- Что это наводит тебя на такие мысли, мой дорогой?
- Твой прекрасный зад... Он такой прекрасный!
- Но в таком случае вы его больше не увидите!
И с этими словами я прикрыла его рубашкой, в то время как другие части
тела прекрасно отражались в зеркале. Но муж не унимался, и тогда, желая
воспользоваться моментом, я усадила Анри на стул и села к нему на член
верхом, но вдруг с ужасом заметила, что орудие ослабло, надо было начинать
сначала. Но я была слишком возбуждена, чтобы не довести дело до конца.
Кроме того, здесь задето мое самолюбие. Я снова начала действовать
рукой, и вскоре член пришел в нормальное состояние. Тогда я поставила стул
перед зеркалом и, обернувшись к нему спиной, помогла ввести его сзади...
На следующий день, прогуливаясь в парке, мы с Жюлем отстали от всей
группы и завернули в беседку, увитую плющем так густо, что в ней царил
таинственный полумрак...
Жюль стал меня просить показать, как я прежде предавалась моим
одиноким удовольствиям - я ему как-то с легким стыдом призналась в этом. Я
хотела лечь на скамью, но он не разрешил мне, усадив на стоящий в углу
беседки стул.
- Садись верхом на этот стул и открой свою милую Леле, действуй при
этом своей маленькой ручкой.
Я была заинтересована и повиновалась. Расстегнув мой корсаж, Жюль
обнажил меня до пояса. Я почувствовала горячее желание. Мои похотливые
желания вспыхнули. Я принялась вполне серьезно заниматься тем, чем когда-то
занималась.
Вдруг я почувствовала, что Жюль засовывает мне под мышку свой набухший
член. Оригинальность этого положения разожгла меня. Наклонив голову, я с
любопытством наблюдала, как головка прекрасного стержня то появлялась, то
вновь исчезала под мышкой. Мой партнер был всецело поглощен созерцанием
моей левой руки, работавшей с большим усердием. Вскоре мы достигли высшей
степени сладострастия и вместе кончили...
Спустя несколько минут мне пришла в голову мысль, и я, очень
заинтересовавшись ею, спросила, могут ли мужчины испытывать удовольствие
без участия женщин. Жюль ответил утвердительно, и я попросила его показать,
как это делается.
- Но ты сама отлично знаешь, берут его рукой и делают так.
- Покажи мне, доставь мне это удовольствие.
Я извлекла на свет божий его член, напряженный и возбужденный нашими
разговорами и имевший свой обычный вид. Я положила его руку поверх члена.
- Ну, сделай, милый!
- Глупости! - рассердился Жюль. - Мне гораздо лучше, когда это делаешь
ты сама своей ручкой и одолжишь свои грудки.
- Ну, исполни мою просьбу. Или ты хочешь меня рассердить?
Но он все же повиновался и я, наклонившись к нему, с любопытством
следила за его движениями. Вскоре я сжалилась над ним: расстегнув корсаж,
опустилась перед ним на колени и дала ему окончить в свои нежные груди.
Мы переехали в город и снова начались страстные но, увы, редкие
встречи с Жюлем. Я уже полагала, что мне нечему учиться. Однако я ошиблась.
Уроки возможны.
Я уже говорила, что мои ягодицы отличались редкой красотой. Они бы
получили тысячу поцелуев от моего любовника, очень любившего класть меня
так, чтобы удобнее пользоваться мною и любоваться зрелищем моих нежных
округлостей.
Он приоткрывал пальцами губы моего тайника и ласкал и целовал и водил
кончиком языка по верхней части моего убежища. Иногда при этом его палец
поднимался выше, и я чувствовала странное, несказанное щекотание у входа,
или, вернее сказать, у выхода, который не имеет никакого отношения к
радостям любви. Случалось даже, что его член, входя до основания, и я
испытывала острое блаженство страсти, я чувствовала, что его палец входит
довольно глубоко в это узкое отверстие. Это было странное, удивляющее меня
впечатление, причем совершенно меня не шокирующее, скорее, наоборот. Эта
ласка доставляла мне совершенно своеобразное сладострастие, которое я не
могла, да и не старалась, проанализировать...
