Евгений Иz
Рассказы
АБСОЛЮТНАЯ ЛЮБОВЬ
ОСТАТКИ
ОтСчет Детства
PREPOSSESSING RENUNCIATION
ЩЕДРОЕ СЕРДЦЕ
ШИзлоГОС (экстрасоло)
ШВЕД
СТОН
СТУПОР
НЕКОТОРЫЕ ВИДЫ РАЗМНОЖАЮТСЯ ПИЗДЕЖОМ
Ггородд
ХРАМ
ЛЮБВИ БЕСТСЕЛЛЕР
КРАТЧАЙШЕЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ БОГА
Е в г е н и й И z
АБСОЛЮТНАЯ ЛЮБОВЬ
--------------------------------------
Может быть, кто-то из уборщиц? Дело в том, что это был лифт. Кто
упустил ее? Еще не рассвело, когда Красный Квадрат унесли трое: Лас-Горс,
коричневый Ассоциант и Роща из дубов. Один из них звался Энью. Что это?
Проблемы всего земного шара. Усадив кота на стул, мы сошли с ума. Что это,
Энью, что? Музыка нет. Из за его проницательности огонь. Те, что ушли от
нас, их больше нет, они убили его, вот и все. Терен. Шутка в бешенстве. Я
буду в пятницу. Нет в мире героина. Плащ-палатка, мокрая, мокрая и сухая. А
его Ассоциации стали другими. Мне печально, что это факт. Более-менее
никак. За эти недели я полюбил себя. Последствия не нужны. Голый арест
пятерых. Они думали, что их зовут: А, В, С, Д, Е, Ж. Это не так. Светло
горячо. Их накоптили и пустили вход. А был З, С был Е, Ж был с В, Д был
вместо З, но походил на А. Е не мог рекламировать Рощу т.к. имел на то
причину (он боялся смахивать на С, который не был никем). Удивительное
свойство нежности - не иметь контактов по поводу витамина. Стрельбище
кротиков?
- Представляешь, я сел на стул, а там - терен! Полное блюдо терен!
Представляешь?
И блядь. Вот оно, злосчастное и святое, о коем лишь при его
проявлении было бы акт сказать:
Достаевский соединяет в себе самого терпимого и самого нетерпимого
гения, - и творца, и судью над творчеством других гениальных писателей
мира, в первую очередь, разумеется, русских. Он судит о каждом гениальном
писателе с той точки зрения, насколько тот соответствует или не
соответствует его, Достоевского, духовно-эстетической установке, - потому в
какой-то мере принимает его, а в какой-то не принимает. Говоря другими
словами: 1, 2, 3, 4, 5, 6
Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезет с облучка.
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел! Еб твою мать!!!
Несомненно, Граф Воронцов, Человек Неглупый, Сумеет Обвинить меня
в Глазах Света: победа весьма лестная, ибо
Отступник света, друг природы, (ХА)
Покинул он родной предел (АХ)
И в край далекий полетел (ОР)
Горечь черкесских беженцев на краю востока, увы...
С веселым призраком свободы (РОХАТ)
Безответное чувство отнюдь не для себя, не для себя, говорю я,
несомненно, отнюдь, это не то. Оне далече?! Всю свою жизнь они увы. Нет
утешений, одни окрумки в пепельнице дня. Ты богородица моя! Заманив их
слогом, затравив их ложной маской бесприютного счастья, в конце концов,
поправ их законы собственным горьким воздаянием, как Граф, как полотенце
кесаря, как Макс Горький или вообще - что-либо этого роду-племени. Наветы и
ложь. Кич и пошлятина. А ты, мой брат и друг, дохера на себя берешь,
понятно?
Низко и ниже уровня предполагали сдохнуть. И я повелся на эти
голые понты. Обчистили как машину. Как стакан, как баян. Орла орлы, от
века, пристноувековеченные в бозе. У ихних мудрецов "ум ищет божества, ан
сердце - не находит". Шаги. Утюги на животах комаринских домохозяек. Прости
меня и извини.
Мне навязали этот кашмар действительности, культуры, общества и
общения. Я приинял правила чужой игры, но позволяю себе слишком многое: от
бунта до издевки, от презрения до раздумий, от наблюдения до любви. Не так
уж мало для того, кто счищает себя слой за слоем. и не за одним из слоев не
обнаруживается меня, хотя бы как Вещи-В-Себе. Жонглирую их догмами и
попадаю в их оборот. Легко ли сделать из Человека - "чистую прибыль"? Когда
мне становится не по себе от этих мыслей, от этой липкой жизни, я ухожу,
любя, искать нового себя, забытого где-то, может быть, в старье, гниющем
под октябрьским дождем. Я уже не живу, я открыл глаза - неизвестно кому, -
но открыл. Здравствуйте, я Кельт.
13/14.09.96.
Е в г е н и й И z
ОСТАТКИ
Рассказ впервые опубликован в АКМ #11
Ес Уиса, 39 лет. Убежденный морфинист, перенесший пять серьезных
нервных потрясений, в последние годы существующий за счет торговли
колесами, обладатель испорченной печени. Умер от чумы.
Джезсу Илстирон. Происхождение неизвестно, последнее место жительства
перед смертью также неизвестно. Имел крупное состояние, что позволяло ему
постоянно переезжать из страны в страну. Когда в стране начинался
экономический кризис, он перебирался в государство с более стабильной
экономикой. Одна из статей его дохода - торговля живописью и предметами
искусства. Собственник пяти галерей современного искусства. Умер от чумы.
Асалия Блонк, 47 лет. Участница Сопротивления, заведующая отделом
информации в крупном издательстве. Активная феминистка и организатор
международного движения за права детей. Скончалась в психиатрической
клинике во время эпидемии чумы.
Виктор С., 6 лет. Умер от чумы. Сеарис О'Хейнаг, 19 лет. Четыре года
находился в исправительной колонии, затем поступил на должность водителя в
частной фирме. Имеет внебрачного ребенка двух лет. Периодически торговал
марихуаной и психостимуляторами. За два дня до смерти убил своего отца.
Умер от чумы.
С. Валеншейц, 27 лет. Студентка. Увлекалась парашютным спортом.
Перенесла ампутацию обеих ног и правого предплечья. Скончалась от чумы.
Теофил Тайо, 35 лет. Профессор, практикующий психиатр. Сделал ряд
открытий в области деменционных психозов. Возглавлял собственную клинику.
Умер от чумы.
Исаак Шермер. Умер от чумы. Подозрение на раннюю стадию рака мозга.
Игорь Селиватов, 50 лет. Работник "Зеленстроя". Вывел в домашних
условиях новый сорт чайной розы. Умер на даче во время чумы.
Элса Горохов, 33 года. Охотник, резчик по кости, дереву, камню.
Участвовал в шести выставках. Награжден почетными дипломами. Умер от чумы.
Нелли Аксанова, 30 лет. Педагог, автор методических пособий по работе
с трудными подростками. Три раза была замужем, разведена. Лечилась от
бесплодия. Умерла от чумы.
К. Назаров, 38 лет. Два раза болел гонореей в тяжелой форме. После
автомобильной катастрофы был прикован к постели. Умер от чумы.
Сергей Божков, 1 год 4 месяца 20 дней. Родился с дефектом мочки левого
уха. Умер от чумы.
Николас Саймон, 45 лет. Врач-эпидемиолог, автор докторской диссертации
по бактериологии. Умер от чумы.
Ли Неон, 77 лет. Выдающийся писатель, литературовед, критик, эссеист,
удостоен многих международных премий, автор пяти поэтических сборников,
семнадцати переводов английской классической поэзии. В последние годы писал
пьесы, сценарии, опубликовал роман "Описания бессмысленности". Умер от
чумы.
Клаус Зайне, 40 лет. Профессиональный убийца. Осужден на пожизненное
заключение. Умер в тюрьме от чумы.
Тамара Хаилова, 21 год. Подающая надежды теннисистка. Первая ракетка
школы, колледжа. Умерла во время чумы.
С.Т. Георгиан, 60 лет. Священник. Активно выступал по радио. Умер от
чумы.
Пин Оллойенер, 23 года. Без определенных занятий. Играл с уличными
музыкантами. Участвовал в акциях "Гринпис". Анархист, вегетарианец,
агностик скептического склада. Умер от чумы.
Свен Сато, 28 лет. Музыковед, журналист. Повесился во время эпидемии
чумы.
Лула Сато, 2 года. Умерла от чумы, едва научившись ходить.
Сомеи Кендзо, 12 лет. Начинающий художник. Умер от чумы.
Мона Феллели, 26 лет. Танцовщица. Имела приступы эпилепсии. Умерла от
чумы в салоне самолета.
Т. Еухениос, 22 года. Мыслитель. Умер от чумы.
Дино Ларио де Сагада, 37 лет. Исполнитель в церковном хоре. Глубоко
верующий, доброжелательный, ненавязчивый. Умер от чумы.
Т. Еухениос, 53 года. Шаман, последний в роду. Потерял глаз и левую
руку во время драки. Умер от чумы.
1996 г.
Е в г е н и й И z
ОтСчет Детства
1.
Память вспоминает меня. Я еду с огромной больной десной в
старинном округлом троллейбусе. 53-й маршрут, я еду с каменным лицом и
остановившимися глазами, и думаю почему-то о тридцати пяти буддах, держащих
весь этот мир в своих милостивых руках. Анестезия не устранила шок боли,
просто этот шок растянулся бархатным тоннелем от одной конечной остановки
до другой, а в это время за скругленными прямоугольниками окон проезжает
сухая асфальтированная зима, январское солнце, по-летнему впечатанное
тысячами ног в лед тротуаров.
Первое, что я помню, так это то, что я практически не помню
ничего, кроме трех комнат, впоследствии оказавшихся объединенными под
кодовым названием "квартира щ16", но это уже позже, гораздо позже.
Я лечу свою десну солью и теперь эта соль выходит из меня в виде
странных слез и ничем не сдерживаемых беззвучных рыданий, иногда даже
радостных и счастливых. Я еду и не удивляюсь ничему. Еду 25 лет жизни, все
время к одной светлой точкеї
Дом был большим, несмотря на то, что он назывался квартирой, что
вокруг было советское время и что времени не было вообще, а было только
большое пространство Дома.
Дома был я. Какие-то стены освещало тогдашнее солнце, может быть,
сейчас за горизонт садится оно же. Солнце было в окне четвертого этажа и
наверняка как-нибудь попадало на зеркальное трюмо у стены.
Интересное замечание: троллейбус едет строго с востока на запад,
как бы догоняя солнце, по сквозной улице, отверзнутой всем продольным
ветрам этого шарообразного мира. Когда я вышел на эту улицу и увидел
троллейбус, до остановки и ему и мне оставался одинаковый отрезок пути.
Загорелся зеленый сигнал светофора, троллейбус тронулся, я побежал. Мы
двигались к остановке синхронно и параллельно, только он плавно ехал, а я
плавно бежал у его борта. И мне и водителю в глаза с запада сияло одинаково
золотистое, почти летнее январское солнце, и получалось, что рогатый
железный цилиндр и я двигались рядом по направлению к залитой светом
остановке на залитой светом улице, уходящей просто куда-то в солнце.
К стенам дома я привык где-то раза с третьего. Потом уже появились
предметы. Через бесконечно долгий срок я смог разделять мир Дома на игрушки
и остальные вещи. Вещи, так или иначе, какими-то своими задними краями
срастались с пространством и снова становились Домом, уже заполненным все
выше, все шире и все дальше. До самого окна. Поначалу окно было одно.
Только посредством этой штуки я мог отыскивать солнце. Когда солнце было
найдено, вокруг него незаметно появлялось небо. Постепенно выяснилось, что
окно способно множиться и переноситься в разные стороны света. Позднее я
уже твердо уяснил, что в любой комнате первым делом мой глаз ищет и
устанавливает окно. В "квартире" оказалось около четырех окон, выходящих
либо на восход, либо на закат. Для детского взгляда утро и вечер были
всегда более впечатляющими картинками, чем сам день. День был связан со
светом вообще, и днем границ или горизонтов не существовало, они появлялись
или с утра, или ближе к вечеру.
Когда я разобрался со светом и окнами, я стал ощущать пространство
Дома вокруг себя более комфортно, может быть оттого, что почувствовал уют
внутри себя после того, как сумел сориентировать свой первый компас по
окнам, стенам и коридорам между комнатами.
Еще были двери. Иногда гардины или шторы заменяли понятие дверей,
но, так или иначе, пространство Дома оказалось более сложным, чем просто
параллелепипед. Двери всегда что-то хранили, даже, если бывали незаперты. Я
очень хорошо помню эти удивительно длинные шторы, уходящие ввысь, к
неизменно белому потолку. К белизне потолка я привык еще быстрее, чем к
присутствию окон и дверей. Потолок - вот то общее, что всегда и повсеместно
объединяло все комнаты в один Дом. Полы - другое дело. Я исследовал каждый
зеленый сантиметр холодного линолеума, каждый переход горизонтальной
плоскости в вертикальную, каждый угол и поворот. Надо всеми этими
исследованиями, так или иначе, нависала одинаково белая штукатурка потолка.
Когда закон перспективы стал настолько близок к телу, что я
попросту мысленно формировал себя в нем, тогда появились вопросы о том, что
за стенами Дома. Вернее, это были даже не вопросы, а всего лишь желание
утолить свою уверенность в нескончаемости Дома.
Получилось так, что сам Дом оказался как бы подвешенным между
землей и небом. За последней дверью прихожей (кстати, во всех прихожих как
нарочно не было ни единого намека на окно) находилось пространство лестницы
подъезда. Вниз оказалось еще четыре таких же этажа, впрочем, не совсем
таких же. Отличия бросались в глаза сразу же, при первой встрече - чаще
всего в форме общего впечатления. Разный цвет, запах, иная температура,
другой настрой и снова - новые и новые приглашения вниз. До сих пор мне
часто снится во сне мой подъезд в таком странном осадно-бомбежном проекте,
что зайти по лестнице на четвертый этаж физически невозможно, хотя наличие
там Дома несомненно.
Подъезд привил первые мысли о том, что может существовать
полу-Дом, цементное, хоть и родное, но неуютное пространство, где меньше
света и оттого - меньше прав на изучение стен и пола, а значит - меньше
прав на жизнь. Темнота ущемляет очень многих детей видимо потому, что они
еще содержат в себе слишком много чистого нездешнего света.
В сознании Дом застыл длинной четырехэтажной структурой, где на ее
угловом повороте, на верхнем этаже есть еще более свой Дом, в котором, в
свою очередь можно найти еще более личные и свои места, где можно удобно и
безопасно расположиться и исследовать свое внутреннее пространство, с его
окнами и солнцами в них.
Пока я справляюсь со своей болью в грохочущем троллейбусе, память
подбрасывает воспоминания о выходе.
Выйдя из Дома, я оказывался либо во дворе, либо на улице, либо в
городе, либо вообще в самых непредсказуемых местах - все зависело от цели
выхода. Изучив наружное пространство из окна и с балкона, я выяснил
приблизительные его границы, насколько хватало взгляда. Оставалось
убедиться в неизменности мира за окном. Для этих целей и существовала
возможность выйти из Дома. Хотя, как только я осуществлял выход, во-первых
- мир оказывался не таким уж неизменным, а во-вторых - предполагал
дальнейшее расширение, как это уже было с подъездом. Кроме меня на
действительность внедомашнего мира претендовало еще какое-то количество
людей (их я и видел вокруг Дома), поэтому двор, улица, город и другие места
сразу пришлось отнести к разряду не-Дома. Этот вывод возник не
категорически, но по какой-то спокойной всеобщей договоренности, как это
бывает с законами типа "низ - это то, что под ногами".
Открытое летнее небо впечатляло не меньше, чем деревья. Сами
деревья поначалу выступали не как растения или объекты, а как весомая
зеленая масса, заполняющая собой все более-менее свободные участки
пространства. Места, где деревьев не было, были полями, и потому как-то
естественно и просто относились ближе к разделу "небо", ибо не
препятствовали никакими массами и деталями. Деталей хватало на земле, когда
ноги сами улавливали разницу между линолеумом и травой, бетоном и
асфальтом; конкретика и законченность этих деталей могла увлечь настолько,
что деревья и небо могли быть отложены на потом. На изучение деталей ушло
много времени, но это время воспринималось, скорее, как остановленное и
укрупняющееся, нежели каким-то образом потраченное. В том-то все и дело,
что не тратилось ничего. Дом например, как был, так и до сих пор стоит,
хотя уже успел вместе со мной перекочевать как минимум в три разных
географических места. Интересно то, что внутри всегда есть какое-то очень
точное ощущение оседлости или не оседлости. "Вот это будет мой новый Дом",
или "теперь здесь - Дом", или "это не Дом, это лишь временное место". И все
же Домом с большой буквы надолго остается самый первый из запомнившихся.
Иногда складывается странно радушная ситуация: несколько мест, которые
вполне могут зваться Домом, однако ни в одном из них нет хозяина, а сам он
может, к примеру, быть в пути, ехать из Дома в Дом на каком-нибудь
скрипящем морозном троллейбусе. Но вопрос о пути еще не стоял на дороге
моей солнечной памяти.
2.
Жил я всегда Дома, а выходил как обычно - куда-то. И это "куда-то"
всегда оказывалось конкретным местом, зависящим от моего намерения.
Единственное, что я до сих пор знаю об этих конкретных местах - это то, что
они не Дом. В них можно попасть, только покинув Дом. Например, так я всякий
раз оказывался в детском саду. Вынужденно, конечно. Здесь мое намерение
являлось или родовым (фамильным) или обратным по значению. То же и со
школой. Тем не менее, и в саду, и в школе нашлись друзья и враждебные
попутчики, а это всеми нами воспринималось, как побочные положительные или
отрицательные эффекты, даже первая влюбленность и ревность. С кем не
бывало, покинув пределы родного Дома, вдруг увидать нечто и тут же
подвергнуться потоку страстей и новых ощущений.
С какого-то момента очень характерной чертой жизни стала
повторность или - цикличность. Чтобы там не говорили старшие по званию
насчет распорядка, режима или расписания, а большие повторы проявляли себя
именно как большие повторы. Зимнее темное утро, согревание у печки, один и
тот же завтрак, один путь в школу, одни и те же стены, лица, звуки, запахи,
одна и та же кровать каждый вечер. Каждую ночь Дома.
Вообще говоря, все просто. Я вышел из Дома за хлебом, прошел путь
в пространстве и зашел в гастроном. Купил хлеб, познакомился с новым другом
и вернулся Домой. Пошел в гости к новому другу, он живет в том же здании,
где находится гастроном, только в другой его части. Опять вернулся Домой.
Решили с другом обследовать местность вокруг гастронома. В результате во
внутреннем пространстве гастронома обнаружилась асфальтированная площадка
для игры в футбол и езды на велосипедах. Новые знакомые. Живут в этом же
комплексе, только в чуть более дальних его частях. Иду с родителями к
родственникам на праздник. Путь в пространстве все к тому же комплексу, где
гастроном, где живут друзья, и где во внутреннем поле мы бьем по мячу.
Родственники живут в Новом (как оказалось) крыле, чуть дальше. Осень, хожу
в школу. Школа примыкает к комплексу строений. Вообще говоря, выяснилось,
что, выйдя из Дома, я просто проделываю путь к другой точке, к другому
острову, где и есть все остальное. Оно расположено в самых разных частях
этого комплекса. Просто бассейн чуть дальше и левее, чем, к примеру,
кинотеатр или же трест, где работает моя бабушка. Этот комплекс позднее
стал дробиться для удобства объяснения на районы, а в целом стал
именоваться неким городом. Но Дом почему-то стоит от всего города отдельно,
так как Дома надо проснуться и уснуть, и еще необходимо этот дом покинуть,
чтобы попасть куда-нибудь еще.
Однажды я покинул Дом и проделал путь в пространстве на поезде. Я
попал в совершенно незнакомый сектор комплекса, но по внешним признакам и
по внутреннему характеру это был все тот же город. Однажды пришлось
создавать на краю этого незнакомого сектора подобие своего Дома, как бы
новый Дом, для удобства и чтобы избежать необходимости возвращаться каждый
раз назад на поезде или на самолете. Передвигаться на самолете или на
поезде поначалу интересно - видишь, что город есть не везде, и, тем не
менее, сам салон или вагон, где ты летишь или едешь - как будто продолжение
этого города, его тоннелеобразная растянутость в пространстве между Домом и
каким-то местом в этом городе. Так что кажется, хоть за окном и мелькают
сплошные чахлые мазутные елки, но город нескончаем и ты всегда в нем.
В детстве мысль о бесконечности города всегда была при себе и
казалась естественной, но настолько же естественным было желание выходить
из Дома и проделывать путь в город. Цели придумывались или возникали
спонтанно и эти процессы вполне могли называться жизнью. А жить в целом
было не страшно, потому что со временем вырастала уверенность в том, что
Дом постоянно находится в одном месте города, и это дарило спокойствие, и
до сих пор дарит.
Однако, я продолжал покидать свой Дом, с каждым разом углубляясь в
город все глубже и дальше. Иногда я заходил так далеко, что часть
городского сектора, где я был, условно называлась "другим городом" с иным
названием, а где-то поблизости эта часть комплекса грозила называться
вообще "другой страной". На дальних просторах города я всегда встречал
что-то новое для себя, но, едва встретив, я обнаруживал в этом новом хорошо
знакомую мне природу, с которой я сталкивался не только в гастрономе, в
школе, на улице или во дворе, но даже - у себя Дома.
Когда я понял в один из своих визитов в город, что вот эту девушку
я люблю и, что ждал встречи с ней так долго, тогда у всех моих путешествий
вне Дома появился определенный смысл. Теперь я мог назвать свои вылазки
исканиями, даже в тех прозаических случаях, когда ходил за хлебом. Ведь, в
конце концов, нужно было есть, чтобы жить и чтобы были силы выйти и искать
дальше, снова и снова. Когда через какое-то время я испытал страшную боль
отверженности, для меня на миг исчез смысл моих путешествий по городу и
даже смысл моей жизни в Доме. Но раз уж я все таки решил тогда выжить,
значит во мне было это глубинное неосознаваемое чувство того, что я сам
придумываю себе все эти испытания с драками, болезнями, отдергиванием рук,
которые любишь и другими страданиями; придумываю, чтобы получить реальный
плотный опыт, а не ограничиваться фантазиями, сидя Дома.
Я упорно продвигался дальше по городу, ибо еще Дома узнал, что у
меня будет все, что нужно: и любовь, и счастье, и свое дело по душе. А раз
это было где-то во мне с самого детства, когда я еще не покидал Дома, то
вскоре я нашел это и в городе. Вот тогда мне стало по настоящему легко - с
верой, с любовью и с надеждой. И тогда я стал кое-что понимать уже умом.
Например то, что моя вера в бога, моя любовь к жизни и моя надежда на
счастье и свет так же бесконечны, как этот город, где я их искал, и так же
дарят спокойную радость, как Дом в точном месте этого города. За город я
тоже выезжал несколько разї Есть конечно те самые поля, где для глаза есть
только небо и к этому небу для удобства - земля, так сказать "низ - это то,
что под ногами" и - далее в перспективу. Есть лес или море, где никакого
города нет, есть, например, космос, где всего хватает, но нет зеленых масс
деревьев, структур домов, городов, нет ни вод, ни земель, ни цельного огня,
ни воздуха. Перспектив тоже, кстати, не видно в космосе. Можно, конечно,
двигаться к одной избранной заранее световой точке, как будто сидя в
устаревшем салоне троллейбуса и двигаясь параллельно экватору с востока на
запад, но - все равно - к свету. Конечно же, в этом случае важно
определиться, вышел ты из Дома и идешь к друзьям или по делам в город, или
же возвращаешься Домой. Но может оказаться и так, что повсюду вроде бы -
Дом, но тебя нет ни в одном из них, и ты просто в пути, будто бы всегда и
всюду - движешься Домой. А можно и не определяться, то есть, все равно,
трясешься ты в сумеречном транспорте где-то на пути, или уже сидишь Дома,
или вышел куда-нибудь - в любом случае ты можешь решить для себя: "я давно
уже Дома" и просто встать в эту световую точку так, что даже и тоннеля
никакого не останется, будет один свет и больше ничего. Ни боли никакой, ни
шока, ни зимы, ни лета. Смотришь просто на этот шарообразный мир в своих
милостивых руках и вспоминаешь о какой-то своей памяти. И нет уже двух
конечных остановок на востоке и на западе, есть только одно кольцо 53-го
маршрута. И все свои 25 лет я никуда не ехал, а каждый миг жил в этой самой
светлой точке Дома.
--------------------------------------
24/25 января 1998
Е в г е н и й И z
PREPOSSESSING RENUNCIATION
Рассказ впервые опубликован в АКМ #11
1.
Я два часа сидел на стуле, размышляя о чем-то. Потом я зачем-то
вскочил и простоял 15 минут. Потом я начал быстро раздеваться. Я снял шубу,
шапку, костюм, кальсоны и оставил все это на стуле так, что казалось - это
сидит человек. Голый, я отскочил в сторону и сказал, обращаясь к одежде:
- Эй ты! Слышишь меня? Ничтожество!
Сидящий на стуле не подавал признаков жизни.
- Сукин ты кот! - продолжал я. - Чего молчишь? Я к тебе обращаюсь. Для
тебя не будет неожиданностью услышать, какое ты фуфло, какой трус и
сволочь. Когда тебе угрожают, ты от страха за свою поганую шкуру готов жопу
лизать кому угодно. Я тебя как облупленного знаю, ты от меня ничего не
скроешь. И то, что ты не умеешь себя вести с женщинами, мне прекрасно
известно. Твоя робость - всего лишь проявление низости и плебейства. Ты -
навеки усредненная личность, не способная даже приблизиться к какой бы то
ни было маргинальности. Подлец, какой же подлец!.. Мразь!.. Курва!..
Устав, я прилег поспать. Через час я возобновил беседу с этим
мерзавцем. Я назвал его тварью, слизняком и бессмысленным выродком. Он
помолчал. Когда я сказал ему, что он - одинокий грязный неудачник, он
слегка пошевелился. Я сразу же добавил, что считаю его гнилым и абсолютно
бездарным субъектом, пошлым обывателем и, просто-напросто, скотом. Он
накренился на своем стуле и его шапка упала на пол. Тогда я заорал, прыгая
перед его лицом, что он - чудовищная и нелепая ошибка. Он дернулся всем
телом, полы шубы внезапно распахнулись, у меня моментально наступила
эрекция, и тут он меня съел.
2.
Я решил больше не ходить на работу. И дело не только в моей
физиологии, но и вообще - в принципе всего мироустройства. По утрам я
просто смотрел, как мать работает на кухне, стряпая или стирая белье. Так я
убивал дни. Вечером я ложился спать. За ночь опять вокруг меня вырастала
белая скорлупа. Она доходила мне до пупка. Утром мать подходила и разбивала
скорлупу рукояткой кухонного ножа. Так и шли дни, среди которых нельзя было
выделить ни одного особенного.
Как-то мать принесла мне коробку теофедрина. Я проглотил шесть
таблеток и стал мечтать. Вот, думал я, моя скорлупа вполне сгодилась бы для
мореплавания. И я уже плыл по бурному морю, качаясь белым поплавком. И
даже, приделав крылья, я мог бы летать над волнами, как альбатрос. Я бы
прорубил в скорлупе оконце, обустроил бы внутреннее пространство и жил бы
отшельником, строча меланхоличные стишки и питаясь сырыми креветками. Я бы
проникал в центр земли, погружаясь в поток магмы, исследуя это чертово
земное ядро. А может, его и нет вовсе, и там, глубоко внизу, пустота или
лед, а над миром - черная сталь твердого неба и все мы живем как бы внутри.
Четверокрылые птицы с криками разбиваются о тучи и, мертвые, падают в
ледяные воды бездушного Океана. Я выпрыгиваю из вулкана и погружаюсь в
полную изоляцию от мира. Я плачу и вспоминаю свободный полет в странной
стратосфере. Камни режут мне лицо, я задыхаюсь в своем тесном мирке и обо
мне никто никогда не узнает. Разве что случайные геологи, много веков
спустя. Я в музее археологии. Я - экспонат. Я за стеклом, двойная изоляция.
Жив ли я? Прорубь моего окошка заросла жестокой солью. А сам я плыву в
глубине бессмертных вод, переливаюсь радужным диском и лечу к Луне.
Однажды мать куда-то подевалась. Я лег спать. Наутро она не пришла ко
мне. Ее рабочий телефон я не знал. Так прошел еще день. Скорлупа к вечеру
доходила мне до горла. Ночью скорлупа стала закрывать пол-лица, а на
следующее утро я уже был внутри яйца. Так я задохнулся и умер
Е в г е н и й И z
ЩЕДРОЕ СЕРДЦЕ
Рассказ впервые опубликован в АКМ #11
Вера, зачем ты умерла? Мне плохо, я не могу жить. Все бессмысленно,
все нелепо и страшно. Все смешно. Горечь - вот единственное, что я могу
теперь чувствовать. У меня не осталось даже воспоминаний. У меня не
осталось ничего. Если бы не эта бесконечная Тоска, я не ощущал бы - есть я
или нет. Зачем, зачем ты умерла? Зачем я продолжаю терзаться, ведь все
пусто, никчемно, бессвязно. ВСЕ БЕССМЫСЛЕННО. Как мне плохо, как мне плохо,
как мне плохо, как мне тяжело и мутно, как мне плохо, как мне плохо, как
мне плохо. Я ничего не понимаю, я уже ничего не знаю, кроме этой выжигающей
Тоски. Где же мой страх, где усталость или боль? Ничего, кроме горькой
тоски. Все замутнено, все потеряло значение. И даже то, что мне невыносимо
плохо, тоже бессмысленно. Все. Все. Все. Все. На этом все. Все. Все. Все.
Все. Все. Все.
Все!!!!!!!!!!! Мне нечего вспомнить о тебе. Теперь я вижу - тебя нет,
тебя не было, тебя не будет. Есть ты или нет - безразлично. Все
безразлично. Ничего нет. Всего нет. Есть только то, чего нет. Я здесь не
могу. Все. Я не могу здесь. Здесь не могу я. Не могу здесь, не могу. Я
здесь ничего не могу. Больше не могу. Зачем все? Никакой жизни, никакой
смерти, никакого чувства, никакой памяти, никакого смысла, никакой цели,
ничего, совсем ничего.
Мне худо. Это так далеко, я даже не могу уйти и умереть. Я слишком
далеко от этого. От всего. Как пусто и тяжело... Пусто и тяжело, пусто и
тяжело. Во мне пусто!!! Мне тяжело! Мне худо! Мне плохо! Мне пусто! Мне
холодно! Мне невозможно! Мне далеко! Мне бессмысленно! Мне пусто! Мне
пусто! Мне все! Вера, ты умерла? Ты умерла? А я? А ты? Кто это? Кто умер?
Кто это Вера? Кто это я? Кому это плохо? Кому пусто и холодно? Это мне
тяжело и невозможно!!! Это я не могу жить. Это мне все.
1996 г.
Е в г е н и й И z
ШИзлоГОС (экстрасоло)
День 1.
Дом в тысячу этажей. Жилой. Живой внутри. Неподвижный и твердый
снаружи. Ветер бетон ограждения, лестницы лифт коридоры. Шум улиц, гул
треск. День 1 для экстрасоло, как и все.
Квартира 12 на втором этаже. В разных комнатах разный свет. Брок
там, где телевизор, стекло, стена, стол, кресла, ковер, желтый цвет,
балкон, вещи и книги, многие многие книги. И журналы, и хрусталь, и пейзаж,
и на стене солнце по пояс в воде, в реке, как плоскость в плоскости.
Холодные тона, пижама, пепельница на балконе, птицы и календарь года.
