светло-русой бородой и усами, на длинных и широких ярко-синих лыжах -
резко затормозил с поворотом, взметнув веер снега, и остановился в пяти
шагах, опираясь на блестящие, явно металлические папки.
С полминуты они молча смотрели друг на друга. Потом абориген
улыбнулся совершенно по-человечески и, странно растягивая слова, с
непривычными интонациями, но все равно понятно произнес низким хрипловатым
голосом:
- Если не ошибаюсь, земляки? В смысле - земляне? По-русски понимаете?
Это было дико, нелепо, невозможно, более чем невероятно, но - было!
Туземец вполне отчетливо говорил на русском, хотя и очень архаичном языке.
- Да... Земляне... Понимаем... - растерянно ответил кибернетик, и
абориген вдруг раскатисто захохотал, тут же оказался рядом, ударил его по
плечу тяжелой ладонью. Как-то очень быстро сбросил свое просторное меховое
одеяние, закутал в него девушку, рывком поставил на ноги штурмана,
встряхнул его так, что тот открыл наконец непонимающие, отсутствующие
глаза.
Потом в руке аборигена появился инструмент, визуально малознакомый
звездолетчикам, но оказавшийся не секирой или там каким-нибудь бердышем, а
именно топором, двумя ударами туземец свалил ближайшую молодую сосенку,
искрошил ствол на полуметровые куски, которые еще и рассек вдоль
стремительными точными взмахами сверкающего металла, особым образом
сложил, с помощью совсем уже забытого механизма добыл огонь, и через
минуту на снегу пылал жаркий костер, снег под ним шипел и таял, и волнами
разливалось вокруг мучительно приятное тепло!
- Ну, ребята, вы даете... - шумел своим зычным голосом туземец,
подбрасывая в огонь поленья. - Замерзать устроились, это надо же...
Непротивленцы, так сказать, слепая покорность судьбе... А если бы я ваши
следы не заметил, так и отдали бы концы рядом с жильем?
- Это что? Бред? - спросил штурман кибернетика.
- Какой там бред! - ответил тот, уже свыкнувшись с мыслью, что смерть
откладывается. - Это, скорее, штурманские фокусы! Похоже, вы загнали
корабль в петлю обратного времени...
- И откуда вы, земляки, свалились? - не умолкал спаситель - Я так
понимаю что никакой корабль здесь не садился, да и не походки вы на
нормальных путешественников. "Клуб самоубийц" какой-то, если Стивенсона
вспомнить. Или его же "Потерпевшие кораблекрушение". Только каким образом
вы его потерпеть могли, это мне пока не понять, надеюсь - разъясните...
Кибернетик с трудом улавливал смысл его речи, потому что многих слов
си вообще не понимал, а другие хоть и звучали знакомо, но туземец
вкладывал в них какое-то иное значение. Словно говорил он не на русском, а
на неведомом, хоть и славянском языке.
- Ну как, отогрелись? - сменил тему туземец. - Или все никак в себя
не придете? Тогда могу противошоковое предложить... - и протянул обтянутую
грубой серой тканью флягу с резьбовой зеленой крышкой на короткой цепочке.
Кибернетик машинально взял посудину и поднес к губам, но в нос ударил
отвратительный спиртовый запах.
- Не привыкли, что ли? Не употребляете? Оно, конечно, на морозе не
рекомендуется, не в рассуждении нервной системы - можно. Способствует.
Особенно - взамен безвременной кончины...
Но кибернетик вернул флягу.
- Нет, не надо. Скажите, наконец, кто вы и откуда появились здесь?
Это разве Земля?
- Что вы! Какая может быть Земля? Это гораздо дальше. А вот вы, вы
сами какими судьбами здесь?
- Звездная экспедиция.. Корабль "Кальмар"... Взрыв двигателя.. - все
еще непослушными губами выговорил штурман, взял из рук спасителя сосуд и
решительно глотнул. Горло и рот ему опалило огнем, он задохнулся, но
глотнул еще и еще.
- Хорош, хорош, хватит... - Абориген отнял у него флягу. - Глотку
спалишь. Давай вот, снегом закуси... А век у вас какой, ребята?
