Когда и ты и она одеваетесь, не глядя друг на друга, и уже одевшись,
прячете взгляды и мучительно молчите, не зная, как быть. То ли сделать
вид, что ничего вообще не было, то ли...
...Примерно так получилось у нас с ней в самый первый раз. Проехав за
день километров триста, остановились на ночевку у берега темного, тихо
плещущего внизу озера. Натянули палатку, поужинали. Просто по привычке, да
и обстановка располагала - летняя ночь, костер, уединение - я начал
целовать пахнущие дымом и озерной водой лицо и волосы.
Мучительное своей бессмысленностью занятие - я ведь знал, что и
сегодня оно закончится ничем. Мы оба с ней попали в совершенно дурацкую
ситуацию. Она меня любила, с первых же дней была согласна на все, а я... Я
вроде бы ее "жалел", на самом деле просто опасаясь связать себя "долгом
чести"... И не слишком задумывался, что должна чувствовать Ирина.
А она страдала и терпела. На удивление долго. И вдруг взорвалась. С
ней случилось нечто вроде истерики. Обзывая меня предпоследними словами,
смысл которых, кроме прямых оскорблений, сводился к вопросу, сколько же я
собираюсь над ней издеваться и делать из нее идиотку, которая связалась не
поймешь с кем, не лучше ли мне в скверик у Большого театра ходить, она
рывком расстегнула широкий офицерский ремень на белых джинсах, втугую
обтягивающих ее на самом деле невыносимые для нормально мыслящего мужика
бедра. Потом, поднявшись на колени, дернула вниз язычок молнии. А
ползунок, дойдя до середины, вдруг застрял! И чем резче и злее она рвала
его вверх и вниз, тем получалось хуже. Драматическая сцена обернулась
фарсом. С пылающим лицом и закушенной губой она подняла на меня полные
злых слез глаза, в отчаянии не зная, что теперь делать.
Я не выдержал и расхохотался. Какой режиссер мог бы придумать такую
мизансцену?
И пока я возился, извлекая из-под ползунка прихваченную им складку
трикотажных плавок, острота момента прошла. Закончив спасательные работы,
я помог ей снять чересчур тесные джинсы, и дальше все получилось как бы
само собой. Теоретически она была подготовлена достаточно...
Только таким образом, через год самой тесной дружбы наши ласки
завершились не взаимной, пусть и тщательно скрываемой отчужденностью,
обидой с ее и неловкостью с моей стороны, а так, как должно было случиться
уже давно. И мы лежали, обнявшись, смотрели на пересекающий черное небо
Млечный путь, Ирина то смеялась почти без повода, то прижималась щекой и
шептала всякую ерунду, просила прощения за не слишком деликатные выражения
и объясняла, что где-то я все же свинья. И так началась та самая,
непередаваемо прекрасная осень. А потом я ее предал...
...Пока я курил, пуская в потолок безвкусный в темноте дым, Ирина
вернулась из кухни с двумя дымящимися чашками и двумя рюмочками коньяка на
подносе, согнала меня с кровати, разобрала постель, сбросила на пол свою
короткую рубашечку, нырнула под одеяло и оттуда потребовала подать ей
вечерний кофе.
Теперь это была уже совсем другая Ирина. Помолодевшая, как бы
освободившаяся от сжимавшего ее тугого корсета и незримой паранджи.
Забывшая о том, что было, не желающая думать, что будет.
Она обнимала меня, прижималась всем горячим и чуть влажным после душа
телом, и мы начали ласкать друг друга, наконец-то легко и раскованно,
вспоминая все наши старые любовные слова и привычки. Ирина вновь стала
очень разговорчивой, откровенной и говорила обо всем вперемешку, и о том,
чем мы занимаемся сейчас, и о прошлом. Только о будущем мы не говорили
ничего.
- Признайся, все-таки с Альбой у тебя что-то было? - вдруг спрашивает
она как бы в шутку, чуть прижимая мне горло сгибом руки.
- Да что у меня с ней могло быть? - я выворачиваюсь из захвата, не
люблю, когда меня душат, даже в виде игры. - Все же у тебя на глазах...
