увидела...
Отца. Он стоял в дверном проеме одетый и смотрел на женщину и девушку.
С изумлением, недоверием, ненавистью.
- Что тут происходит? - резким, тихим голосом спросил отец.
Регина нервно рассмеялась.
- Тут? Да ничего особенного. Мы... - она осеклась.
- Ах ты дрянь! - заорал отец громовым голосом. И Таня не поняла, кого
он имел в виду. Он в два шага оказался около тахты и набросил на дочь
измятое одеяло. - Одевайся, маленькая дрянь! - крикнул он Тане. - А ты!
Ты... Я с тобой разберусь!
- И выбежал из спальни.
Таня ни жива ни мертва кое-как оделась и, выскользнув в коридор,
заперлась в туалете. Она села на пластиковое кольцо и закрыла лицо руками.
Какой ужас. Какой кошмар. Что теперь будет... Она поняла, что ей надо
завтра же съезжать отсюда, возвращаться в общежитие. В общежитие? Но как
она сможет появиться в институте после того, что случилось у Ирины? Ужас!
Она осторожно вышла из туалета и прошмыгнула в большую комнату. Отец шумно
мылся в ванной. Она закрыла дверь и легла. На другом конце квартиры было
тихо. Очень тихо. Таня встала и на цыпочках подошла к двери. Чуть
приоткрыла ее. Тишина. Она вышла в коридор. Из-за закрытой двери спальни
доносились приглушенные голоса. Потом раздался вскрик Регины:
"Прошу тебя, не надо! " В ответ раздался злобный выкрик отца: "А я-то,
дурак, верил тебе, верил твоим идиотским отговоркам! Как же это я раньше не
догадался?
За целый год совместной жизни я тебя трахал сколько раз? Два? Три?
Кому рассказать - на смех поднимут! А ты вон, оказывается, что за штучка! И
Таньку мою совратила, сука! " Послышались возня, сопение, шлепки. И снова
голос Регины - на этот раз приглушенный: "Прошу тебя, Андрей, не надо! Я не
хочу! Не могу! Я умоляю тебя! Мне больно! " - "Ах, больно! - завопил отец
визгливо. - А с Танькой лизаться не больно? А когда она тебя, сволочь,
пальцем ковыряла - не больно? Ты этого заслуживаешь! " Таня тихонько
толкнула дверь и заглянула. Регина стояла на самом краю тахты на
четвереньках, задом к отцу. Отец был голый. Его волосатые ягодицы резко
дергались вперед и назад. Руками он держал Регину за талию, мощно насаживая
ее тело на себя. Назад, вперед. Назад, вперед. Регина стонала, как раненое
животное. И сквозь стоны прорывались ее сдавленные рыдания. Таня бросилась
в большую комнату.
Из спальни донесся далекий крик боли. Там страдала ее мачеха. Ее
возлюбленная Регина.
Таня быстро оделась, быстро собрала в сумку свои нехитрые пожитки,
тетради, книжки и выбежала в коридор. Тихо-тихо она открыла входную дверь и
так же тихо закрыла ее за собой.
Неизвестный автор - Слово для Ларисы -
Яне знаю, зачем мысленно повторяю себе все это снова и снова.
Вообще-то, я уже все для себя решил. Сегодня же меня не будет. Как
водится, оставлю записку, что, мол, в смерти прошу никого не винить и все
такое. Во втором ящике моего стола еще с прошлого воскресенья лежит почти
полстакана таблеток димедрола - сам выколупывал из почти семи пачек. Пусть
ей будет кисло, когда узнает. Я, конечно, понимаю, что вообще-то ей по
плечо, да еще этот прыщ на подбородке - ну так ведь я скоро вырасту! А она
не понимает... Но я так ей и сказал... А, да ну все это!
Началось-то совсем даже неплохо. Наша компания тогда собралась в
подвале, в карты дулись. Потом Дылда флакон принес, еще посидели, а потом
завалили Бык с Бациллой (они всегда вместе ходят) и двух девок привели
Ольгу и Лариску. Ну, они и раньше, бывало, цепляли и приводили кого-нибудь.
