скамейке, сел на нее, склонил голову и заплакал. Рыдание эхом пронеслось
по коридорам, священник же заговорил снова.
- Ваша жена в безопасности, но она больше не сможет рожать.
- Это конец, - прошептал Торн.
- Вы можете усыновить ребенка.
- Она хотела иметь собственного...
На мгновение установилась тишина, и священник шагнул вперед. У него
были грубые, но правильные черты лица, в глазах светилось сочувствие.
Только выступивший пот выдавал его волнение.
- Вы очень сильно любите ее, - сказал он.
Торн кивнул. Он был не в силах отвечать.
- Тогда вы должны согласиться с божьей волей.
Из темноты коридора возникла пожилая монахиня, глазами она отозвала
священника в сторону. Они отошли и начали о чем-то шептаться
по-итальянски, потом женщина ушла, и священник снова повернулся к Торну.
Что-то необычное было в его взгляде, Торн напрягся.
- Пути господа неисповедимы, мистер Торн. - Священник протянул вперед
руку, Торн невольно поднялся и двинулся за ним.
Палаты для рожениц находились тремя этажами выше, и они пошли туда по
запасной лестнице, потом по узкому коридору, освещенному редкими
электрическими лампочками. Больничные запахи усилили чувство потери,
которое билось во всем теле Торна. Они остановились у стеклянной
перегородки, и священник проследил взглядом, как Торн, колеблясь, подошел
поближе и взглянул на то, что находилось с другой стороны. Там был
ребенок. Новорожденный, похожий на маленького ангелочка. У него были
взъерошенные черные волосы и глубоко посаженные голубые глаза, которые
инстинктивно тут же отыскали Торна.
- У него никого нет, - сказал священник. - Его мать умерла. Так же,
как и ваш ребенок... в один и тот же час. - Торн резко повернулся к нему.
- Вашей жене нужен ребенок, - продолжал священник, - а этому ребенку нужна
мать.
Торн медленно покачал головой.
- Мы хотели иметь собственного, - сказал он.
- Осмелюсь сказать... он очень сильно похож...
Торн снова взглянул на ребенка и не мог не согласиться с этим. Волосы
младенца были такого же цвета, как у Катерины, а черты лица походили на
его собственные. Тот же волевой подбородок и даже маленькая ямочка на нем.
- Сеньора никогда об этом не узнает, - сказал священник.
Торн внезапно закрыл глаза, руки у него задрожали.
- А ребенок... здоровый?
- Абсолютно здоров.
- Остались родственники?
- Никого.
Торна и священника обволакивала полная тишина. Это было до того
необычно, что безмолвие словно давило на барабанные перепонки.
- Я здесь главный, - сказал священник. - Никаких записей не
останется. Никто об этом не узнает.
Торн отвел взгляд, все еще сомневаясь.
- Можно мне... посмотреть на МОЕГО ребенка? - спросил он..
- Что это изменит? - ответил священник. - Отдайте любовь живым.
За стеклянной перегородкой ребенок поднял обе ручки и вытянул их в
сторону Торна, как бы желая обнять его.
- Ради вашей жены, сеньор, Бог простит вам этот обман. И ради этого
ребенка, у которого иначе никогда не будет дома...
Он замолчал, потому что добавить было уже нечего.
- В эту ночь, мистер Торн... Бог подарил вам сына.
Высоко в небе пульсирующая звезда достигла зенита и задрожала, как от
неожиданного удара молнией. А в больничной кровати очнулась Катерина,
думая, что просыпается сама. Она ничего не знала об уколе, который ей
сделали несколько минут назад. Она рожала в течение десяти часов и помнила
все до последних схваток, но потом потеряла сознание и ребенка не видела.
Придя в себя, она начала волноваться и попыталась успокоиться, услышав
приближающиеся шаги в коридоре. Дверь распахнулась, и Катерина увидела
своего мужа. В руках Джереми держал ребенка.