Как-то раз Жюль после обычного очаровательного ритуала лизания верхних
губ верхушки моего убежища, поднялся и поместился сзади меня.
Медленно, едва касаясь, он стал ласкать головкой члена губы моего
отверстия.
- Задвигай же поскорее! - вскричала я с нетерпением, - ты сжигаешь
меня на медленном огне!
- Подожди секунду, дорогая...
- Ах, что ты делаешь со мной, ведь мне больно! Ты не туда!
И в самом деле я чувствовала, что кончик старался проникнуть в то
самое узкое отверстие, о котором я говорила выше.
- Милая, ну дай мне сделать так, как я хочу! У любимой женщины все
должно служить источником блаженства. Я хочу, чтобы в твоем чудесном теле
не осталось ни одного местечка, где бы я не побывал, где бы я не принес
жертвы.
- Но это невозможно! - возразила я. - Ты н е...
- О! Не беспокойся, после ты сама поймешь, как это хорошо. Держу пари,
что ты еще сама попросишь это делать.
- Нет, дорогой, это невозможно. Ну задвинь его чуть пониже, где будет
очень хорошо. Умоляю тебя...
- Я прошу же, наконец, требую! - сказал Жюль, лицо его пылало гневной
страстью.
- Боже мой! Ну если уж ты так хочешь, делай, только поживее, все же
мне это очень страшно.
Я замолчала и предоставила ему возможность делать то, что он просил.
Жюль подошел к туалетному столику и обильно смазал свой член кремом,
затем он присел рядом со мной, и его палец смазал тем же кремом вход в мое
узкое место. Я дрожала от страха... Вот он снова приблизился головкой к
моему узкому месту. Первые попытки были безуспешны, мне было больно, и я
была далека от какого-нибудь удовольствия. Но я так любила его, что
вытерпела бы ради него еще большие муки и боли. Кроме того, меня
поддерживало женское любопытство...
Прекратив на минуту свои старания, чем в глубине души уже огорчив
меня, Жюль отправил свою руку между моих ног и принялся щекотать и
раздражать мое лоно. Эта сладостная канитель возбудила во мне безудержную
страсть, бешеное влечение. Но вот Жюль взял мою руку и положил на место
своей. Я сразу поняла, и стала продолжать эти безудержные манипуляции.
Вдруг я снова почувствовала головку его члена, и наслаждение, которое
я почувствовала спереди, смягчило боль, все еще испытываемую моим задом.
Наконец, я почувствовала, как кольцо, которое закрывало узкое
отверстие, раздалось, и огромный цилиндр вошел целиком. Я почувствовала
движения рук...
И необъяснимое двойное удовольствие захватило меня... Я почти без
сознания, ничком, упала вперед в спазме, который невозможно описать... К
великому счастью, Жюль не дал выбить себя из занятой позиции. Он последовал
за моим движением и лег на меня во весь рост. Сделав еще несколько
судорожных движений, он наполнил свой страстный бокал горячим нектаром
любви. Ах, как мне было хорошо... Мы оба лежали без движений друг на друге,
не говоря ни слова. Мне было стыдно, сама не знаю чего. Я, кажется,
негодовала на себя за то, что испытала такое сильное наслаждение
посредством столь неподходящего места.
С другой стороны, я была в восторге от нового источника наслаждения.
Жюль с жаром поцеловал меня и тихонько прошептал: "Ну, что ты
скажешь?" - Не знаю...
- А хорошо ли тебе было?
- О да, конечно, дорогой.
- Ты не очень сердишься на меня за этот каприз?
- Ничуть, милый.
- А будешь просить повторить?
- Да, конечно, только не слишком часто. Это слишком сильно.
За все время разговора Жюль не менял своего положения. Его член
находился у меня в узком месте. Почувствовав, что он уменьшается, и что
Жюль хочет вынимать его, я сжала ягодицы до такой степени, что бесценный
предмет продолжал оставаться на месте, доставляя мне невыразимое
блаженство.
Довольно скоро я почувствовала, что член Жюля начинает увеличиваться и
принимать прежние размеры. Но мне уже было почти не больно, когда Жюль
возобновил свои движения. Наверно, это было потому, что нектар любви
обильно смочил узкое место и трения, причинявшего такую боль, уже почти не
было. Было только блаженство...