- За что это нам такое наказание? - Брок заметно седой и
серьезный. - СЛЫШИШЬ меня, ты?! Ну, что ты тут?.. Мы же для тебя все, все
условия, ИДИ РАБОТАЙ, если НЕ ХОЧЕШЬ УЧИТЬСЯ. Так нет же! Господи, урод в
семье! Чего тебе надо, ну чего? КОРМИМ тебя, СИДИШЬ на шее, у матери вон
сердце, как из психушки тебя ЗАБРАЛИ... Ты опять с наркоманами этими
СВЯЗАЛСЯ? Снова за старое? Идиот ты, я же тебя весной мог УСТРОИТЬ, в
газету для начала. Какое там! Какую тебе газету, если ты скоро не то что
ЧИТАТЬ - ДУМАТЬ РАЗУЧИШСЯ! И не ОБИЖАЙСЯ, пожалуйста. Ты же ПРЕВРАЩАЕШЬСЯ в
дебила! Перед соседями мне уже не стыдно, все ЗНАЮТ, какой у меня сынок. Я
не ЗНАЮ, что с тобой ДЕЛАТЬ. Сил моих больше нет. С завода ты УШРЛ, ладно.
Целыми днями в наркотическом опьянении. Больница тоже - до лампочки. Чего
ты хотя бы в жизни... ХОЧЕШЬ? Ну?
Брок ПЕРЕПЛЫВАЕТ в мою комнату и уже в дверях. Глаза дыханье руки,
на последней минуте гол. Электрочасы.
- Я СХОЖУ ПОГУЛЯЮ, - только начало первого, су-ука!...
- Я тебе ПОГУЛЯЮ! - Брок подтяжками с размаху, мимо. - БУДЕШЬ
дома! Скотина! На всех ему НАСРАТЬ! Никаких ПОГУЛЯЮ! Все!. . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ИДИ
на кухню, мать обед ПРИГОТОВИЛА. . . . . . Выродок.
Гамма на кухне, у плиты, где посуда, посуда, шкафы, антресоли,
окно, часы с кукушкой. Я ЕМ суп.
- Ты зачем отца ИЗВОДИШЬ, а? - Гамма в халате, с тряпкой и ножом.
- Ну что, он не прав или как? Изо дня в день одно и то же, одно и то же,
одно и то же... Хлеб БЕРИ. Письмо от бабушки твоей, как там внук, все ли в
порядке? А что я ей... ох, Господи боже, Господи боже. Все у нас не как у
людей, слов уже нет, ну как еще с тобой можно, а?
Гамма у окна, в руках - полотенце. Я ЕМ второе.
- Не знаю, не знаю. А ты, как пень какой, все тебе фиолетово, да?
Ага, ну правильно, привык на всем готовом. А если с отцом, не ПРИВЕДИ
Господь, что, а? Что тогда? Я почти инвалид. Ну, чего ты каждый раз
МОЛЧИШЬ? БИТЬ тебя, ИЗБИВАТЬ, да? До потери пульса, да? Не ЖАЛЕЕШЬ ты своих
родителей, хотя бы себя ПОЖАЛЕЛ. Хоть бы в армию тебя, дурака, ЗАБРАЛИ,
может, там уму разуму НАУЧИЛСЯ бы.
- Я б там СДОХ, - я с набитым брюхом, за столом.
- Да ни один еще не СДОХ! Зачем ты нас ИЗВОДИШЬ, ну, СКАЖИ,
ОТВЕТЬ, зачем нам могилу РОЕШЬ? Ни капли не ЛЮБИШЬ ни отца, ни меня! ХОДИШЬ
по городу, КОЛЕШЬСЯ где-то, ВОРУЕШЬ, небось, конечно, ВОРУЕШЬ... Ох,
ЗАГРЕМИШЬ ты, Господи, Господи! Ты же болен, ты это ПОНИМАЕШЬ? УСТРАИВАЙСЯ
на работу куда-нибудь, хватит ТУНЕЯДСТВОВАТЬ. ЗАРАБАТЫВАЙ себе на жизнь и
ЖИВИ отдельно, вообще, ДЕЛАЙ что ХОЧЕШЬ: КОЛИСЬ, ПИЛИСЬ, КРАДИ, УБИВАЙ,
только нас с отцом ОСТАВЬ в покое, ты меня СЛЫШИШЬ? СЛЫШИШЬ или нет?
Кукушка неживая птица, половина первого - один раз. Гамма на
кухне, Брок в зале, я с обувью в прихожей, тихо и быстро, ЕМ руками шнурки
на полу. Темно и тепло на коврике. Дверь замок петли, суп трюмо фильм, я
ПОШРЛ в подъезд, где тихо и темно.
День 2.
< Начало Конец >
БоГ ВЫШЕЛ из квартиры 12 на втором этаже. СПУСТИЛСЯ на первый и
ВЫЛЕЗ из подъезда, на солнце, на воздух, шум ветра, гул улицы, блеск
стекол, цвет зеленых листьев, запах дороги. Он понемногу ЗАБЫЛ, что он
выродок и дебил. Брок ГОНИТ всегда, без остановок, недоволен положением. А
БоГ ему весной балкон весь ЗАСТЕКЛИЛ, реек НАДЕЛАЛ и сам эти рейки лаком
ВСКРЫВАЛ. Теперь не балкон, а кукла. Гамма пару раз в неделю ПОДОГРЕВАЕТ
карманными расходами. Все чаще мелочь. Сколько слов ПОТРАТИЛИ! БоГ ЗАБЕЖАЛ
обратно, в мрак подъезда. Весь Дом ПЕРЕКУПИЛА фирма "Логос Ко", теперь они
- хозяева тысячеэтажной системы, лифта, воды, ступеней, газа, крыши, тепла,
мусоропровода, почты, света, холода, антенн, тьмы. Под первым этажом -
подвалы. Там обитель ДеДа. ДеД - старый уважаемый нищий, бомж, чухно,
тварь, рухлядь, страх, прохлада и тайна. У ДеДа внизу в котелках - какие-то
гады: черви в баклажанных платьях, личинки под глистовыми простынями и
ЧертеЧто - с лиловым взглядом. "Логос" то ли не в курсе про подвалы ДеДа,
то ли - в умышленном неведении. А ДеДушка никогда не ВЫЛАЗИЛ наверх, его
проще ПОСЕТИТЬ, чем ВЫМАНИТЬ из гнездовины, где переплеты труб, стайки,
трупы, ржа, теплынь сырая, ходы, лазейки, нычки, топоры и пыль.
БоГ редко БЫВАЛ у ДеДули, когда еще ВСКРЫВАЛСЯ, и из вен - струи
фонтанами, то БЫЛО в последний раз в подвалах. ВСКРЫЛСЯ и в психушку. А там
ВСКРЫТЬСЯ не ДАЛИ. А то бы ВСКРЫЛСЯ, что ему, БоГу, не один ХУЙ.
Бессмертие.
ДеД на своем месте, в клубке ватников, с папиросой, манускриптом и
компасом. БоГ ПРИСЕЛ рядом, метрах в пяти. Визг крысятины, блеф помидоров,
дым из носу. ДеДа ЗАГОВОРИЛ. ВСТАЛ, ЗАПЛЯСАЛ, ВЫРУБИЛ свой странный
загробовный телевизор, ЗАКРУЖИЛ с папирусом в вальсе, поспешно ПРИОБОДРИЛ
БоГа, - ты ж Бох! Вперед, мол, и вперед, мол, и вперед, мол, и с песней,
МОЛ, и МОЛ!!! Затем ИСЧЕЗ в трясине кучи хлама и ВЫШЕЛ, как опрятный
Санта-Клаус. ДеД Мороз! Au Fiderzein!
- Зима-а-а...
Червяки моментом СТАЛИ и ПОЛЕТЕЛИ по периметру, а жучье
ЗАГОВОРИЛО:
- Дом ментовский, закрепленный в жопе исполкома.
Жид тамбовский утепленный, у народа кома.
Блин говяжий наддиванный, смешанный без хруста.
Сын отважный балаганный, в пищеводе пусто.
БоГ СМОТРЕЛ на это и, впавший в детство, УЛЫБАЛСИ. А крысы и трупы
барбосов ПЛЕЛИСЬ по периметру косо, и черный как негр антрацит СКРЕЖЕЩЕТ
устами ДеДа Мороза:
- Все Новый Год, Все Новый Год, проклятое Слово, Все Новый Год.
Сюда не УПАСТЬ, РАЗЗЯВЛЕНА пасть, но пусто в желудке, сынок, пусто, мать
твою так... Вчера Леонтьева ПОКАЗЫВАЛИ - весь в чулках, что нацист! А мы
вторую ВЫИГРАЛИ у гнид! Мы мировую ВЫИГРАЛИ у проблядней бюргерских!..
Отсюда не ВЫПАСТЬ, РАССТАВЛЕНА милость, но пусто в твоей башке, сынку,
пусто, моб твою ять...
БоГ СМОТРЕЛ на ветерана, с открытым ртом, счастливо, пустынно, с
полным брюхом обеда. ДеД Мороз СНЯЛ свой колпак и ВЫТЕР им губы, щетины
щек, университетские образования, фронтовой героизм, обжигательный спирт,
боевых медсестер и вечный костер Вселенской любви, безразличной, как спрут.
- ИДИ-ка ты, мол, отсюдова. Сейчас Элтона Джона НАЧНУТ ПОКАЗЫВАТЬ,
ГОВОРЯТ, мол, он - краб. СТУПАЙ, моб твою ять, адом тебе здесь что ли
НАМАЗАНО? До скорого.
БоГ в подъезде, в легком отъезде, в проеме дверном: а во дворе
снег ИДРТ, и все белое. Коты баки жигули, вопли небосвод гололед, блеск
окна сугробы, уже.
Время - начало третьего. Можно ПОЙТИ РАСКУМАРИТЬСЯ. БоГ ЗАНЫРНУЛ
обратно, в тыщеэтажный дом и СТОИТ у лифта. ОФИГЕТЬ сколько слов!
День 3.
< Начало Конец >
Лифт не ПАШЕТ? Нет - РАБОТАЕТ! Но со второго этажа. БоГ ужом мимо
своей двери щ12, уши антеннами: Гамма и Брок приглушенно ГОВОРЯТ. О нем.
БУДУТ обратно на дурку СДАВАТЬ. ХОТЯТ СДАТЬ, ой-ей-ей.
Вызов кабины, на стенке - мелком: "моб вашу ять". Гул в шахте, шум
скрипы клекот. В бесчисленной выси жилых этажей еще и не такое: и волны, и
твари, и киборги, и порно, и мертвые суфлеры, и огонь ИДИ за мной, и убитые
в умат Мюнхгаузен с Холмсом, и улыбающиеся (!!!!!) хомячки! А в окне -
снег, вороны и дома дома дома.
Пока БоГ в спортивных кальсонах, тапках и футболке ("Gold Cup")
ЖДРТ кабину лифта откуда-то с семисотого этажа, по всему дому агенты "Логос
Ко" СТАВЯТ прослушивающую технику, жучки, стрекозных глистов и акустических
солитеров. Впервые хозяев из "Логоса" БоГ ВСТРЕТИЛ неделю назад, в лифте.
ЕДУТ два черта, типа новых русских, токо в черных костюмах, но с цепями, с
гайками, с золотыми часами, все дела, короче, ЕДУТ, СТОЯТ в лифту, а у
каждого на спине, на пиджаку - по вот такому белому ромбу, ты ПРИКИНЬ,
какой прогон! ЕДУТ строго, на умняках, с портфелями крокодиловыми,
ПРИКАЛУЕШЬ? Дальше такой расклад, я типа СТОЮ ОРУ с них, они в наезд - че
ты, короче, ПРРШСЯ, а я чисто на обычняке таком - у меня, ГОВОРЮ, пруха
такая, они мне - ты шо, пацан, ГОНИШЬ, я короче, ПЕРЕСТАЮ ОРАТЬ и им - а че
у вас все спины в белых ромбах?
(ПАУЗА... ...ПАУЗА)
Они мне - вася, ты, короче, абсолютно не в курсе, темнота. И
НАЧИНАЮТ раскидывать, что им СКАЗАЛИ - сейчас так супермодно, типа,
евростиль, и что-то ВЕШАЮТ такое, ПРИКИНЬ, голимый детский лепет, - ну
дети! Я СМОТРЮ - ГОНИВО ПИЗДЕЦ, СТОЯТ два взрослых клоуна, к тому же не
ВЬЕЗЖАЮТ ...
- Мы теперь хозяева дома, - говориЛИ они БоГу, - "Логос Компани",
большие дела. Квартплата, кабель-хуябель, счетчики и все такое. Ты,
братуха, из этого дома? Ну, вот, короче, ты наш квартиросъемщик. Привет.
А ехаЛИ эти двое на восемьсот первый, где шесть пустых квартир.
БоГ по дороге предложиЛ им КУРНУТЬ, они не быЛИ против. НакуриЛ их и
рассказаЛ им, что он БоГ, со второго, из 12-й, что Гамма и Брок год тому
сдаваЛИ его на дурку, раз он ораЛ: "я - Иисус Христос! Я - Иисус Христос!",
так ему - шизофрению, а на дурке одни дебилы, голимое отделение, в общем
хуево, а потом его санитары на койке распяЛИ, привязаЛИ ремнями руки и
ноги, рот, короче, заткнуЛИ такой веревкой, и для начала аминазином ка-ак
накачаЛИ.
"Логос Компани" стояЛИ слушаЛИ. БоГ УВЯЗАЛСЯ за ними - в пустые
квартиры, на 801-м. СеЛИ они в одной пустой комнате и БоГ рассказаЛ им, что
ГОВОРИТЬ надо осторожно, самое главное - чтобы глаголов совсем не БЫЛО. Но
это тяжело, поэтому надо их ГОВОРИТЬ просто как можно меньше, реже и тише.
В глаголах - очень большая энергия. Очень.
И подмигнуЛ им, как бы - информация от ангелов.
...а на улице снег лежал ровным слоем, стоял легкий мороз, дули
сквозняки, и темнело раньше, чтобы звезды были видны уже в пять или шесть
часов вечера. Все готовились к Рождеству, батюшка на белом "BMW" поспешал в
церковь, а старушки, узнав его мотор, потуже затягивали пуховые платки
серого цвета, и, склоня лица долу, быстро крестились, словно бы в испуге,
будто увидав перед собой в окружающей жизни нечто дьявольское...
Сегодня БоГ ехаЛ на 990-й этаж, который знающие люди называЛИ -
Уровень. Лифт рулиЛ неспешно, а в квартиры названиваЛИ агенты "Логоса",
показываЛИ людям документ, обьясняЛИ в кратце про глаголы и ставиЛИ
технологии подслушивания - счетчики употребления глаголов. За глаголы
взимаЛАСЬ небольшая, но чувствительная плата, а некоторые жильцы быЛИ даже
рады на время ЗАТКНУТЬСЯ. Но только не предки БоГа.
БыЛО неясно с деепричастиями и еще несколькими причастиями,
наречиями и отглагольными прилагательными, но - знающий молчаЛ, а говорящий
не знал.
На 990-м Уровне жиЛ Маклай, известный так же как Маклайский Мухер,
Черный Миклуха, Генный Посредник. Этот чел-О-век - научное светило,
биослесарь, химиомонтер, физикотехнолог, астромонтажник, алхимик,
материалист, путешественник по Истинным Зеландиям, ревнивец, террорист,
махновец гоголевского толка, синтезаторщик и книгоед. Колдун старатель
чародей, друзей знакомых всех людей, магистр кощей и баобаб, и виртуальный
божий раб.
БоГ ехаЛ к колдуну, чтобы ПРИНЯТЬ и ПОГЛОТИТЬ порошок. Лекарство
называЛОСЬ "Ева Уайт", - пришедшее на смену "Еве Браун" и мерзостному
"Мэрилин Монро", от которого некоторые оглоеды бегаЛИ сутками по стенкам и
тщательно выговариваЛИ какие-то исподние анекдоты.
Наконец, лифт ПРИБЫВАЕТ на перрон Уровня, где все - сполшь и
насквозь кафель, лед, цемент и спираль накаливания. Огни причала тускло
засверкаЛИ и БоГ, гремя тапочками по керамике, продираясь через душистый
картофель и георгины, побреЛ к черной двери. По периметру двери торчаЛИ
пятьдесят кнопок, но лишь одна из них пускаЛА в действие процедуру звонка.
БоГ, как всезнающий пророк и гипераватара, знаЛ, какая это кнопка. Он
позвониЛ и поплыЛ в улыбке детского трепета. Звонок издаЛ душераздирающий
женский смех плюс дикий аромат можжевелового померанца. Ales halt.
День 5.
< Начало Конец >
Мы всей компанией решиЛИ пойти на крышу. Но попаЛИ сначала НА
тысячный этАЖ. Там жил человек со своей женой Евой
Перегрузовой-Глиновицкой. Она работала директором кладбища, то есть была
женщиной супервозможностей и сверхдостатка. Ей завидовали все жильцы, не
только потому, что она жила выше всех. Но ДЕло быЛо не в еВЕ ПерегрузоВОЙ,
нЕТ. Ее муж, сКРомный человек, умЕл внедрять сны соБСТвенного ПРоизвоДСТва
в реалЬность. Он ДЕЛал это наСТОлько круто, что даЖе его ЖЕНА, Ева, была
аБСолютНо уверена в том, что у нее супердоходная работа и гипервыгодная
жиЗэНЬ. Глиновицкая Ева никогда не подозревала, что все с неЮ происходящее
- сон наяву.
Человек получал серотонин из баньяна и балбокаПНИН из ягуаровых
фекалий, упоТреблял это и был САмиМ соБою.
Он ПИл чай из ГАвайской ДРевовидной моРКовки и ПРосто полУЧал
УДовольствие.
Мы стОЯли в дверях их КВаРТирЫ и Сома Х распахнул свое полотНО. На
ем СИЯли кинокаДРЫ: человек с Евой Перегрузовой в рюкзаке соЗДает новый
день для тысячеэтаЖки, все жильцы видят себя в своиХ РакурСАХ, пьют воДКУ,
идут наэ работу, пишут лЮБОвныя пиСЬма, чуть страдаюТ и засыпаЮт. Вдруг в
комнату человека и его Евы П.-Г. вХОДит общий друг Красавец Ларри -
покойный свитерный тожа с рюкзаком и китайской программой партии в ключе
буддизма и ероглиФОв и в ДРАных джиНСАХ и оченьно оченьно ВУАНЮЧИЙ
такой.Пешаход и Миноносица возмущаются зловоньем, Папа Милский издевается
несусветно, с шиком, с апломбным апофеезом, но счастЛИВо так и легонько.
Начинаеться пятка ДНЯ. Красавец Ларри с гривой ЧРРных волос расскаЗЫвает о
таких суперфотонных квантоВЫХ двиГАтелях: три ядерНЫХ реактора взаимно
вращаются в магнитном поле, причем два из них кружат вокруГ третьего, а он
- враЩАется вокруГ своей оси и через параболическое время - вокруг них же
обоих. Таким образом, космический корабль взлетает в пространство Эрлиха,
пронзает кубатоидные точки Люммера и выходит в семиконечном
плазменно-кристаллургическом деконтинууме. Еще немного о подвижных мягких
зеркалах, в коих конусные конфигурации сверхЧУтко реаГИруют на изменения
ФОКУсировки, текут в состояние "фрактальной глимании", откуда все
изображения точно преформируюТСЯ в кривую бесконечную плоскость светового
информационного БЫтия. Эти мягкие зеркала и сфероиды устанавливаются у
корабля вместо паРУСА и несут его по Потоку энергичных эманаций. Ларри
обЪЯсняет все водой и четырьмя смертельными япоНСКИми глюкостазами: САДО,
мазо, БУбо и ВреМеНем. Воля и Дзен, говорит Ларри, замыкают Мудру
Пространственной Змеи, таким ОБРаЗОМ, синтез неорганических элементов
обуславливает поцессы реоргаНИзации аминокислот на уровне нейтронной
проходимости. Это поЗВОляет капитану корабля управЛЯТЬ своими межКЛетоЧНыми
меМБРанами, чтобы вибрации серотониновых октаэдров и хармалиновых
додэкаэдров воЗДейСТвовАЛИ непОсредственно на цЕнтры цвЕта и фОрмы в
компьютеРНОЙ сети Третьей Мировой Духовно-Экономической войны. Все
взаимообусловлено и аналитически тестировано.
...Врывается агент "Логос Ко" и предлаГАет Ларри войти в состав
будущего межвселенского кабинета управлений и полетов.
- Друг, - говорит агент сипло. - Хватит торЧАть! Пока твой СПИД на
стадии излечимости, надо брать в руки ВЛасть! С твоими знаниями мы
пропоЛОЩем всем МОзги и будем сидеть у РЫчагов с куЧЕЙ денЕГ! Работай на
нас!
- Ну..., - говорит Ларри тихо и интеллигентно. - Вот, например,
человек с Евой сконструировал жизнь в тыщеэтажке иллюзий, Сома Дмитрич
показал эту жизнь снов как киНО на своРМ мобвашуятском ЭКране, а я - ну,
что я? Я только путешеСТВенник, учавствоВАТЬ не хочу, хочу смоТРЕть...
- Бросай ныть, - говорит агент, брызжа зубьями. - Ты ж уже полтора
года, КАК не покидаешь наРКОТИческого просвеТЛЕНИЯ. Ты ж ценный каДЫР!
Давай править этой заСРатой держаВОЙ!
- Ну..., - Ларри воняет. - Я, конечно, могу. Но - я не местный.
Мне все равно. Я родился ногами вверх из кесарева СЕчения, а моя мама была
боЛЬНа ОНко, и ее всю замеНИЛИ химиотерАПИей. Сейчас важен Ницше, чакры и
адаптивно-перцептуальный виброкинез. Эта заСРАТАЯ держава зажата с одной
стороНЫ экономической ягодицей исламских эмиратов, с другой -
стратегической булкой евроПАРЛАмента. Так назЫВАемЫЙ буфер
Попердянкина-Мраколохова... Если уж промывать моЗги, то - старикам и детям.
Среднее поколение через отработку - и в гной. Старики восПИТЫвают деток, а
мы синтеЗИРУем матриЦУ широКИХ возмоЖНОстей, все как в даосизме.
ТранСМУтация воли из разомкнутоГО пространства.
- ЕБАТЬ, какой ты умный! - говорит БоГ приглушенно. - Ку-ку!
- Стойте!!! - кричит мироносица лида люда матильда. - Я все
вспомнила! До того, как мы с Пешеходом пришли и поднялись на УровеНЬ, я
была на 14-м этаже у подруги. Мы с ней вдруг поняли, что похожи, как две
каПЛИ! И все похожи. И я представила, что все, весь Дом - эксперимент NASA,
и мы - клонированные офицеры, должны специальными лазерными датчиками
обмерять все этажи и после обо всеМ доложить. Мы собрались ехать на крышу,
чтобы выяснить, сможет ли она сорваться вниз или напрочь? NASA очень
интересовало, как резонируют между собой этажи, как влияет на систему
телекоммуникаций лифт и насколько коллапсирует подвал ДеДа и 1000-й этаж
человека, с его виртуальными телепатическими программами... Нам дали
скафаНДРЫ и датЧИКИ и отправили пешком наверх. Пока мы ШЛИ, мне казалось,
что я нахоЖУСЬ в огроМНОм компьютере и сквоЗЬ меня текут невидимые
инфоРМационные потоки, шпионские и инопланетные волны, и даже какой-то
метаФИзический плаНКТон. И мне захотелось, чтобы в эту тысячеуровневую
трубу запустили не маленьКИХ нас, а гигаНТСКОго каШАЛОта, управляемого при
помоЩИ дозированного хлороформного веТРА. А потом я сказала своей подруге:
ПОЖАЛУЙСТА ЗАПОМНИ КАК МЕНЯ ЗОВУТ
ЕСЛИ Я ВЕРНУСЬ Я ОБЯЗАТЕЛЬНО СПРОШУ.
Подруга согласилась, а потом поползла по коридору в туалет
блевать. Пока она блеВАЛА я лежала НА диване и слышала, как весь Дом
звенит, трещит, гудит и стрекочет от всевозМОЖНОЙ прослушивающей
аппаРАТУРЫ. Я подумала, что это не NASA, это, наВЕрное, "Логос" создал
такую большую коНТРольную сеть в Доме. Понимаете, я чувствовала, как все
эти прибОРЫ чавкают, кряхтят, сопят, урчат, шелушатся, скрипят, храпят,
дрыгают, трясутся, таятся, жужжат, лязгают, грохочат, завораживают,
будоражат, потеют, булькают, чмокают, плещутся, плюются, пузырятся,
почкуются, дымятся, бубнят, кашляют, харкают, сверкают, готовятся, зудят,
ноют, поют, пересвистываются, шепчут, поеживаются, накаляются, краснеют,
лопаются, взрываются, и по стенам, по лестницам, по ступеням, по бетону
текут и текут зелено-алые умерщвленные глаголы...
День 6.
< Начало Конец >
В одной из комнат Генного Мухера неизвестные гости с 300-го этажа
РАСПЯЛИ рекламного агента "Логос Ко" на китайской махеровой гардине. Агента
СНЯЛИ, УПАКОВАЛИ и ПЕРЕСЛАЛИ в офис, где управляющие его ВЫНУЛИ, РАЗГЛАДИЛИ
и ПЕРЕРАСПЯЛИ на египетской бамбуковой совести, под вентилятором. А в том
месте, где Генный Маклай ЗАСТАЛ подвешеннго агента теперь стояла плоскость
ИЗ телеэкранов. Папа Милонский, вспомнив ДеДовых вшей, включил телики.
Нараяма и Рамзевс, как почетные ГОСТИ, гремя доспехами и украшениями, стали
ЖАТЬ НА кнопки дистанционных пультов. ПРОГРАММЫ замелькали, заерничали,
задергались.
По 1-му Каналу Буддотерапии шла лекция тибетского Святого Воина
Глапхтанг Тнимпен Пчолку IVXII о будущей эре телепатического бизнеса.
На канале "2-НОВОСТЬ-2" шел блок цветных бастеров:
- Люди "Логос Ко" получили в подарок от Исполкома красный самолет,
на котором планируется транспортировать гипертрофированное шизоидное тело
идейного соратника компании - Бьютифулла Ларри. Ларри, лежа у
гальванического трапа, сказал: "Любимые изменят, друзья предадут, кто
останется? - Соратники. Сейчас идет информационно-ситуативная война, хотя,
лично мне известно, что она длится уже на протяжении двух манвантар...
- Люди "ДеД индастриэл универсум" начали продавать акции фабрики
по производству пирогенных крыс. Биржа преет...
- На днях состоялся конкурс "Кто увидит более вещий сон"...
Кнопка 3 включала телеканал Святого Духа: по малиновому полю,
загнутому кверху, бежали зеленые струи, состоящие из букв алфавита. Струи
текли к желтому озеру, которое ослепительно сияло и даже зияло под открытым
фиолетовым небом, концентрически уходящим в коричневый пульсирующий
треугольник. Диктор возникал из пляшущих шестикрылых атомов ярко синего
цвета. Он улыбался, его пшеничные брови ласково касались ржаной шевелюры, а
хитиновый черный костюм тускло мерцал в свете сетчатого красного солнца.
Глаза диктора пошатывались и искрились, губы расцветали розово-голубыми
пузырями, а кричащий пальмово-русалочный галстук вдруг заговорил:
- Добрый вечер, друзья! Я рад всех вас... О, я вижу где-то в
миллионном секторе знакомых телезрителей! Это же гости с Цветущего Севера -
Рамяма и Наразевс! Господи, какая честь! Какая честь! Какая участь!..
Кнопка 5 включала Теневой Эфир Липидных Орбиталов:
- Говорит и показывает "ТЭЛО"! Ваше любимое "ТЭЛО"!
По экрану холодно ползла подлунная тень, бросающая острый
серповидный блик вам в око, и больше - ничего...
Клавиша 6 предлагала Обзорную Оккультную Студию Телекинезщиков:
ночной океан рождал килотонны хищных касаток, глотающих сердца
незакамуфлированных зрителей. Фильмы кошмаров были инспирированы под
комедии в духе 50-х годов бродвейской тяги, с кремовыми небоскребами и
лазурными лифонами бейсболистов. Щелочной субканал интимных происков щупал
зрителей холодными ступнями мертвых киноактеров, и их пульс спал. Гигабайты
мягкой информационной массы, как пюре лезли изо всех щелей тыщеэтажки.
Строгие айсберги цифр и схем пороли брюхо мозговых подлодок.
А вот кнопка 4 заводила "Стрептоарт Клаб Фук-Фук". С частотой 655
кадров в секунду мелькали скрытые намеки на Мэрилин Мэнсона и группу
"КОРН"; прошмыгивали с пулеметной скоростью эфемерные призраки "9-ти
дюймовых гвоздей" и баллистических систем KMFDM; криминальные кадры
ИНТЕРПОЛА смешивались с суперскоростной VHS-порнографией и приправлялись
бешеными дозами феромонных оргий кибернетических маньяков. Словом, дожили.
Кнопка 7 включала систему тушения ПОЖАРА и блок подавления
МУТАНТОВ, плюс иссушение НАВОДНЕНИЯ и избавление от искусительских
побочных, болезненных и мученических иллюзозаблуждений.
Пена, шкафы и шарнирные массажеры вылетали в окно телеэкрана с
радостным гоготом освобожденного гамадрила. Вещи отдалялись от своих хозяев
и обретали осмысленный покой. Стоило только переключить канал, как опять
БоГ плелся по шахте лифта с тромбозными венами, и трубы тяжко дышали, и
вирус СПИДа медленно улыбался, притаившись в стеклянном многомерном мирке
где-то под лимфатическими опухолями черного потолка, а Маклай бежал от
ревущей волны горящих досок и огненных простыней, спасаясь от жаркого удара
в укромной реторте подкрышного тупика. Ветер гулял в синем бездонном мраке
между телепрограммами. Кинескопы таяли под причудливой вязью тысячеладонных
лап ДеДушки, а эфирные ямы создавали гиперворонки реалистических снов
наяву. Schnele!
День 4.
< Начало Конец >
Я зашеЛ к Черному Мухеру, мы с ним ровесники, я ведь ПОМНЮ, что он
в прошлом - "авиабомбист, анархист мандритный, бывший моряк
саддамхусейнского флота, вызывальщик рельсовых борделей" как писаЛА об ем
Пресса восьмого этажа. На восьмом два идиота выпускаЛИ газеты "Вестник
мусоропровода", "Голос ДеДовых эмбрионов" и "Ночные зверушки РИА". Брок
вечно при встрече поучаЛ идиотов, но они только кривляЛИСЬ. За эти гримасы
он грозиЛ их подпольной типографии ПОЖАРОМ. Конечно, шутя.
И вот ЗВОНИТ ко мне старый кореш БоГ, он же Крейзи Пункер, Нэнси
Вишез и Антилох Суперстар. В тапках на босу ногу, как обычно. ЗАХОДИТ,
СВЕТИТСЯ мольбой, - Мак, убей меня, слышь? УЛЫБАЕТСЯ своей детской маской,
- я ЗНАЮ, Маклай, у тебя ЕСТЬ, ДАЙ, хотя бы в долг.
Я ему сразу:
- Чего, лечиться ЖЕЛАЕТЕ, мистер?
А БоГ - шмыг в мой кабинет, нырк под кресло, шасть на кровать, и
опять улыбкой ЗИЯЕТ. А у меня друзья...
Короче, Мухер, как всегда, со своими фишечками, но я ему сразу
сказаЛ:
- ЖЕЛАЮ. Джа ТРЕБУЕТ. ДАЙ ПРИДЫХНУТЬ. Потом СМОТРЮ, а у него
гости. Ну, я всех их ЗНАЮ: Папа Миланский суперджинсы бляха одеколон,
Пешеход дорогой полосатый фартук и Мироносица зина клава прабхупадла, увы.
