- Не считайте нас идиотами, - резко сказал мужчина. - Как будто мы не
понимаем - вы для того и назвались сотрудником секретной службы, чтобы
исключить возможность детальной проверки...
- Ну, а сэр Говард, хоть он-то существовал в природе, или я его тоже
выдумал, вместе с паролем?
Ему показалось, что своим вопросом он поставил аггров в тупик. В
тщательность разработки легенды Антоном он верил. Но понимал и то, что
никакие презумпции и прочие юридические гарантии не помогут, если им
решили заняться всерьез. О том, на что они способны, Шульгин знал
достаточно. Однако неясным оставалось, каковы их реальные возможности
теперь, после исчезновения метрополии, и в чем смысл происходящего с
учетом названного обстоятельства. Это и следовало выяснить, прежде чем к
нему начнут применять третью и последующие степени допроса.
- Реальность сэра Говарда мы под вопрос не ставим, - ответила
Сильвия, и Шульгин порадовался первой маленькой победе. Противник сам
начал отвечать на его вопросы. А будь следователь поквалифицированнее,
кулаком бы по столу, или сразу в морду: - "Молчи, падла, здесь только я
спрашиваю!" - Однако это ничего не значит, - продолжала между тем Сильвия.
- У вас было время и возможности втереться к нему в доверие...
- Ну, кто к кому втирался - тоже большой вопрос, - огрызнулся
Шульгин.
- Хорошо, допустим и это, сэр Говард сам вас нашел. И вы с ним дружно
и плодотворно работали. Но как вы объясните вот что...
Сильвия взяла со стола пульт дистанционного управления. Засветился
экран большого телевизора в углу. Мелькнули цветные пятна и искры,
изображение стало четким, и Шульгин увидел словно бы кадры из импортного
боевика, цветные, сочные, необыкновенно объемные. А на них... На первом
плане, в белой ветровке Новиков, заложивший руки за спину, кривящий губы в
недоброй усмешке. Очень, оказывается, киногеничный... Позади - он сам
стоит, облокотившись о бак мотоцикла. Та самая сцена в московском тупике,
когда они оставили в дураках пришедших за Ириной агентов.
Сильвия остановила изображение, прибавила контраста и с увеличением
показала лицо Шульгина. Спорить с таким доказательством было трудно.
Хотя...
- Ну и что? - изобразил он недоумение. - Определенное скодство есть,
и не более. Этот человек, по-моему, несколько моложе, да и на мотоциклах я
не езжу. Не говоря о том, что такого рода оперативная съемка вообще не
документ...
- Судебную процедуру никто с вами соблюдать не собирается, - отрезал
толстяк. - Мы и так слишком долго проявляем непозволительную сдержанность.
Если бы в данный момент, - он ткнул пальцем в экран, - агенты действовали
по инструкции, мы избежали бы многих неприятностей. А если вам потребуется
абсолютное доказательство, то через полчаса компьютер покажет вашу полную
идентичность с этим... персонажем.
- Пожалуй, это было бы не лишним, - врастяжку, с усмешечкой ответил
Сашка.
Сама его усмешка, уж такая не английская, могла быть достаточным
доказательством. Только... Они ведь сами еще не знают точно, я это или
нет, сообразил Шульгин. Отчего продолжил с напором:
- Не лишним... Потому что кто ж его знает... Бывают очень странные
совпадения. Известны случаи, когда даже расстреливали по ошибке. У Жюля
Верна в одном романе преступники-близнецы действуют. Один грабил, другой
алиби обеспечивал. А еще артисты загримированные. Да и кстати, раз вы меня
как-то с данным человеком ассоциируете, какой именно криминал ему вменен?
Интересно было бы знать, а то, может, мне выгоднее его дело на себя
принять, чем при своем оставаться? Так уж будьте любезны... И еще вот что
мне в голову пришло - где и когда изображенное здесь происходило? Уверен,
что представлю вам полное алиби, поскольку знаю, что снят не я...
