужно, как по маслу, как по рельсам помчимся - ух!
Давай-давай-давай, погнали, братуха, круто взяли со старта,
поехали-понеслись во всю вилу, как ветер, считай, что мы - это
суперскоростной вселенский ветер, быстрее света, скорее всяких символов,
эпитетов, идей, проблем и остальных дел, полетели!!! Давай руки, Архимед!!!
Ты видишь? Видишь?!! Ништяк, погнали назад, сквозь все, изо всех сил!!!
Вперед, назад!!! Полетели насквозь, все время, держись! Я вижу: мелькают
лица знакомых, мужчин, женщин, детей, стариков, родителей, незнакомые...
лица, как трава, наклоняются под сильным ветром нашего мозгового штурма,
поднимаются уже с другими обличиями, как трава перед дождем на ветру -
вниз-вверх, вниз-вверх. Еще быстрее, столетия за пару секунд! Видишь, это
единая цепь рода, лица только подергиваются по краям, а в целом
стабилизировались и смотрятся, как несколько вариантов одного лица, это
предки, видишь?
- По сути, это мы! - Архимед держит мои руки на столе и мы не
смотрим никуда. - Одно и то же лицо сквозь время.
- Так и есть, едем дальше, давай, тяни меня дальше, поехали!
Пейзажи мелькают, города теряют рост, съеживаются, сокращаются по площади,
мелькают зимы, весны, засухи, дожди, ладшафт кое-где дрожит, непрочно
искажает контуры, смотри - все слегка темнеет! Это нормально, лица
затухают, проходят уже нечеткими световыми пятнами сквозь толщу воды, как в
глубине океана, или это дождь, похожие на гаснущие далекие лампы, но мы с
тобой - ветер, Архимед! Ветер! Слышишь меня? - Слышу. Жаль, что я не
приметил своего тезку в античной фазе.
- Класс! Ничего, не жалей, смотри-ка - в воде образуется что-то
вроде туннеля, вихревая воронка, это мы ее производим, так, давай ка вместе
дальше, дальше, еще глубже, сука, мы победим холода и болезни!!! Вперед!
Погнали! Ура-а-а!!!
- А-а-а-а! Ур-р-а-а-а-а!!! ВСе цветное! Я вижу простую геометрию.
Сладко на вкус.
- Погнали, Архимед, вперед, эти цветные куски, вставки, я тоже
вижу эти фигуры, как из сахара, круги, ромбы, треугольники, смотри-ка, они
плоские! Вот что-то с солнцем творится, что-0то не то, его как бы нет,
только свет остался, но этого хватит, вся фауна забилась, запульсировала,
как единое тело, с кучей выступов-отличий, но единой сердцевиной, теплые
алые толчки живого сердца, смена растительных жизней, целые эпохи - это