Атмосфэра, ЧУЮ, НАКАЛЯЕТСЯ. Они чего-то БОЛТАЮТ, РЖУТ, я ЧУЮ - у них внутри
уже ИМЕЕТСЯ кюре. Папа Миланский круче всех, ШУТИТ и ИЗДЕВАЕТСЯ, но - по
святому, как всегда. Крест на пузе алебардовый. На спине картинка: Калки с
Вилкой убивает апсарню Еврипидара. А Маклай:
- Нету, все, ОПОЗДАЛ, кранты. И не ЗАРБЫВАЙ, пожалуйста!
Только Маклайский Баклуха отказаЛ БоГу, тот слегка охереЛ, а потом
стаЛ клятвенно КЛЯНЧИТЬ, КАНЮЧИТЬ, в общем, молодчина, не РАСТЕРЯЛСЯ. Я
крестик свой за рубаху - хоп! и на кухню, ПОПИТЬ водицы спод крана. ВХОЖУ а
у Маклая в шкафе - грохот, визг крысовный и жуть шумная. ОткрыЛ Я дверцу, а
там - сублифт махонький, в самые низа и миникабинушка выскакаваИТ! Ни ХУЯ
себе не знаЛ, подумаЛ Я. ЖДУ СТОЮ. Из кабины ВЫЛАЗИТ ДеДУШОК, весь в мышах
и бахроме, ДАРТ мне граненый телик с параболой и ОРРТ:
- Де Алхимик, моб яшу вать?!! Ладно, чтоб передаЛ ему аппарат,
ДЕРЖИ карман шире.
- ДеДуган, - Я ему. - Не узнаЛ что ли? Пердун старый!
- Шо?! Хто тут ЖАЖДЕТ ПОЛУЧИТЬ шок?!!
- Я шок ПОЛУЧУ с чего ЗАХОЧУ, - Я в ответ. - Глаза ПРОДЕРИ!
- Папаня Миланскай чтоль? Мой башу вать, какая честь! А я вот,
ВИДИШЬ, долги РАЗДАЮ. Кому тиливизир, кому песню СПОЮ.
- Да мне по ХУЮ. Рад БыЛ тя ПОВИДАТЬ, ДеД.
ДеД достаЛ откеда-то ЧертеЧто с лиловым задом и оно ПРОИЗНЕСЛО:
- Душ ленивый отрицатель
Куб накрывший кубатурой
Сроду грустный обыватель
Как Ильич, возведший
фаллос ходовое
Над моторными полями творчество
Под убийственной дугой 191ой буквы
Кари или Ка иТурой
Леченный другой микстурой
Как Зеландец или Андец
Или даже Цой.
- ПоняЛ тебя, ДеДушка, прощай, семь якорей тебе промеж яиц и пять
русалочек без лиц!
ДеД с ЧертеЧем ИСЧЕЗ с лязгом и шиком во глубине пространных
этажей. Я взяЛ телик с параболой и пошеЛ в кабинет Маклая. ЗАХОЖУ: БоГ
КЛЯНЧИТ дозняк, Алхимик никак не РЕАГИРУЕТ, Пешехонец и Клавоносица
ЦЕЛУЮТСЯ руками и нейтральны... Боуи ЛАБАЕТ, хоро-шо...
Я Мухера опять ДОСТАВАТЬ, ДАЙ-ДАЙ, ПЕРЕДОЗНИ для эксперимента и
ГОВОРЮ, что у меня ЕСТЬ свежий номер "Ночных Зверушек РИА".
- На хер мне твои зверюшки?! - я стаЛ РАЗЫГРЫВАТЬ перед БоГом
сцену. - У меня и так проблем до хера и больше! Ты еще каждый день
ТАСКАЕШЬСЯ и ПРОСИШЬ, на шару ведь ПРОСИШЬ, Пункерская душа, на постое на
шару! ПРИПОЛЗРШЬ, СЯДЕШЬ на диване и ТОРЧИШЬ в углу, как икона. ЗНАЮ я твою
трагическую историю, лучше ПОМОЛЧИ. ХОШЬ чтоб я на тебя всецело работал?
- А у вас, Маклай, счетчики глаголов, - ЛЫБИТСЯ БоГ. - Еще не
поставиЛИ?
- Нет не поставиЛИ, - я еще кипеЛ, как положено. - Так что можешь
"давакать" на всю советскую катушку!
Мы с Мироносицей СЛЫШИМ - ЗВОНЯТ. ДУМАЕМ, ну и славно, хоть кто-то
накал страстей ОХЛАДИТ.
Я, чисто офигевший такой СИЖУ, после такого гнилого базара, ДУМАЮ,
ну, Мухер, безбожник хуев, я тебя по-любому РАЗВЕДУ на дозняк. И тут - опа!
- ЗВОНЯТ. Пеший и Носица аж ЗАСВЕТИЛИСЯ. А я скрыЛ торжество, МЫСЛЮ, все,
пришЛИ за лекарствами, ПОДМАЖУСЬ под это дело!
Алхимик так на Крейзи Пункера зыркнуЛ, тот прямо заскулиЛ, Я
крестик свой из рубашечки - ан! - Маклай же погнаЛ ОТКРЫВАТЬ новым
неведомым друзьям... Короче, друзья, СИЖУ я на диване уже почти счастливый,
Папа Милый рыбок в клетке КОРМИТ, а Пешеход за попугайчиками НЫРЯТЬ
СОБРАЛСИ. Марлей БРЕНЧИТ, ништяк...
...Я БРЕНЧУ СВОЙ ВЕЧНЫЙ РЭГГАЙ, МОТАЮ ДРЭДАМИ, А ЛЮДИШКИ ВОЗЯТСЯ В
КОМНАТЕ СО СВОИМИ ЗВЕРУШКАМИ, И В ГОЛОВАХ ИХНИХ ЕЩР БОУИ СО МНОЙ МЕШАЕТСЯ,
ДА И ХРЕН С НИМИ, ВИБРЭЙШЫН НА МЕСТЕ, КОЧУМАЙ ГИМАЛАЙ!
Потом ЗАХОДЯТ гости. Я таких, короче, не видаЛ. Мухер такой
радый, ОРРТ, что это Рамзевс и Нараяма, приехаЛИ из далекой ДЫРЫ или НОРЫ,
типа того, точно не ПОМНЮ.
...Нараяма под странного индуса закос плюс минус тувинский
наркотический кибершаман, бусы, кегли, автоматы, сны, убитые солдаты, пни
весны, духи дня и ночи, короче, весь в песцах и янтарях, золоченый пах.
...Рамзевс с костылем, в шелках пурпурных, в гриме, в жабо, с
мушкетами шпанских мух, в мантии девятой музы, с глобусом и мопсом, в коих
кока и бредни.
Все офигеЛИ слегка, Нараяма в маске, Рамзевс в повязке, Мухер
посверкаЛ глазами, ну и достаЛ порошок.
- БУДЕТ тебе ПРИДЫШАТЬ, Панкуша! - злорадно съехидничаЛ я БоГу.
Дал Нараяме и Рамзевсу по дозняку лекарства, остальным по чуть-чути
ДОГНАТЬСЯ. Панкуша слюни ПУСКАЕТ!
...РазвеЛ я братуху на порошочек! Дозняк выкатиЛ, просто самба
гопкинс!!! ЗАЕБИСЬ.
...БРЕНЧУ РЭГГАЙ, ОМ ДИПЛОМ.
...СДАДУТ в психушку, ой-ей-ей. Опа.
Лифт медленно, послушно, ничуть не пугаясь диких высот, осторожно
скрежеща и позвякивая, болтая канатами страховки, неуловимо скользя в
бездну.
Не будь я Папой Миланским, если не я заделал этот праздник!
Потомучто я БоГ, а это значит, короче, алес. Я получил это соединение,
взхолил взлелеял, объегорил Карлоса, облапошил Тимоти,
убрал Теренса МакГену
припутешествовал из столичной мути с доброй энергетикой
и помог всем тут
недаром я Мироносица Алена собирала корни клена
мне и в подвале класс!
Брок с Гаммой хохочут далеко внизу, сидя перед телевизором.
Создается самый удачный выпуск "Мусорных известий" для жильцов
"Логос" вводит сервис для квартирантов
подростки под клеем ломают дверь пустой квартиры на 801-м этаже и
им весело, как в "трансформерах"
Папа Миланский уже очень и очень и очень оживленно беседует с
Нараямой и Рамзевсом. Легенды о гостях входят выходят и приходят,
корридорами коты когти, пылесос комбайн эфир, усы швабра пролет,
зима-а-а...
Дружеские вихри веют под нами в пропасти уровней и тьме лестниц,
тыщи ступеней рыдают нехоженными тропами, только тараканы рвутся на зов из
под дома, ДеДушка кличет паразитов.
Рамзевс раздвинул бисер и спрсил сквозь жемчуг:
- Маклай, это съели мы а, чего?
Нараяма повращал перламутровыми пластинами на лбу и перестал
левитировать.
- Ели мы серную кислоту, - сказал Маклуха. - Сушеную.
- Микроколичество, - уточнил Путешественник. - Сгущеное.
- Земля наш общий дом, - подсказал Папа Мирный. - ОМ.
Кабинет Алхимика гигантский, циклопические горизонты стен, но все
достается вытянутой рукой, она парит змеей, вылазит в форточку и, качаясь,
бдит у отвесной стены, а вниз - девять сотен этажов и балконей, и рука мчит
ввысь, изгибаясь констриктором, пятнистая, как удав, вползает на крышу,
ударом головы-ладони сметает пару вражеских антенн и с хрустом крошит
главный глагольный генератор, а после летит над крышей, машет кому-то в
соседней тыщеэтажке, там - такая же боа-рука, они взмывают в синее
безграничное небо, обвивают друг друга, делают рукопожатие над всем
городом, секунду сияют ярче зимнего солнца, а затем расстаются,
возвращаются по домам, констриктор опять движется по гладкой крыше
"Логоса", подползает к сидящему у края Соме Дмитриевичу Иксу, хватает его
нежжжно и уволакивает тем же витиеватым путем назад, через форточку - в
кабинет Черного Миклухи и его постоянных гостей. Нараяма вспыхнул
бессчетным ОГНРМ и предвечной молитвой, когда увидел, что вошедший в окно -
это Сома Х. Сома Х жил на крыше и был на всю свою жизнь насквозь пропитан
напитком богов, так что он даже не мог говорить и петь, мог только тупо
улыбаться. Рамзевс на всякий ПОЖАРНЫЙ надел серебряный противогаз со
стеклами из рубиновой мозаики. Сома Х обычно жил голый, без стыда и
совести, но в этот раз, когда глаголы шлялись свободно по осям "Логоса", в
этот раз Сома Дмитрич был слеганца драпирован есенинским пиджаком 1929 года
рождения. Самому Иксу было от роду 853000000000 лет, и на его юбилей
прошедшим летом тут была, вы не поверите, ЖОПА, полная, абсолютнейшая и
всенеприкасаемая ЖОПА!
Дом тихо шатался на семи ветрах Евразии, ходил вверх-вниз вдоль
Шаманского Шляха и рдел девичьей суразной красой. Солдаты на привале в поте
лица косили поле конопли. Птицы доклевывали некрозную Людмилу Васильевну,
но она на самом деле летела легко, далеко и весело, погружаясь, наконец, в
столь желанное, и в чем-то даже мужское, Самое Дело. Naturlich.
День 7.
< Начало Конец
Вода ЛИЛА тонкой прозрачной плоскостью. Журчание и тихий плеск
ЗАПОЛНЯли просТРАНСтво циклопического Дома. Верхние этажи и крыша
скрыВАЛись в смогообразном угРОЖАЮЩЕМ тумане. Именно там, в мутной и
далекой выси начался поТОп. Вода шла с тысячного этажа, где ЖИЛ человек,
внедрЯвший сны в ткань восприЯтия Дома. Его жена, Ева
Перегрузова-Глиновицкая, плакала седьмой день. Все начАЛОсь с того, что
как-то утром Ева подУМала:"а вдруг все - сон? А вдруг я родИЛась не для
того, чтоб стать диРЕКтором клАДбища, совсем не для того? Вдруг я доЛЖна
была быть самой соБОй, только соБОй, или просто женой моему мужу? А людсКАЯ
зависть там, внизу, и все эти лезущие в дУШУ телекаНАлы сотворили мне
дивный сон, будто я - кладбищенсКИЙ начальНИК, живу ВЫше ВСЕх, лучше
всех... "И Ева поняла, как далеко она зашла в своем сновидении, как все
телеэкраны вдруг слились в один небольшой, но уверенный телик, и он,
надменный, заявил ей: "ВСР. ПИЗДЕЦ ВСЕМУ." И она позвала мужа, но его не
окаЗАлось. Она опустила руки, и телеэкран пОТух. Она стала рыдать, а слезы
ВСР текли текли текли текли текли текли текли текли текли...
...И текли. В это время ДеД в глуБИнном подвале, сидя задом в рое
сорокоНОЖек, глумясь над мусороПРОводом, читая якутские мантры, глядя в
пустую пасть отключенного голоДНОго телевизора, кричал вместе с ЧертиЧем
черные черешНЕВЫе гимны. Черепа крыс раскалывались от натуги, натуги,
вызванной слезным потопом. Глазенки зимних грызунов закрывались,
остерегаЯсь рева, рева восстАвшего ПЛАМЕНИ.
- Огонь!!!!! - орал ДеДок, задыХАясь. - Убери воды!!!!!
Бубен шаркал, черви плелись и пялились, уроды в трупах псов
осоловЕЛи, духи сквозняков рвались с цеПЕЙ.
ДеДушка никогда не ВЫЛАЗИЛ наверх, его ПОСЕЩАЛИ жильцы, гости,
вампиры и астарты, его СЛУШАЛИ неживые цементы и глухие бетоны. БоГ
ВСКРЫВАЛСЯ и его душа шла по трубам ввысь, в квартиры, в чашки миски бутыли
стаканы ванны и ковши. В пищеводы желудки кишечники и обратно в трубы. На
дурку, ой-ей-ей, ходы лазейки нычки топоры и спички. А ВСКРЫТЬСЯ не ДАЛИ. А
то бы опять ВСКРЫЛСЯ, что ему, богу, не ОДИН ХУЙ. БессМЕРТие.
Бубен шагал, подвал стОНал, черви пели и плевались, скрипы
колокольчиков метались по капрОНОвым перегородкам, а ДеД звал ПЛАМЯ ОГОНЬ
ЖАР - вверх, вверх, вверх...
Дом вспыхнул снизу, ярко и кошмарно искрясь. Дым взметнулся и
укатил в туман, оставив только резОНАнс. Пожар охватил четыреста этажей.
Безумные Брок и Гамма выплыЛИ в чугунной ванной, но застряЛИ на повороте, у
почтовых контейнеРОВ. Мыши дожирали Шиву...
...Сома Дмитрич Икс вдруг очнулся, посмОТрел белыми глаЗАми в
телик, где что-то шептал зеленый от суперпозиций Красавец Ларри, потом
встал и вытек ИЗ есенинского манто. Сома Х крылатой черепахой взмыл на три
этажа и оказался на тысячном. Кровь Митрича покраснела в жилах, забурлила
бульоном, заиграла кристаллами предвечной эпической СИлы. Он огляделся, как
двуногий ящер: Ева плакала одна, без человека, без сил, без света, во тьме
отчаяНИЯ. Сома из последних космических джефокетаминов, что остались в его
эпифизах, превратился в евыного мУжа, - в человека, - и рывком виртуального
снотворчества изъял Еву из мира, вставив себе в грудь. Сам Дмитрич Х стал
при этом белым-белым шарОМ, молочным пузырем, и уж думал полететь в
резервацию АмитабХИ СперМатикса, но вдруг лопнул. И опять рухнули вниз, в
объятые огнем четыреста раскаленных этажов соленыи слеЗЫ заблудших снов.
Одни захлебывались, иные изжаривались, но никто не сидел и не ПРРСЯ.
Бог, весь в крови и в ссадинах, с бычком марихуаны в желтой клешне
бежал по объятому протуберанЦАМИ КОРРИДОРУ, УВОРАЧИВАЯСЬ ОТ ВИЗЖАЩИХ
ОШМРТКОВ ЛИФТОВОГО ТРОСА. ПОДРОСТКИ, нанюхамшись ацетону, собирались
допрыгнуть с вон того балкона на двадцатьтретьем до этого ТОПОЛЯ, ЧТО
СТОИТ, КАЧАЯ СНЕЖНОЙ ШАПКОЙ.
Перемахнув через обглоданные косточки Шивы, БоГ помчался по
раСКАЛРННОМУ МУСОРОПРОВОДУ, ГДЕ УЖЕ НАМЕРИЛИСЬ ГИБНУТЬ ОТВАЖНЫЕ ИЗДАВАТЕЛИ
"ВЕСТНИКА МУСОРОПРОВОДА" И "НОЧНЫХ ЗВЕРУШЕК РИА".
- ЙОБТ!!! - КРичал им БоГ на бегу. - УХОдите!
- Бля-адь! Бля-адь! - отвечали они ему, сидя на черной жести,
среди размеТАННЫХ ШРИФТОВ.
Вот БоГ добежал до почтовых ящиков и выдернул из прокопченной
ванны своих удрученных родителей - Брока и Гамму.
Ой-ей-ей, в психушКУДАБЕЖАТЬ? КУДАСПАСАТЬСЯ? СЫНОКРОДНОЙЖЕПОМОГИ!
МЫВСЕСГОРИМОПЯТЬ. МОПВАШУЯТЬ! АХОЧЕТСЯОСТАться, текут, текут, текут
мозги...
- Пятку двинь! - крикнул БоГ папе Броку и потянул предков на
Уровень, где и Воды и Огня было поровну и оттого - не так заметно. Однако,
там был ад.
- Ну, что? - Папа Мулен-Ружский мужественно стоял на столе, в рясе
цвета вишни и с аметистовым крестом на языке. - Путь нам - наверх. Сквозь
медную змеетрубу на крышу. Там и спасемся. Напоследок напаснемся?
Рамзевс, раздвинув жемчуга и злато, скушал соляную кислоту,
количеством "от-до" и без возврата. Его чадра пронзительно захмелела, а
глаза ушли по шпалам своих оптических нервов.
- Я все, - сказал Рамзевс. - То понял. На. Конец.
Дни горели как хана, как лоск, как сопли, как навоз. Мы всей
компанией решиЛИ идти на крышу.
- Лифт не ПАШЕТ? Нет - РАБОТАЕТ! Где-то ДеД Мороз тихо ЛОПОЧЕТ,
обугленный. О людях. ЛечиТЬ.. СДАВАТЬ, ой-ей-ей...
Вызов кабины, на стенке - кровушкой: "Мой вашу бать". Гул в шахте,
шум скрипы клекот, ток ток ток ток ток мозжечков. А в неисчисЛИМОЙ ВЫСИ
ЖИлых этажей горит и тонет всякое таКОЕ: ВОЙНЫ, ТВАРИ, КИБОРГИ, ИНКУБУСЫ,
ПОРНО, "КОРН", суфлеры, убитые в умат Марли и крабы Джоны, и улыбающиеся
(!!!!!!!) хомячки! А в окне - снег, иней и вороны вороны вороны вороны
вороны. На семисотом этаже молча погиб женский хохот с ароматом
среднепалеоазиатского мятного котовника. Мы шли на крышу и жрали грибы,
отбирая их то у ПОЖАРА, то у ПОТОПА. Мы захлебывались, мы подгорали, но
никто не сидел на всенеприкасаемой жопе и не ПРРСЯ.
- Я конец. - произнес Рамзевс из противогаза. - То понял. Все.
- На, - прохрипел Путешественник, но его никто не слушал.
Папа Мисский прочеЛ БУЛЛУ, ВЫБРОСИЛ ТОНЗУРУ В ЦЕЛИБАТ И ОТкрыл люк
на крышу. Дом шатался.
Теперь, когда тысячеэтажку обняли шесть зловещих трещин, когда в
ней ревело и хлюпало, когда никто не выбирал ни глаголов, ни слов -
наступало время ПРЕОБРАЖЕНИЯ. На крыше, среди покосившихся антенн и
обезумевших глаголодекодеров, сидели мокрые и обгоревшие люди с белыми
ромбами на черных пиджаках, с портфелями и сотовыми уликами.
- Прогон, - кротко бросил самый главный из них. - "Логос"!
Ничто больше не сдерживало речь, разум, душу, тело, тепло, свет,
холод, тень, газ, тьму, воду, отопление, кафель, позывы, порывы, понимание.
Ветер принес земляную пыль. Маклай застонал...
- Все вы, - вдруг начал Нараяма. - Все вы чувствуете, что пора.
Пора становиться не кем-то, а только собой. Освободиться? Но что такое
человек, чтобы думать о себе, что он в силах и вправе освобождаться? Пора
очищаться от упаковок. - Нараяма стал сдирать с себя шелка парчу саранчу
словари серебро фаянц бирюзу и меха. Все это унес хлороформный ветер. - А
если и освобождаться, то только от непомерной гордыни, от тяжкой вины, от
липового величия, от ложных блестящих имен, заслуг и умений. Понять, что мы
- только люди, не боги, что мы не всемогущи и сиятельны, а совсем наоборот
- малы и заблудились в этом лесенном лесу, среди лифтов, кладбищ и уровней.
Понять, что все, что мы ставили себе целью - только искушение. Что мы
свернули с той светлой тропинки, по которой следует идти отроду, зашли в
чащу, прельстившись чем-то ярким и пестрым там, в глухомани, а маяк света -
тропинку свою, оставили на время. Но пора вернуться туда, откуда мы были
утеряны самими собой. Я не Нараяна, бред какой! У меня есть имя, такое же
светлое, как и эта тропинка посреди всех этих тюремных зарослей. И все, что
от нас требовалось - только идти по ней, верить, любить и надеяться на
спасение, ничего сверх этого, никаких мировых пожаров и потопов. Человек -
только часть, как только это станет ему ясно, ему откроется путь из его
узкой тропки. И, если человек умеет прощать, и умеет просить прощения, ему
откроется весь свет. Тогда он услышит, увидит, почувствует и поймет, что
все неспроста, что все во благо. И раз здесь чистилище, то пора очиститься.
Страх и алчность - плохие помощники, когда человек собрался вернуться
Домой. Раз уж мы в чистилище, значит до этого мы зашли куда-то не туда, не
на свой огонек. Без греха здесь появлялся только один - и все об этом
знают. А раз так, то мы сами пришли сюда, забыв прошлое, искушая себя,
чтобы пройти все этажи, нигде не задерживаясь, чтобы, наконец, очиститься и
спастись, и помочь спастись тем, кто идет рядом. Ведь ты не БоГ, ты просто
Слава, а ты не Папа, ты Олег, ты не Рамзевс, ты просто Рома, ты - Саша, ты
- Людмила, ты - Сергей, ты - Павел, ты - Евгений, ты - Надежда, мы все
узнаем, кто мы. И все будет спокойно и светло. Мы прошли через этот ад,
чтобы очиститься и избавиться от скверны и соблазна. Мы все видим, знаем и
понимаем друг друга. Мы - дети, только разных возрастов. Не надо
отчаиваться, милости и благодати хватит на всех. Мы все, как на ладони, вот
они. И я буду молиться за вас, на дне или в духовке, буду помнить о вас
всех, и не дайте мне брать на себя ничего сверх человеческого - я стал
собой, я понял, где я, я принял все, как единственный путь к спасению,
Домой.
Упали вниз перламутры мудры смоги злато шито крыто. Посыпалась
пустая мишура, чужие маски, краденые краски, рубины тамбурины и стрихнины.
Вдруг зашипел звук, и в одном мшистом углу вспыхнул телеканал
Корпоративного Святого Духа: голубое солнце вливалось параболоидом в
тетроид фиолетового неба, оранжевые губы вывели лиловые леса, а уши
сотворили желтый берег у алых волн лазурного залива, возникший доктор
смокингом пропел: у-у-у-ы-ы... ГБКХ!
Удар чемоданом потушил экран. Над погасшим теликом стояло
несколько людей из "Логос и Ко". Сначала они правдоподобно молчали. Потом
кивнули, посветлели, повернулись. Белые ромбы их спин расправились в
широкие лебединые крыла, пух волос засиял вокруг их лиц, и они неторопливо
взлетели в весеннее голубое небо, полное близкой радости прелести жизни
света тепла и всепрощения.
Дом в тысячу этажей загудел лифтом, затопал по ступенями
миллионами ног и стал столбом света, идущим ввысь, наконец-то, напоенным
мудростью и благословением, которые всегда были здесь. Всегда были здесь,
как и это бывшее экстрасоло, а теперь - просто голос, произносящий слово
как позывной любви и братства. Было Есть Будет.
---------------------------
23.12.97г.-30.12.97г.
Е в г е н и й И z
ШВЕД
Андрею Вчерашнему
Он шел в поисках чего-то нездешнего...
До этого он напечатал на машинке рассказ...
Рассказ предназначался кому-то нездешнему. Текст был коротким:
GAYTON INTERNATIONAL LIMITED
WATERSIDE HOUSE
7 WATERSIDE ROAD
&HASLINGDEN
LANCASHIRE BB4 5 EN
Вот, собственно, и все.
Но был еще некий швед, сказавший ему тихо:
- Знаешь, все люди могут казаться тем, что в любом случае
относится к когнитивному аспекту реальности, однако, это еще не повод и
никогда не следует тухнуть урапатриоту от вдовы, несущей редкостный по
своей сути бред, ведь любой грубый солдафон не следует тухнуть когнитивному
аспекту по своей сути от вдовы и никогда еще солдафон не дристал в штаны,
как следует не поверещав.
Он выслушал шведа и, печально кивая черепком, продолжил свой
путь...
Вскоре его заприметили с Той Стороны.
Вот, собственно, и все.
Но, пожалуй, еще одна деталь к портрету:
CAMELOT REUSABLE
EMERGENCY
Е в г е н и й И z
СТОН
Рассказ впервые опубликован в АКМ #11
Одному хуево. Вдвоем.
Вдвоем вдвойне один. Хуй.
95
Е в г е н и й И z
СТУПОР
Рассказ впервые опубликован в АКМ #11
1
Да, это совершенно очевидно - речь определяет сознание. Более того,
само сознание - всего лишь речь и ничего кроме речи. Я своими силами пришел
к такому парадоксальному, на первый взгляд, выводу.
Начало моей истории банально. Меня выгнали с работы. В знак протеста я
перестал мыться. Ну, и далее в таком же духе.
2
Когда со мной случился первый психоз, я потерял сознание. Помню
только, как успел добежать в прихожую. Мое пальто висело на вешалке. Потом
- полная темнота и беспамятство.
С женщинами у меня уже гораздо меньше проблем, чем в годы юности.
Теперь все по-другому. Безразличие отнимает у угасающего желания последние
крупицы надежды. Организм выбрал новую тактику. Чаще всего у меня не стоит,
но если уж вдруг встанет - тогда, дорогая, держись! Однако, когда у меня
нормальная эрекция, я никак не могу кончить. Чтобы завершить начатое,
иногда требуется час. При этом, вероятно, я выгляжу полным альтруистом. А
если я все же так и не достигаю оргазма, то и являюсь, против воли,
истинным альтруистом. Конечно, это какаято форма сексуального расстройства,
связанная с возрастом или с моей расшатанной психикой, но я отношусь к
этому совершенно спокойно и лечиться не собираюсь. Меня такая ситуация
устраивает. Помню свое пальто на вешалке... Желание во мне почти угасло, да
и грех отцовства мне теперь не грозит. Чувствую себя (а пальто так и висит)
вполне уютно. По поводу любви не строю никаких иллюзий, сердце мое больше
не будет терзаться, слепо откликаясь на позывы темной похоти. Вешалка, там
висело мое пальто, я же отчетливо помню, пальто, пальто.
3
В глазах Эллы я был героем. Редкий, но чудовищно продолжительный
коитус доводил ее до умопомрачения. Она даже не чувствовала, что я не
эякулирую. Зачем я продолжаю залазить на поверженных щедрых дам? В этом
есть... О господи! Пальто! Мое пальто на вешалке!!! ...Ох... В этом есть
что-то механическое, что-то инертное. А пальто висит. В женщинах я видел...
мое пальто. Там, в прихожей оно висит и висит. Висит на этой вешалке...
Ничего не возможно сделать. Пальто.
4
Бессмысленность моих последних поступков столь же таинственна, как и
мое стремление найти в акте онанизма те спонтанные индифферентные образы,
которые позже ложатся в основу разумных заключений, облаченных в форму
определенно-направленного мышления. Но это мышление проистекает из резервов
речи и прогрессирует только вместе с речью. Как коллективное... Я больше не
в силах. Вешалка! Пальто! Снег! Пальто! Вешалка - Прихожая - Пальто - Снег
- Вешалка! О, Пальто еще висит! Я долго изучал собственное мышление, уже
хорошо зная свою речь, а пальто осталось там. Снег, снег, снег, пальто,
снег, вешалка. Вешалка и пальто! Да, я зарезал Эллу кухонным ножом, прямо в
постели!!! Да, я спустил в унитаз ее синтетические белые трусики, которыми
вытирал нож!!! Я помню ее волосы, разметанные по моей подушке!!! Я помню
пальто в прихожей на вешалке!!! Пальто! Мое! В! На! Вешалке! Снег!
Прихожей! Снег!
5
Не смог повеситься. Снег за окном. Пальто даже сейчас висит в прихожей
на вешалке. Я беспомощен и слаб. Я...
6
Да, я заметил, что все мои ощущения притупляются и меркнут. Пальто
висит. Снег лежит где-то, лежит. Пальто у меня и на вешалке. И еще я
помню... Снег. Помню снег. Пальто... А, вот... пальто, там, на вешалке.
Да-да. Там, оно в прихожей. Да, оно в прихожей. Да. Оно там. Да, снег, да.
Я помню, да, отчетливо снег. Пальто? Да, конечно. Оно висит там. Да, там. А
я полностью зависим от себя. Несвобода и снег, пальто, я помню, да-да, оно
на вешалке, оно там висит. Да, именно там. Снег... Мышление ограничено
речевыми... Снег, снег висит. Да-да... Женщины, я помню, да, и пальто. На
вешалке, да!!! Да! Да... Снег и помню все... Да, это... там. Оно там. Да,
оно там висит. Я мог бы вам его показать, уверен, что мог бы, оно в
прихожей, я помню совершенно точно... снег... вешалка и помню... да-да, да,
снег... пальто... да, это... мое. Оно висит. Пальто? Да, это оно... Да..
Е в г е н и й И z
НЕКОТОРЫЕ ВИДЫ РАЗМНОЖАЮТСЯ ПИЗДЕЖОМ
(Для среднего читателя)
Часть I.
Потомственный Маргинал
В этой жизни я вместе с многими. Я был миллионером, безработным,
отвисал на дурке, печатался в прессе. Это крутой Пресс. Я всегда видел, что
происходит вокруг меня. Какая-то хуйня забирала меня больше - какая-то
меньше. Я адаптировался вместе с многими. После безболезненного отделения
Украины все ее болезни повылазили наружу. Я тоже охуевал с этих
неповторимых миллионов, деньги вдруг стали вырождаться, а попс стал
единственной любовью для всех. Мне никогда не нравилось греть яйца на одном
доходном месте; может быть, поэтому я последнее время считаю каждую ебучую
копейку, чтобы жить. Средний читатель, ты меня поймешь. Ни для кого не
секрет, что морали больше не стало, остались только засаленные жаркими
руками декорации. Те хитрожопые пиздаболы, что вовремя выебнулись и
добрались к власти, теперь заняты материальным накоплением и, как всегда,
видели ближних своих на хую. Государство - это те, кто сегодня хапает
охуевшей здоровенной ложкой откуда только можно. Добра и зла нет, есть
только зловонная стабильность и хитровыебанный прогресс, а все, что
материально, - абсолютно все это, - можно купить. Это не сложно, надо
только совершить Работу. Я свою все еще делаю - чем дальше, тем лучше. Это
- повод моему оптимизму, когда я выхожу на уродливые улицы еще одного
голимейшего города, так похожего на мой родной; когда я вижу в толпе страх
и самоунижение; когда пьяные пролетарии с пустыми карманами валятся на лед
с расстегнутой ширинкой; когда каждого третьего можно недорого купить
вместе с его говном; когда никто ни во что не въезжает и все тупо проедают
жизнь. Вот в такой обстановке приходится работать. Послушай, средний
читатель, ведь социализма больше не будет, даже города переименованы.
