- Вытащите ее. Она должна показать нам дрессированных сломов. У нее
билеты. Наши билеты...
- Я позвоню, вас пустят так, - сказал спасатель, - двести пятый?
- А га. Спасибо, шеф. Бежим.
Девочка оттолкнула меня, полумаска соскользнула на шею. Ее спокойные
глаза. В них ничего не было.
Мы были одни. Среди живых мертвецов с обращенными внутрь глазами. На-
ше единение с ними оказалось иллюзией.
Земля-бета окончательно перестала быть нам родиной. Мы стали здесь
чужаками, инопланетянами.
Двое с Земли-альфа, два человека - Адам и Ева. Я вдруг впервые
по-настоящему осознала разделяющую нас и их пропасть. Это была пропасть
между прежней и нынешней Ингрид Кейм.
Планета невозмутимых и спокойных, И мы, навсегда обреченные среди них
на одиночество.
Их преимущество перед нами - преимущество роботов перед живыми. Робо-
там не бывает больно: они в броне своей бесчувственности.
Мы можем говорить им какие угодно слова, кричать, плакать, биться го-
ловой о стену.
В лучшем случае они глянут на нас с любопытством. И пройдут мимо.
Но мы никогда не перестанем страдать от их равнодушия и непонимания.
Потому что мы - другие.
Мне стало страшно. И Эрл, будто почувствовав это, стиснул мою руку.
Мы по-прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но
теперь мой взгляд с болезненной остротой выискивал все новые доказатель-
ства нашей обособленности, нашего несходства с ними.
Сидящие в одиночку на скамейках, прямо на земле. Иногда группами, но
все равно в одиночку. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают?
Этого никто не знает, и это никому не интересно, кроме них самих!
На дороге сидит девушка, видимо, ушибла или вывихнула ногу. Толпа об-
текает ее, как река подводную корягу, спутник ее, видимо, ушел с другой,
а она сама терпеливо ждет, когда ее подберет дежурный медицинский аэро-
кар. Когда-то это тоже показалось бы мне вполне естественным. А теперь я
сразу же представила себя на ее месте.
Очень болит нога, Эрл ушел, безучастная толпа обтекает меня, как ко-
рягу.
Я невольно замедлила шаг. Эрл понял, почему, поморщился, но все же
попытался перенести ее на траву, в сторону от толчеи.
Девушка отталкивала его, скулила, он пытался ей что-то втолковать, а
я ждала, и толпа обтекала меня - оценивающие мужские взгляды, прикосно-
вения каких-то горячих липких рук, все эти слоны, бегемоты, медведи,
волки. Здоровые, сытью, мускулистые и... мертвые. Синее море. Розовый
закат.
Я вспомнила, как Эрл однажды развел в лесу костер, как мы смотрели на
изменчивое трепетное пламя, которое казалось живым именно из-за своей
неопределенности, полутонов, многоликости, трепетности. Костер излучал
тепло.
После этого свет искусственных ламп показался мне удручающе безжиз-
ненным и холодным. Они и мы. Наконец Эрл вернулся.
- Пустая затея. Она даже не понимает, чего я от нее хочу. Пусть валя-
ется. Они не люди.
- Вспомни, мы были такими же.
- Ничего не хочу вспоминать. - Он поднял меня и понес кудато прочь от
дороги. Эрл хотел, чтобы я тоже забыла, прижимая меня к себе исступленно
и ревниво. Трава становилась все выше, расступалась с мягким шуршанием,
гогот и крики постепенно стихли, потерявшись в сонном стрекоте кузнечи-
ков.
Он бережно опустил меня на траву и с видимым облегчением содрал мас-
ку. Шепотом попросил:
- Хочу тебя видеть.
И хотя это было неосторожно, я тоже сняла маску. Его голодный взгляд
набросился на мое лицо, в котором все больше проступали черты Ингрид
Кейн.
Глаза в глаза. Эрл! Взлет вместе. Не может быть... Потом Я падаю. Од-
на.
Мы стосковались по лицам друг друга.
Эрл вытянулся на спине, разбросав руки, особенно худой и нескладный в
своем маскарадном трико. Его голова у меня на коленях, глаза закрыты, он
еще где-то там, со мной, сейчас для него весь мир - в прикосновении моих
пальцев.
Как всегда, удивляюсь и завидую его цельности. Я думаю о нем и не о
нем. О погибших в котловане, о девушке с вывихнутой ногой, об одиноких
на обочине дороги - слепцах с обращенными внутрь глазами. Эрл познал
одиночество.