- Не совсем. Два месяца вы в форте жили без меня, да и в Замке было
достаточно укромных мест. Она говорила девчонкам, что своего добьется, и я
ей не соперница... А девушка ведь действительно эффектная... Валькирия...
И формы...
- Не люблю валькирий...
- Отчего же... Где Валгалла, там и валькирии... Неужели так-таки и
ничего? А в последний раз, в прощальный вечер? Ты с ней больше, чем на
час, уединялся...
Вот уж чего не ожидал от Ирины, так это ревности. Причем столь
примитивной. Будь я погрубее, спросил бы ее в лоб - а как мне тогда
относиться к ее замужеству? Это тебе не час душеспасительной беседы с
платонически влюбленной девушкой, которая уходит навсегда из нашего
мира... Я ведь тогда, накануне отправки домой - в свой век - космонавтов,
на стилизованном под первое застолье на Валгалле прощальном вечере,
действительно сидел с Альбой на диване в каминном зале и утешал ее,
уговаривал возвращаться и бросить глупую мысль остаться в нашем времени
насовсем. Были и слезы (ее, разумеется), и почти братский утешительный
поцелуй. И ничего больше, хотя Ирина права, стоило лишь захотеть...
Так я ей все и объяснил, не вспомнив о вельможном муже, но слегка
намекнул, что ее гораздо более долгое общение с Берестиным дает не меньше
оснований для ревности с моей стороны. Однако я-то ей верю, хотя любой
другой на моем месте не поверил бы ни за что, хватило бы одного ее
странного зарока "ни нашим, ни вашим"...
В итоге произошло нечто вроде семейной сцены, которую удалось пресечь
только единственным в нашем положении способом.
Нет, что-то все-таки пугающее, близкое к черной магии есть в тех
превращениях, что происходят с охваченной страстью женщиной.
Неужели это один и тот же человек - до невозможности элегантная,
холодноватая, умеющая осадить любого взглядом, изгибом губ, движением
бровей, гордо несущая затянутое в строгие одежды тело женщина, о которой и
помыслить чего-нибудь такого нельзя, и та, что сейчас кусает губы, стонет
и вздрагивает, оплетает меня руками и ногами, прижимает мое лицо к
упругой, напряженной груди?
Сколько раз это происходило, столько я и не переставал удивляться...
Может, напрасно я все это сейчас пишу, касаюсь того, о чем порядочный
человек вроде бы должен молчать? Ну а если мне необходимо запечатлеть все
хотя бы для самого себя, чтобы когда-нибудь, через многие (надеюсь на это)
годы, десятилетия перечитать и опять пережить то, что наверняка забудется,
по крайней, мере - в деталях. "Остановись, мгновенье", если не наяву, то
хоть так, на бумаге. Да и она, возможно, тоже прочтет мои записки и
вспомнит эту ночь, вспомнит, даже если уйдет все - чувства, желания, а
там, глядишь, и я, как таковой, как способ существования белковых тел...
В очередной раз придя в себя, она вдруг повернулась ко мне лицом,
привстала, опираясь на локоть.
- Скажи, неужели ты совсем забыл?
- О чем? - не понял я.
- О том, что было на улице... Ты застрелил трех человек и сразу
забыл?
- Ну-у, дорогая... Мало того, что вопрос бестактный, он еще и просто
глупый. Это ТЫ спрашиваешь у МЕНЯ?! После всего, что уже было? С тобой, со
мной, со всеми нами? В роли товарища Сталина я убивал, пусть и не своими
руками убивал, посылал на смерть сотни тысяч человек. И на Валгалле... И
твоих коллег-соотечественников мы тоже... А тут всего-то банальные
уголовники, которым вообще, наверное, ни к чему было жить... Да, застрелил
(слово "убил" в этом контексте произносить не хотелось), ну и что? Зато
завтра они сами уже никого не ограбят и не зарежут. А представь, что
сегодня на нашем месте оказались бы просто парень с девчонкой, вроде нас
десять лет назад... И оказывались, наверное: эти ребятки не впервые на
мокрое дело вышли, чувствуется. Так тех, кого они могли бы - не жаль?