- О блаженство! Ты сильнее всех благ в жизни! Ты сильнее самой жизни и
смерти! Будем же любить сладострастие, как пьянящее вино, как зрелый плод,
благоухающий во рту, как все, что переполняет нас счастьем!
Опоэтизируем, сударыни, сладострастие, даже самые грубые его
проявления, самые некрасивые формы, самые чудовищные его выдумки!
Будем любить сладострастие, которое пьянит, сводит с ума,
обессиливает, доводит до изнеможения и вновь воскрешает!
Оно нежнее благоухания, легче ветра, острее боли; оно стремительно,
ненасытно, заставляет молиться, совершать преступления и подвиги.
Неизвестный автор - Холостяк
Как бегут года! Вспоминаю Алену. Так хорошо ее помню, будто разошлись
прошлым летом. Когда я познакомился с ней, ей было ровно восемнадцать. Мы
прожили вместе два года. Получается, что ее нет со мной уже около трех лет!
Алена! Часто вспоминая подробности наших встреч, я продолжал
удивляться - как могла она отдаваться мне так самозабвенно и восторженно,
не любя? В течение двух лет она стремилась ко мне, сама звонила мне, когда
у нее выдавался свободный вечер. Все свободное время мы проводили вместе и
большую его часть в постели. Как раскованно и сладострастно она
удовлетворяла мои причудливые желания. Рассудочность в такие дни таяла в
моей голове, как воск на огне, и ее зовущая слабость, разнеженная
покорность будили во мне зверя. Я брал ее истово, и приходил в восторг от
ее томных постанываний, от сознания, что ей хорошо со мной.
"Я не люблю тебя. Зачем продолжать?" - сказала она спустя два года
нашей совместной жизни. Оскорбленное самолюбие бросило мне кровь в голову:
"Ну так давай расстанемся!" Странно, но на глазах у нее все же
выступили слезы. Может она надеялась, что я, как прежде, начну убеждать ее
в своей любви. Глаза ее набухли от слез, она сняла с пальца подаренное мною
золотое колечко. И мы разошлись в разные стороны.
В суете будней, среди житейских забот не замечаешь времени.. Ум,
физические силы направлены к достижению различных целей. Но так хитро
устроен мозг, что эту боль - боль одиночества - он может обнажить в сердце
в любую минуту. Бывает, едешь в трамвае, сидишь у окошка, разглядываешь
прохожих и вдруг...
Алена! Неужели я не увижу тебя среди прохожих! Ведь мы живем в одном
городе. Ну, и что бы я ей сказал? Я бы... Я бы заглянул в глаза: Алена,
будь снова моей. Ты мне нужна! Ведь тебе было так хорошо со мной!
И услужливая память начинает прокручивать сцены словно виденные мною
когда-то в кино - в цвете, с голосами. Вот летний день и двое молодых людей
едут в автобусе на окраину города. Люди потеют, у Алены на лбу капельки
пота. Я держусь за поручень, она держится за мою руку. Солнце печет сквозь
окна, люди героически изнемогают и тошнотворный запах людской скученности
плотной массой висит в воздухе. Мы едем на пустую квартиру, чтобы
заниматься любовью. Я украдкой гляжу на Алену - капельки пота стекают со
лба на виски, блузка от тяжелого дыхания вздымается порывисто и странно,
вместо отвращения я испытываю вожделение и ощущаю, как в плавках забился
упругой силой мой дружок.
Вот мы входим в квартиру. Снимаем туфли. Прохлада, полумрак. Алена в
коридоре у зеркала поправляет волосы. Я подошел сзади, плотно прижался к ее
крутым ягодицам, впился губами в шею. Руки мои, преодолевая ее слабое
сопротивление, залезли под юбку и стали стремительно снимать трусики. "Ну,
если ты так хочешь..." - тихо прошептала она и, упершись руками в стену,
податливо расставила ноги. Я спустил брюки, чуть подогнув ноги, пристроился
и вонзил дружка в горячую глубину. Шумно дыша, мы оба отдавались как-то
сумбурно и беспорядочно. О, миг блаженства! Словно в судороге выгнулось мое