- Наш ребенок, - сказал Торн, и голос его задрожал от радости. - У
нас есть сын!
Она протянула руки, взяла ребенка и зарыдала от нахлынувшего счастья.
Слезы застилали глаза Торну, и он благодарил Бога за то, что ему
подсказали верный путь.
2
Торны были из семей католиков, но сами никогда в Бога не верили.
Катерина редко произносила молитвы и посещала церковь только на рождество
и пасху, но больше по традиции, нежели из-за веры в католические догмы.
Сам же Торн относился весьма спокойно в отличие от Катерины к тому факту,
что их сына Дэмьена так и не окрестили. Правда, они пробовали сделать это.
Сразу же после рождения супруги принесли младенца в церковь, но его страх,
как только они вошли в собор, был таким очевидным, что им пришлось
остановить церемонию. Священник вышел за ними на улицу, держа святую воду
в руках, и предупредил, что если ребенок не будет окрещен, то никогда не
сможет войти в Царство Божие, но Торн наотрез отказался продолжать
крещение, видя, что ребенок сильно испуган. Чтобы успокоить Катерину, было
устроено импровизированное крещение на дому, но она так и не поверила в
него до конца, собираясь как-нибудь потом вернуться с Дэмьеном в церковь и
сделать все как следует.
Но этот день так и не наступил. Скоро они окунулись в водоворот
неотложных дел, и о крещении было забыто. Конференция по вопросам
экономики закончилась, и Торны снова вернулись в Вашингтон. Торн приступил
к обязанностям советника президента и стал видной политической фигурой. В
его поместье в Маслине, штат Вирджиния, начали происходить совещания, о
которых писали газеты от Нью-Йорка до Калифорнии, и семья Торнов стала
известной всем читателям национальных журналов. Они были богатыми,
фотогеничными и быстро поднимались вверх. Что не менее важно, в их
обществе часто можно было видеть и, президента. Поэтому ни для кого не
было неожиданностью назначение Торна послом США в Великобритании. В этой
должности он мог развернуть все свои потенциальные возможности.
Переехав в Лондон, Торны обосновались в Пирфорде, в поместье
семнадцатого века. Жизнь их стала походить на прекрасный сон, особенно для
Катерины: она была так чудесна и совершенна, что это даже пугало. В своем
загородном доме она жила в уединении - счастливая мать с любимым чадом.
При желании могла выполнять обязанности жены дипломата и была при этом
замечательной хозяйкой. Теперь у нее было все: и ребенок, и любовь мужа.
Катерина расцвела, как очаровательный цветок - хрупкий и нежный,
удивляющий всех подруг своей свежестью и красотой.
Поместье Пирфорд было очень респектабельным, его существование
уходило глубоко в историю Англии. Здесь были погреба, где долгое время
скрывался сосланный герцог, пока его не отыскали и не казнили; вокруг
простирался лес, в котором король Генрих Пятый охотился на диких кабанов.
В доме были подземные переходы и таинственные секретные лазы, но в
основном там царила радость, потому что дом был полон смеха и гостей в
любое время суток.
Для выполнения домашних дел были наняты слуги, кроме того в доме жила
постоянная пара слуг, Гортоны, выполнявшие обязанности кухарки и шофера, -
настоящие англичане с неповторимым чувством собственного достоинства.
Когда Катерина была занята своими делами, с Дэмьеном занималась няня -
юная пухленькая англичанка по имени Чесса. Она была умницей, знала много
игр и обожала Дэмьена, как будто это был ее собственный сын. Они часами
были вместе, Дэмьен ходил за ней по большой лужайке или тихо сидел у
пруда, пока Чесса ловила ему головастиков и стрекоз, которых они потом в
баночках приносили домой.
Ребенок подрастал и, с точки зрения художника, был просто
совершенством. Ему исполнилось три года, предсказание о превосходном
здоровье сбывалось. Кроме того, он поражал своей изумительной силой.