- Двадцать третий век, планета Земля, отряд дальней галактической
разведки, крейсер "Кальмар", - давясь снегом, отрапортовал штурман. - Ему
стало вдруг тепло и спокойно.
- Так. Вполне увлекательно, - медленно сказал спаситель.
Кибернетик, кажется, понял, почему таким странным показался ему
русский язык этого загадочного человека. В такой манере - замедленно,
вычурно, со многими словами и оборотами, смысл которых отличался от
обычных значений, писали я, очевидно, говорили очень-очень давно, лет,
может быть, пятьсот назад. И девушка это тоже поняла или просто ощутила
интуитивно. Своими ярко-голубыми, обычно насмешливыми, а сейчас
удивленными глазами она посмотрела в глаза их спасителя.
- А вы сами откуда?
- Конечно, с Земли. Я как раз с Земли. Но немного раньше. Двадцатый
век. Слышали о таком?
...Он заставил их бегом пробежать весь путь, и это оказалось совсем
не рядом, как он говорил, тем более что бежать пришлось не напрямик, а
выбирать дорогу по гребням холмов и водоразделам, где почти не было снега.
Андрей Новиков - так звали этого человека - отдал им всю свою верхнюю
одежду: и меховую парку, и легкую кожаную куртку, и свитер, но сам словно
и не ощущал мороза в тонкой трикотажной рубашке в бело-синюю поперечную
полоску. Он то бежал на своих лыжах впереди, выбирая дорогу, то пропускал
космонавтов вперед, а сам останавливался и осматривал окрестности в
бинокль. При этом он почти все время держал в левой руке массивное
огнестрельное устройство - винтовку, хотя у нее имелся ремень для ношения
через плечо. Кибернетик отметил это и с тревогой подумал, что не очень,
видимо, спокойное место эта планета, сестра Земли.
Хоть дорога оказалась и длинной и трудной, она все же закончилась.
Впереди обозначилась на крутом холме высокая деревянная ограда, массивные
ворота, окованные широкими железными полосами, над ними - решетчатая башня
с шелестящим трехлопастным винтом, очевидно, ветросиловая установка.
Через узкую калитку они вошли внутрь ограды и увидели обширный двор,
двухэтажный бревенчатый дом с застекленной верандой и резным крыльцом.
Огромные мохнатые собаки выкатились откуда-то с гулким радостным лаем,
стали бросаться тяжелыми лапами на плечи, пытаясь лизнуть в лицо влажными
красными языками и Андрея, и его гостей. Потом за ними захлопнулась
массивная, как крышка реакторного отсека, дверь, и космонавты, ощутив
сухое, устойчивое тепло, поняли, что они дома.
Вот в чем, оказывается, истинное счастье - иметь надежный, прочный
дом, чтобы было откуда уходить и куда возвращаться, чтоб было где укрыться
от холодов, опасностей и тревог внешнего мира, и чем неуютнее, злее за
стенами, тем он дороже, твой дом, твое убежище и защита.
На какое-то время звездоплаватели - не забыли, нет, но - отстранились
от всего, что произошло за короткие и такие невыносимо долгие часы: гибель
корабля и гибель товарищей, ожидание собственной смерти... Мозг и душа
просто не могли вместить и пережить сразу так много, и сейчас космонавты
испытывали лишь обычное человеческое облегчение, что для них все
закончилось благополучно, наслаждались теплом и вдруг пришедшим покоем. А
настоящая боль и скорбь по исчезнувшим друзьям придут позже.