Украина вертит перед ЕЭС своей голой жопой, но для европейцев это всего
лишь стриптиз. Супружеское ложе маячит где-то во вневъебенном будущем.
Мировой капитализм знает только одно - собственность на любую форму
материи. Не продашь - не наебешь, в ином случае все в момент дербанится на
части. Я просто наблюдаю, что происходит на Земле (уже подербаненной), пока
я тут развиваюсь. Все так странно устроено - есть от чего прихуеть. Хотя бы
и от себя самого.
Я, например, родился в ебучей зоне угледобычи и вырос в семье
директора шахты. С детства у меня все было заебись. На учебу в школе я
положил хуй, как только въехал, что мне нечему научиться у людей,
называющих себя учителями и преподавателями. Я сам по звездам - Лев и между
мной и отчимом всегда была дистанция. Отчим почти никогда не наезжал. С
первого дня его появления в нашем доме, я понял, что этот тип будет нас
содержать, - а было мне тогда лет десять. Мой папаша умер видным деятелем
Горкома и через два года появился энергичный директор шахты. Мы же с
сестрой отвязывались - каждый в свою сторону. Со временем меня все это до
того заебало, что я решил прыгнуть с седьмого этажа. Прыжка не состоялось,
зато я стал притарчивать на такой вещи, как план. Я уже заканчивал школу, -
экзамены покупал отчим, - и как минимум дважды в неделю я напивался манго
или накуривался до оебунения. Это был конец 80-х, корчи новой волны. В моей
комнате мы с другом устроили минипритон, где и торчали, исследуя клей и
колеса, пока нас не спалила мама. С сестрой у меня были особые фишки - мы
были заодно, но после того, как я ее выеб в неполные 13 лет, она
отдалилась, занимаясь только заманиванием подходящих юных и не юных самцов.
Короче говоря, сестра моя сразу приняла в этой жизни роль пожирательницы
сердец. Если она обзывала меня при случае мозгоебом, то я говорил ей, - а
ты манда бешенная. Так я царствовал на исходе своего детства. Родители не
трогали меня, и вообще - не могли врубиться, чего мне надо, поэтому
опасались узнать какую-нибудь мою "правду". Однажды я удолбался нехуевой
кашей и меня угораздило угнать у собственного дяди (он - главный архитектор
города) "волгу", которую я слегка разъебурил о телефонную будку прямо
напротив мусарни. Дядя и отчим не раз вытаскивали меня из разной хуйни с
мусорами, но я воспринимал это как само собой разумеющееся.
А потом покатили эпопеи с выставлением госимущества. Супернаглые
кражи, когда киоск чистился за спиной у патрульного "ГАЗа". Ширка порой
творила чудеса. Ихтиандр, Шерлок и я как-то в конце лета вмазались, чуть
позже накатили по горсти транков, и в девять вечера, слушая каждый шорох за
километры, предоставив все в руки фортуны, влезли со стороны проезжей части
в окно золотой мастерской на третьем этаже "Дома Быта". Вылезли с ломом и
пошли к Суме, скинуть все это. Идем, а нас прет - ебать-копать, родной
город не узнаем, заруливаем в частный дом - воды попить, в десять вечера
без делов, а хозяев нет. Взяли бабки, магнитофон и пошли. Маг по дороге
утеряли. Когда возвращались от Сумы - патруль нас выцепил у того же дома,
где маг пизданули. Обыскали, у Шерлока только машину нашли, повыебывались,
потом отпустили. Ихтиандр вообще был тип - ехал из Харькова в автобусе под
молоком и бухой к тому же, и увел у водилы из пиджака лопатник да еще у
бабы какой-то сумку со шмотьем - итальянские сапоги на меху. Вышел не на
своей остановке, тормознул тачку и поехал дальше. По пути накурил водилу,
они заехали в какой-то хуев колхоз вместо родного города и их там прищемили
мусора. Ихтиандр загрузил мента, а потом съебался. Говорит, полпути по
трассе с чемоданом, набитым обувью пиздячил. Сума под паркопаном ходил
летом колядовать. Все честь по чести, с балалайкой заперся к кому-то и
начал "Группу крови" лабать, "сею-сею-посеваю, пожелай мне удачи в бою". Не
поняли его хозяева, Сума хозяина ухуячил своей балалайкой, забрал вазон
пластмассовый, с конфетами, и ушел. Потом, как цыган с маком наебали - это
отдельный пиздец. Нам головы пообещали поотрезать. А раз нажрались колес и
ночью залезли в аптеку. Прихватили препаратов, только выходить - встречаем
в этой же аптеке Солому - Соломатина. Он говорит нам, - я с КПЗ сбежал
только что, и в аптеку защемился, джеф нужен. Мы смотрим - а у него глаза в
темноте горят и губы синие, как слива. Короче, мы шли по центру города и
еще волокли на себе отъехавшего Солому. А Солома всю жизнь был на сплошных
подрывах. Мы завалили к Шерлоку домой, у него предки на дачу свалили.
Добавили еще по феназепаму, а потом сели в карты играть. Пока играли -
Солома в спальне стал сдыхать. Шерлок в кипиш, кричит - на хуй мы этого
пидара волокли. Вызвали скорую. Говорим коновалам - тип какой-то зашел и
упал тут, не дышит. Медики забрали его, но Солома кончился по дороге в
реанимацию. А Сума через год ослеп от какой-то хуйни. Приблизительно в это
же время я совершил косвенное убийство. Стоял я с одним левым знакомым у
него на балконе, на шестом этаже. Со мной была хорошая шмаль и я
раскумарился с этим типком, а потом давай его грузить на всякие темы, - в
принципе, под кайфом все темы катят как одна - самая хитрая и волшебная.
Тут из подъезда прямо под наш балкон выходит какой-то мужик. Я говорю типу
- смотри, судьбе было угодно, чтобы наверху оказался ты, неважно, что ты
поднялся по лестнице, важно, что он - внизу, по большому счету. Въезжаешь?
Все символично до опизденения. Тебе - карты в руки... Короче, прочесал я
типу в этом духе, он сразу взял откуда-то полкирпича - и вниз. Мужику по
черепу - еблысь! Тип этот смотрит на меня, как на пророка, и улыбается. Я
на измену. Говорю, ты меня не видел, долбоеб - и съебываться. Внизу люди
пособирались, мужик лежит готовый, я тихо из подъезда выполз и потерялся.
Потом узнаю: мужика - на кладбище, типа - в колонию.
Я продолжал удалбливаться, влюбил в себя одну врачиху молодую и
покатил недорогой морфин. Потом врачиха стреманулась, я в порыве
ревностного торча бегал со скальпелем за кем-то по больнице. Потом не без
участия врачихи я попадаю на дурку. Там - друзья детства и гашиш. И я
въезжаю, как все меняется вокруг и во мне самом. Я врубаюсь, что уже не
могу просто торчать, да и не только я. Начинается самовыкупание и выкупание
такой фишки, как вещество. Я выхожу из дурдома и застаю семейную ситуацию:
сестра уезжает непонятно с кем в Москву, маман борется с супермигренью
лошадиными дозами транков, а Ихтиандр уже сидит. Снова тасоваться по
прежним движениям - я не вижу смысла. Средний читатель, я уверен, что на
моем месте ты поступил бы точно так же. А я не поступил никак. Год я не
торчал, выкупал все на обычняке. Потом появилась синтетика и какое-то время
я нагонял себя на охуевших оборотах. Как Карлсон - с винтом. Я прошел
градации и миллион иной иллюзорной еботни. На магической дате своей жизни я
побывал Митрахристом и носил свой нимб на шее. Короче, дорогой средний
читатель,
ПРОШРЛ ВАГОН ВРЕМЕНИ.
Моя сестра 18-ти лет все таки съебалась в Москву; через два месяца
она была уже в Акапулько замужем, а через год ее там убили вместе с мужем.
Друг детства Шерлок со своим вечным передозняком в свои вечные 24 года
прописался на кладбище, а я жил в новом городе. Любой город похож на
прочие, и в любом городе можно выкупить его гнилой расклад. Я понял схему
города - от дна и до самой пробки. Мне было интересно:
- Расскажи, как ты представляешь себе свой город. Все районы, всю
мифохуемотину местную, транспортные линии, все садки, колорит, - если есть
такой. И фуфло не двигай, по-честному.
Все людские скопища одинаковы. В некоторых все устроено по уму и
по делу с самого начала. А вообще - "город наш небольшой, все обо всем все
равно узнают, каждое четвертое ебало - чуть ли не родное. Такая хуйня". И
катит лента образов: точки таксистов, мусарни, базар-вокзал с фонтаном,
юные шалавы на конечной остановке, зады гостиниц, цивильные коридоры,
полигоны бытовых отходов, блатное отвисалово, пятаки, хаты, русло системы,
нарсуды, ходы аэропорта, уверенная в своем небытии алкачня, тупейшие
лоходромы и странные пидары в зассатом переходе.
Я вникал в экономику: все эквивалентно всему, целиком и полностью.
Ебучий рот! В бухгалтерии вот уже который год используются такие обороты,
как "нематериальные активы". Если моих активов хватило на раскумарку - я
дам тебе пыхануть, средний читатель, пойми. Охуеть можно с того, как в мире
все зажимается. Бля буду, если здесь не жмут даже то, о чем мало петрят - к
примеру, право на сознательный акт или честный интеллектуальный ход.
Знаешь, средний читатель, полный мудило тот, кто считает, что есть лове,
деньги - и все остальное. Это заблуждение, хотя мне - поебать, кто во что
не втыкает.
И все так шло, шло. Где-то меня любили до усерачки, где-то
укрывали в три пизды. Не бздеть - это стало моим первейшим правилом, и я не
терял время даром. В конце концов я не стал никем, но купанул, кем же был
всегда. Для этого пришлось я хуею как измениться.
Все поменялось и все осталось по прежнему - однохуйственно. Я жил.
Все случалось к лучшему, и это при том, что по-любому выкатывало - "все
хуйня". Большая хуемотина все это приключение. В этом есть особый,
отгороженный кайф. Чистый и вечный. Не думай, средний читатель, ничего
плохого, на хуй я тебе соли не насыплю, залупаться - не в моих свойствах,
да и кипиша никакого не будет, все будет ништяк. Ты пойми - вся эта хуйня
вокруг и есть вечность, та же самая вечность. Купани это дело и всехуй!
В общем, протасовался я там и тут, и приметил, что я не один
такой. Существуют варианты по моему типу и признаку. Я жопой чуял - иначе и
быть не могло. Иногда покажется, что одиночество - это все, пиздец. Я
постоянно исследовал сам себя, пас и припасал, и людишек тоже каких только
не встречалось. У каждого - чуть ли не свой вселенский расклад, каждый -
чуть ли не очко мироздания. Такой наив лезет порой хуй знает откуда, такая
тупейшая ложь стоит за всеми этими ебаными святынями. Неправда, средний
читатель, неправда, прогон и маразм, а за всем этим - часть моей жизни,
положенная на выкупалово. Один мой коллега прогорел на тупом деле, как я
понял, специально слажал и теперь мотает на зоне. Устроился там, выпадает
вовсю. Зона же живет, как организм. Меняются поколения, с ними меняются
мелкие фишки, а люди как жили за колючкой, так и живут. И там въезжают, что
слово "Воля" - пошире будет неохватных километров Родины со всем ее
ширпотребом, "Воля" - это что-то глубоко внутри и так круто, что ну его на
хуй терять свое лицо из-за всякого говна.
Другой коллега пошел цивильно, подмазался под официоз, круто
закосил и выебывается в ящике - тележурналист. Вешает иной раз такую
чернуху - ебаться горько в череп! И все из-за высокой цели самореализации.
По мне, так этот черт на извилину не мастак, берет больше техникой понта. Я
с ним виделся один раз и он, пидар, обломался потолковать в открытую. И хуй
ему на рыло, пусть живет, как может и как знает.
Вообще, все эти фишки скользки и мне бывает просто-напросто
смешно. Жизнь напоминает мне попсовый фильм, снимаемый по всем правилам.
Недаром весь бывший совок припал на эти жалкие сериалы. Раз! - и ты на
момент забываешь свой комикс и втыкаешь в чужое и нереальное. Хули базарить
- искусство!
Ну а самый нормальный коллега, тот - писатель. Да, этот
навороченный и в тот же момент - простой, как две копейки. Владеет чужими
сознаниями посредством своей писанины. На хуя ему это? А на хуя вообще все?
У него такая дорога и он въезжает на раз, по-моему без особых иллюзий. Этот
- замечательный вариант, знает, как надо. Говорит как-то: "Даже темное
чухно нутром чует, что Язык - великая сила, а Речь - магический способ".
"Рискую повториться", - звучит смешно. И тем не менее... Прошел вагон
времени. Не так много, чтобы соединить Низ и Верх в Центре. Однако, я
перестал поражаться странностям этого мира и из моего заебательского
словаря постепенно исчезло былое восклицание - "ебическая сила!!!".
Часть II.
Эпическая Сила.
Как-то я стал действовать. Постепенно мелочи моей жизни стали
особенностями моей работы. Я использую все, что есть: и внутри меня, и
снаружи. А что делать, ведь больше ничего нет! Так вот, внутри меня и
снаружи есть вещества. Это материя и больше пиздеть тут не о чем. Морфин
снаружи находит морфин внутри. Все торчки напоминают собой векторы - "Путь
на Кайф". В этой стране по прежнему хуево количество невидимых фронтов и
один из них - миф о наркотиках. Это просто пиздец, что делается в людских
мозгах по этому поводу. При слове "ширка" некоторые полностью готовы жидко
обосраться у вас на глазах. А между тем многие из сидящих в Системе нашли в
опиатах свой относительно абсолютный Смысл. Опиаты перестраивают человека и
особым образом дисциплинируют его. У опиатчика все в его жизни подчинено
строго одной цели, во всех явлениях этого мира для него существует только
один Смысл. Многие формулируют это так: "не допустить кумара". Что бы они
не делали, все сводится к Выходу и Приходу. Для многих, мой средний друг,
это Мессия, это его Приход. Под куполом общечеловеческого кайфа торчки
телепатируют в самый Центр Верха: церквируй меня, Отче! Как и в экономике,
здесь опиаты - это все. Иногда просто непонятно, как нечто может быть
"чьим-то" и тот, кто в непонятках - цепляет холодной рукой собственность
граждан. Система подчиняет внешние признаки общему Закону: все круто
похожи, каждый сам по себе. Для многих Приход - это бесконечность в натуре,
уже сейчас. В их жизни есть Смысл, есть конкретные цели и функции, есть
реальная Боль и реалистично выглядящая опасность, есть охуевший Стимул и
однозначность всего вокруг, есть Шантаж и свой очень странный юмор.
Некоторые склонны оперировать фишками, типа "зависимость" и "потеря
контроля". Контроль - распускающийся бутон в огромном кроваво-красном поле,
а зависимость - это уж кто на чем завис. Многие вмазываются, четко
осознавая, что больше ни в чем ином для них не будет подобного Смысла и для
них это - полная и чистая доза правды. Я не употребляю слова "все", средний
читатель, я говорю "многие", и в этой жизни я по-прежнему со многими, кем
бы они не являлись. Опиаты, морфий - чем не религия? Тут и ритуал, и культ,
и отдельные факты фанатизма. В натуре, до хуя и больше таких, которые
фанатеют. Раскумарка вряд ли облегчает жизнь до оебунения, точно так же,
как и не подменяет реальность, она просто расширяет сознание, а уж
расширение мира - это следствие личной шири. Здесь и содержится та самая
хуйня - "Мессия внутри". Когда ты сам становишься Системой, сразу все
вокруг автоматом видится тобой как Система. Системность всего - это первый
шаг вообще к осознанию. На первых порах разогнанный интеллект выкупает
принципы несоответствия, невтыкалова имеющихся систем, и как результат -
кумар и абстиненция. Рбаный в рот! - восклицает Мессия внутри. - Да я
выкупаю этот мирок до самого пиздеца! Здесь дичайший тупняк и дешевые
фуроры!
Иногда мозговые скачки высаживают человека на такие темные измены,
что он видит только один нормальный выезд из этого блядства - суицид. Мне
это не свойственно (с некоторых пор), но наблюдал я таких вариантов в
изобилии. Средний читатель, суицид сам по себе - это лишь нота протеста, за
которой стоят целые симфонии вселенской метахуйни и какофонии бессмертного
теста. Вслушайся и оцени - доноры внутреннего морфия стоят в очереди к
альфаомеговому медиатору и поют хоралы со стихирами. Хуйня. Многие в
Системе воспринимают ширь, как Освобождение: кто временное, а кто и -
законное, перманентное. Но это в любом случае Освобождение - от своих
жалких 5% действительности, от отключки, от нехваток смысла и покоя, от
левых запарок и до самого Совсем. А что там? Опиаты работают с органикой.
Кому-то животный кайф пристроил на место искалеченную душу, а хрустальная
ясность в мозгу - лишь побочный положительный эффект. Кто-то даже втыкает в
первосортный оттяг атомной Любви. Люди вне времени, люди в особом
пространстве, люди под черным, как меловые штрихи. Они могут говорить что
угодно, могут говорить чистую жуткую правду. Это отмазка. Когда нет ни
плюса, ни минуса, когда Вмазка-Приход катит за цель всего, что есть - тогда
все служит отмазкой. Бывают и такие опизденительные парадоксы, когда от
морфия отмазываешься морфием - в любой форме. Это все шаги сознания,
въехавшего, что не Оно в Мире, а обратно - Мир в Нем, и этот мир куда
меньше сознания. Это и есть скрытая фишка Мессии, его Прихода, его миссии
Освобождения. Сансара - это Нирвана и нехуй мутить воду. А сознание
получает такую информацию о себе и об этом мире в себе, что хоть ты
перезаебись хуевым штопором, а все равно осознаешь этот факт. Опиаты не
позволят просто торчать, они дадут тебе выбор - соответственно силе твоей
натуры. Гедонисты старчиваются, горят, спрыгивают и, в конце концов,
загибаются. Многие из них вполне понимают, чего они боялись и почему
предпочли голую механику машинной логики. Это путь многих, читатель. Ни хуя
не видеть и не слышать не получается, это либо цепляет всего тебя, либо
просто заставляет купать расклад из самосохранения. Лобные доли мозга
оккупированы, мембраны на проблемах, нервы - в чем мать родила, и это -
родной отчий дом, где ты наживо вписан. Система отлично подмазывается под
любую цивильную "систему" - социальную, правовую, теневую и злоебучую.
Методы адаптации основаны на безошибочном животном знании-чутье. Опыт здесь
- далеко не "сын ошибок трудных", и если уж ты прогнал беса - то прогнал
явно и впереди себя. В то же время здесь говорят, что вечного кайфа не
бывает, что это и есть - большой Прогон. Вопросы лобных долей живо
интересуют общественность, свободную от официальной злой мастурбации. Долой
суходрочку, встала проблема Супергонива. Героина много, на него не хватит
всех живущих. Морфийная мама переживет своих птенчиков. На могилку каждого
- по пучку маковых бошек. Хули тут понимать? Это ничего не значит. Я говорю
о перейденной границе внутри сознания. Все - и черные, и белые создают
формы общения, потому что торчки все же желают быть в курсе, что же вокруг
такое происходит. Зачем это? Пусть я завтра двину кони, но как это так, к
ебаной матери? Что это за шиза? Ясное дело, это хуйня, но как она работает?
Как машина. Чем больше получаешь, тем больше понадобится. Масса самых
разных специальных задвигов, всяких меток и - одна единственная ось, -
прямо в центряк. Будь здоров, брат, еби лежачих! Мы начинаем общаться:
конкретно, эпикурейно, абстрактно, метафорически, по-честному. Без пизды,
как есть. Если что, средний читатель, посылай меня на хуй. Видимо обычняк -
это и есть то самое Супергониво. В конце концов, Вещество здесь было
всегда, всегда рядом с Духом. Любая Система - это система отмазок, хотя бы
ты и вмазывался беспрерывно. Внесистемное Вещество - оно и есть, и его нет.
А вот Дух - всегда Внесистемен, потому что он один и покрывает все. Как
только я начну отмазываться, считай - я лгу.
По поиску, по жажде, по кайфу, по ломам, по истерии, по апатии
становится ясно, что Вещество позволяет подключаться к Океану и переносить
информацию, в том числе и на других. Приход - это крутая информация. Многие
ощущают, что это буквально Не Здесь. Но, разве есть другие места? Может,
это "мир иной", а, средний читатель???
Есть еще химики. Те настоящие, которые пробуют только на себе.
Есть кодеин, кокс, галлюциногены, ДМТ, кислота, мескалин, псилоцибин,
скополамин. Есть легальный абсент. Ебучий комитет, да существует секс,
болевой порог, техники транса и экстаза, ментальные подрывы,
экспериментальная шизофрения вместе с сумеречным помрачением. Все это есть,
все это группирует людей в системы, люди общаются, доминируют,
подпитываются, ведутся, продвигаются и выезжают. Затылочные доли,
психотомиметики, тройственность личности, обретение новых, хорошо забытых
ориентиров. Некоторые догоняются Живым Словом. Некоторые прутся от Сознания
Кришны. Шри прутся по жизни - и это их система. Я использую все это, все
что вокруг, потому что это - во мне. Мое зеркало не запотевает, это
охуительная вечная Пасха. Поэтому - еду без обломов. Царствие небесное уже
здесь. В мире форм мы можем только формироваться и информировать. Под
планом, под Пи-Си-Пи, под джефом катит расширенный Контакт. То самое Слово
рядом, оно фонит и поэтому человек может действовать на автомате. Схвачено
все...
- Информация как Дух существует Потоком... без начала и конца...
без вчера и завтра... без сегодня даже... и материя тоже вечна... от атомов
и до последней пыли... а значит есть формы материи... ин-форма-ция...
процесс подчинен Закону... он прокатывает на раз... была бы форма и она
заполнится содержанием... так заверчено с созданием вселенной... теория
взрыва или эта вспышка... это момент, когда Поток запустили направленно...
Аз есмь... слово он земля наш аз наше иже есть... прикинь, какое дело, если
я - огонь в равновесии, стопудово, и есть такая же центральная вода,
тригоны сошлись, несовместимое перетасовалось и стало совместным и
выкатило, что это охуеть какое дело, все равно, что огонь внутри воды или
жидкое пламя, а расклад о том, что я получаю от воды то самое, что надо для
трансмутации и даю ей от огня равноценное, въезжаешь? Никто ничего не
теряет, все уже закомпоновано сначала, это любовь, золотое сечение. Ночи
нужен день и, если формы заполнены содержанием, покатит тот самый Поток,
Материя-Дух, в плане микрокосма, когда два знака дают один, суммарный и все
три системы работают синхронно, в момент! Люди не втыкают, отвисают на
голимых фишках, сидят, блядь, как зомби, уставились в телеэкраны,
заинграммированы по самое некуда, а у других вся гематрия катит за "План",
а нотарикон будет всегда "Г.Е.Р.А." и кранты. Личные Потоки не
контролируются, - сука, как в раю! (Использован фрагмент магнитофонной
записи диалога со знакомым по метафизическим вопросам.)
Общение. Если ты, средний читатель, не сухой гороховый стручок, то
ты зависаешь на чем-то, раскумариваешься какой-либо своей тягой. Это может
быть что угодно, сам знаешь. Я бы мог рассказать тебе о себе, о той тяге,
которая проходит через личный контакт. Имеющий уши да прочистит их. Имеющий
язык да не зажмет слово. Однажды мне довелось видеть, как делятся
отголосками этого слова. Я шел по улице на порожняках, автопилотом
прощупывая сиюминутную масть мира. Ко мне подруливает замечательный тип в
малиновой пидарке и видавшей виды коже. Он обращается ко мне напрямую, как
к старому корешу. Он втирает без остановок, смотрит в глаза и кренится в
мой бок.
- Братуха, я начинаю, - наговаривает он, улыбаясь. Его круто
подпирает. - Начинаю шуровать. Прикинь, вылазишь с голяков на золотое
говно, а тут - пурга, мудотня. Пошли, увидишь разъеб с собственностью. Не
бзди, выбирай сам, я сегодня один хуй в последний заход. Короче, братан,
мне от тебя ни хуя не надо, я тебе фишку задвину, понимаешь? Да ни хера я
не хочу! Чьи бабки тебе нужны? Я, сука, натуральный фокусник.
Мы зашли за угол и я понял типа. На глаза мне попался новый бар на
первом этаже вшивой общаги. В окне-витрине вписаны батлы этикетками на
авось, огоньки звенят, стулья на асфальте, столы, запарочный хозяин-кретин
выкатил в фас свой вишневый "опель" для создания вида процветания, короче,
все по полной афише "обслужить и заслужить". Я кивнул на тачку.
Тип сказал мне "жди" и покатил в бар. На пороге он столкнулся с
молокососом, спросил о чем-то. Вышел хозяин в штанах веером. Тип наклонился
к нему и стал тихо говорить. Не знаю, что он грузил хозяину, но тот сначала
смеялся как-то неестественно, потом вдруг состроил охуевшее сочувственное
рыло, покивал, поплевал, вынул пачку казначейских билетов и, - я чуть не
кончил с этой правды! - отдал типу. Тип прочесал еще пару строк и подошел
ко мне. Он глянул в меня своими черными шнифтами и сунул бабки мне в руки.
Я почуял, что произошло это "концерто-гроссо" не случайно, а для меня
специальным образом. Тип купанул мой расклад. Я стоял с бабками, а он
чухнул что-то насчет якоря на мачте, сел в хозяйский опель, завел, дал
задний, хуйнул багажником о водосток, заржал и укатил против движения по
дороге. Больше я его никогда не видел. На другой день я прошарился
невдалеке от бара и поглядел на нервозные рыла молодцов и на плохо
скрываемый позорный кипиш хозяина. Тип в малиновом гандоне умел делать
что-то с людьми, и люди не могли контролировать это. На эти бабки я
заторчал так, что прочувствовал эту тему до самых кровавых костей. Тип
подарил мне свою последнюю гастроль.
Иногда все катит суперреально и я хочу делиться теми
Нематериальными Активами, которых вообще не бывает. Рбаный свет, читатель,
я знаю, знаю это. Я так честно лгу, я так люблю, понимаю и жалею этих
людей. Они все представляют из себя, это у них по жизни, а в себя
представлять не умеют. Им это не вставляет. У них нет Плана на жизнь. У них
есть Жизнь в каком-то плане. Я ничего не имею ввиду, я не делаю выводов. Не
с хуя делать выводы, если ввод был хуеватый. Многие супернормальны и не
могут ворваться в сеть Нематериальных Активов, даже, когда им дается на
шару: "На!". Раскумариваясь ежедневно, многие так и не выезжают за пределы
суперобычняка. Они могут заебать свои вены голимыми приколами, могут
придыхивать на ноздрю чумовые составы, но вся картина у них упрется в
Веселые Картинки да Короткую Цепь. А будка - фуфло. Почти все торчат по
самим себе, и даже, выкупая подальше своей постовой будки, обламываются.
Это облом по своей вечной и темной природе. Боязнь, стремовщина - это
труднолечимая болезнь глупости. Кайф не развивает их, он прет до точки "так
в кайф" и не дальше. Дальше - "не я". Кто хочет брать на себя Супердохуя?
Так во всем. Торч - самый дикий, но явный показатель Жизни. Это Супержизнь.
Все торчат в этом живительном говне и напряженно ждут Последнюю Волну. Я
знаю все мелкие фишки психических окраин. Как легко и свободно срывать зло
на своих близких, как естественно можно подпитываться за чужой счет, как
полезно переводить стрелки в удобное для себя русло, как круто обламывать
против правил. Все это хуета. Ничего не стоит. Эти приколы вписаны всего
лишь в корку морали на самом сером из веществ. Когда мораль уходит, выходит
самосохранение - и опять все по хую. Нужна новая ложь. Прокатит только
чистая. Самая верная ложь - чистый кайф. Въезжая дальше, - и всю дорогу в
себя, - снимаешь за слоем слой. Однажды чувствуешь - Вне Контроля, Все. Тут
катит полнейшая крейза. Въезжать надо именно в нее, в суть, а не в анамнез
и симптомы. Очищенный внутри до самой Оси, замечаешь, что мир следует за
тобой и все повторяется, как в Зеркале. Так и есть. Люди - это я, и Земля
говорит моими словами, в полную силу. Кто это - я? Я - это то, чего Дохуя.
Супердохуя. Так много не бывает больше нигде. И я расту. Меня кидает от
людского невъезжалова до голых номеров, но я ебу все то, что тут называют
"обломами". Смерть - вот натуральный одноразовый продукт. Прочная ложь -
полный пиздец. Торчки не прокатывают за Скупых Рыцарей, нет. Все богатства
из сундуков уходят на кайф. Все, что узнал, употребляется только на добычу
того, что позволило стартовать и узнавать по ходу дела. Суперчугунная
логическая машина. Я точно такой же. И ты, средний читатель. Это настолько
обычняково, что я обламываюсь искать и приводить примеры. Их нет. Все это,
блядь, и есть пример. Супержизнь. Суперотмазки. Ни хуя. Иначе не бывает.
Продвижение по лестнице вверх-вниз - чистейшей ширы пиздеж. Это сквозняк на
месте Духа: депрессивные психозы, ебаные подрывы, кровавый оптимизм и сытая
пруха. Для меня есть Любовь, Вера, Счастье, Жизнь, Смерть, Закон, Свобода,
Расширение, Свет. Не завидую тем, у кого этого нет и кто об этом не знает.
Любовь для меня, Мир для меня - это то самое Дохуя и больше, что лежит
сверху и снизу от Суперприхода. Приходов много, вера для меня - одна. Кайф
зол - торчит и козел, а Счастье для меня - когда все открыто, ни дать, ни
взять. Я могу продвигаться по лестнице, куда захочу, потому что у меня есть
эта Лестница для меня. Значит, есть она и для мира. По одной простой
причине. И пиздец.
...Еще кое-что, средний читатель, не обессудь. Я работаю в этой
среде, как в блядском Среднем Арифметическом. Здесь я всегда честен, как и
каждый двуногий, но я вечно скрываюсь. Меня не найдешь нигде. Я не
задерживаюсь на хатах, на точках, я не торчу на рыночной площади и не
пристаю к зазевавшимся прохожим у мрачной глыбы вокзала. У меня нет точного
адреса, у меня несколько имен, меня знают многие, но близко не знает никто.
Звучит песенка о Флинтстоунах в исполнении "В'52"... Средний читатель, я
среднее тебя настолько, что все твое окружение - это я, это моя усредненная
копия, из которой вырезана золотая середина. Зачем? Зачем все это, средний
читатель? О, если ты умеешь читать...
...Еще чуть-чуть.
ЭЛСИФУОДР
(Science unfiction)
Я, как и все мы, воплотился среди населения, только когда выбрал
жертву и произвел ее расчет. Действовал я по общей для нас схеме, она носит
название Элсифуодр, что на языке эглиоба ткалул означает "глубинное
исследование" или "подпитка", или же "раскрытие полного смысла в ключе
материального продолжения жизни". Мой Элсифуодр был начат пятнадцать лет
назад. Я познакомился с первой жертвой на улице, когда уже знал о ней все.