Дэмьен обладал таким спокойствием и наблюдательностью, которые редко можно
встретить у детей его возраста, и гости часто чувствовали себя неуютно под
его взглядом. Если ум измерять способностью к внимательному созерцанию, то
его можно было считать гением, потому что мальчик мог часами сидеть на
маленькой кованой лавочке под яблоней и наблюдать за людьми, проходящими
мимо, не упуская из виду ни одной детали. Гортон, шофер семьи, часто брал
Дэмьена с собой, когда ему приходилось выполнять различные поручения. Ему
нравилось молчаливое присутствие малыша, и он удивлялся способности
ребенка с таким вниманием и удовольствием познавать окружающий мир.
- Он похож на маленького марсианина, - сказал как-то Гортон своей
жене, - как будто его прислали сюда изучать человечество.
- Мать в нем души не чает, - ответила она. - Не вздумай сказать ей
что-нибудь подобное.
- Я не имел в виду ничего плохого. Просто он немного странный.
И еще одно было необычно: Дэмьен редко пользовался голосом. Радость
он показывал широкой улыбкой, отчего на щеках проступали ямочки. Когда он
грустил, то молча плакал. Однажды Катерина сказала об этом врачу, но тот
успокоил ее, рассказав об одном ребенке, который не говорил до восьми лет,
а однажды произнес за обедом: "Я не люблю картофельного пюре". Мать в
изумлении спросила, почему же он молчал все это время? На что мальчуган
ответил, что говорить не было необходимости, поскольку раньше пюре никогда
не подавали.
Катерина рассмеялась и успокоилась насчет Дэмьена. В конце концов
Альберт Эйнштейн не говорил до четырех, а Дэмьену было только три с
половиной. Кроме его поразительной наблюдательности и молчаливости, в
остальном он был совершенным ребенком, достойным плодом идеального союза
Катерины и Джереми.
3
Человек по имени Габер Дженнингс родился под созвездием Водолея. По
гороскопам выходило, что во время его рождения произошло сближение двух
небесных тел - Урана и прибывающей Луны. Он всегда отличался
отвратительной прической и настойчивостью, доходящей до умопомрачения.
Дженнингс был фанатиком в своей работе - работе фоторепортера. Как кошка,
выслеживающая мышь, он мог днями лежать в засаде и ждать момента ради
одной-единственной фотографии. Его и держали на работе как мастера
"оригинального жанра". Он знал, где и когда надо быть, чтобы получить
такие фото, какие никто из его коллег не добудет. Репортер жил в
однокомнатной квартире в Челси и редко позволял себе роскошь носить дома
носки. Но относительно своих фотографий он был так же щепетилен, как Солк
в поисках лекарства от полиомиелита.
В последнее время его внимание привлек американский посол в Лондоне.
Это была достойная цель, хотя бы из-за его идеального лица. Занимается ли
он сексом со своей женой, и если да, то как именно? Дженнингс заявил, что
хочет показать их, как он говорил, "ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ КАЧЕСТВА", хотя на самом
деле ему мечталось нарисовать всех в наихудшем свете. Чем же они лучше
его? Может быть, посол покупает неприличные журналы, а может, у него есть
девочка на стороне? Вот эти-то вопросы и интересовали Дженнингса. Хотя
ответов на них пока что не было, оставалась надежда, и был смысл ждать и
наблюдать.
Сегодня он должен был идти в Пирфорд. Возможно, фотографий не будет,
потому что там и без него будет хватать фотографов и гостей, но он сможет
пронюхать все ходы и определить, кого из слуг можно кутать за пару фунтов.
Дженнингс встал рано утром, проверил фотоаппараты, протер линзы
салфеткой, а потом ею же выдавил прыщ на лице. Ему было уже тридцать
восемь, но прыщи на коже до сих пор преследовали его. Видимо, это было
следствием работы - репортер постоянно прижимает камеру к лицу. Он вытащил
одежду из-под кровати и облачил в нее свое худое тело.