Он прожил среди них четырнадцать лет и все эти годы, видимо, пытался
с ними сблизиться. Потому что, став Человеком, уже не мог иначе.
Постойте. Взгляните. Поймите. Выслушайте. Взгляните хотя бы друг на
друга... Они не умели и не хотели никого видеть, кроме себя. Живой среди
мертвых, один.
На Земле-альфа это называли НЕНАВИСТЬЮ. Он должен испытывать к бетя-
нам именно это чувство.
- Они не люди, Николь...
Но я всего год назад была одной из них. Я прожила жизнь одной из них.
И, изменившись, никогда не страдала от одиночества, потому что рядом
был Эрл.
- Ты ненавидишь их?
Сама не знаю, спрашивала я или утверждала, Он глянул на меня будто
откуда-то издалека, не понимая, потом покачал головой. Теперь нет. Те-
перь все равно...
"Теперь-ты", - хотел он сказать, но не сказал, потому что я и так
знала.
Я держу твое лицо в ладонях. И это они тоже называли счастьем. В гру-
ди что-то нагревается, и я вся размякаю в этом тепле. С тобой я мягкая и
слабая, но одновременно твердая и сильная. И той другое - я.
- Ты должна знать, - вдруг тихо сказал Эрл, покусывая травинку. -
Альфазин не кончился. Я сразу даже не сообразила, о чем речь.
- Альфазин?
- Я его сам создал.
- Ты?!
Мои пальцы замерли на его лице. Он вздохнул и сел.
- Ты должна знать. Все дело в троде. Видишь ли, в их атмосфере нет
трода.
Он говорил быстро, глотая слова, будто опасаясь, что я ему помешаю
наконец-то высказаться.
- Я все время искал причину. Почему они не похожи на нас? Почему я не
могу понять их, как бы ни старался? Судя по всему, ключ к разгадке зак-
лючался в различии между двумя планетами, которое я должен был раско-
пать. Принялся за географию, геологию, изучил почву Земли-альфа, расти-
тельность, климат-все, как у нас. Кроме одного: в ее атмосфере не оказа-
лось трода.
- Но это еще ничего не доказывает...
- Я тоже так считал, но все же попытался получить в лабораторных ус-
ловиях воздух Земли-альфа. Это было непросто: чтобы искусственным путем
удалить трод, получить для него реагент, пришлось потратить два года. И
вот - альфазин.
Однако его было слишком мало, и производство обходилось мне слишком
дорого, чтобы в ближайшем будущем... В общем, я выбрал другой путь.
Предположим, что причина в троде. Предположим также, что в соединении с
альфазином трод теряет свои свойства. Тогда стоит сделать себе инъекцию
альфазина...
Любопытно. Опыты на животных разочаровали - никаких изменений в пове-
дении. Я ввел себе дозу, достаточную, чтобы выработать в организме пол-
ный иммунитет к троду и его влиянию на психику, если он таковым облада-
ет. Мне так не терпелось хоть на мгновение ощутить себя ТЕМ человеком,
что я совсем не подумал о перспективе остаться им навсегда.
Нет, не думай, я никогда не жалел. Даже когда готов был к самоубийс-
тву. Опять стать одним из этих? Ни за что. Ты права: как я их ненавидел!
Их непробиваемое спокойствие. Хорошо налаженные механизмы с двойной изо-
ляцией. А если бы кому-то понадобилось... Их можно поодиночке уничто-
жить, превратить в рабов, заставить убивать друг друга. Я мог бы стать
их господином, диктатором. Но я мечтал о другом. Заставить их страдать.
Так же, как я. Как здорово было хоть ненадолго расшевеливать их альфази-
ном!
- Поэтому цирк?
- Отчасти. "Сеансы гипноза" приносили к тому же немалый доход, а мне
нужны были средства, чтобы осуществить задуманное.
Трод жадно соединяется с альфазином, теряя при этом свои свойства. Я
бы назвал трод великим природным наркотиком, парализующим в человеке
чувства друг к другу. Именно не убивающим, а парализующим. Помнишь, на
Земле-альфа тоже искали забвения в наркотиках...
Отобрать у бетян трод, взорвать их рай - вот о чем я мечтал. Чтобы
вызвать в атмосфере цепную реакцию, нужно всего лишь 12 тонн альфазина.