Основная суть в том, что нам нужно наговорить особый текст, который
напрямую воздействует на слушающего. При этом мы получаем от жертвы
незримое и неосознаваемое ею согласие и тогда подпитываемся ее осознанием.
Остается пустое тело, ком мышц и просто органика, - тело в полном ступоре.
Мы заменяем вытащенное осознание подготовленной заранее моделью,
составленной так, что она идентична прошлому описанию мира жертвой. После
мы уходим, оставив лишь видимость вместо использованного осознания. Жертва
продолжает жить и никто, даже сама жертва, не подозревает о подмене. В
нашем мире произвести такую модель не слишком сложно, но это требует
времени где-то в десять лет. Сбор информации у нас замедлен из-за разности
континуумов. Вот, а дальше этого насыщения хватает где-то на год. Потом
ищется жертва с подобной историей, чтобы подошла модификация прежней
модели. Мы говорим с людьми о чем угодно, но говорим именно мы - они
слушают. В принципе, мы здесь уязвимы, и лишь, когда принимаем крупную дозу
наркотика типа хармалина или любого вида героина - наши возможности к
контролю ситуации возрастают и мы в безопасности. Впрочем, иногда наших
убивали сотнями. Такое случалось, когда в некоторых странах вводили
серьезные антинаркотические законы. Энергетическая субстанция наших
фуодралид (практиков Элсифуодра), погибших в такие моменты, скапливалась в
особых местах. Наиболее заметное из таких мест - Бермудский Треугольник.
Там мертвая энергия наших скапливалась около трех веков, медленно поступая
домой. Если мне удалось в Элсифуодре подпитаться пятью жертвами, то я как
фуодралид могу считать себя удачливым и состоявшимся для Эслихноууг -
дальнейшей практики в мире идей. Зомбированные жертвы, как правило, живут
до старости и часто впадают в старческое слабоумие уже на пороге 55-60 лет.
То, как мы заговариваем слушающих может быть мной описано отдельно в
системе параллельных лингвистических терминов Трансалвило Гтун. В процессе
подпитки работают каналы слуха, зрения и интуиции, память подавляется, а
интеллект глушится... Ну, вот, вкратце, все. А теперь я хотел бы узнать,
как все-таки вам удалось меня обнаружить, затем захватить и заставить
говорить начистоту? И самое главное, - скажите, наконец, кто вы?
- Я был рад услышать историю о подпитке еще раз именно от тебя,
хотя и не почерпнул ничего нового. Однако, ты видно не знаешь, что есть и
те, кто питается вами, представителями Ткалуллана здесь. Это мы, люди, и
теперь ты будешь у меня за номером двенадцатым...
Вот такой рассказ я прочел в каком-то дешевом журнале без обложки,
в разделе фантастики. Графоманство, по своей сути, просто фантастически
способно развить и расширить систему коммуникации. Издаваться должны либо
Жрецы, либо - абсолютно все, даже те, кто не умеет писать. Автор этого
рассказика, я встречался с ним когда-то, считает себя вправе излагать такие
странные идеи в виде миниатюр. Возможно, на молодого человека просто
повлиял гашиш.
Часть III.
Будни бодрствования
Средний читатель, если ты здесь, то ты уже должен был понять, что
я рос чувствительным и одаренным мальчиком, которого живо интересовал
окружающий мир с его странными, если не сказать охуевшими, законами. И вот
мальчик вырос, и во второй части (Эпическая Сила) стал уверять тебя в своей
полной нормальности, пользуясь странными, а возможно, охуевшими средствами.
Читатель, это лишь автобиография, никакого секса...
Я приезжаю в город. Выхожу из поезда налегке, застегиваю пальто и
неспеша дефилирую в направлении центра. Горожане все незнакомые, но вполне
понятные. Иду по сырым ветренным улицам, никуда не заходя. Во внутреннем
кармане похрустывает целлофановый пакетик со шприцом. Неплохой город.
Приличные голуби, ровный асфальт, ненавязчивая, скромная архитектура. Все
превосходно, осталось только вмазаться, и желательно синтетикой. Я напрягаю
свою сенсорику и ловлю токи городского дна, пытаюсь выйти на короткую
заповедную волну дряни, на худой конец, подойдут и опиаты, хуй с ним. Что я
- наркоман какой, что ли? У меня в кармане адрес. Дверь открывает молодая
особа в грязном халате. Я ощущаю ни с чем не сравнимый запах крепкой,
алчной... - бурое городское небо налипло на сухо остановленные глаза,
взгляд святого или мертвого - ...пизды. Она видит мои глаза, секунду
думает, потом говорит:
- Он внизу, на лавке.
Значит я не ошибся, когда отметил его серое лицо, заходя в
подъезд. Спускаюсь вниз. С толкачом разговор короткий и миролюбивый. Я на
чердаке этого же дома, по соседству с кучей черного говна. Нащупываю вену,
подлетают два голубя, желающие повампирить. Вмазываюсь. Три куба.
Привалившись к стене, провалившись в ее структуру, труп в бесконечности
чужих этажей, я бегу на кратерную поляну. На поляне растут ромашки, цикорий
и цветы пустоты - синие с оранжевым, и черный обод, и белый дом. Влетаю по
пояс в землю и рою комнаты, квартиры, коридорные системы, а в каждой
скорлупке есть призрак женщины, и стол, и туалеты с говном, и источники
счастья и новостей, и кровати с окнами, и двери с недоверием отворяют
алчные пизды, которых смерть не косит никогда, даже на моей могильной
солнечнокислой поляне, где я - пришелец, одинокий хуй с зеркальцем во лбу и
раб #1 во имя себя самого. Это все, как небо на зрачках...
...Все это хуйня, средний читатель. Я слез с чердака с податливой
силой в теле, ясным разумом и несокрушимой энергией. По городу двигались
горожане. На углу я увидел кадра с убитыми глазами. Я поймал его блуждающий
холодный взгляд и он ухмыльнулся неожиданно ровными рядами зубов. Я подошел
к нему.
- А дорого у вас тут стоит? - спросил я, глядя ему строго в глаза.
- Шо, - сказал, а не спросил он, уже поняв меня.
- Шо, - я ухмыльнулся с чувством превосходства. - Жизнь
человеческая.
- Ни хуя не стоит.
- Значит я ошибся.
- А шо такое?
- Зарулил не в то место.
- Та че, тут тоже есть свои приколы.
- Познакомишь?
- А шо у тебя?
- У меня? - кадр смотрел на меня снизу вверх, путаясь в бездне
асфальтированных уровней, отскакивая от кровожадных трамваев, набитых
голыми людоедами с мясной эрекцией и токсичными взорами. Я был в Своей
Тарелке. - Белое.
- Белое, - вдруг отозвался тип безразличным брезгливым тоном.
- Не запачкаешься, - я проводил взглядом мусорской джип и резко
наклонился к кадру. - Впишешь меня? Три-два дня. Деньги будут.
- Будут или есть? - кадр держал фасон не выше своих плечей.
- О-о-о, - протянул я песнь разочарованного выкупалова и тут же,
огненно-жарко-страшно улыбаясь прошелестел. - Были, Есть, Будут.
- Можно у меня, - начал кадр, но потом заухмылялся и пульнул бычок
на дорогу. - Ты уматовый тип...
- Я знаю, - я чувствовал, что мне повезет - через час, через два.
- Давай здесь же, через два часа.
- А белый? - кадр начал суетиться в скорлупе своей непорочной
жадности. Он стал неспеша облизывать сухие губы.
- Будет тебе белый.
- Да?
- А ты со шмалью?
- Не-а, уже нет.
- Ну пойдем.
Сырой, покинутый во дворе какой-то цивильной конторы киоск. Вместо
окон - распухшие плиты фанеры. Кадр закатывает рукав. Я заправляю баян
остатками. Снаружи налетает бешенный ветер, бьющий в наш киоск пыльным
плевком. Вгоняю себе полкуба. На миг вдруг оказываюсь Дома...
- Двинешь меня? - спрашивает кадр, держа руку на колене и
передавив вены большим пальцем. Я трескаю ему два с половиной нежными
резиново-деревянными клешнями. Выдергиваю иглу, тип сгибает руку в локте и
садится на жопу.
- Считай, что я вписан, - говорю ему я, ветер резко стихает. Кадр
кивает и ухмыляется, затем чувствует волну, идущую от меня. Он улавливает,
что у меня внутри есть что-то большее, чем снаружи, это было его первым его
ощущением там, на углу. Неожиданно кадр начинает кивать энергичнее,
искренне и по-мальчишески приговаривая:
- Ништяк. Впишешься у мена, там нормально. Музыка есть, лимонник
китайский, ништяк.
От сгоревшего баяна в киоске стало не продышать.
- Увидимся на углу, часа через два, - я вышел на воздух.
Город сдвинул свое время и два часа для меня открывали целый день.
Меня нес самоуверенный автопилот. Я вышел из сломавшегося троллейбуса, но
не пошел с пассажирами к ближайшей остановке, а вынырнул у какого-то здания
с ощущением Успеха любой моей операции. Все обстоятельства, какие только я
мог себе представить, сплотились в один послушный воле механизм, и этот
механизм работал на меня во всех своих вариантах. Во мне горел Слог и сияло
Слово, я пылал сотнями глаз и держал весь мир за яйца. Здание горело, и
люди шли посмотреть на пожар. Я зашел в здание напротив: этаж, этаж,
корридор, поворот, у двери стоял какой-то тип и я понял, что он пользуется
моим моментом. Это был человек лет двадцати восьми, в синем плаще. Он
трудился у запертой двери. Я встал за его спиной. Он почесал затылок,
обернулся. Наши разогнанные взгляды скользнули и бульон корридора застыл в
хряще событий.
- У тебя ножа нет? - спросил человек со смешком.
- Держи, - я протянул ему узкую черную спицу, загнутую с обоих
концов - крюком и клюшкой. Приспособление для различных автоматов,
пожирающих монеты и жетоны.
Человек открыл замок и вернул мне спицу. Мы вошли в небольшую
узкую комнату. Чиновники умчались смотреть на горящих соседей, где-то
цокали каблуки женщины. На слух, ей за сорок, с коровьим задом,
блюстительница порядка, старая пизда... свернула на лестницу. Тип в плаще
побежал к окну и стал ломиться в маленький сейф, крашеный белой краской. Я
же открыл выдвижной ящик у ближайшего стола и увидел там, - под дамской
массажной расческой и носовым платком, - красивую совокупность денежных
знаков. Я поднял глаза: тип нервно рыскал в дальнем столе. Моя рука плавно
зацепила бабки, положила их в карман пальто и снова повисла вдоль тела. Я
постоял немного, потом повернулся и вышел прочь. На лестнице в меня
вцепилась взглядом опомнившаяся вахтерша, но я зыркнул своими
закислоченными глазами по ее мелкой сути и она побежала куда-то, по
старушечьи причитая о пожарище. Я вышел на площадь и часы на стеклянном
универмаге звякнули двенадцать. Сев на скамейку в прилегающем к площади
парке, я посчитал деньги. Сумма устраивала мое двухдневное пребывание в
этом месте. Мимо шаркал старик в вытертой военной шинели. Он остановился
напротив меня и стал пялиться на мои ноги.
- Что? - спросил его я, как можно ласковее. - А? Батя?
Старик крутнул головой, как-то дернулся было ко мне, но потом
резко кашлянул, смутился и попиздил дальше. Я закурил и сел поудобнее.
Что-то было здесь, что-то еще. Я наклонился вперед и уставился себе под
ноги. Сигаретный дым попал мне в глаза, и сквозь ядовитую слезу я начал
въезжать, что прямо под моим взглядом мерно дышит на асфальте, блестя карей
кожей и стальным ртом славный живой и многообещающий кошелек. Я взял
находку и пошел обратно, на площадь, на ходу считая очередные башли. Ровно
половина украденного в несгоревшей конторе.
Солнце улыбалось из-под ног латунными лужами и я вдруг вспомнил,
что влекло меня к району пожара. Именно у несгоревшей конторы ровно год
назад я встретил одну молодую выдру - нимфу с острыми буферами. Она
работала на том же этаже, где я с незнакомцем сегодня обчистил кабинет. Год
назад она трахнула меня в своей однокомнатной квартире. Сказала, что будет
ждать встречи. Я уехал и через пару месяцев забыл. Но, все же, хуй - не
грабли и иногда его память острее и тверже мозговой. Выдру я не встретил,
но был с лаве. Я решил разъебаться с обстоятельствами дня и выкинул на хуй
кошелек, бабки сунув в карман. В троллейбусе была какая-то ебня: на
предыдущей остановке, видимо, хватанули за жопу юного щипача, но он
потерялся, - теперь шли гугнивые базары по поводу кошмарных времен. А
щипачи были всегда как подтверждение не только постоянства времени, но и
даже его отсутствия. Этому типу людей вполне хватало узкого, темного и
родного пространства чужих карманов, лопатников и мешков. Там, как в Вечной
Пизде, под всегдашним мужским лозунгом: "на каждую хитрую жопу найдется хуй
винтом". Это была пауза обычняка перед толчком новой прухи, в этом
злоговенном рогатом автобусе. Винтовая воронка заглотила меня, когда я
выползал из троллейбуса, - я понимал, что сам подстегиваю себя и все
пошло-поехало. Я тек по кривым синтетическим улочкам, все было ненастоящим
и ни хуя не стоящим, пороги, ступени, дверь, я тяну руку с деньгами, струя
горячего воздуха лезет на затылок, кто-то прошел сзади, крылья в лицо,
перепуганные зенки голубя, я получаю кислоту на длинном совке, вынырнувшем
из мрака за дверью, пути нет, я уже вместе с типом, мы говорим о чем-то,
трансформируясь сквозь стекло и камень города в дерево и песок его
квартиры, я вижу диван, покрывало, свистит чайник, тип говорит, что он взял
план, взял плана, прикинь, там такая возня, меняли на мак, на мак, мандюки
ебаные на хер блядь пополам, ты впариваешь, ебануться, да тебя
пре-е-о-о-о-т, ты че! Ты че-то побелел, ты как вообще? Попустило?
Накатывал? На понты?.. Окно ходит вверх-вниз, я пью у типа чай и въезжаю,
что все этажи, уровни, белые корридоры с неживыми пейзажными тварями, все
это, сваленное в кучу мозговой коры, непортящееся в земле, уходит и я уже в
центре своего рассказа, а тип слушает, забыв о белом:
-... и я дунул с ним прямо напротив этой общаги, где жил. Через
пару минут меня вырубило, убило насмерть и он стоял и держал меня на ногах,
кипишуя и повторяя одно и то же: "Не гони, братуха, не гони, не гони,
братуха, не гони ты!", а я поехал по неживому, он на колени и - пальцы мне
в пасть, я очнулся, думаю, нахуя? Проблеваться? Не выкатывает, а потом
врубаюсь, что он цеплял меня за метлу, думал - мне пизда, а в окна палят,
ты прикинь, я очнулся второй раз на полу, в каком-то цементе, знаю, что
сейчас он мне поможет, мой дорогой, родной, до хуя повидавший братуха, а
после попускалова наедет тактично, забирая все то, что отдал мне, спасая
мое тело. А нас спалили во все шестьдесят ебучих окон голимой общаги. Бежит
мусор со второго этажа, маленький, полный, в спортивных штанах, за ним -
еще какие-то тени, чуть ли не с крюками, петлями да косами, ну, думаю -
чума! Дождь шпарит, мы порожние, пакован и гильзы пущены по ветру, трава
вся в нас, зонт валяется в луже, мы полустоим под навесом, - летние деревни
сияют мытыми окнами, в избах темно и, - мусор подлетает и я не верю, - и в
каждой на печи ебутся голые люди, такие странные, русские, почти не живые,
- наручники щелкают, у меня перед носом мои руки в стали, это, блядь, ты
жаришь кашу по ночам на кухне? Ты, блядь? Ты!!!! Кукнар варишь?!!!
Наркоман!!! Ты, блядь, ты?!!! Меня никто не пиздит, куда-то иду, замечаю,
что иду один. Братуха, родной, дорогой, экзорчиститель душ, ведущий
вампиролог планеты, пловец в океане фальшивого СКВ! Замели? Наручников нет
и я лежу на кровати вниз рылом, красные жалюзи, как железный занавес от
света дня. На другой койке - братуха, в добром здравии, проповедует
дианетический материализм. А потом... да ты... давай прихавай или забодяжь
раствор... что?.. ни хуя, щелочи не надо... на... давай, что?.. я, я
конечно буду, сколько времени прошло... а-а-а, блядь, ладно... схавай так,
две дозы... две?.. ты - две.
Чайник остыл, за окном еще светло, тип ушел на кухню, я изучаю
комнату и вижу омуденную тучу в окне, посреди чистого неба, а после мы уже
придавлены приходом, но я начинаю искать его глаза и вытягиваюсь на уровень
речи, схватив его за холодное и скользкое запястье. Приходит какая-то
женщина, тип отмазывается беззлобно, но по наглому, на знакомых добряках,
сияя стеклышками глаз. "Секс Пистолз" из угла, где стоит колонка - "я
антихрист, распроебись оно все в сраный осадок!". Тип прыгает на диван, а я
уже мчусь, чешу языком, пизжу, пиздабольствую, гоню, леплю, говорю, делаю,
словно это - вся Вселенная в один миг, я ничего не должен, я никуда не
спешу, я играю в самом себе себя самого и все молчит. Я:
- Ты же не знал всего этого. А я могу сказать, что знал. Потому
что сознание - это не самое крутое, поверь мне. Сознание - это принцип,
типа женского пола, или воды - текучая, бесформенная и гибкая вещь, ей
придаешь форму и она течет - работает. Ну, представь, ты сейчас мыслишь,
как ты, ну, или, как ты под кислотой (тип ухмыляется, я облизываю сухие
губы...), я мыслю, как я, при этом я говорю - я тебе говорю, а ты слушаешь.
Можно думать, как президент всей хуйни, как базарная баба, главное - задать
образ мыслей. А сознание само все построит, это его работа - вестись на
волю, контроль и подачу идей. Теперь следующее - кто подает идеи и пасет
это сознание?
- Ну, я.
- Ты. Я. Каждый. Но кто же это? Ваня-Петя-Маня? Это имена, и
каждый под своим именем думает про себя только так - "Я". Это - я. Это -
мне. Это - не я.
- Ну и че?
- Так это одно и то же. Ну, например, можешь ты хотя бы под
приходом въехать, что мы с тобой - одно и то же, ОДНО И ТО ЖЕ, и называется
эта хуйня у нас одинаково - Я! Ну, прикинь?
- Ну, могу. Это понятно.
- Ну?
- А на хуя? Это просто с детства привыкаешь себя называть я,
потому что пасешь там, у родителей, у всех - то же самое, и - себе. И какой
понт?
- Ну, прикинь, а если я тебе расскажу, что пару лет назад я, -
вообще хуй знает кто, - встретился и скентовался с одним вариантом, который
въехал в эту фишку, что мы с ним - это я и я, ну - одно я. Типа эго,
понимаешь? Никто, как бы, ничего при этом не потерял. Мы обменялись опытом,
ну, просто попиздели обо всяком, удолбались вусмерть, все такое, а он -
писал рассказы, стихи, короче - занимался литературой. Прикинь. Я читал его
рассказы, это даже не то, что рассказы, а так - писанина, мысли, чисто,
образы. Короче, эссе. И что? И то, что я там сначала прочитал свои мысли,
те, что я ему протирал, а после вообще - пиздец, увидел себя там, ну, как
если бы я это все накатал. Ты въехал? Я типа зарядил своим зарядом и он в
нем покатил за собственное я. Я думаю - ни хуя себе, тип на меня повелся,
пошел по стопам (тип смеется, но чует животом, что это относится и к нему,
ко всему живому...) и не жужжит. Но, если так вдуматься, то и я всегда
держу в себе некоторые его слова, помню о его мнении по поводу этих вещей,
хотя могу внешне и не вестись, да и вообще... Понимаешь, особенно сейчас,
под белым, я тебе скажу, что это правда, так и есть - одно Я на всех, в
натуре. Вот это ебать-телиться, коммунизм! (мы смеемся, глядя глаза в
глаза...) Я знал, что встречу в этом городе такой вариант, как ты, что
впишусь, и поехал по памяти к одной блядушке в контору, там случайно два
раза надыбал гроши (снова смеемся, а комната слегка кренится, как каюта
теплохода...), потом, представь себе, беру четыре дозняка, меня прет как-то
странно, знаешь, попустит до обычняка, а после - как накрыло в три хуя -
пиздец, я выхожу на остановке и чуть не наедаюсь грязи - мусорской патруль,
пять лбов и все на меня с каким-то диким наездом, я не въебурюсь, что у них
за прикол, но чую - если буду работать на раз, меня ни хуя не повяжут, а
если и начнут, главное - скинуть все говно по первой категории. Ну,
прикинь, я раскрываю рот и, не слушая их голимые затирки, прочухиваю им
чернуху насчет того, что в этом голимоватом городке творится полнейший
бардак, горят дома, среди бела дня в троллейбусах орудуют карманники, и тут
меня спасает баба с лукошком, она начинает гнать, что, мол, да, куда
смотрит милиция, ворье тянет последние гроши, сука, ждешь троллейбус 40
минут, 40 минут!!! И в ем тебе режут любимую авоську и забирают последние
ебаные копейки, это что - демократия такая теперь, да? Мужики спиваются,
зарплаты нема, я токо шо из этого троллейбуса, да 53 маршрут, да видела
вора, видела... и в таком духе, берет все говно на себя (тип довольно
ухмыляется, я продолжаю...), а я иду дальше, весь в дозняках, в бабках, под
кайфом, и я знал весь расклад наперед, просто не помнил, прикинь?..
- Типа, все на автомате.
- Ну, да, типа того... Эта вот память, где все есть. Я тебе
рассказал, ты что-то запомнил, а если рассказал кому-то дальше, то уже вряд
ли забудешь. Ну, к примеру, в зеркале отражение исчезает, как только ты
отойдешь, но у тебя в памяти оно не исчезает, хоть какое-то время, а
зеркало - там ведь тоже свои дела, эти атомы металла, в принципе, для света
между атомами есть охуеть сколько пространства, ведь скорость света дохуя
больше, чем скорость звука, к примеру...
- Ну я знаю весь этот торч...
- К примеру, чем ты для меня не зеркало, и литератор, кореш мой?
Есть моментальное отражение, есть внутреннее - это вроде как образ. Ну, да,
да, и я для тебя тоже зеркало, это все ясно. Просто я взял отражение, как
принцип - а зеркалом может быть вода, полировка, стекло оконное, там, глаз
человеческий и вообще сознание, эта нематериальная жидкость, прикинь, течет
прямо из матки ручеек и до самой могилы парится со всякими отражениями,
страдает, его глючит, его кто-то грузит, прессует, он попадает куда-то, вся
хуйня эта, под названием жизнь. Отражение в сознании - это крутая фишка,
потому что в сознании есть часть памяти, той самой, когда автоматом живешь
и как бы все знаешь наперед. Потому что сознание западает по всякому
увиденному отражению на всю жизнь. Это память без конца и края, я когда
въехал в это дело, я прихуел, отвечаю тебе, братан, посмотри на меня, ты
говоришь "не гони", но я не гоню, это все хуярит на автомате, и сознанием
управляю Я. (Пауза... тип опускает горящие глаза, он чем-то недоволен... я
знаю чем и знаю, как выкрутиться - именно автоматом, мой любимый средний
читатель...)
- Ты? - наконец отзывается тип и лыбится, уже как-то кисло. - Та
ты че!
- Я. То самое, что у всех катит за его Я. Его - Эго, хуе-мое, я же
говорю, оно одно на всех. Чисто, Я как кто-то один. А может это Господь
Бог? Ты, как - верующий?
- Не знаю.
- Ясно. Слышал о перерождениях, как ты был раньше рыбой, или
деревом, или самаркандским эмиром, типа весь в гашише и кальянах? Но этого
же мы не помним! (Я перехожу на охуевший высокочастотный шепот... тип,
садится на колени и смотрит на меня, кивая головой...) Ни я, ни ты. Но
зачем это придумали? Многие ведутся и - начинают вспоминать. Одной бабе
вспомнилось, как она была мартышкой в прошлой жизни, - да-да, это такое
удивительное ощущение, ты маленькая гибкая обезьянка где-то в Голубом Ниле,
и тебя ебет крокодил.
- Гена, - кивнул тип уверенно, вспомнив что-то свое.
- Кстати, у животных нет конкретного Я. У них, видимо, супер-общак
в этом смысле, потому в вопросах еды и ебли - каждый сам за себя. Так вот,
сотни, а может и тысячи ведутся на протирки о перерождениях и вспоминают!
Какая нахуй разница - было или не было, ебля в ниле или вздрочка на
айсберге - ты уже помнишь это и пиздец! Ну, так ведь?
- Так это прогон! - тип решает возместить количество выслушанного
количеством сказанного, я, улыбаясь, слушаю. - Это прогон и провокация. Так
я могу вспомнить что захочу.
- Точно! - вставляю я и затыкаюсь, он продолжает.
- Это не память, хуй его знает... прогон, тогда получается, что
тебе хватит напридумать себе любую хуйню, весь мир даже - и что? И все. Ни
хера не выходит, я знаю все приколы с ментами, я наезжал на патрульных и
даже обламывал их, но и меня пиздили в отделении, ебалом об пол, да мало ли
какая хуйня... вон, у меня на глазах мой отец повесился, три года назад,
так это я помню в натуре, блядь, я же не впариваю в то, как можно сделать
его живым, или еще каким угодно. На хуй надо, если это - ПРО-ГОН?
- Да это все, - я развожу руками и описываю идеально круглый шар,
сверкаю глазами и округляю губы. - ПРОГОН. Все - гониво, ты же знаешь, как
под приходом бывает попрет - и ни хуя нет, ничего не имеет значения, только
ПАМЯТЬ где-то в хвостах говорит тихо - это смерть ненадолго, скоро тебя
попустит и ты оживешь, более того - ты запомнишь, что был за приход. А
приход - вещь нематериальная, его можно обломать, но украсть - нельзя, ну,
или скажем, почти нельзя... (я смеюсь и тип понимающе ухмыляется
глазами...) Компьютерную память можно стереть, правильно? Ну, вот, и с
человеком вроде так же - скопытался и нет его памяти, но есть память о нем.
Конечно, этого мало, почти всегда этого слишком мало. Но, брателло, если
есть компьютерная сеть, то память может размножаться, въезжаешь? Наши мозги
- это суперкомпьютер, ты же давно торчишь, ты это знаешь, согласись. И
общение - это сеть. Все мы в сети, все - дети своих родителей. Ебемся,
плодимся, дети подрастают и им в голову лезет охуеть какая еботня, и они
запоминают. Сеть человеческих компьютеров растет и ширится. А зачем? Я
понимаю, что каждому невозможно разжевать, что к чему...
- Это, если ты, в натуре, знаешь что к чему, - перебивает меня
тип. - Давай я переставлю пластинку и надо поставить чайник. У меня
лимонник китайский... Ты чухаешь, шо радио, под винтом, небось тоже несет?
Охуеть, ну ты и кадр, прямо профессор.
- Я философ (делаю серьезное лицо, по честному смотрю на него...)
Я метафизический работник слова. Эм-Эр-Эс.
- Га-Га! (тип показывает мне язык сквозь ровные белые ряды зубов и
удаляется...) Круто!
За окном темнеет и начинается дождь. "Продиджи" наяривают
монотонный инструментал "Трюк" и я удобно выпадаю на диване, сплетая из
каких-то ниток маленькую колыбель. Тип прибегает, убегает, приходит его
кореш - Гена, кстати говоря; я сажусь и мы с Геной начинаем базар о погоде,
о дожде, взявшемся хер знает откуда. Через спрессованный ком движений и
слов я прорываюсь в синтетический мир реальности и пью чай с лимонником.
Мне привставляет, особенно, когда Гена раскумаривается хорошим драпом,
который подсуетил мой тип... прикинь, нездоровые фурроры, типа ты заебал
бегать туда-сюда, мен на мак, мандюки ебаные, сука, блядь, за драп по
двенадцать корабль, сука, с такой возней, бляди...
- Да ладно, не грузи, - отвечает Гена и выпускает большой столб
дыма. - Драп нехуевый.
- Ну ни хуя себе, - мой тип еще вспоминает прошлое. - С такими
раскладами, я бы взял лучше у Фомы. Он мне пятерку должен... (Я сижу молча
и слушаю...)
- А вы уже вмазались? - Гена крутит пятку. - Че ты суетишься, взял
же. (Лицо Гены меняется, отекая вниз и расслабляясь, глаза ползут в стороны
- мелькает морда рептилии... крокодил... самодовольный бандюга...)
- На кишку кинули, - тип смотрит на меня, но все же отказывается
сказать нечто вроде "а это - уматовый кадр, приехал, философ
метафизического слова, грузит шо экскаватор". Тип немного боится Гену, но я
вижу крокодила насквозь. Боятся не таких, как он, но множественного их
числа - шоблы, компании, тупого дворового клана гангстеров-дебилов, в
сущности таких милых, простых ребятишек, которые и могут-то в жизни всего -
отпиздить тебя или по максимальной глупости - убить. И раскумаривается все
их мясо с трети моего дозняка, потому что мозги ни хуя не работают, хоть
вагон дряни в них захерячь.
- Так вот, - продолжаю я. - Каждому не разжуешь, народу дохуища.
Значит надо во-первых: или придумать, как это сделать сразу всем, типа -
прикол с властью. Но власть - это инициация, ну, в смысле тебя она
ме-ня-ет.
- Меня она те-бя-ет, - тип прихлебывает чай.
- Совершенно верно, - я мельком взираю на Гену, он тупо слушает,
музыка сама собой делается громче, дождь за окном совсем охуел и ревет, как
лось без лосихи. - Во-вторых: если все людишки - это одна родовая сеть, то
можно найти способ, чтобы запускать свое отражение по каналам этой самой
общей памяти. Типа, ты вдруг вспоминаешь то, чего вроде никогда не знал.
Это может быть во сне, в бреду, под приходом или на обычняке - без разницы,
если это, в натуре, МОЖЕТ БЫТЬ. По цепи памяти, как электрический импульс.
Так и с оргазмом, ты кончаешь и получаешь удовольствие и одновременно
воспоминание о нем. Мы же не можем кончать всю дорогу ежесекундно, для
этого есть непрерывность памяти. Знаешь же это, когда ебешь бабу в первый
раз, о матери как-то и не помнишь. Типа, просто - занимаешься любовью,
по-настоящему. Хуй, Пизда, Ебля. Но ведь все мы любим свою мать, мы из нее
вылезли и питались ее молоком. Неужели нет памяти об этой родной, буквально
твоей Пизде? Все это есть у нас внутри, у всех. Сам понимаешь, мы даже
материмся этими воспоминаниями. И Хуй тоже здесь, туда-сюда, хопа! -
спустил и покатили зародыши. У зверей (я глянул Гене в лицо, он втыкал, как
слепая горилла...) все прет напрямую. Это общая память - и есть сеть, куда
можно запускать буквально самого себя. Прикинь, какой тупой и странный
прикол, да??? (Пауза... Мы молчим...)
Гена встает и собирается уходить. Пригрузился до отвращения.
- Там же дождь, - иронично бросает тип. - Пойдешь что ль?
- Та мне надо, - Гена с вынужденным презрением сует мне вялую
пятерню, знак бессилия и непонятной глубокой злобы, я очень вяло пожимаю
его лапу, дождь гремит, музыка подыхает в конвульсиях ритма, я разогнан и
мир сквозит мимо меня, как в поезде, идущем за пизду, в хуй знает куда,
дальше, чем домой.
Тип возвращается и вяло предлагает курнуть, хотя в его глазах
теплится знакомый огонь внимательного возбуждения.
- Потом, - отмахиваюсь я.
- Пиздострадатель подъебнулся! - радостно заявляет тип и начинает
что-то искать, перекладывать, шуровать под столом и шкафом.