Он валял дурака, надеясь вывести противника из равновесия, чтобы в
дальнейшем как-то это использовать, но на самом деле понимал, что раз его
опознали, то речь пойдет об Ирине, о Валгалле, обо всех неприятностях, что
они успели агграм причинить, если, конечно, проигрыш галактической войны
можно назвать "неприятностью".
И тут же до него дошла, наконец, простая мысль. Удивительно, что
только сейчас. С момента съемки в Москве прошло меньше недели, а последний
бой на базе аггров состоялся, может быть, только вчера и, оставаясь здесь,
знает ли вообще Сильвия со своими приспешниками, что там случилось? После
взрыва информационной бомбы аггры исчезли из текущей реальности, никаких
сигналов от них прийти сюда не могло в принципе. Значит, для Сильвии тот
мелкий, почти забытый эпизод - событие совсем свежее, охота на Ирину все
еще в разгаре!
Чудны дела твои, господи... Ну ладно, пусть спрашивают. Еще кое-какие
доводы в запасе у него есть. Ультима рацио реи... [последний довод королей
(лат.); имеется в виду использование вооруженной силы (прим.авт.)]
Однако спросили его совсем не о том, о чем он думал. (Шульгин ведь не
знал о дипломатической встрече Антона и Сильвии).
Сильвия прокрутила запись немного вперед, прибавила звук, и в комнате
отчетливо прозвучали слова Новикова: "У нас есть свои интересы в этом
мире, у вас тоже, вот и подумаем вместе".
- Вот что нас интересует. В каком смысле произнесена последняя фраза?
Означает ли она вашу связь с так называемыми форзейлями, или следует
считать вас представителями некоей третьей силы? И если да, то какой
именно?
Шульгин с трудом удержался, чтобы не выдать свое изумление и даже,
пожалуй, восхищение. Надо же, как четко тогда Андрей выдал!
До сих пор понять не могут, и вообразили, что они с Андреем еще
каких-то третьих пришельцев изображают. Здесь можно еще ого-го как
попридуриваться!
Он ведь ни сном ни духом не ведал о "Ставангерском пакте" форзейля и
аггрианки, о том, что Сильвия передала куда следует наводку Антона, где
искать обидчиков, и что других контактов со своим руководством она больше
не имела. Но зато понял, что сейчас Сильвия считает, будто зверь пришел на
ловца, что, сделав свое дело в Москве, таинственные соперники прибыли и в
Лондон. По ее душу...
Зато вот сообразить, как следует вести себя в таком варианте, Шульгин
явно не успевал. И решил пока продолжать по-старому. А там видно будет. Но
Антон!.. Какая же в самом деле сволочь! Как же он такого-то не
предусмотрел? Если бы Шульгин знал, что форзейль действительно упустил из
виду наличие на заднем плане неизвестной ему видеозаписи Сашкиной
личности, он повторил бы вслед за Талейраном: "Это хуже, чем преступление,
это ошибка!"
- Ничем не могу помочь. Прежде всего, я не понял, что сказал человек
в шлеме. Какой-то славянский язык, по-моему? Соответственно, туманным для
меня остается и смысл вашего вопроса. Переведите, если не затруднит...
- Жаль, искренне жаль. Проще было принять мое предложение. К взаимной
пользе. Не исключено, что у нас нашлись бы очень перспективные точки
соприкосновения. Значит, поступим так. Раз вы - не кто иной, как офицер
новозеландской разведки Ричард Мэллони, настаиваете на данной версии и не
можете привести никаких доводов, позволяющих считать вас лицом
экстерриториальным или пользующимся иными правовыми льготами, мы решили
дать вам время подумать. Через какой-то срок мы встретимся и продолжим
беседу. Думаю, у вас не будет оснований жаловаться на плохое обращение.
Если вам покажется, что время нашей разлуки несколько затянулось, не
огорчайтесь. Постарайтесь скоротать его с пользой...