- Война, Сталин - то совсем другое. И твои доводы абстракция. Я о
другом. Не страшно разве - сейчас, ты, своими руками... Пусть бандитов, но
все равно настоящих людей, а не инопланетных своих врагов, и не фантомов
сконструированного мира...
- Настоящих людей - это хорошо сказано. А если серьезно - кто это
знает? Может, как раз эти - фантомы, а там была настоящая война и подлинно
существовавшие люди... Но дело, повторяю, не в том. Помнишь наши разговоры
про поручика Карабанова и про мою "карабановщину"?
- Помню, конечно...
- Здесь и ответ. Я ощущал себя Карабановым и до того, как прочитал
"Баязет". И, прочитав, поразился, насколько совпадают психотипы. Так что
никуда не деться. Он, как и я, всегда исходил только из собственного
понимания справедливости, чести, добра и зла. Стихийным экзистенциалистом
он был, пусть ни он, ни Пикуль такого термина не употребляли... И тезки мы
с ним, случайно ли? Я ответил на твой вопрос?
- Наверное... - она погладила меня по щеке. - И все равно страшно. За
тебя, за себя... Давай ты не будешь больше Карабановым, хотя бы со мной...
- Постараюсь, по единодушной просьбе трудящихся...
...Спать в эту ночь нам не пришлось, потому что около шести она
сказала, что через два часа Левашов откроет канал для выхода.
- А нам же не нужно, чтоб по нашему виду все стало ясно?
- Мне так все равно, но если для тебя это существенно...
Видимо, она считала, что да. Ушла в ванную, долго там плескалась и
шумела душем, а потом еще с полчаса занималась перед трельяжем своей
внешностью, а я готовил завтрак из подручных средств, в смысле того, что
бог послал прежнему хозяину квартиры.
В результате после макияжа, кофе, консервированных сосисок и
мангового сока, легкой сигареты и нескольких завершающих штрихов губной
помадой в облике Ирины ничто не намекало на бурно проведенную ночь.
А когда наконец проход открылся, мы, чувствуя себя пассажирами
"Титаника", к которому вовремя подошли спасатели, без толкотни и паники
пересекли межвременной порог и вновь оказались в пультовом зале, где нас
встретил измученный и явно нервничающий Олег, сдержанно-напряженный
Берестин, тщательно имитирующий безмятежное спокойствие Сашка.
Удивительно, что не оказалось в числе почетных встречающих и Воронцова с
девушками.
Причем собрало их здесь отнюдь не нетерпеливое желание поскорее
узнать, где мы были и что видели. Оказывается, в работе аппаратуры
внезапно обнаружились такие возмущения и сбои, что Олег на полном серьезе
испугался. Удержать настройку и выпустить нас обратно ему удалось едва ли
не чудом.
- Никогда не наблюдал ничего подобного, - говорил он, нервно
затягиваясь сигаретой, когда уже убедился, что мы целы и невредимы, а
также соответствуем всем предусмотренным тестам на подлинность. - Вот как
на экране телевизора идет помеха, если самодельный генератор включить.
Жуть прямо-таки. Не знаю, как себя чувствуют космонавты при ручной
посадке, но думаю - не хуже...
- А чего же ты нас раньше не выдернул? - спросил я, бросив короткий
взгляд на Ирину. Вот цирк был бы, застань они нас в самое интересное
время. Эротический театр для эстетов. А с другой стороны, как раз Олег бы
и не удивился, он про нас все с самого начала знает. Вот для Берестина
было бы потрясение...
- Так нельзя же... Раз шаг процесса был в двенадцать часов
установлен. Тут свои принципы, совсем не то, что на моей установке.
Межвременной переход с дополнительной фиксацией... Я боюсь, как бы не
полный к нам абзац подкрался. Без Антона я совсем дураком выхожу. Кнопки
нажимать научился, как дрессированная обезьяна, а смысла не понимаю.
Короче - завязываем с прогулками. Пусть хоть самые распрекрасные
характеристики на контроле будут. Или пока я теории не пойму, или -