В сутки мне удавалось получить максимум три килограмма. Одиннадцать лет
непрерывной работы. Когда обнаружил слежку, не хватало четырех с полови-
ной тонн. Из цирка пришлось уйти - иллюзионист я весьма посредственный,
программа держалась только на номерах с альфазином. Доходы резко сокра-
тились, последней время удавалось получить не более килограмма.
И я решил уничтожить лабораторию. У меня есть ты, и плевать на них.
Ненависть? Смешно, Зачем мне их страдания теперь, когда я счастлив!
- А их счастье?
Удивленный взгляд. Видимо, ему это в голову не приходило.
- Их счастье, Эрл. Так же, как у нас... Как было на Землеальфа.
- Зачем? - Эрл обнял меня. - Сколько времени, усилий. Наши часы, наша
жизнь. И потом риск. Зачем?
Он целует меня. Конечно, он прав.
- Как ты собираешься уничтожить лабораторию? Она в подземном коридо-
ре?
Эрл подмигнул, как нашкодивший мальчишка.
- Как бы не так! Коридор ведет к старой шахте, там спрятан почтовый
аэрокар. Это в горах, сорок минут полета. Я сам нахожу ее только по ав-
топилоту, кругом скалы - ни кустика, ни травинки. Пейзаж мрачный, зато
надежно. Сколько раз я мысленно рисовал себе. Фиолетовое облако, которое
я выпускаю на волю, оно поднимается, тает над скалами. Небо становится
черным, над Землейбета проносится вихрь... Всего несколько минут, но
тогда бы они... А, плевать на них.
- Поедем гуда...
- Зачем?
Его взгляд тревожно мотнулся по моему лицу. Опасность? Зря я поспеши-
ла. Встал, протянул руку,
- Пошли.
Я удержала его, заставила сесть снова, Я чувствовала себя виноватой
перед ним. Он великодушно терпел мои нежности ровно столько, сколько
6ыло нужно для успокоения моей совести. Потом мягко, но настойчиво выс-
вободился.
- Пошли, уже поздно.
И снова нас увлекает горланящая, веселящаяся толпа ряженых, снова
вокруг что-то свистит, трещит, хлопает, проносятся над головой размале-
ванные яркими светящимися красками аэрокары.
Почти все уже разбились на пары, их ждут ночные отели, "Синее море",
"Красный закат", "Зеленый лес".
Для пожилых и некрасивых - клубы, зрелищные балаганы. Или профессио-
нальные ласки за умеренную плату.
И одинокие. На лавочках, прямо на траве. Глаза, обращенные внутрь се-
бя. О чем они думают? О чем думала я, когда была бетянкой, вещью в себе?
О многом. 127 лет!
Несостоявшиеся мыслители, художники, музыканты, поэты. Только для се-
бя. Их мысли, их души умрут с их смертью. И я не в силах заставить их
заговорить. Эрл мог бы...
Я подумала, что история повторяется. Снова Ева ведет Адама к древу
познания. Лишить их рая.
Только та Ева была юной. И не самозванкой. А Адам...
- Пожалуй, сегодня и покончу, верно? Удобный момент - все на карнава-
ле. Мы успеем.
- Да, Эрл.
* * *
Я еще продолжала по инерции идти, еще где-то в подсознании предстоял
путь через кабинет вниз, по коридору к старой шахте, на аэрокаре к серым
скалам, где Эрл Стоун прятал свою лабораторию. Но я уже остановилась.
Так лопнувший стакан еще какое-то мгновение сохраняет видимость формы,
но он уже перестал быть стаканом - это груда осколков, цепляющихся друг
за друга.
В кресле у дверей кабинета сидел человек. Заходящее солнце золотило
его голое, точно полированное, темя. Почему-то Шеф ВП не носил парика.
Он обернулся и встал нам навстречу.
Не может быть. Та же мысль, что в лучшие минуты с Эрлом, Вернее, ан-
тимысль той. Слишком плохо, чтобы быть на самом деле. Я успела заметить
повисший за окном полицейский аэрокар. Неужели конец? Я все еще чувство-
вала на плече руку Эрла, но уже летела куда-то вниз, в бездну, вместе с
кувыркающимся сердцем. Темно, душно, шум в ушах. И будто в тумане приб-
лижающееся лицо Эрла.
- Николь, что с тобой? Николь!
Но физически я уже в порядке - мне ведь только девятнадцать.