Одно время тут часто устраивали "театр" - это так наши называют. В прошлом
году была тут в восьмом "Б" такая Танька, все с Петькой носатым ходила. А
потом он ее всем отдал - надоела, видать. Так вот, ее затащат туда, все
рассядутся по трубам, курят, музон врубят - в кайф, а ей говорят:
раздевайся, а не то, мол, бить будем и матери про ВСЕ расскажем. Ну, ей,
понятно, страшно, раздевается. Потом веселые штучки начинаются. Она ни в
чем никому не отказывала - куда денешься? Потом ее родичи, правда,
переехали куда-то, и она тоже. И в "театре" было закрытие сезона. Так что
по таким делам я всему научен. А эти - Ольга с Лариской в карты продулись,
а у нас с этим строго - ну их и привели к нам расплачиваться. Девицам
налили по стакану. Ольга эта самая, деловая такая, сразу и говорит:
- Значит так, парни. Каждый чтобы по разу, только быстро, по очереди,
и без всяких там штучек...
Ну, Бык вроде кивнул, а тут Бацилла подскочил:
- Не-е! Так дело не пойдет! Ты проиграла на раз, а вторая-то больше!
Так что не фига шланговать, ты, - это он Лариске, - должна всем по два
раза...
- Два?!!! - вскочила Лариска, - да пошел ты! Я всего ничего и
проиграла...
Тут Бык вмешался:
- Хватит базарить! Хорошо, второй раз будешь не со всеми, а только с
одним - кого сама выберешь. Завтра. Идет? - он явно работал на публику;
Думал, наверное, что ему обломится. Бык оглянулся. Несогласных,
понятно, не было. Нас было пятеро, кроме малолеток, которым ничего не
полагалось.
- Ну, поехали! - и он потянул с себя футболку.
... Ольга была черная такая, толстоватая в верхней части. Как
разделась, Бык сразу на нее - запыхтела, как паровоз. У нее даже волосы ко
лбу прилипли, а Колюн поближе подошел - еще не насмотрелся. Ну, дальше все
как всегда - остальные смотрят, хихикают, советы дают. Горобурдина
онанизмом занимается - за ящик отошел и думает, дурак, никто не видит!
Смотрел я, смотрел, а потом и моя очередь настала (я предпоследним
был), но что-то я до того насмотрелся, что только начал, как все и
кончилось.
Подергался еще немного для приличия и слез. (Ольгой я, вообще не
занимался, это все о Лариске). А потом ушам своим не верю - она меня
выбрала! На завтра то есть. Бык так на меня посмотрел, что у меня голос
охрип. Потом разошлись, все путем... А я весь вечер и на следующий день все
места себе не находил. Неужели, думаю, я ей чем-то понравился? И все
вспоминал, какая она худенькая, длинноногая, на руках и ногах светлый
пушок, и... Ну очень она мне понравилась.
Назавтра, как и договорились, я с ней на углу встретился, у ее дома,
когда она со школы пришла, (я-то из путяги еще раньше свалил). И пошли к
ней - как раз мать на работе была, а папаши у нее и вовсе нет. Дома у них
ничего так: комнат - две, как и у меня, но мебель классная, видик стоит.
Богатенькие. Выпить мне предложила. Да не бормотени, и даже не водки,
а банановый ликер. Я, говорю, не знаю, никогда не пробовал. А она отвечает,
что ерунда, мол, мамаша в ресторане "Прибалтийский" работает, или давай
кофе попьем? И бутерброд с вкуснющей колбасой мне дала. С чего это она,
думаю. Ну, а потом разговор вышел:
- Тебе не очень горит со мной...?
- Да нет, - отвечаю, - вообще-то, не очень. А что?
- Видишь ли, - говорит, - после вашего вчерашнего скотства у меня
побаливает еще...
- Ну и что?
- Да, конечно, раз обещала, так..., но, может, на другой день отложим?
Только этим скажем, что все в порядке, а то еще чего...
- Ладно, - говорю, - давай когда-нибудь в другой раз, если захочешь...
- Она обрадовалась, даже смотреть по-другому стала.
- Ты, - говорит, - самый замечательный парень из всех, что я знаю!
Даже обняла меня в конце, говорила еще, что потом обязательно, и все
такое. И вот с тех пор я за нею так вот и таскаюсь...
Ну да чего уж там, не так все плохо. Поначалу здорово было, она меня с
собой брала иногда на киношки всякие, куда так не пускают. На день рождения
приглашала. К мамаше в ресторан нас разок провели - побалдели.
Правда, иногда она как-то скукоживалась, молчала все, а на все вопросы
так меня несла, что просто непонятно даже - что я ей сделал? Однажды, после
того как мы в кино ходили, я у нее оставался - мамаша в ночной смене была.