- Не понял, ты о чем? - я встаю с дивана.
- А-а, так.
- Я пойду на балкон, - ноги резиновые и мягкие, чуть скрипят. -
Там навес есть?
- Есть, иди.. И-и-и-и-и-и-д!...
Дождь захватывает меня, я закуриваю, делаю две затяжки, но
сигарета не в кайф, в гортани - древесная тошнота и я пуляю огонек с белым
телом в плотную Ткань Дождя. Я вижу это: черно-прозрачные нити воды,
всасываемые землей из неба с силой гравитации, шипение контакта струй и
почвы, я на балконе, смотрю в лицо Мокрой Матери Влаги, оно зыбко, но
похоже на каменную маску, ее губы шепчут мне странные созвучия,
ш-ш-ш-а-ха-ти... и-и-о-о-оу-ш-ш-ш-ш... х-х-х-а-ао-о-у-ш-ш-ш...
не-е-сс-с-м-мо-три-и... шу-у-у... сигарета еще медленно летит, кружась и
шипя... и-с-с-с-х-х-о-од... дыма не видно, но ее веки, как губы дуют мне в
глаза сырым и черным воздухом, "заткни ебало, сукоедина гнидозная!!!"
пьяным баритоном с верхнего этажа - прямо в дождь, ковер воды ходит, как
тело вечной блядки, как кадык созревшего самца, в вечном ритме сладкого
РБА. А что? - решаю я молча, - объявив маты табу, людская компьютерная сеть
хоть как-то стремится обезопасить материю, не впускать в резервы Памяти
сметливых взломщиков с "хуями" и прочими фомками. Я не хакер, не сталкер,
не учитель - я просто М.Р.С. в этой сети. Я смотрю прямо в воздух,
наполненный водой, воду впитывает земля, чтобы после огонь вернул влагу в
воздух. Я, как исламский лидер, смотрю, как картина мира степенно
сворачивается, - х-х-х-х-т-оппп!!! - окурок шлепается на асфальт и дождь
обрывается. Время - это лишь способ контролируемого существования сознания.
Ум озабочен своими отношениями с органами чувств, уму некогда. Но в "Бардо
Тхедл" я читал о трех признаках смерти: 1) земля в воде - тяжелое тело идет
на дно, 2) вода в огне - неподвижный холод оцепенения превращается в
кипящий жар, 3) огонь в воздухе - распыление частиц сознания вслед за
распылением тела. Я лазил по трем ступеням и мертвецки жив. "Удача, которая
отметит все ваши дела, уже стоит на пороге. Действия пока преждевременны.
Продвигайся вперед осторожно и обстоятельства будут улучшаться день за
днем. Желание вскоре исполнится. На пороге - счастливый период вашей жизни,
ждать которого осталось недолго". Гексаграмма 64, равновесие, "Ицзин". Моя
вечная гексаграмма, хвост Уробороса.
---------------------------
Средний читатель, я понимаю твои чувства и твои мысли, если,
конечно, ты читаешь. Я хочу поболтать с тобой еще. О чем? О том, что я -
главный персонаж в тексте-потоке любого из авторов, меня творит разум и дух
писателя, и я, действующее лицо на бумаге, суммарный образ букв, строк и
знаков - подаю пишущему сырой материал, передаю себя - издалека, из мнимого
пространства событий, которых НЕ БЫЛО, но которые ПОМНИШЬ, как происходящее
с тобой, в момент чтения, СЕЙЧАС. Я нужен пишущему, пишущий так необходим
мне, читающий - потребность для нас обоих. При всем при этом, - пускай все
басраны получат свою взъебку, - у нас у всех общая сеть сознания. Общее Я.
И кто есть кто, когда здесь лишь Некто? Да, средний читатель, да, да... мы
с тобой теперь знаем и клали на это. Я же вместе со многими, даже, когда
кончился Дождь. Теперь ты впетрил, что ничего среднего не существует, не
было и не будет НИ-КО-ДА. Читаем друг друга, все про нас. Впереди пылают
голые вены и жадные отсосы хуев, но ты уже не ведешся, читатель, ведь ты
больше не средний. Не средний, нет ничего среднего, потому как нет разницы.
Апрель. Великая Среда. На Руфа - дороги рушатся.
Ну, вот. А дальше тоже кое-что было. Не стану заебывать пересказом
моей дальнейшей беседы с новым знакомцем, там ничего интересного. Вместо
этого предлагаю фрагменты рукописей моего корешка-писателя на родственную
моим базарам тему. Думаю, никто не обидится. Главное же во всей этой
канители - не проебать самый цимус. Погнали.
---------------------------
Я знаю, что я знаю. Понимание того, что все возможно понять - это
все равно, что быть тем, кто ты есть или жить своей жизнью. Я цельный и в
этом определении я целиком. Определяю троичность реальности: мои отношения
с миром - экзотерия, мои отношения с собой - эзотерия, суммарное отношение
к миру как к себе и обратно - аутотерия. Условный неологизм выработан мной,
как жирный антрацит из сверхглубокой шахты одной на всех Вселенной;
антрацит старый, древний и хорошо забытый. Обыденное оценивающее сознание,
с его консенсусной формой общения и распространения - это экзотерия;
постоянное и по-звериному скрытое бессознательное, с его образно-знаковой
продуктивностью и волей в форме биологического желания - вот она, эзотерия;
сверхсознательное поглощение системы контактов сознания с бессознательным,
этот ненаправленный Поток, уничтожающий разницу - это аутотерия. Поглощение
происходит как действие энтропии, как Выделение, пущенное вспять
(экзотерически), или закольцованное на себя, в бесконечность-безначальность
(эзотерический ноль). Аутотерический Поток - это излучение, это принцип
света даже не на фотонном уровне, а на уровне существования осознанности
себя, ощутимости любви - как смерти, и войны - как любви. Этот Поток - уже
не сознание, не бессознательное, не эмоциональный фон и не иллюзорный
фундамент, это ничто, потому что оно превосходит что угодно, существует до
и после, и просто включает в себя феномены, принципы, идеи, потоки,
аутотерии, истерии, мистерии, критерии, запоры и феерии. Третье, как
общность первого и второго. Мир - это я, это больше, нежели "мое
представление" или "мое волеприложение". Сам себя создал, сам себя
определил, себя инициировал, провел через себя же - через свой страх,
совесть, удовольствие, боль, соль земли, сахар правды, сам себя освободил
от определения, от страха, от вины, от границ, сам в себя поверил,
предоставил все в свои руки, себя отрицал, себя принимал, себя же
уничтожил, оставшись одним - тем, кем был, есть и буду есть былое. Таинство
свершается в одиночку. Но это не то одиночество, от которого страдают и
которое воспринимается ущербным. Все, что наше - то добро. Добро не как
возможность или усилие, но как рубеж или предлог, добро - как материальный
эквивалент нашего духа. Между ними - знак равно, две параллели без кривизны
и направления. Наше добро - это мы. А мы - это все. Все добро - наше. Он
добр, ибо он - наш (свой, родной, такой же). Никакой собственности нет,
никогда не было и не будет, потому что я здесь один и все здесь мое - мое
добро. Я добр - Я один - Я все - Я свой - чужих и чужого нет. Об этом
говорит каждая моя буква, каждая литера и каждый мой звук. Что бы я ни
разделял по полюсам - это будет моим, это будет делением на добро и добро и
так от добра к добру - это я, я как эзотерический ноль (Он), как
экзотерическое время (нонец и качало), как аутотерический ЙА (Суммой всех
разниц и произведением всех делений). Поэтические доказательства ничем не
хуже и не лучше любых иных. Невнятные доводы равны логическим, они даже не
родичи, они - одно и то же тело, общий корпус. Троица ест меня, я высираю
Троицу, мы действуем количественно, качественно и по любви. Я призван, я
назван, я признан, я познан, я узнан, Я - ЙА. Впезад или Наред, Вичего или
Нсе, Э или Ы - без разницы. Бей зеркала, за счастье уплачено навсегда. О
чем речь? Обо всем. Башня из костей, крови и протоплазменной каши - в
небесную бездну. Башня состоит из иерархий: паразиты на паразитах паразитов
паразитов... ...паразитов. Это любовь. Общее добро, одно на всех, общий
корпус, единое тело для Одного Духа. На Боге не попаразитируешь. Какие
горести, беды и проблемы гнетут тебя, когда все здесь - твое, всегда и
навечно, беспредельно и конкретно твое, и когда ты не можешь ничего
потерять, утратить и упустить? Какие несчастья у тебя с таким добром, с
таким приданым? Устраивай химическую, психическую, мифическую свадьбу -
невеста все время была, есть и будет с тобой, буквально вплотную и дословно
вплоть. Какие у тебя неприятности, если ты - это я??? Все проблемы, - все
на свете, - это лишь Вопрос Времени. А Времени нет, как нет ни проблем, ни
денег, ни собственности, ни врагов. Время создано сознанием для того, чтобы
разрешить вопрос: какая в тебе смерть, если я - это жизнь? Наличие любых
ошибок - часть этой игры. Наличие любых правил в этой игре - часть
смертельной ошибки. Экзотерически выражаясь, речь идет об эзотерии. По
жизни у тебя может быть одна смерть. Это вопрос Времени: как ты живешь,
если смерть - это я? Обвинения, оплошности, издевки, игры, ошибки, вера,
безверие, золото, дерьмо, перечисление вещей - это смета твоего добра,
поделенного на ноль времени. Жизнь - это смерть, если ты - это я, кто бы из
нас не заблуждался. Невеста готова и согласна. Аутотерически это все только
что (и всегда, и всюду) писал весь Мир, как все ради ничего, как добро,
найденное от добра, в его добрых кулаках, как Я - единое, единственное,
единящееся и одно.
Это ЕДА.
ЕСТЬ и НЕТ
Я был нерожден и чувствовал себя живым миром. Я помню ощущения
единого потока жизни, когда еще не было материнской утробы вокруг меня. Я
расползался по планете единой массой всех живых организмов и воспринимал
каждое их движение, каждое чувство в один миг с ними, и ими был я, и
заключал в себе бесконечные миры, сознающие, исчезающие, появляющиеся,
изменяющиеся. Пришло время подниматься из темных вод огромному шару Солнца
и меня обняла Тьма, я стал уменьшаться, сдавливаясь в огненный ком, я стал
медленно проявляться, как одно существо, отдельное и конечное. Я оброс
тканью мира и оказался в утробе. Я был копией Вселенной, там, внутри, и я
должен был выйти. Окончательный Выход состоялся, когда Солнце стояло высоко
в зените и воды блистали единым живым зеркалом. Я вышел, уплотненной в
миллиарды раз Вселенной и впечатался в плотный мир, продолжавший двигаться
и жить, но теперь не мною, а - вне меня. Это - самая трудная для сознания
стадия, когда я ищу себя, то, что называется Я, но его нет снаружи, нет
внутри, я еще не чувствую эти два больших, гигантских мира - Снаружи и
Внутри. Все вокруг перестало быть мной, одна частица из всей вечной массы
стала именоваться Я. Чтобы она жила, я согласился на это. Это была потеря в
лабиринте, это была история с очевидным концом, это был единственный миф на
Земле. Чтобы жить, я раскрыл свое Желание, направленное на Мать, на ее
всемирное тело, и имя желания стало - Бог. Взамен новой плоти я отдал
Память, окунувшись во Время. С плотью появилось Пространство - для поиска
Источника, где Желание бы утолилось. Двигаясь вслед за Солнцем к закату, в
океан, я создавал Время. Ради этого живого маленького комка, ради этого
заново познающего и расширяющегося существа я забыл все, я перестал знать,
я прекратил видеть и быть, я спрятался, чтобы оставаться за Богом, я
разделился на живое и мертвое, на светлое и темное, на Есть и Нет.
Солнце, прошедшее Полный Круг, погружается в себя как в
Единственный и Вечный Источник. Я закончил Игру, я замкнул Круг, я познал
часть в целом как целое в части, преодолев Время я потерял границы. Ничто
не изменится, ТАК БУДЕТ ВСЕГДА.
СПРЯТАННЫЙ и РАСТВОРРННЫЙ
Бог стал Движением Желания и спрятался за всем живым,
размножившись и расплодясь по всему миру. Он потерялся за лицами в толпе,
он укрылся в мыслях людей, он погрузился на самое Дно их снов и видений.
Чем больше людей, тем меньше свободной памяти о Боге. Этому Принципу
необходима Пульсирующая Система, чтобы, накопив энергию, высвободить ее
одним мощным толчком. Так возникли образы Апокалипсиса, последней битвы,
финального жертвенного огня. Бог растворяется, чтобы вдруг проснуться и
стать. Единым целым в сверхвспышке своего существования.
А пока он спрятан во всем живом, лучше всего проявляясь в
человеческом восприятии и осознании. Однако во все времена находились люди,
ощущавшие Бога за ширмой своей жизни и называвшие себя им, и чувствующие
себя Богом, становясь на этом пути из части - целым, раскрывая свое
осознание сверх границ мира, воспринимая себя во всем живом по всему миру,
в каждом теле, лице, в каждой мысли, тени, в каждом чувстве, видении, сне,
в каждой букве каждого слова. Бог осознает и воспринимает себя именно так,
пока Система Бытия Пульсирует в Бесконечности, и каждое Желание движется к
своей Цели.
---------------------------
...Все люди, все живое, вся жизнь с ее чувством, осознанием,
разумом предстает единым целым, дробящимся лишь по необходимости работы
Пульса Мира, этих вечных циклов, вибраций, порождающих в организмах Земли
как иллюзию, так и откровение. Осознаю, что мой отец - это я сам, зачавший
себя для новой дальнейшей жизни; зачатие через мою мать, которая есть весь
мир и одно с отцом; я сделал сам себя и родился юным с кодом бессмертия
глубоко внутри, кодом, который передается из вечности в вечность по ветвям
рода - единого дерева-организма, матери-отца; и этот код бессмертия движет
моим желанием: жаждой жить, жаждой быть самим собой повсюду, где бы я ни
был, жаждой всегда преодолевать смерть. Это вечное общее тело материи,
ткань сознания, ток чувства, принцип любви. Но во мне - бессмертие рода, а
значит вечность жизни - от воды, и Духа - от огня. Я должен пройти Путь,
вернуться в свою Мать, родиться обратно. Течение жизни будет продолжаться
по всегдашней схеме Закона. Для меня же открывается новый Путь, путь Духа -
сквозь самоосознание. Этот путь аналогичен пути возвращения в Мать, но
лежит над материалистическим восприятием. Все есть Символ - и это ступени
нового Пути. Любая женщина, любое тело, любая вещь - это Мать, охватывающая
мир. Я возвращаюсь в нее осознанно, я делаю это сам, создаю сам себя в
Огненном теле Духа, я нахожусь внутри, потеряв все, потеряв себя, но после
истечения Срока Сгорания Материала Я РОЖДАЮСЬ ОБРАТНО, просто оказываюсь на
своем месте в этом мире. Это удивительная вещь - родиться наоборот при
жизни, когда выходишь бессмертным в новом мире и в то же время это - тот же
самый мир. Смерть и рождение, черное и белое слились неразделимо и стали
одним Прозрачным Зеркалом, размером со Вселенную, с человеческое сознание.
А человеческое сознание - это Река, несущая в мир колыбель с младенцем и
уносящая Стиксом холодный труп. Сознание подвластно Духу, они не только
аналогичны, но и постоянно соединены. Пар, вода, лед сознания позволяют мне
умереть внутри мира в себе и возродиться бессмертным Богом внутри себя в
мире. Это один и тот же Путь, один и тот же Смысл, один и тот же Бог.
...Одно и то же лицо, одна и та же суть в неизменном количестве
вариантов. Мелькают сакральные числа, сияют бесконечные звуки. Отличие
детей от отцов обусловлено Временем рождения. Это Полный Год, от Смерти в
Холоде до Возрождения под Солнцем, до Жатвы Урожая, до Застывания. Это
диктат матери - Земли, приносящей плоды и уносящей отходы. Человеческий
Всемирный Календарь Роста, Созревания, Плодоношения и Возвращения. Один
Человек, но с лицами на Полный Год, чтобы жизнь текла и продолжалась, чтобы
бессмертному Духу-Огню была предоставлена бесконечная Материя-Вода. Одно и
то же.
СЕНТЕЦИИ НЕИЗВЕСТНОГО АВТОРА
Территория вокруг двух диспанцеров, - один из них онко, в другом
туберкулезники, - окружена большим больничным садом. Летом здесь были
заебательские яблоки и вишни. Сад заключен в низкую каменную ограду. Там,
где ограда примыкает к зданию онкодиспанцера, сидим мы, привалившись
спинами к равнодушной и холодной стене. Нас двое и мы втыкаем в игру
первого мартовского солнца. Нас круто прет. Наступает момент, когда время
сливается в одну бурую массу, плющится под градом посторонних глюков и
исчезает. Тогда катят странные скопления фраз, так не похожие на
воспоминания или чьи-то мысли...
-... со всего объема тебе выкатывает чистого джефа на шесть
полторушек.
-... гопоты, сука, блядь, конченые.
-... под белым.
-... прихавал я всего полтора, не, вру, два весла...
-... ага, мухоморы... Хуеморы!
-... растворителем. Фильтр на иглу, выбираешь весь слой и на хэш.
Да, любую шалу. Можно спиртом...
-... кумарное...
-... такая фишка... да-а, ба-а-нка...
-... анестезия, блядь...
- Пошел... пошел-пошел... пошел, ап!.. ап!.. пошел на спид
проверяться в наркологию, не нашли ни хуя.. конечно смотрели! Все вены
промацали, и в паху и на ногах... не, ни хуя, я свой центряк глубоко прячу,
во, смотри... оп-па! Блядь, сплошной тромб...
Возвращение в мир честных и прямодушных теней, призраков
безучастности, детей Ожидания. Все зависит от Дозы и солнце тихо
высвечивает алые паруса моих букв на серой кирпичной стене... мох покрывает
треснувший фундамент. Речь медлительна и разборчива под натиском трещащих
зрачков лежащего в голой полутьме.
- Заглотил четыре куба...
-... баяны по двадцать две копейки...
-... трескает по вене...
Унылая пятерка летит в прозрачном летнем небе, а у телефонной
будки стоит человеческое существо с дерьмом и грязью вместо мозга. Плачет
синяя сирена.
- По бубырику... А вас скоко перло?
- Выпаривать до соли - это хуйня. Могу поделиться рецептом.
Супертворожок Эйсид-Клоун для самоубийц! Нужна щелочь...
-... и вмазываешься.
- Обвинтиться.
-... удолбан в жопу. Мусора такие: "вы че, охуели?!!".
...Подцепил странную манду, ей за сорок. Не позволяла
дотрагиваться до себя и сдрачивала мне по два раза на день. Сначала мне
было поебать, - пускай работает, хуй с нею, но в конце концов мой мужской
дух взбунтовался, дело дошло до барбитурной интоксикации, тогда я
разрыгался как следует,
- Вполне... Ну... Я же говорю - датурой.
- Ширева нема, цыган накрыли.
-... и отъехал на хер...
-... химку?!...
-... раскумаривает не хуже, чем...
-... кропаль был.
Выеб эту тварь, как только смог придумать мой угасающий оебуневший
мозг... она научила меня кое-чему, но, блядь, до чего это было
противоестественно!
-... до-о-ху-уя!
-... пи-и-и-з-де-е-е-ец-ц-ц...
-... убитый...
Розовый мрак. Влетает Щедрый Еврей вместе с мусорным ветром и
ефрейторскими пездами, кое где сохнет пивная пена и умирает плоть
ностальгии. Щедрый Еврей орет:
- Моих лучших друзей превратили в навоз! Я отдам жизнь, чтобы
воскресить их, или хотя бы их структурные копии!
-... стало нас попускать часам к трем. Прикинь?
-... кайф бешенный.
-... паркопаном. Вторым.
У меня крайне редко. Бредделирий. Я вообще если уже а то и так до
самого еще бы очень ну естественно.
-... спиртом этиловым обычным.
- Все-о-о-а-перемешало-о-о-сь-перемести-и-и-ло-о-о-о...
Еврея сбивают с ног мусульманским ковриком, вяжут руки-ноги и
ставят свечку за здравие прямо в жопу.
- Дело сделано, - сказал Слепой.
-... на отходняках желудок, сука, в дулю скрутило.
-... под кашей и, конечно...
-... молоко.
-... тяга, знаешь, фенобарбитал и...
-... ангидрид уже по трояку!
Групповой секс. Бабы переждали приход, а потом им - лишь бы музыка
не останавливалась, ноги в стороны и ебаться
бесконечно-бесконечно-бесконечно. Лица у всех, как широкоугольником
отснятые: губы, нос - остальное сзади. Лбов не видно. Шершавые резиновые
пальцы сплетаются. Хуй стоит как-то безразлично в одиноком белом
пространстве. Пластмассовая мягкая вагина, влажная и горячая, но не
раскаленная. Язык во рту, как толстый бугристый червь, елозит корпусом о
второго червя. Ни света, ни тишины - аморальные люди на грязном полу,
вьются, автоматом совершая привычные жесты ебли и общения с помощью жестов.
Шприцы валяются по столу пустующими карандашами. Кайф вписан в синие дома и
за окном - неясная хуемотина. Нет желания жить и это приближает отходняк.
Медленным рывком вскочил на ноги, заправил баян и догнался по мышце
половиной. Какая разница...
-... а он смотрит на меня вот такими глазами и плачет. Толик,
говорит, Толик, я, блядь, умираю, честно. В натуре, говорит, сейчас умираю.
-... под кожу...
-... приход?
- Я знаю, что я гоню, но ты послушай, послушай, послушай...
- и пошелпошелвсяисколота-та-та-та-та...
-... винтовые все такие...
-... по хую!
...мудоеб пиздоватый! А кентик съехал в Израиль, прямо в
Тель-Авив. Там лето, теплынь, пляжи, а еврейки молодые - такие смачные,
сука! Он погнал по биксам, ошивался в самом блядовском районе, переебал
всех симпатичных загорелых дырок - они велись на его безумную самцовую
тягу. Да, по бабам ему прифартило под конец. А потом обдолбился настоящим,
чистым кокаином и упал с крыши какого-то блядушника. Лежит голый на белом
от ночных фонарей асфальте, посреди этих коттеджей и строений в стиле
Баухауз. Кровь пятном, зубы наружу - и вся любовь...
- План. Малк. Танезт. Эреуфедрол. Первитин петивир редододр-р...
- Водка с реладормом. Плавали там в бассейне. Это был кайф!
Представь, ночью, фонари розовые и черная вода.
- Авиаинститут.
- Напились.
...весной, в театральном туалете, под фиолетовым кайфом, молодые
педанты отсасывают друг у друга, самый молодой начинает блевать мимо
унитаза, самый старший еле заметно улыбается, глядя на его рвотные
судороги, и туалет озаряется внутренним мерцанием красных кристаллических
решеток, наэлектризованных до желтых искр, невидимых убитыми
надезодораненными пидарами, весной, в мужском нужнике...
-... полкуба воздуха.
-... его машиной двинулся...
-... бля-я-а-адь!
-... манго.
-... через раствор можно. И кранты.
-... заряжаешь баян и смотришь, чтобы вся эта хуйня...
-... по хую!
-... тромб... ха-га-га-вмаз-ка!..
-... гониво... послушай меня, я тебе-бе-бе... Бе-бе...
- А-а-а-а-а-а-а-о-о-на дозняк, а выхода...
- Ю-ю-ю-у-у-х-х-х-хуй его знает...
- Э-э-э-е-е-о-о-о-м-м-м-может, ганджик?.. Ы-ы-ы-и...
Чужие элементы, как мои собственные, как метод отогнать депрессию
в пятый угол. Золотое сечение. Иоанн Безглавый.
- Под циклодолом, убойным дозняком, говорю тебе.
-... с димедролом ништяк, колбасит уматно.
-... и схавал плиту теофедрина...
- Насмерть.
- Убило, блядь!
- Галоперидол?
- И отъезжаю...
- Кислота с кодеином, все - в бархатных чехлах.
- Банка и еще...
- Я знаю, это гон, но ты слушай, ты...
- Догнаться не мешало бы...
- Бошки коцаные.
---------------------------
Восприятие чистого кислотного характера. Индифферентность ко
всему, при этом все законоустройство на твоей стороне. Все объясняется
этим, это объяснено во всем. Можно понять все, что угодно. Когда оно
естественно. Его можно очень быстро понять. Когда оно равносмысленно с
прочим. При всем своем безразличии, когда не судимый никого не судит. По ту
сторону какого-бы-то-ни-было-закона-. Все способно быть объектом этой
любви. Когда это течет потоком, насквозь. Даже осознавая, что это за
любовь; возможно, крутейшая, совершеннейшая ложь, или зло, или повод, или
способ. Закон охраняет, каким бы ты ни был. Главное - понимать это
словесно. Когда все дословно. Если что-нибудь голословно, бесспорно или
бессловесно. Молча или в голос. Согласен со всем. Невридим. За тонкой
леской обычного кайфа. В самом центре периферии. Все заложено. Все - залог.
Время сплющено и устранено синтетическим бело-серым шоком.
Атропиновые ходы заложены эхом безвременья и потери. Но потеряться - значит
пропустить Нечто. Вперед, скорее, не отходи от жидкой черты! Времени нет,
все поблизости: род, дом, двор, дети, рост, гормоны, среда, фазы мозга,
обмен, интроверсия, мимо-мимо-..., те же лица, девушка со двора, девочка со
двора, уже взрослые, нет, еще, нет, все рядом - цветы, водка, драка,
магазин, двор, дом, дом, всюду асфальт - под руками, на губах, в крови, во
дворе, дома, одно небо, колпак неба, одна стена, грань построек, транспорт
- он движется, все в комнате, все дела, вся Вселенная, все бесплатно,
транспорт - бесплатно, солнце - бесплатно, мимо-мимо, без конца и начала,
никто не поймет, сквозь эхо видимости не видно ни одной живой души.
Душевная синтетика, до слез по шершавым щекам, до дактилоскопической плоти,
безразлично и до странного безучастно, на тихой легкой дикой Нечеловеческой
Волне, как андрогинный ангел, из хлопьев, пены, молекул и звенящего
нейтрино, глазамидодыр, Колобком в пасть петли, стогом игл, притягивая
бездушное существование стимулированной психики, обкисленной тяги жить и
вечно кружащегося на месте (без времени) Духа, о - это оно самое!!! И все
лежит под рукой, двор, аптека, скамейка, девушка, всю жизнь одни и те же
люди, бабы, родня и друзья, все - одно и то же, кому же охота уезжать, а
если и уехать - ну что там иного? Встретишь же своих, тех же, как и обычно.
Нет планов на будущее, нет дел, нет незавершенности, выпадаешь ПРОСТО НА
ЗЕМЛЕ, как все. Как все. Это материя.
Это материя.
Я стою и смотрю, прикидываешь?!! СМОТРЮ. Все оно - там. Тут здесь.
Вот оно, я не отличаюсь, хотя обращают внимание. Мой взгляд. Он понимает и
притягивает, а потом - понимает. Понимает на ходу, притягивая. Это не сон.
А там - все точно такие же. Ходят так. У нас - одно резиновое общее тело,
тесто, обширная зона жизни. Я думаю, как они все. Я - это они здесь. Мое
тело, как и у них, как и у всех. Я, как и все - НА ЗЕМЛЕ, что бы я ни
делал, что бы там ни было. Это тело ЗЕМЛИ, общее и единственное. Моя схема
работает, потому что есть положение #2 - Я КАК ВСЕ. Все это там тут.
Мгновение растянулось навеки и он потерял себя, комнату и ЗЕМЛЮ, даже не
жалея, не имея сил отвлечься от пустынных хирургических тоннелей
нескончаемого внутреннего (общего) лабиринта. Извилин много, мозг один. Где
угодно, среди ходов серых пространств в снегу - может быть смерть. Там,
наверху, когда любит все и есть Отец с Матерью, происходит что угодно, все
равно что. А, где смерть, там будет ЗЕМЛЯ, они обе - одни. Едины, как повод
к положению #2 Универсальной Схемы "По-любому". Я принимаю все, когда
выхожу из "инициативной приемной" и, с трудом привыкая к себе новому,
прощаю весь мир, за происходящее с ним. Мир сводится к ЗЕМЛЕ и сводит землю
на ДА. Обратной дороги нет. Никогда сейчас. Любовь - это ложь, потому, что
она, видимо, есть на самом деле и по настоящему. Используй все, что под
рукой. Дополнительным примером: я и мое тело. Фоном: смерть и ее
завершение. Акцентом: искренность, как циничное супероружие и открытый
альтруизм, как щит. Пунктир взгляда проходит сквозь стены земли. Кислотный
мир пищащих неживых игрушек в вечном живучем потоке - бежит из раны кровь,
бежит, бежит... Анестезия гонит прочь последние живые сомнения. Мозг плоти
продолжает удивляться, весь на изменах: как можно? Это же не ведет к жизни!
Это невозможно! Что это такое?
...Мягкость мускатного ореха с добавлением драпа и - в
микроколичествах, алкоголя. Подгон под шаблон. Динамичная наблюдательность.
Комфортный поиск места встречи. Усилий нет, все отдыхает, но от ЗЕМЛИ не
отойти, не отдохнуть. Она - воздух. Вода-Зима-Лето. Пища и кровь. Эти
плотные миллиметры почти твердой материи, эти сломы в пространстве, когда
вместо номера дома, в который ты входишь, находится число всех ушедших
трамваев, начиная с цифры маршрута последнего. Мир жил до тебя. Собирается
и после. Но, что - мир? Когда есть ЗЕМЛЯ. Не она ли - вместилище тебя,
себя, и прочего, и иного? Тело было всегда. Ты дух или не-? Ты здесь или-?
Ты - что-? Собираешься после? Себя. Я пропустил себя вперед, пусть там и
темно до ярких вспышек слез на солнцеблеске жара...
...Кровь струится, катится, качаясь и разлетаясь, спадая на
земляной панцырь, играючи, не страшно, игрушкам НИКОГДА НЕ БУДЕТ БОЛЬНО,
они резиново живут, прутся, желтые, красно-синие, улыбаются и не делают из
своего пребывания в теле ничего. Никакого бытия. Это так далеко! У них нет
Духа и поэтому на Закон им наплевать. Они - индифферентная земля,
пластмассовые мономеры, голые, как глобусы циклогексила, как что-то внутри
природы, резинового любвеобильного сердца, которому все равно, НИКОГДА НЕ
БУДЕТ БОЛЬНО, ДОЛГО, ДАЛЕКО, СМЕРТНО. Не важно, как там на самом деле.
Самого дела здесь не хватит на одного. Там - изобилие ибиловых смыслов,
здесь - вес. Пластиковая эстетика рискованных оранжевых движений, в
вязанной красной рубахе с лицом, расстегнутым на все пуговицы, с глазами из
рукавов, с штанинами из тела. Пляска с сушняком, с мокрым горлом и
скользким сухим влагалищем, как ее лицо с ртом, где язык, над ним нос, и
глаза - далеко, далеко... тут клитор...
Где-то это не любовь. Где-то это не зло. Земля, двор, похороны,
жизнь, ничего не меняется и не исчезает, ЗЕМЛЯ. Узкий набор понятий, их
мало, они удовлетворят даже страждущего скептика. Вампиры на лживых
киностудиях выпрашивают едкую жидкость мести. Скорпионы страсти медленно
ползают вокруг груды еще не живых тел жизнежажды, шевелят лапками,
копошатся. Знаки воздуха и живой плазмы не проходят сквозь стеклянную
витрину (Южного сияния) - сквозь раздел на самцов и самок. Слово я Мыслю.