Тут Шульгина подвела семантика. Он понял последнюю фразу слишком
буквально. И обрадовался. Именно этого он и хотел. Если ему дадут на
размышление хотя бы полсуток, а лучше сутки, он обязательно что-нибудь
придумает. А то ведь от Антонова плана одни лохмотья остались. И, в
крайнем случае, когда истечет положенное время, Антон его обязательно
выдернет, остаться здесь хронофизика не позволит. Хотя... Шульгин испытал
легкое беспокойство - сможет ли Антон здесь его найти, или при закрытии
"прямого канала" его ждет... аннигиляция, к примеру?
Его отвели в прежнюю комнату и оставили одного. По пути он постарался
запомнить в деталях планировку той части дома, где проходил. Вплоть до
числа ступенек. Вдруг придется маневрировать в темноте. И прикинул, где и
сколько может помещаться охранников и тайных постов. Пока что все
выглядело не слишком серьезно. Минута работы...
С полчаса он осматривал через окно окрестности, изучал местность,
соображал, какое, в случае чего, выбрать направление. Знать бы, насколько
далеко его узилище от населенных мест, проходимы ли горы, есть поблизости
дороги и тому подобное. Стоит ли вообще ориентироваться на побег или
найдется более изящное решение?
Закончив рекогносцировку, он, не раздеваясь, прилег на кровать,
заложил руки за голову и стал ждать обеда. По времени - в самый раз. И еще
решил потребовать книг, газет, телевизор или радио, наконец. Такой минимум
развлечений должен входить в цивилизованные представления о нормах
обращения с военнопленными.
Но получилось все несколько иначе.
От нервной перегрузки Сашка решил избавиться оптимальным способом -
прикрыл глаза и вернулся к подробностям минувшей ночи.
Занятие само по себе скорее возбуждающее, потому что припомнились
такие детали... И где только нахваталась рафинированная англичанка
подобных изысков? Не иначе, как в гонконгских или бангкокских притонах, по
примеру небезызвестной Эммануэль. Той, которую играла Сильвия Кристель.
Серия с Гемзер нравилась Сашке гораздо меньше.
Но постепенно соблазнительные сцены перед его внутренним взором
начали расплываться, терять конкретность и связность. Уже в полудреме
Шульгин повернулся на бок, накинул на ноги край одеяла и плавно погрузился
в крепкий сон человека с железными нервами и чистой совестью...
...Проснулся он от страха. Привычного уже, нудного, тошнотворного,
который не оставлял его много месяцев. Иногда страх немного отступал,
заслонялся суматохой неотложных дел, но никогда не проходил совсем.
Постоянное сосущее чувство под ложечкой, глухая ноющая боль в сердце стали
его неразлучными спутниками, и еще ему непрерывно хотелось спать. Не то,
чтобы он не высыпался, в сон ему хотелось спрятаться, как в берлогу. Лечь,
укрыться с головой и хоть на час-другой забыться, уйти от ставшей
невыносимой жизни.
Немного помогала водка, но он избегал ее пить, сознавая, что вряд ли
сможет остановиться после первых, приносящих облегчение рюмок, начнет
ежевечерне напиваться до беспамятства. Правда, чем такой путь хуже любого
другого, он не совсем понимал...
А ведь, несмотря ни на что, нужно было каждый день к десяти ноль-ноль
приезжать в наркомат, вести совещания, сидеть в президиумах, читать
доклады в Совнаркоме и всегда быть готовым ответить на любой звонок по
кремлевской вертушке. И сохранять подобающее должности суровое, строгое,
но и доброжелательное выражение лица, уметь вовремя пошутить и вовремя
проявить партийную принципиальность, в общем жить так, как давно привык и
как жили все люди его окружения.
Но каждую ночь, возвращаясь домой, он сбрасывал дневную маску и
превращался в испуганного, нервного и желчно-раздражительного мужа и отца,
поглощенного одной-единственной мыслью - как-нибудь дожить до следующего
утра, и обливающегося холодным потом при звуках каждого въезжающего во
двор автомобиля.
Шульгин открыл глаза и с недоумением осмотрелся. Он сидел за
письменным столом в незнакомом большом кабинете, круг света из-под глухого
черного колпака лампы освещал разложенные бумаги, пучок цветных карандашей