К тому времени мы уже с ней всегда вместе были. Я и в подвал перестал
ходить, тем более что там Бык заправлял, а после того случая он бы со мной
рассчитался как-нибудь. Она так рада бывала, когда я, приходящий из похода
или с дачи приезжающий, в дверь звонился. Говорила, что без меня скучает,
что ближе у нее нет никого, и все такое. Ну, мы поужинали, потом фильмец
она поставила. Она смотрит, а сама будто ничего не видит - как задумалась.
Я ее за руку беру, а у нее ладошки все мокрые. Руку отдергивает, "не
трогай меня" - орет. Ну мы еще посидели, фильм кончился, вроде она
успокоилась. И говорит, что главный герой на папашу ее похож. Не на родного
(тот давно сбежал, она его и знать не хочет), а на отчима, что с матерью
жил. Она и теперь иногда к нему ездит, хоть и с мамашей ее развелся год
назад - теперь у него новая жена. Он матери моложе, а сам дизайнер по
мебели. У него и мастерская есть, и все такое. Вот только с мамашей он не
контачит, и Лариска ездит к нему тайком от матери. А про подарки его
говорит, что подруга продает и еще и деньги у матери просит.
Ну, та ей вообще ни в чем не отказывает, но вот к нему не пускает.
- Это потому, что я его очень люблю, - говорит Лариска.
- А ей не все равно, ведь они развелись? - не понимал я.
- Да нет, - машет она рукой, - ну как ты понимаешь... - Лариска
теребит пуговку у воротника и молчит.
- А меня, - говорю, - любишь?
- Тебя... - холодно и раздумчиво тянет она, - не надо об этом... Если
я тебе скажу, то ты, пожалуй...
И сидит вся такая чужая, отстраненная и непонятная. Потом оттаяла
вроде.... Утром позавтракали. Сидели. Молчали. Потом я с духом собрался:
- Но ведь у нас вроде все хорошо, ты сама говорила... В чем дело-то?
- Ни в чем, - отвечает, - неважно!
- Ну мне-то можно сказать, - говорю, - сама говорила, что у нас с
тобой никаких секретов нет!
- Это не секрет, а просто тебя не касается, - а сама в сторону
смотрит.
- У меня может быть своя личная жизнь или я должна перед тобой
отчитываться?
- Да нет, - говорю - конечно, не надо отчитываться, но это ведь меня
тоже касается! Это и мое дело тоже!
И за руку ее взял, повернул к себе. Она дернулась, руку вырывает. Я
держу.
- Пусти, - кричит, - немедленно!
Отпустил. Помолчали. Как ей объяснить?
- Понимаешь, - говорю, - мы ведь всегда все друг другу рассказывали.
Зачем нам обманывать, я ведь тебе ничего не сделал!
Вижу, ее проняло. Опять помолчали. Повернулась, смотрит.
- Ты уверен, что этого хочешь?
- Да.
- Хорошо, - и села, обняв колени.
Задумалась. Ну а потом вдруг и выложила:
- Я думала у меня это прошло, но вот опять... Я его люблю... Он был
такой красивый, такой большой. Мать по сравнению с ним совсем не
смотрелась. Подтянутый, всегда в чистой рубашке. И пахло от него
замечательно. Когда мать мне его представила Павлом Васильевичем, он
засмеялся. Да так здорово, так красиво, мать и сама тоже прыснула, хотя и
старалась серьезную физиономию состроить. А потом, через неделю, говорит,
что звать его я могу как хочу - хоть Пашка-папашка. И опять же смеется.
Ну, я его в папашку и переделала. Я тогда в седьмой класс уже ходила,
мне пятнадцать исполнилось - так он мне на день рождения французские духи
подарил и сережки с селенитом. Ух, до чего красивые - ни у кого таких нет!
И шампанское сам принес. Мы тогда с друзьями и девчонками у нас
собрались, а с родителями договорились, что они в кино пойдут. Мальчишки,
конечно, вина принесли потихоньку - "чтобы никто не догадался". Но тут-то
шампанское! Да еще фирменное! Вот папашка дает! Мать было визжать - мол,
рано им еще, а он ей "Почему это рано? Пора!" И сам открыл. "Первый тост, -
говорит, - должен отец сказать". И ко мне: "Будь счастлива, котенок! "
Выпили они с матерью и ушли...
Ну, я к тому времени, конечно, уже и школьные романы с записками, кино