Выделяю Яд Жизни. Исторгаю священную речь. Святым потоком мочи орошаю
великих мира всего, сего и последующего. Сру на голову Тибета. Пью
английское пойло с вырождающимися аборигенами в заблеванной канаве. Ем плов
с жирным узбеком, разделавшем не котлеты двух человек. Чашечка с кровью...
Это малопонятно. Тяга изменчива. Меня могут не понимать. Я могу. Я
здесь. Точно такой же, как и все. Но - без их проблем, без их отдушин, без
их эмоций, с одним на всех ТЕЛОМ. Когда им не будет больно? Остановлю себя
на них. Меня нет. Пишет кто-то, читает кто-то, идет, ждет, мрет, вылазит,
мыслит кто-то, и кто-то - это я. Без отличий. Это - они. Без разницы - на
ЗЕМЛЕ, в ТЕЛЕ. Всем не больно, стадом в прорву, жопой на кол. Смотрят их
глаза. Есть себя. Нет меня. Это - не мое, не во мне, это со мной. Это -
все. Оно, как ТЕЛО, которое выше ЗЕМЛИ, но - внутри осознания. Дух
сотрясает меня. Я вне себя от себя до себя и во всем. Я действую через все.
В самом эпицентре безопасного мучения. Войду в крест своего ТЕЛА, оторвусь
от ЗЕМЛИ, осознаю насквозь в четыре части, выйду сюда же - снаружи, войду
туда же - внутри. Оставлю слова. Наделю ВСЕХ ВСЕМ. Во плоти исчезну.
Проявлюсь схемой #1 "Деля, преумножаю". Процвету в промозглой системе
всеобщих знаков. Начнусь во всем знаками ЗЕМЛИ и ТЕЛА, с большим секретом
внутри и где угодно еще.
Часть IV.
Попускалова нет
Другой город, другие стены. Поезд прибывает на вокзал, женский
мегаголос оповещает встречающих и я просыпаюсь в дернувшемся вагоне.
Пассажиры выходят, таща разноцветные сумки, прут единым потоком в тамбур,
свистит отходящий соседний состав и я спрыгиваю на влажный асфальт перрона.
Город просыхает, недавно здесь был дождь, но уже так солнечно. Лужи у
подземного перехода испаряются на глазах. Я еще в полусне, иду налегке к
станции метро и смотрю только себе под ноги. Охуительно приятное состояние
полудремы, я покачиваюсь в последнем вагоне метро, поднимаюсь на
экскалаторе, оказываюсь на цветочном базарчике и покупаю пачку сигарет.
Иду, счастливый и безумный. У меня здесь встреча со старым знакомым,
принявшим правила игры. Классный кент, последний раз я виделся с ним
полгода назад. Его зовут Архимед.
Я у него дома. Кроме нас никого нет. Радостно болтаем о всякой
херне. День проходит в один момент. А на следующее утро - Пасха. Это
воскресенье и мне по кайфу такие дни. В полдень наступает редкостная для
города тишина: нет ни ветра, ни гула, никаких левых звуков.
- Знаешь, - говорю я Архимеду. - Я себя так классно чувствую!
Эта Пасха мне просто вставляет сама по себе, без всего остального.
Воскресенье христово, я чувствую, настоящий праздник, меня даже прет, и
прет как-то по-светлому.
- Погода сегодня, - Архимед смотрит за окно. - Просто ништяк.
- Как бы там ни было, - я смотрю ему в лицо ясным, открытым
взглядом и он спокойно принимает его. - Что бы в этот день ни вытворяли
люди, как бы ни гнали беса, а все равно - хоп! - к сроку своему Христос
воскрес.
- Да, Иисус знает свое дело, - кивает Архимед. - Все как надо.
Вообще, я иногда думаю, раз бог возрождается, умерев, то и новый
год гораздо правильнее праздновать на Пасху.
- Наверное, - я вижу, как спокойно и светло Архимеду и это добрый
знак. - Как бы там ни было, а наш эксперимент не откладывается.
- Конечно, - отвечает мне Архимед. - Мне охота попутешествовать.
- Ништяк, - я ложу на стол маленькую пластиковую пудренницу.
Архимед откупоривает крышку и изучает кристаллы внутри.
- Кислота, - говорю я с гордостью. - Чистая.
Архимед поднимает бровь, опускает уголки рта и уважительно кивает.
С Архимедом легко и хорошо - он прост в общении, открыт, доверчив, умен и
не амбициозен. Есть такой тип людей, я их люблю и всегда бережен и
обходителен с ними.
- Помнишь? - я смотрю Архимеду прямо в его темные глаза и делю
кислоту на две равные части. - Мы пойдем вспять, дальше самих себя, и
дойдем до того момента, до которого нас с тобой хватит, но главное - все
время вместе. Двигаемся вместе... Растворяй. Сегодня, я чувствую,
подходящий день... Ага, давай. Прокрутим назад все время, которое только
было. Там может быть.. ну, как? Нормальная? Там может быть такой момент,
вроде запарки небгольшой, или барьера, пробки своеобразной, когда память
наша, генетическая... м-м-м... глубинная... встречается с проблемой, а
проблема в том, что время как бы кончается. То есть, может быть момент,
когда времени не будет и это - проблема для памяти. Время-то начали
осознавать и отсчитывать с какого-то этапа. Мы пролезем через этот этап.
Будь уверен и ничего не стремайся, сильно ничему не удивляйся. Считай, что
поехали, дружище... как тебе, класс?.. считай, что любые измены - это
остановка, а нам с тобой... останавливаться не надо, чем выше скорость, тем
лучше, и мы с тобой поедем, мы помчимся на оленях утром ранним и нечаянно
ворвемся прямо, куда нужно, как по маслу, как по рельсам помчимся - ух!
Давай-давай-давай, погнали, братуха, круто взяли со старта,
поехали-понеслись во всю вилу, как ветер, считай, что мы - это
суперскоростной вселенский ветер, быстрее света, скорее всяких символов,
эпитетов, идей, проблем и остальных дел, полетели!!! Давай руки, Архимед!!!
Ты видишь? Видишь?!! Ништяк, погнали назад, сквозь все, изо всех сил!!!
Вперед, назад!!! Полетели насквозь, все время, держись! Я вижу: мелькают
лица знакомых, мужчин, женщин, детей, стариков, родителей, незнакомые...
лица, как трава, наклоняются под сильным ветром нашего мозгового штурма,
поднимаются уже с другими обличиями, как трава перед дождем на ветру -
вниз-вверх, вниз-вверх. Еще быстрее, столетия за пару секунд! Видишь, это
единая цепь рода, лица только подергиваются по краям, а в целом
стабилизировались и смотрятся, как несколько вариантов одного лица, это
предки, видишь?
- По сути, это мы! - Архимед держит мои руки на столе и мы не
смотрим никуда. - Одно и то же лицо сквозь время.
- Так и есть, едем дальше, давай, тяни меня дальше, поехали!
Пейзажи мелькают, города теряют рост, съеживаются, сокращаются по площади,
мелькают зимы, весны, засухи, дожди, ладшафт кое-где дрожит, непрочно
искажает контуры, смотри - все слегка темнеет! Это нормально, лица
затухают, проходят уже нечеткими световыми пятнами сквозь толщу воды, как в
глубине океана, или это дождь, похожие на гаснущие далекие лампы, но мы с
тобой - ветер, Архимед! Ветер! Слышишь меня? - Слышу. Жаль, что я не
приметил своего тезку в античной фазе.
- Класс! Ничего, не жалей, смотри-ка - в воде образуется что-то
вроде туннеля, вихревая воронка, это мы ее производим, так, давай ка вместе
дальше, дальше, еще глубже, сука, мы победим холода и болезни!!! Вперед!
Погнали! Ура-а-а!!!
- А-а-а-а! Ур-р-а-а-а-а!!! ВСе цветное! Я вижу простую геометрию.
Сладко на вкус.
- Погнали, Архимед, вперед, эти цветные куски, вставки, я тоже
вижу эти фигуры, как из сахара, круги, ромбы, треугольники, смотри-ка, они
плоские! Вот что-то с солнцем творится, что-0то не то, его как бы нет,
только свет остался, но этого хватит, вся фауна забилась, запульсировала,
как единое тело, с кучей выступов-отличий, но единой сердцевиной, теплые
алые толчки живого сердца, смена растительных жизней, целые эпохи - это
меняет цвет земли, въезжаешь? Круто меняет цвет! Вспышку видел? А вот еще
ярче, не застревай на ней, это ничего не изменит, я уже чувствую - людей
нет и животная жизнь куда-то потерялась, ощущаешь, да? Растительность тоже,
что-то вроде мха, ил какой-то, похоже на слизь, смазанно, в дымке, ткани,
ткани, кристаллы, закат над водой, вода черная, безжизненная, вода прямо в
небе, неясно, где верх, где низ, погнали, Архимед! Мы летим дальше.
Разгоняем облака, газ плотный, земля дергается всем телом, что-то внутри
земли круто обрывается, как глыба в пустоту, это же и у нас в крови
происходит, ведь память всей жизни у нас внутри, а не только предков, все в
нас запрессовано испокон веков, до того, как время началось. Что там. Это
уже не люди, видишь, не человеческие образы, растут, скачками меняя облик,
все черные, коричневые, каменные, земля не так сильно тянет, сила
притяжения, чувствуешь, слабее? Странные огромные существа, смотри, что-то
змеиное в них, от пресмыкающихся, но это разум, они такие же, как люди,
сознание огромное, что-то в них горит, или тлеет, дым повсюду и сырость, по
шесть ног, многоголовые, уроды, гигантского роста, километровые создания,
легко и медленно двигающиеся по земле, будто летают, крутящиеся головы, как
циклопы, или драконы, но что-то иное у них, ты замечаешь? Их немного, они
были до людей, до этой жизни, вполне может быть, что и титаны, раз у
эллинов возникла сама идея титанов, значит была генетическая информация,
конкретная и запакованная в мифы, это же ин-фор-ма-ция, вот она - форма,
заполненная форма, так действует ЛЮБАЯ идея и то, что мы с тобой вспоминаем
и видим все это, это тоже идея информационной памяти, даже, если мы и
придумали это, весь этот путь назад, понимаешь, он уже есть, он сейчас нами
пройден, вот и эти титаны, дети богов и земли-стихии, это информация,
проделанная нами, реально и в момент, раз мы это провернули, раз это
ВОЗМОЖНО, значит ТАК И ЕСТЬ, по-любому, мы НИЧЕГО не придумали, все уже
есть, больше того - оно есть В НАС! Мы состоим из всего этого, что было до
нас и любые представления, идеи, суждения - все это имеет реальную почву,
нет только того, чего не было. Это круто связано со временем. Для этих
мутантов-титанов, видно, уже было свое Время. Целая цивилизация. Почему они
так сильно отличались от людей? Вообще не такие. Монстры. Идея чудовища -
это оттуда. Видимо, жизнь всегда проходила через поэтапные мутации. Видимо,
это радиация, и не только солнечная, может быть, радиоактивность
нематериального мира, радиация сознания, изнутри. Что-то с землей. Внутри
земли какая-то странная схема. Типа постоянной перестройки фундамента.
Земля чуть больше, чем сейчас, возду, вода - не такие, воспринимаются менее
материально, даже - как понятие, принцип, сама стихия. А вот и пламя,
огонь, смотри, смесь, огонь, состоящий из воды, огонь в глубине воды,
температура, замкнутая в кольцо, сейчас что-то будет со временем, титаны
дрожат, летим вспять, еще-еще-еще-еще, их тела закручиваются в бурые
спирали, превращаются в небольшие комки, это с ними появилось и
развернулось осознаваемое Время, они исчезли в спирали огненно-водяной
воронки, даже не спираль, а кольцо, ровное и гладкое кольцо,
воспринимается, как спираль, только когда возводишь этот Ноль в степень
своего осознания, в квадрате, в кубе, и так до бесконечности, ноль, ноль в
степени, земля становится плоской, это плоскость активных частей в границах
кольца, все это непрерывно движется вовнутрь, та же вихревая воронка, все
эти галактики, которые астрономы парят... неспроста, смотри-смотри! Плоская
огромная стихия земли по всему пространству, а вокруг пространства -
огненная вода, мы здесь как воздух, это наша память в осознанном виде, в
восприятии, а теперь что-то мешает, как тупик, темно, темень, темень,
темнота полная, теперь все может пойти в обратную сторону, может покатить
цикличность, видимо, дальше что-то вообще... нас пока дальше не хватит, там
что-то... то ли то же самое, с начала?.. останавливаемся на этом, выходим
легко и красиво, хопа!, без проблем со временем, на кухню... о-о-ох!
Прикинь, какое дело! А ведь сегодня Пасха.
- Да, - Архимед откидывается на стуле.
- Сколько времени мы работали? - я задаю провокационный вопрос. -
Не знаешь?
- Не-а, - Архимед трицательно качает головой и улыбается. - Какое
время? О чем ты говоришь?
- Пошли на улицу! - я подрываюсь и мы обуваемся в прихожей.
На улице вечереет, тихо, безветрие, теплынь, начинает зеленеть
трава. На воскресение Иисуса на этой планете везде так заебательски. Как
надо. Мы просто идем куда-то вперед и город готов пропустить нас куда
угодно. Но мы никуда не хотим. Мы уже ЗДЕСЬ. Теперь можно, например, просто
идти. Без обломов. Попускалова нет и не будет.
---------------------------
Потратил предпоследние бабки на кислоту. Стою около мрачного
здания ресторана. Показалось, что название - "Пизда". Архимед на работе. Я
покупаю банку джуса, заглатываю эйсид и запиваю оранжевым пойлом. Пока
мимо, метрах в двадцати, ковыляет мусорской патруль, выпадаю на скамейке,
кося под денди, цедящего свой сок. Злой пес сверкает на меня глазами, лает,
рычит, затем скулит и трусит во двор. Меня пришибает охуевшей волной и все
уносится вглубь океана. Прилив: я возвращаюсь обратно. Сегодня дурацкий
день, я превращен в Бэтмэна, в Икс-Мэна, в какого-то каучукового
космического Супермэна, вышедшего далеко за рамки комиксов и эскимосов. О,
я подрываюсь и иду в рекламном игрушечном мире навстречу тяге гиперподвигов
и ультра приключений. Кости скрипят, кожа немеет, я слегка подпрыгиваю и
шатаюсь, откуда-то раздается: "А мо фаяста-та!". Это обо мне. Смотрю на
одно из окон гостиницы и оно распахивается, появляется баба в халате с
полотенцем на голове. Под полотенцем, наверное, иглы, воткнутые прямо в
череп. Антенны секретной частоты, частоты течки. Сегодня 1 мая, настоящая
весна, первое Лето. Деревья в цвету, перекрестное опыление в полный рост,
природные матки растительного мира испускают тошнотворные и приторные
ароматы ебли медлительного космоса, сосущего влагу из недр. А-а-а-а...
весна. Я хуею, муравьи понаделали за ночь вентиляционных стволов, где
только смогли. Первые шмели тупо врезаются в стекла и столбы, дрейфуя под
плановой тягой. Меня несет хуй-те-знает-куда за сигаретами, времени снова
нет, мелькают дома, люди заборы, сараи, вдали орут птицы и рыдают
автобусные клаксоны. "Пизда". На меня налетают какие-то снеговики с
морковными мордами, бритые, в спортивных штанах и черных шкурах. Требуют
денег. Де-е-е-э-э-э-не-е-е-э-эг!.. Один бьет меня в грудь, предупредительно
выкупая мой взгляд. Я тут же выкидываю вперед руку и пальцами бью его по
кончику носа. Их трое. Падаю от попадания в ухо. Левое! "Пизда". "Манда".
Как игрушечный мишка, моментально вскакиваю на гибкие ноги, - блядь, я
Супермэн Индиана Йобс!, - сам не успеваю прохавать, как ебошу кулаком
одного, потом второго. Третий достает откуда-то желоезную ржавую трубу. К
трубе пристал тонкий зеленый стебелек. Убираю лицо, труба свистит рядом.
Прыгаю на кого-то, как в кинокомедии, неестественно прикольно, и бью локтем
прямо по яйцам. Пацан сгибается со всхлипом, а я ору с безумным смехом: "да
мне-то сигарет купить!!! Сигарет!!! Га-га, сигарет!!!" Опять мое тело
приседает и труба пролетает верхом, а пацаны уже на измене, я чуть прихожу
в себя и умудряюсь держать свой взгляд на их глазах. Животные перестают
понимать, что происходит и вспоминают о своем стойле. Я швыряю в грабителей
горсть сухой земли и иду в атаку с безразличным одеревеневшим лицом. Двое
отходят, третий стоит со сжатыми кулаками и красным носом. Бью его ногой,
ебать-копать, с пыряка и снова попадаю по яйцам! Тип падает на колени, от
неожиданности выговорив:"не гони!". Я чувствую, что за двумя рядами домов
проезжает луноход с мигалкой и выдаю нараспев: "мусора сейчас приедут,
въебуйте отсюда!". Выходит на мотив частушки, снеговики охуевают, а я без
обломов демонстративно поворачиваюсь, щелкаю пятками и съебываюсь. У угла
проходного двора оборачиваюсь и замечаю зеленое пятно лунохода, от которого
по-быстрому теряются пацаны. Меня несет по улице на крыльях весны и, не
дойдя до киоска с сигаретами, я встречаю винтовых. Молодые, по 18-20 лет,
два кренделя и хоря. Мы уже живо пиздим о чем-то, я говорю, что я только
что с войны в Персидском разливе и показываю красное левое ухо. Винтовые
спрашивают, что за чучня нападала на такого термоядерного офицера кислотных
войск.
- А, - говгорю я. - Хуйня! Террористы какие-то.
И мы идем в парк. 1 мая, народ пасется по местам культового
оттяга. Мы тоже. Подымаемся на чертовом колесе обозрения. Один винтовик
вываливается, как псилоциб из лукошка при палеве. Но - еще не высоко,
метров с четырех летел, как котяра - на четыре лапы. Ух-х!!! Сел в
ближайшую кабинку. С самого верха виден город. Серо-зеленое с коричневым
месиво, потом пыль в километр, а над пылью уже - небо. Мы идем налегке по
улице и заходим в какой-то магазин. Покупаем какую-то хуйню, говорим
кассирше первомайское спасибо, опрокидываем на пол куб халвы и уходим. Я
уже в своей норме, контроль работает, пруха в русле. Начинаю оставлять в
юных душах сокровенные посевы своей информации. Начинаю с анекдота,
перехожу к теме, а потом обращаюсь лично к кому-то. Не даю ему долго думать
и рассказываю дальше, без пауз, с выражением, с четкими шипящими и звонкими
свистящими, то понижая, то повышая голос, переходя на шепот, иногда чуть
наезжая на чье-то самолюбие, иногда льстя. Все, как всегда и, как всегда,
маховик прухи расходится еще больше и шире.
День кончается тем, что я отруливаю влево с их девушкой и
вписываюсь у нее. Ночь проходит в борьбе с потопом - в ванной течь из
крана. Кое-как мы затыкаем фонтан, а потом сушим шмотки над плитой. Я
цепляю девочку за сиськии, не встретив сопротивления, валю ее на пол. Через
минут десять мы кончаем и в ванной снова ебошит струя. А потом ночь
проходит и мы спим, как солдаты в казарме. На сон ушла и часть утра.
Девочка оказалась ученой, пробовавшей героин и даже фентанил (ну, думаю, с
китайским белым ее наебали). Рассказала мне, как один ее знакомый крендель
синтезировал МРТР и как она торчала на "кристалле" (уматенные амфитамины).
А потом я на кухне сделал раствор той части кислоты, что осталась у меня со
вчерашнего дня. Зарядил в машину и вмазал девочку. Ей пошло в лучшем виде.
Я подождал, посмотрел на нее, после снял с нее трусы и рубашку, и дал ей
понять, как я хочу. Она была умненькой деткой и въехала, что к чему. Я
воткнул иглу себе в вену, идущую к самому локтю, начал вдавливать поршень и
глянул на ее заострившееся лицо. Детка моментом извлекла на свет мой
хуй..., - ее хотелось, я видел, как ей захотелось, все равно как,
по-любому, - ...и взяла в рот. Пока я загонял раствор в свою систему, она
работала губами и обеими руками. Я раздулся, как кровавый упырь и меня
прикрыло такой волной кайфа, что подробнее останавливаться на его описании
- ну его в пизду. Я кончал, по моим представлениям, не меньше часа,
пребывая хер знае где, там, где меня и не было. Детка не захлебнулась, а
кончала по-своему, извиваясь и крутясь у меня между ног, норовя оседлать
мою правую. Я очнулся, шприц пустой сосулькой болтался у меня на левой
руке, а от девичьей пизды..., - мир молчал, туго глядя в туманные страницы
чужой книги, Книги Неживых, Книги Несвятых..., - шел супераромат
ненастоящего, синтезированного желания, кислотной игры в Еблю, игры,
превосходящей обычняковое спаривание видов. Да, спаривание запаривает, а
Ебля влюбляет...
- По-русски, - сказал я Люсе, когда она легла на меня. - Это
называется Мастер-Бластер.
- Нехило было бы одновременно, валетом, - сказала Люся.
- Да, некисло, - согласился я, про себя чуть прихуев, а снаружи
криво осклабившись. - Это высший пилотаж.
---------------------------
Мне снились сны: настоящие, человеческие, теплые сны. Я встречал
пейзажи, пил ландшафты, попадал в людей, продвигался по встречным. Странные
субъекты по своему изъебывали свет.
- МДА, - сказал мне человек-город из моего сна. - АДАМ, - и из его
глаз выехали семнадцаты6е трамваи, а живот блеснул микро-огнями ночной
вселенной, с ее бульварами, кремлями, мостами и метро. Он курил сигарету, в
которой тлела смесь плана, курительного кокаина и "спида". Очень скоро он
умрет от наркоманической болезни или от сидячего дефицита.
- У вас не будет семян гавайской древовидной розы? - спросил
кто-то на улице. Я брежу. Древесный спирт... Ангельская пыль убивает
Звездную пыль. Транквилизирую по телеграфу. Я.
Проснулся я вечером. Люси нет. Посмотрел - дверь захлопывается
нормально. Вышел, хлопнув дверью. Пошел по улице. Нормально. Позже, друг, я
расскажу, кто я. Дело не в том. Я погружаюсь в воспоминание. И тут встречаю
писателя, моего кореша. Он тащит меня куда-то, в квартиру своих знакомых.
Никого дома. От него фонит завершенностью, отвязанностью и сиянием счастья.
Писатель говорит мне:
- Как твои дела? И у меня все хорошо, замечательно выглядишь.
Кислился? А я, представь, тут проездом, выхожу - ты идешь прямо навстречу!
Старик, я счастлив сейчас, я пишу, пишу эти все строки, лью их потоками.
Короче говоря, приезжаю я сюда, встречаю одного человека, второй раз в
жизни видимся. Дела заканчиваю и он зовет меня к себе на репетицию - он
музыкант, и довольно некислый музыкант. Идем с ним по городу, сначала в
центре, я чувствую - тяга неимоверная, все вокруг виртуально, но - родное,
сплошь и рядом - аватары. Залезли в трамвай, там удолбаные матросы лежат,
целый вагон, в три ряда, кондуктор одуревший, похож на Депардье, прикинь?!
Проезжаем мимо какого-то дворца, смотрю - там толпы народа, больше молодые,
кто-то говорит, - концерт Шевчука, - матросы подрываются, тормозят трамвай
и ну выходить. Короче, дальше едем с ним в пустом вагоне. Говорим о всяких
невообразимых вещах, ну ты знаешь, как водится. Когда Депардье спрашивает у
нас, - вы случайно не из церкви Иисуса? - я понимаю, что вот оно,
начинается шоу. Человека моего зовут ОБ, помнишь его? Да, это он. Так
слушай дальше, через какое-то трамвайное время выясняется, что мы с ним -
братья, что называется, в Духе, и нашу встречу определили такие стекшиеся
обстоятельства, причем чужих жизней и судеб, что даже удивляться не было
никакого смысла. Наша встреча готовилась около трех лет. И мы встретились
неплохо. Оказалось, у вайшнавов такие исконные понятия: коли тебя пиздят,
все равно кто, это Шива себя проявляет и это тоже Учение, нельзя бунтовать
ни в коем случае, ты один и Шива учит тебя, а вот если твоего духовного
брата кто-то хочет побить, тут тебе - все полномочия, можешь убивать врагов
сотнями, сколько бы их ни было, ты заранее невиновен и оправдан,
ответственен за это Шива или, как всепроникающий хранитель, - Вишну, а ты
защитил брата - святое дело. Я это почему тебе говорю - сам видишь, насилия
кругом целое море. Людей на пустыре за трояк убивают. Море незнания,
ненависти, и нам надо четко видеть все, и себя в этом море. Короче говоря,
ты тоже - свой человек, мы все в одной сети, здесь бхакти работает на
опережение, да и ОБ всю дорогу твердил - молись, мол, молиться надо,
братуха, крест носить на себе, потому что православие, оно чистое, большое,
но патриархи сегодня ослепли, многие не понимают, отпихивают друг друга,
погрязли поприща в сектах, орут монахи, надо сознательно держать веру и
молитву поднимать, я в храм нечасто хожу, но приду и вижу - здесь все, все
хорошо, я пока дома на этой земле, и мантры нормально работают, и дышать
можно по светлому, ты же знаешь это - если мы понимаем, то на нас все и
держится, это огромные возможности, но и ответственность большая. Но, тут
не как в государстве, тут радость есть, а там - похоть. Я вообще могу
никуда не показываться, сидеть у себя и все, но я пока очень хочу жить для
других.
Ну вот, приехали мы с ОБ к ним на точку. Он мне говорит, - здесь
мы играем, там, внутри уже должны быть Серега и Саша. Здание со стеклянным
порталом, мы по мелким-мелким белым ступеням поднимаемся наверх, входим,
вахтерша - милая бабуля, незаметная такая, идем по огромному, я и не ожидал
такого, по огромному мраморному вестибюлю. Фиолетово-серые плиты и
простенки между стекол, эстетика пока советская, прежних пор. Поворот
направо - древесные цвета, паркет, стены отделаны лаковой рейкой, совсем
другое пространство, черный потолок без света, справа в стене - сияющая
дыра, - и главное ТИШИНА и НЕТ ЗАПАХОВ, - а в дыре этой вдруг - женский
смех, тетки какие-то сидят, работают, мы смотрим им в глаза и - дальше.
Начинается вообще класс - белый, чистый и узкий коридор, дневной свет, на
стенах - ничего, коридор такой длинный и НЕМОЙ, что кажется, он шатается,
когда мы по нему идем. Опять ТИШИНА и НЕТ ЗАПАХОВ. Идеально чистый поворот
вправо, ни дверей в стенах, ни пожарных ящиков с номерами, и вдруг - эта
кислотная эстетика резко обрывается, скрипит небольшая дверца и нам
открывается черный холодный и слегка затхлый бункер. Шаткая лестница вниз,
к полу. Спускаемся и я оглядываюсь: вверху белый прямоугольник входа, а мы
- в черноте. Тут еще раз открывается дверь и я слышу, как звучат барабаны и
тарелки с "Amati":
УМЦ!
- КХ!-КХ!
(раз - два - три - четыре)
УМЦ!
- КХ!
Ш - Ш - Ш - Ш - Ш - Т!
А потом, уже внутри, чуть громче, посреди немоты и тишины, глубоко
внизу:
УБ!
(раз - два - три)
УБ - УБ - ТЦ!
УМЦ!
- КХ!
С - С - С - С - С - С - С - С - ЕТ, ТЦ!
- КХ - КХ!
Т - ДЗ!!!
УБ! - КХ! - Т - ДЗ!
УБ! - КХ! - Т - ДЗ!
УБ!...
УБ!...
КХ - ТС - С - С - С!...
За барабанами сидит человек и рядом, на стуле, возле акустического
инструмента, похожего на гитару - еще один.Эти двое поначалу показались мне
близнецами, куопии друг друга. Присмотрелся - вообще не родственники,
просто выражение лица одно и то же. Поиграли они немного, но я понял, что в
этом бункере происходит редкостного качества процесс.Там, вообще-то,
холодно, но влага не конденсируется и кажется, что стены далеко-далеко.
Они, ОБ и его ребята, ждали от меня, что я внесу нужный заряд в общую
энергетику, и это произошло. Сразу стало ясно, что все мы, вообще, все,
кого знаю я и кого знают они, и кого ты знаешь - теперь в одной цепи. И я
тебе скажу, я почувствовал, что это - САТЬЯ, следующая эпоха, определяемая
светом и теплом. Каждый занимается своим делом, помогает тем, кому
требуется поддержка, живет и любит изо всех сил. Получается эго
НЕПРИВЯЗАННО, как если бы тебе дали понять - все в полном порядке, живи,
здесь ты дома, ничто никуда не исчезнет, только подумал о чем-то - и оно
уже в пути, уже тут, входит к тебе, или тебя подхватывает этот светлый
поток и выносит на новые уровни, встечи, знакомства, продоложения, события
ветвятся, плоды созревают имир воспиринимается, как единый дом, мир очень
тесен, все могут договориться, всегда; представь, рассказывают мне о моем
друге, хотя я с ним еще и не знаком, но ты же понимаеншь, так вот , он
уехал в Израиль, работал там, сестра ему что ли помогла как-то устроиться,
а там фестивали проводятся в пустыне, рейв трое суток, полный крышесрыв для
клерков и оттяг для всех тусовщиков, представь, приезжаешь туда, там уже
дискотека, динамики ухают, свет вспыхивает и гаснет, к тебе подруливает тип
и дает на халяву марку, ты - благодаришь его и - полный вперед, а потом
вверх - ночное небо подсвечено розовым, синим и желто-белым, все танцуют,
уносятся, кто-то берет тебя за руки и толпа прыгает вверх -------- вниз
-------- вверх, а потом хочется пить, сушняк смертный и - баночки из жести
по 10, по 25 и по 40 баков! Все покупают, пьют, прыгают вверх -
вни-м-и-и-и-и-и-и-и-и-з-з-з - вве-е-ерх, снова покупают эту воду, пьют,
пьют, хавают какие-то соленые хлопья, чипсы, опять сушняк, но какое небо!
Все спят в спальниках, без копейки, равнина заполнена пустимы жестянками, а
рано утром, в пять часов, под малиново-лазурным рассветом все поднимают
головы, встают, садятся по тачкам, заводят моторы и едут кто куда. Кто-то
никуда не едет и остается один на дороге.
Это мой будущий друг, возможно, тезка. Израильская пустыня, шоссе,
и никого вокруг. Под кислотой идти можно даже на юг. Пошел по обочине.
Нереальный пейзаж, с рюкзаком, а солнце всходит. Шел-шел, решил тормознуть
машину, а то вода уже закончилась, а без воды - смерть, но так - не слишком
страшно. Дорога безлюдная , часа четыре - ни одной тачки. Тормозит джип,
большой, с музыкой национальной. Внутри сидит настоящий бедуин. Ттеперь они
на джипах. Страшный народ! Прикинь, какой прикол, русский стопанул в
пустыне бедуина на джипе. Это, как анекдот: мужик обращается в метро к
негру, - эй, цыган, убери мешки, я пройду. Негр ему, - я не цыган, я
африканец. А мужик такой, - ни хера себе! Я представляю, что у вас за
цыгане там!!! Короче, сел мой друг к бедуину и погнали. Сказал, куда ехать,
бедуин кивнул, и все. Едут, молчат. Дорога тянется - одна и та же пустыня.
Воды хлебнули,разговорились. А то ведь эти типы, кочевники, такой народец,
башку отрежут с улыбкой - и привет! Нормально разговорились, мой друг ему
говорит, - у меня курнуть есть, дунешь? Бедуин ему - ладно, мол, попробуем,
а ты давай разговаривай, а то я могу заснуть за баранкой, дело такое, ты не
замолкай, а то скорость большая. Пыхнули они, значит, едут дальше. Пустыня
- та же самая. Потом бедуин тормозит и говорит нашему, - садись за руль, а
я посплю, ехать вперед и вперед. Ночь уже что ли там наступила. Поехали они
далее. Потом бедуин уже нашему чухает, - моего плану попробуешь?