Мужчины молча сидели у камина и не отрываясь смотрели на огонь,
совсем слабый, догорающий, лишь кое-где пробивающийся из-под толстого слоя
волы и пепла, и только девушка с любопытством осматривала обширный зал, в
котором они оказались. Как это удивительно - не в музее за толстыми
спектроглассовыми витринами, а наяву, в живой реальности видеть такие
редкости: старинное оружие, стоящее в открытых деревянных шкафах и
развешанное по стенам, толстые бумажные книги на полках, черно-белые
двухмерные фотопейзажи на блестящих листах картона, восковые свечи в
фигурных подставках из черного и желтого металлов И запахи - настоящего
живого дерева, смолы, ружейной смазки, каких-то растений, и еще чего-то
незнакомого, но необыкновенно волнующего своей непонятностью и
причастностью к давно ушедшей жизни. Затянутые морозным узором оконные
стекла, шкуры животных на полу, тяжелая деревянная мебель... В музеях и
гипновизорах все это воспринимается совсем иначе, оттого, наверное, что
выключено из потока подлинной жизни, утратило свои функции, слишком
стилизовано. А здесь старину видишь вблизи, можешь коснуться рукой,
уловить самые тонкие запахи... Запахи ушедших веков особенно волновали.
Она остановилась перед зеркалом в резной золоченой раме, присмотрелась.
Там, в зазеркалье, молодая и, без жеманства нужно признать, красивая
девушка показалась ей, в таком изысканном интерьере, тоже новой,
неузнаваемой, не от мира сего...
В глубине зеркала раскрылась высокая дверь, и в холл вошел их
спаситель, туземец Андрей Новиков. Девушка смотрела на него с изумлением и
непонятной ей самой радостью. Теперь он выглядел совсем иначе, вполне
цивилизованно, даже элегантно: борода и усы подстрижены, волосы аккуратно
причесаны, едет просто - узкие синие брюки, отстроченные цветной ниткой,
желтовато-зеленая рубашка с открытым воротом - хотя и отличающиеся по
покрою от того, что носили ее современники, но тем не менее не делающая
его похожим на персонажей исторических фильмов.
Быстрыми пружинистыми шагами он пересек холл, сел рядом с
космонавтами, но и чуть в отдалении, подбросил дров в камин, отчего в нем
сразу заиграло яркое пламя, взял с каминной полки длинную прямую трубку,
зажег ее от мерцающей головни, окутался облаком сизого, сладко пахнущего
дыма, и только проделав эти разнообразные, но настолько вытекающие друг из
друга операции, что казались они одной фигурой сложного ритуального
действа, - только после этого Новиков откинулся на спинку кресла и широко
улыбнулся.
- Итак, дорогие гости и потомки, позвольте теперь уже официально
поздравить вас с прибытием на планету Валгалла, в форт Росс, где я имею
честь и одновременно удовольствие вас принимать. Эрго - прошу чувствовать
себя и держаться, как дома у мамы. Все здесь ваше и к вашим услугам. Я вам
уже представлялся, теперь хотелось бы знать и ваши имена, а также и
подробности о печальных обстоятельствах, сделавших нашу встречу
возможной...
Его речь, половина слов в которой опять была непонятна, да еще и
произнесенная в быстром темпе, вызвала у гостей некоторое замешательство.
Кибернетик, уловив основное и пока игнорируя нюансы, указал на девушку:
"Альба Нильсен", назвал себя: "Борис Корнеев", а штурман представился сам:
"Герард Айер".
- Отлично, - еще раз улыбнулся Новиков. - Программа "Интеркосмос"
по-прежнему в действии. Вы - капитан, уважаемый соотечественник?
- Нет, наш капитан погиб вместе с кораблем и остальным экипажем.
И Корнеев вкратце, подбирая слова того ряда, который наверняка должен
был быть понятен Новикову, обрисовал ситуацию. Помолчали. Потом Новиков
нарушил тишину.
- Примите искренние соболезнования. Вечная память, как говорится...
Но - живым надо жить. Вы понимаете, что я сгораю от нетерпения узнать, как
вы там у себя теперь живете, послушать, что новенького на свете, здесь-то
у нас - глушь, и вообще... Однако как ни сильно у меня желание поговорить
со свежими людьми, все должно быть по протоколу. А он гласит, что соловья
баснями не кормят. Поэтому подчинимся неизбежному. Не знаю, в моде ли у
вас стиль ретро, но другого предложить все равно не могу. И выдам вам его
по полной программе. Даму мы эксплуатировать, разумеется, не будем, а
товарищей мужчин прошу мне помочь. Для скорости. Сначала у нас будет
легкий ужин, а там... сами увидите.
Длинный дубовый стол в холле Новиков застелил белой и блестящей