Попробовали, хапанули, значит, на двоих - и сразу все унесло. Гашиш там у
них - смертельный. Только это секрет, ты - никому, с меня друг тоже слово
взял. Но мы-то все - свои на этой Земле, так? В общем, совершил свой трэмп
и попал домой наутро. А позже сестрица ему двигает дело, - если хочешь,
поезжай на Мертвое море, на самый попсовый пляж, надо у одного знакомого
голландца ящик почтовых марок принять, ну ты его сразу опознаешь, он такой
особенный, короче говоря, встретитесь, господь сведет. Ну, и поехал на море
друг. Приезжает: жара, миллион людей на песке выпадает, все почти голые,
трусы, волосы, зонты от солнца, музыка, мячи в небо улетают, напитки
звенят, у всех одно отвисалово, ну он идет по пляжу, думает, встречу этого
голландца или нет - неизвестно. Вдруг натыкается прямо у линии прибоя на
человека в яркой, какой-то расписной, короче, неописуемой рубахе, с вот
таким вот лицом, глаза аж вот так, губы постоянно куда-то туда, брови не на
месте, сидит весь такой-вот, какие-то песни мычит, посреди пляжа, под
палящим солнцем. Мой друг к нему подходит и их взгляды встречаются.
Голландия? - спрашивает. - Голландия, - отвечает. Садись. Сели рядышком,
море мертвое плещется, солнышко жарит, укислились и - полный вперед, курс
на белый дом! Узнать друг друга не так уж трудно, встретиться можно и на
Килиманджаро. Так что все получилось замечательно. Есть целые поселения,
представь, совсем другое дело; какое там экстази! просто - ЭКСТАЗ. Нечто
вроде кибуцци - коммуна с общим жильем, но работа особенная, рассказывал
один братан, олдовый, на Средиземноморье, дядька богатый, дает хлеб и кров,
и карманные расходы, а ты делаешь, что можешь - шьешь феньки всякие, музыку
делаешь от души, картины пишешь или рассказы, или танцем серьезно
занимаешься, - и живешь сезон, а там и молитвы твои услышат, главное - не
сиди мешком, раз-два, кислотный человечек зарулил откуда-то из Австрии,
едет в Стокгольм ставить пьесу с пантомимой, а у тебя - философская
система, книжка Хармса, фотографии твоих безумных друзей, там у нас
сумасшедшее рекламное агенство, стопом по европам, глядишь - и до института
трансперсонального сознания доберешься, и каждый имеет свою копейку с
чего-то, все живут, кто-то там год в сквотче перекантовался, кого-то
депортировали самолетом из Испании, с бутербродами, с TV, со стюардессами и
комфортом, а в Мюнхене есть студия, там твоим видео очень заинтересовались,
ты как-нибудь выкрои время - поезжай к ним, ты с ними в Питере уже
встречался пять лет назад, вспомни. Вот так все и движется, брат. Мы здесь,
как в консервной банке. Ядерные могилы, шахтеры в палатках живут посреди
парка у исполкома, как в лесу, им в ООН предлагают идти и так далее. А мы
из этой консарвной банки ка-а-к вырулим, и больше не остановимся. Да, это
же уже не шоу-бизнес, это что-то поболее. Школы Ошо помнишь эти? Это просто
праздник! Все построено на знойном темпераменте Индостана, какие облака в
небе клубятся, что ты! И школы Гурджиева, и Фрипп с "крафтиз" и все-все.
Надо быть в курсе, да и сложно не быть в курсе. Раз уж вышел на уровень
карнавала общемирового - давай! Вперед, по-честному! Все будет в порядке. А
я потом с ОБ ночую у его друга, барабанщика. Понимаешь, он - Скорпион, но
мягкий такой, деликатный, хотя и сильный, больше похож на одного моего
знакомого, тот Рак. Корче говоря, мы представляли стихию Огня, въехали в
мультфильм "Бивез и Батхед имеют Америку" по телевизору, такой маленький
экран, сталинская квартира, потолки - далеко вверху, узкие длинные комнаты,
светлые окна, балкон по колено, горд внизу, перед глазами - полная Луна и
созвездия: Скорпион к эклиптике подключается через Антарес, Змееносец -
вообще, как сковородка или бурдюк с вином, Лев - через Регул; и утром, над
землей, над крышами домов, в светлом и мягком воздухе - подряд две радуги.
Я вышел на дабл: закрыл дверь и оказался в параллельном мире, представь,
высоченный потолок, белый пластик "под кафель" , чистые стены,
зашифрованный бачок и у пола - белый унитаз в стиле "модерн". Ровный белый
свет со всех сторон, лампы не видно. Как в лифте на запредельное небо. В
другое время этот туалет навел бы на меня суицид. Но тут наоборот: музыка
"Продиджи" или "Чемикал бразерс", ровные углы, ноги в минус бесконечности,
и ты один в этой коробке. Довольно красиво.
Потом мы лежим втроем на диване: я, ОБ и барабанщик. Скорпион, как
братья, и пытаемся уснуть, нам нужен отдых. А я глаза распахиваю и вижу:
уже светает, сквозь оранжевые шторы бьется свет, льнет к потолку яркими
апельсиновыми квадратами, с чуть розовым отсветом, как на крашеных
открытках сталинских времен - 1951 - 52 год, античные колонны Дома Отдыха в
Сухуми, кипарисы зеленые, небо лазурное, фрукты стоят в мраморных вазах,
виноград рассыпан по столу, дыни все разрезаны, вино холодное, прибой
шуршит за фасадом санатория. Мы лежим на диване и мне кажется, что мы
валяемся в мягком поле, далеко друг от друга, светает по-сухумски, и над
нами, в неописуемой дали, где-то в бесконечной перспективе - прямоугольник
потолка и черный угол шкафа. А, когда мы едем в трамвае в секонд-хэнд за
пекинской капустой, она похожа и на кабачок, и на шпинат одновременно, то в
этом трамвае я вижу, что все в звуковом мире сливается в одну нехитрую, но
круто синкопированную музыкальную тему. Шум езды колес по рельсам, шелест
встречных машин, позывные грузовиков, - пауза, - свист закрывающихся
дверных створок, журчание электричества в троллее, каждый движоку говорит
по-своему, у каждого мотоцикла - свое особое соло в общей синтезированной
городской симфонии. В нужном месте я подаю голс, - кондуктор отвечает мне в
унисон. Течем дальше. Секонд-хэнд зашифрованный, на самом видном месте.
Удивительное местечко. Представь себе, полупустой первый этаж, в кремовых
тонах, чуть коричневые, кофе с молоком, стены, тут на стеклянных прилавках:
овощи, продукты вегетарианского питания, какие-то крупы, чуть ли не
сластилин. У фруктов особый привкус: пресно выжидающий. Дальше мы поднялись
на второй этаж, лестница и стены - в розовых тонах, подходит растафарское
реггей, в дверном проеме - секонд-хэнд. Несколько дам роются в стальных
корзинах с тряпьем, остальные вещи висят на тремпелях под потолком.
Кассовый аппарат за стеклянной перегородкой: художественный вымысел, стекло
отсвечивает алым, салатневым и фиолетовым. Народу крайне мало и мы не
заходим в эту дверь. Спускаемся вниз.
УБ! - УБ!
- КХ! - КХ! - КХ! - КХ!
ЦК - ЦК
УБ!
ТС - С - С - С - С - С - С - ЦК!
ТЦ!
КХ! - КХ!
УП!
УМЦ!
УП!
А песня у меня сложилась такая:
Сроком в шесть дней
Я замкнул
Круг этой жизни
Я стал седьмой
И ответил весь мир...........
УБ! - - - - - ТЦ!
Я построил Дом,
Четыре к трем,
Все в нем............
И я замечаю, что на следующее утро у всех похожи лица: начиная с
глаз, у нас одинаковые андрогинно-ангельские глаза, стеклопластик и
полимеры, а после уже и лица похожи, и головы, и взгляды, и движения,
значит, и тела. Тело - наш инструмент, точно так же, как и сознание. Теперь
подумай, кто это - мы? Чей это инструмент? Я часто чувствую свое тело, как
механически шевелящийся скелет, к которому прикреплены пока еще эластичные
мышцы, все это удерживается сухожилиями, я ощущаю упругость вен и всех
сосудов, по коториым движется моя кровь, один из четырех подвидов
положительной субстанции, текущей в других людях, во мне циркулирует лимфа,
вырабатывается сперма и слюна, растут волосы и ногти, я управляю своими
суставами, шарами своих глаз, я наблюдаю все это кино вокруг, люди -
аналогичные моему инструменты, схематичность обыденного логичного сознания
налицо, но я вижу, что этими машинами - материальными и абстрактными,
управляет кое-что более великое, более красивое, вечное, бессмертное,
придумавшее мифологию, язык, речь, культуру, игру, создающее для себя всю
эту иллюзию и предоставляющее себе Великую Возможность Вырасти и Вернуться.
В некоторых иных, выдуманных или параллельных мирах не существует термина и
понятия Бог. Там - настоящий абсурд. Все досадные ошибки, если они вообще
бывают, - оттуда. Бунт - это дитя Земли, а вот апатия и безнадежность -
гости из тех самых мест. Я бы мог вырастить сейчас стройную теорию
параллелщиков-паразитов, но пусть этим займуться братья наши меньшие.
Теперь, после определенного этапа, я ощущаю свое тело лишь, как тонко
организованный инструмент, субъективированный для данной плотноматериальной
реальности. Нужно быть бережливым и предупредительным, старик, особенно,
если ты бесконечен во вселенной и решил жить для других; любя, прощать и,
живя, делиться. Тело - удивительный комплекс, каждый, кто изучал основы
медицины и анатомии, поражался этой штуковине, куда мы себя внедрили как-то
раз, на заре человечестве.
Один тип, шофер в автопарке, рассказывал, как его резали на
операционном столе. Говорит, вмазали чем-то вроде кетамина, отъехал,
никаких туннелей, говорит, не видал, ни бога, ни йога, ничего такого, но -
свет, яркий и сладкий свет, а потом очухался, смотрю - лежу на столе, одни
кишки в левой миске, другие в правом тазике, в шею вогнали тонкую стальную
нить и - импульс по ней, раз! - снова потерялся в неведомом, врачи требуху
в брюхе перебирают, а я лежу, отдыхаю. Так несколько раз тынялся
туда-обратно, здесь больно до смерти, там приятно и легко, но только,
говорит, вроде не совсем это я был в том свете.
Такие дела, дружище, а то еще мне рассказывал один человек, то ли
рагипнолом ему анестезию делали, то ли ветеринарными кислотами по типу
Р.С.Р., а говорит - ощущение такое, что ничего страшного не произойдет,
уверенность откуда-то взялась, вера даже, страха никакого, живи просто - и
выполняй свое задание. А я думаю, если уже освоился в таком состоянии, то -
дорога дальше, иди не спеша, но и не отставай. Теперь встречаю друзей и они
чувствуют, что я им дарю часть своего света, говорят - хорошо с тобой, и
тому подобное, короче говоря, теряться не стоит. Но я уже чувствую, без
ложной помпы, нельзя крутиться по малой оси, на месте тусоваться, ведь круг
ширится, колесо быстрее вращается, умные люди не стоят на одной точке, надо
выходить на всеобщий уровень , на трансконтинентальный масштаб. Я уже знаю,
что все, что мы тут делаем - неспроста, и очень важно для всего мира, надо
учитывать все последствия, все отголоски. Люди на Тибете, где-нибудь, или в
Канаде сидят, фон от них валит, как от реактора, - и все понимают, все
чувствуют тонко. Я сам раньше не доверял всем этим делам, в книгах не было
доходчиво написано, все боялись прямого текста, а когда сам врос в эти
вещи, в эти миры, понял, что все - правда. И мантры, и янтры, и холотропная
практика, и все, что находится в любой точке нашего разума, на любом уровне
восприятия. Антенны свои настроил, - и погнала телепатия, полный вперед!
Мудры сложил, как надо, сосредоточился - и не случилось беды. Сказки все
это, ясное дело, но намеков в них - по шесть штук на каждую букву, это не
шутка. Абсолютно серьезно и сдолжным юмором. А юмор бывает, знаешь, по
утру, рано, часов в пять, сидя на кухне с любимым человеком, без сволочей,
с открытым окном, - юмор просто - бомба. Балансируешь на тонкой-тонкой
грани между хохотом без остановки и сильной болью. Об эту грань порезаться
- проще простого, острее бритвы, без истерики, тихо и красиво держишь
равновесие, и все так спокойно, и любимый человек рядом. Я тебе скажу, что
я почувствовал, брат, знаешь? Тебе - как брату. Слушай, не агитируй меня,
вот что я тебе скажу, не надо вот этого, братуха, я уже завербован. Вот так
вот, завербован, понял? Доброволец я. Я что хочу сказать, как только я
ощутил, что снова стал собой, а для других просто стал Кем-то, когда мое
мнение стало значимо и все такое, тут во мне и проявилась эта чистая Вера,
и Любовь, и Надежда. Именно те, старые-вечные, которые ныне, присно и во
веки веков. Я прошел через всякие терзания, через интеллектуальние подрывы,
через бунт, мерзости, похоть, блядство, прости Господи, всю эту срань,
перечитал горы книг, сам написал пачки писанины, стихов, короче говоря,
отработал шлаковый пласт, понимаешь меня? Думал о таких вещах, просто с ума
сойти, алес, бесконечные тупики всякие, парадоксы безумные, дзен,
каббала... Все это у меня за плечами, никуда не ушло, но это уже опять - НЕ
МОЕ. Это не грехи, не камни, это Путь - к Золотой Середине. Я не шучу. А
теперь я уже дома, с этим багажом и тут на меня снисходит милость.
Понимаешь, я не сумасшедший и не набожный человек, - что значит "набожный",
когда есть такое: все под богом ходим? - просто я чувствую, что теперь
могу, допустим, молиться, обращаться к нему, даже, зная, что я - в нем, а
он - во мне, я - он, он - я, мыодно, единое. Мне простится, если я хватил,
понимаешь? Я могу молиться, просить, отдавать, что угодно, потому что я
ЛЮБЛЮ. Мне плевать, что звучит банально, уже все, нет ничего банального,
все как было, так и есть. М я теперь с этим Словом внутри, не свечусь
конечно на бульварах, нимбом не понтуюсь, но могу своим ближним говорить -
молитесь, чего вы носы задираете, чего морды от себя воротите, вот она
икона - Зеркало ваше. Никто еще на себя не плюнул, природой такое не
предусмотрено - разве что под ноги себе, на путь свой. Вот я, вполне
цивильный, в себе, культурный ип так далее, но на мне уже лежит этот Зайчик
Солнечный. Как бы завербован. Самим собой. Умные, образованные люди не
верят, считают - а, бля, все - Цинизм, Мрак, Пустота, Дао Вечной Пустоты,
Чистилище. Все, колнец, мол. Торчки не хотят глаза открыть, нашли в себе
точку удовольствия и сосут. Люд простой лямку тянет, будто неба для них уже
нет, кругом одна сплошная Земля. Как в гробу, ей богу! Вот, гиперборейцы,
мать их! Смешно, и жаль. Жалею, значит люблю. Не боюсь, не уважаю, а люблю,
прощаю. ОБ мне говорит, - ненависть объединяет, любовь ставит отдельно.
Большое видится на расстоянии, - я ему. А у него песня есть - "Стань
дальше, ты все поймешь сам". Да, именно так. И теперь я, далеко не образец
святости, умник, прагматик, клоун зачастую, всякого во мне, не меньше, чем
в братьях моих, и все же в меня влилось это: и мама - богородица, которая
просто смотрит на тебя вот так - и все, и отче наш, все тебя бросят,
плюнут, а он никогда не оставит. Знаешь почему? Потому что он всегда был с
тобой, в тебе, можешь даже считать, что ты - это и есть он. Будь собой и
используй инструменты. Я присмирил в себе все стороны. Сейчас говорю тебе:
страха нет, боль осталась как эквивалент жизненный. Раз, знакомому
невзначай говорю, а ты, мол, помолись, так - полувшутку, полувсерьез, не
настаиваю, человек и сам все знает. Просто покажу, что я - такой же, как и
ты, и у меня все хорошо, посмотри-ка, ВСЕ ХОРОШО. Не знаю, я Достоевского
мало читал, почти ничего. Но чувствую, что и он въезжал, знал тоже, что все
путем. И Толстого я не брал в руки, но слышал о "непротивлении злу". Многие
морщатся, как это так - слабость, попускательство. А Лев Николаевич, не
дурак, - граф отлученный. Для него и церковь, небось, за зло могла
прокатить. Не в этом дело. Правильно он мысль давал. Верно, только въехать
в это надо с другой стороны. И Достоевский, и Толстой, да и вообще все, -
особенно, кого я не читал (-смеется-) - знали, о чем говорили. Больно им
было, это точно. Боль - такая вещь. Цена за сожженную грязь. Буддисты
говорят - души нет. Молодцы вообще. Только, зачем так? Это неумно. Вот так
говорить - "НЕТ", не умно. Мало в этом света. Я знаю, что говорю. Я не
штукатур, у меня отмазка простая: я люблю. Вот эту женщину я люблю,
въезжаешь? Как она сидит, поворот головы, голос ее, все отрицательное, все
положительное в ней, все ее инсрументы, способы и мотивы. Это суперкрасиво.
Это ни в каком кино не показывают, ни за какие бумаги этого не купить. Это
Вера, потому что это - Любовь. Да можешь хоть вагон кислоты заглотить, хоть
утонуть в калипсоле, если этого не способен в себе найти - будешь просто
торчать, как5 заноза в заднице. И тебя будут выдергивать всю жизнь, а под
тобой все будет гнить. И будут спиртом заливать, или анестезию вводить. Это
же нехорошо. Неумно и невесело. Надо по другому. Вот я даже, когда мне
больно, слезы мужские текут за воротник, все равно знаю - так надо, чтобы
освободилось место для радости. Выделится боль с влагой, испарится она,
соль в землю уйдет, как мудрость, а радость - тут как тут. Это и есть
милость. Жить - это делиться, поэтому, я стараюся дарить радость, я же не
труп какой. Люблюя, честное слово, ей богу, люблю, больше других слов
нет... Увидимся еще не раз, рад был тебя повидать, давай, всего тебе.
---------------------------
Дождь прошел, за окном темно, а внутри тепло и сухо, и лампа
горит, как Солнце, и все верно.
---------------------------
Да, мой друг, простился я со своим корешем-писателем и, слегка
офигевший, выгреб на улицу. Прошел пару кварталов, думая о том, что, етить
его в прорубь! Любовь слепа - любишь все и всех подряд, без разбора, и в то
же самое время, вот у кореша моего - глаза открыты, он видит ясно и
определенно. Шел я так, минут двадцать. Потом вижу - тусовка
пост-панкушеская в парке. А крыша у меня уже, сам понимаешь, набекрень.
Сунулся я к этим парням и девкам в клетчатых рубашках и "мартинах". Взял
одного, лысого, самого удолбанного, самого открытого и синеглазого, но и
умного, взял его за локоть и повел по дороге, приговаривая ему на ухо
чистую правду: - Видишь ли, в Писании сказано - плодитесь и размножайтесь.
Люди плодятся через секс, а размножаются путем бессознательного контроля и
отбора информации. Некоторые же виды, как например я, размножаются
осознанным пиздежом. Вот сейчас, к примеру. Видишь ли, я - вообще не
человек. Не удивляйся. Чего, стреманулся? Ха-га-га-а!!! Не боись, слушай
дальше, лысая душа! Я - из параллельного расклада. Другая сущность. Я живу
тем, что общаюсь и двигаю свою информационную копию по людским сетям
осознаваемой памяти. Так я размножаюсь и борюсь со смертью. Слава нужна
только для этого, бля буду!
Мы проходим милицейский бобик, кого-то отпиздили и запихивают в
заднюю часть машины, пахнет мокрой листвой, тополя очищают грязный
городской воздух, от кого-то несет течкой, я продолжаю: - Некоторые виды
живых существ воплощаются в человеческой форме, чтобы отработать
необходимый материал, а после - двинуться дальше, к следующим, другим
формам. Мы осознанно делаем это, существует неизбежность, необходимость
такой отработки. Работаем с чистым осознанием. Смотри мне в глаза, брат.
Видишь? Человеческое осознание по своей природе совершенно - это факт.
Некоторые люди, осознав это, могут последовать нашим путем и даже
преобразоваться, став одним из нас. У нас есть реальная возможность
бессмертия. Переход в чистую информацию. Есть числа, знаки, символы. Они
вечны и их связи - бесконечны. Это узаконено в виде всеобщих вибраций.
Таков мир материи. Вибрация - есть все. АУМ, Харе Кришна! Я тебе скажу вот
что: ПРАВДА ОДНА - ТА, НА КОТОРОЙ ТЫ ОСТАНОВИЛСЯ. Но существует еще и
Движение! Непрерывно движущаяся правда - это моя природа, мой способ жить
где угодно, вникаешь, о чем я говорю? Ты слушай, слушай, слушай. Я торчу до
сих пор только для того, чтобы свободно распространяться. Каналы речи -
каналы слуха - каналы воображения, понял? Мусора не палят, пока я держу их
на расстоянии своей волей. Я контролирую мир, начиная с себя. Да нет, ты не
думай, я не инопланетный разум, не альдебаранец. Родился в обычной семье,
сестра была, просто однажды я понял - я другой вид человека. Очень сильно
другой. Обычняка у меня уже не бывает. Кайфа тоже. Есть только я. Говорю
тебе, все это - чистая магия. Вот смотри!
Я остановил лысого, и указал рукой на какой-то подъезд. Из
дверного проема вылетело шесть голубей, затем вышло шесть почти одинаково
одетых молодых женщин, а потом медленно выползла собака таких гигантских
размеров, что по телу лысого прошла судорога. Собака глянула на нас
мерцающими унылыми глазами и легла у подъезда. Сверкнула молния и чуть
погодя ебнул гром.
- Есть секретный миф, - сказал я своему сотруднику. - Представь
себе: ничего нет, есть только Лампа, Зеркало и Солнце. И никого нет, кроме
абсолютного существа, оно одно в пространстве. Включается Лампа, отражается
в Зеркале. Это действительность. Лампу можно выключать и снова включать до
бесконечности. А Солнце горит, не выключаясь. И Зеркало может отражать
солнечный свет постоянно. Абсолютное существо знает об этом, но всегда
имеет при себе в одной руке Зеркало, в другой Лампу. Зеркало, чтобы
избежать одиночества и жить вечно. Лампа, чтобы была память о бесконечном в
форме конечного. Это познание, через сравнение и соотношение. Ты имеешь
возможность сравнить меня с уже известным и доступным, и ты меня уже не
забудешь. Я есть теперь и в тебе, с этим ничего не поделаешь.
---------------------------
...Мой монолог длится эхом где-то на солнечной предгрозовой улице,
а я дома у Архимеда, оставив лысого на непонятной автобцсной станции. Во
мне тишина, изредка хлопают черными крыльями мои личные стены. Я не такой,
как все, я зашифрован, я замаскирован, укомплектован в прозу жизни и поэзию
тайны. Пиздец.
Не верь мне, читатель, ведь я использую и тебя, и, если будет
надо, всех твоих родных и близких, я стану подлизываться к твоей мамочке, а
потом проглочу ее, я покрою всех твоих баб и так далее и тому подъебное. Но
я тоже верю, может и не в любовь эту хитрожопую, но верю - и верю сильно.
Скоро я вмажусь ДМТ и приправлю это дело охуительной анашей. А потом ко мне
придет Крупная Идея и я поеду на ней, говоря с попутными пассажирами.
Короче, так: вдруг я заметил, что раскумариваюсь как-то не так, как это
происходит у всех нормальных людей. И сленг мой - не совсем их сленг, хотя
мне это до фени. Я торчу странно, все мои вещества только называются
аналогично вашим, но это не то. Если ты не дурак, присмотрись к моим
малявам, у меня все ПО ДРУГОМУ. И мескалин у меня будет - не мескалин, и
стугать я от него буду по другому, и вообще. Но если ты вдвойне не дурак,
ты поймешь, почему все так. Договорились? И пусть это будет только Личным
Делом.
Напоследок добавлю, что проекция будущего мной уже прощупана,
проявлена и я готов. Я найду свою вторую половину, мы поладим, я буду идти
по улице и случайно познакомлюсь с кинорежиссером, у нас произойдет
интересный разговор, в ходе которого, - ...а ведь мы живем в бандитской
стране, где лидерам привольнее всего... - в ходе которого я скажу, что
скоро собираюсь открыть частное дело, фирму "Психопомп Огма",
консультирующую население по культовым и изотерическим вопросам.
Кинорежиссер спросит меня, что это за рукопись я держу в руках, если не
секрет, - ..." Академик не догреб до квартиры, вмазался в кустах и отъехал
на передозе, пятеро взвыли где-то на пятом этаже, затерянном в верхней
серой бесконечности... - конечно не секрет, это рукопись моего последнего
романа, если есть желание, - ...мир оттаивает, свет вползает... - возьмите
и ознакомтесь.
...Х - Х - Х - Х - Х - Х - Х - Х - Х - ХП!!!
ТГ!...
ТГ!...
Э - Э - Э - Э - ЭТ!!! Ш - Ш - Ш - Ш - Ш......
СТ - УБ!
Ц - КХ!
Ц - КХ!
................................................................
УБ!
Е в г е н и й И z
Ггородд
Сергею Кришне
На земле круг. В круге сидит черт. У черта во рту сигара. В сигаре
свернут город. В городе сухие бульвары. По бульварам едут мрачные экипажи.
Они спешат на похороны. На похоронах идет дождь. Капли бьют в лицо
покойнику. Покойник смотрит в небо. В небе парит белоснежный дирижабль. С
него на город смотрит стрелок. Стрелок ищет коварного мертвеца. Мертвец
скользит по лабиринтам подвалов. В подвалах поют мелькающие тени. В их
мелькании возникает поток звуков. Поток вырывается на улицы города. Город
медленно тлеет. Пепел рассыпается по серому песку. Из песка выглядывает
лицо меланхолика. В его губах зажата опиумная бумага. На бумаге написано:
Здесь исток и конец бренного мира. В мире идет война. На поле боя
гибнут крылатые солдаты. Их тела падают на крыши домов. Дома образуют
бесконечный город. В городе идет мягкий снег. Снег покрывает демонстрацию
врачей. Врачи застывают в неестественных позах. На их лицах - ужас. В их
ужасе есть веселье. Это веселье вечных мудрецов. Они открывают окна и
вдыхают воздух. В воздухе распылен вальс. Пары кружатся в безумном танце.
Зеркала отражают спины вальсирующих. Танцующие тают и исчезают. В пустом
танцзале бродит Смерть. Она выходит в город. Города нет. Есть только место.
На нем - черта. За чертой - та сторона. На ней ничего нет. Есть только
точка остывшего взгляда умирающего мертвеца. Эта точка - город. В городе
сухие бульвары...
Е в г е н и й И z
ХРАМ
Рассказ впервые опубликован в АКМ #11
Я зашел в большое светлое здание. Внутри стоял жуткий холод. Я
застегнул молнию на куртке до самого подбородка. Вокруг было множество
девушек в кожаных шубах с сумками из волос. Одна из них стала показывать
фотоальбом. На цветных снимках была ее кошка - рыжая и откормленная. Вот
она сидит на японском телевизоре, вот смотрит на домашнего какаду, а вот
дерет когти о турецкий ковер. На последнем снимке кошка ела какие-то
коричневые консервы, положенные в желтую фарфоровую чашку конической формы.
Рядом стояла красная чашка с белым молоком. Я молчал, трогая в кармане
сухой бублик, найденный сегодня на подоконнике.
17.10.95
--------------------------------------
Е в г е н и й И z
ЛЮБВИ БЕСТСЕЛЛЕР
Славентию Бондаренко
Помню четко. Я попал. В раю все было как на небе. Красиво так и по
людски. Вхожу в какую-то баню. Похоже на морг. Только с цветочками и в
горшках. Светло так ну и так далее, райские кушчи. Я тогда и подхожу
дальше. Думаю, е, где ж они? Прошел с километр. Тихо. В камышах возились
камышовые коты. Бога нигде не видно. Я позвал. Потом пошел к поляне. Захожу
вовнутрь. А там Она. Мне сразу понравилась. Такая большая и выразительная.
Я подошел к ней и пригляделся. У нее были формы и они как-то сразу
завыделялись. Ну, думаю, фантастика. А Она стоит во всей красе и на лице у
нее зубы сверкают. Такую прелесть я давно не видел и мечтал. Улыбалась Она
как белая лебедь.
Ты кто, спрашиваю. Она говорит: Россия. Россия, говорит. Я говорю:
классї Дворянство, говорит. Тут я ей говорю: ну значит будем жить. А Она
как лебедь.
Я проводил ее до дома и пошел к себе. А потом припомнил, что я не
дойду дотуда. Побежал обратно к ней. Прибежал, а ее нет. Что, думаю, за
фантастика. Ведь я вроде влюбился. И я сразу бессильно закричал матом.
Пришел бог. Крестится. Дал семечек. Сели и говорим. Чего ты, говорит бог,
орешь? Чего тебе надо-то? Я говорю, так и так. А бог мне: а если вот так? Я
ему: тогда это не то. А он: ну, братец, то-то же. Посидели мы немного. Я
говорю: а знакомых тут где увидеть? Бог говорит: они не тут.
Тогда я загрустил. Это от любви. Бог говорит: а чего ты тужишься?
Любовь, говорю, так-то. А кого тебе надо, спрашивает. А такую, говорю,
Россия. Бог мне говорит: тьфу да то дура чухонская! А я оскорбился. Вам бы,
сказал я богу, только бы издеваться. Ладно, говорю. Я тут еще не привык. И
я, говорит бог. Я засомневался и пошел в лес. А бог остался. Все
приговаривал: наука бессильна, наука бессильнаї
Захожу в лес. Грибы, малина. Я поел грибов. Очнулся в осенней
роще. Пушкин за бабами гоняется. Болдинские крестьяне кого-то бьют по
голове. Птица Сирин ко мне подходит. Чего, говорит, дурак ты грибы жрал?
Кто тебя надоумил? А я спрашиваю: Пушкин настоящий? Больной , говорит она
мне, вы же бредите. Ну, точно фантастика. Повезли меня в лазарет. Откачали
маской через лицо. Я забылся. Вижу сон.
СОН:
В тайге под елкой вижу - опять Она. Стоит и плачет. Я подошел к
ней и приголубил. А когда мы нашли общий язык то сразу полегчало. Любил я
ее долго. До зимы. Снегири чирикали. Мы жрали шишки и топили сосульки. Жили
хорошо. Она подарила варежки. На память. А когда меня забирали, заплакала.
їЯ помню ее. Большая, светится, с глазами большими как тарелки. На
тарелках петушки. Она платком помахала. Теперь я ее не забуду.
Из журнала я вырезал ее фотографию. Прилепил на стенку. Пришел бог
и отодрал. Видно ему понравилась. Я прилипил еще. Бог отодрал со стеной и
его завалило. А там стоит снова Она. Мы встретились. Пушкин весь в малине
кого-то поймал.
Любовь к ней великое дело. Мы ходили по деревне и пугали ангелов.
Дело было в раю. Тут прямо тропики и заливаются и щебечут змеи. Хэппи энд
близок. Медсестра с животом беременная. Повсюду фрукты.
HAPPY AND.
Е в г е н и й И z
КРАТЧАЙШЕЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ БОГА
Рассказ впервые опубликован в АКМ #11
КОЗЬМА
ПРУТКОВ -
- вот
кратчайшее доказательство
существования
БОГА.
Кельт, С 1995 г.
